Московские каникулы питерской идеалистки

– Шикарный инструмент, играть – чистое удовольствие! – и непредсказуемый директор по развитию заиграл что-то незнакомое, что-то между Паулсом и Нино Рота.

Старшая хозяйка пригласила всех за стол, и никто даже не рискнул оспаривать.

На бежевой кружевной скатерти, украшающей большой круглый стол, стояли яства, достойные кисти как минимум малых голландцев. Но поскольку таковых не нашлось, мы с удовольствием приступили к трапезе. Мужчины и старая леди остановили свой выбор на водке из крошечных рюмочек, из морозилки со слезой. Мы с Машей пили белое вино. Еда была великолепна. Никто никуда не торопился, за стеклянной стеной окна бушевала непогода, потрескивал камин, велись неспешные, вкусные разговоры. И это было хорошо!

Хвостатые, обнаружив во мне слабое звено, начали ходить вокруг. Позднее Глаша, получив от меня несколько тайных подношений и грозное внушение от младшей хозяйки, гордо отправилась на диван. Всею собой она демонстрировала, что вовсе ей не интересно, чем там так божественно пахнет, но глаз с нас не спускала. А Людвиг просто поднырнул под стол и устроился у меня под ногами, основательно потеснив сидевшего рядом со мной Павла. В минуты, когда разговор вёлся особенно бурно, этот хитрый пёс, надеясь, что его активность не будет замечена и пресечена, бодал меня лбом в коленки и получал, что-нибудь вкусное.

Чуть позднее на журнальном столике были зажжены свечи. Павел играл. А Веронику Матвеевну удалось уговорить спеть.

Удивительно, но в её восемьдесят с хвостиком голос был и был вкусен, и сочен. Он был гораздо моложе, чем она сама. Или, наоборот, соответствовал её внутреннему самоощущению, пренебрегая годами и скорбью дряхлеющего тела.

Маша была совсем другой, чем в нашу первую встречу в «Ливанце». Она была более лёгкой и насмешливой, ледяная королева оттаяла, оставив после себя очаровательную, живую, очень красивую женщину, чья красота только выиграла от этой метаморфозы. Она была нежна с Игорем и всё же выдерживала между ним и собой дистанцию. А Игорь любил её и не скрывал своего восхищения и даже служения той, которая покорила его. Бабушка одобрительно наблюдала за этой парой. Гершуни и его чувства к внучке импонировали ей, и что-то она явно знала про тактику, которую выбрала Мария, поскольку всячески ей потворствовала.

Перед чаем младшая хозяйка повела нас троих на второй этаж и показала отведённые каждому комнаты. Наши покои с Лановым располагались дверь в дверь. Именно покои, потому что мне досталась совершенно очаровательная явно женская спальня со всеми удобствами и даже маленьким балкончиком. Выйти на балкон в связи с безумствами погоды возможность не представлялась, но я легко вообразила, как здорово здесь может быть весной и летом.

Потом был чай с огромным тортом, который привёз Гершуни, и прозрачное варенье в креманках, и споры об опере, и снова музыка.

Мы с Павлом почти не разговаривали весь вечер, но я постоянно ощущала его присутствие рядом, ловила на себе его взгляд.

Они с Игорем постоянно спорили о чём-то, втягивая в свои дискуссии дам. Вероника Матвеевна предпочитала оставаться над схваткой, а мы с Марией довольно быстро определились со сторонами. Позиция и тональность Гершуни была мне ближе: при всей его горячности и порой даже экстремизме, он всегда во главу угла ставил человека с его бедами и страстями и относился к нему бережно. Я чаще принимала его сторону. Мария же, наоборот, находила аргументы в пользу позиций Ланового, более системных, прагматичных, взвешенных, порой даже на грани цинизма, правда, грань эту не переходящих.

Казалось, кто-то сверху специально свёл нашу странную компанию, состоящую из очень разных людей, запер их непогодой в этом тёплом и красивом доме, чтобы они стали ближе и понятнее друг другу.

К ночи метель, по ощущениям, максимально приблизилась к буре, и мы были искренне рады, что никуда не поехали. Ближе к полуночи все потихоньку начали расходиться, хотя этот вечер и хотелось смаковать, как редкое вино.

У Маши, видимо, на смену погоды разболелась голова. Она была отправлена бабушкой почивать, чему подчинилась, в сопровождении верного рыцаря, пожелав нам добрых снов.

Я вызвалась помочь хозяйке убрать со стола и загрузить посудомойку, что было с благодарностью принято. Павел тоже претендовал на роль помощника, но был выдворен из кухни с аргументацией, что, мол, не мужское это дело. Поворчав, не сильно довольный, он ушёл.

Мы на двоих довольно быстро управились. Кухонное пространство было организовано на редкость разумно и функционально. Старая дама рассказала, что по будням к ней ходит помощница, в пристройке на участке постоянно живёт рабочий-охранник-мастер на все руки, а в выходные обязательно приезжает кто-нибудь из домашних. Так что её жизнь удобна, приятна и обихожена любящими людьми.

Убрав, мы уже в чистой кухне устроились выпить ещё по чашечке чая. Чай был ароматный, с травами и запахами ушедшего лета. Я рассказала, что мы с мамой после ухода гостей, убрав, тоже обязательно пьём чай. Она улыбнулась:

– Счастливые семьи и счастливые традиции, они часто одинаковы. Лев Николаевич был прав.

Я покивала, согревая руки о нежное тепло костяного фарфора. Она вдруг спросила меня:

– Саша, а вы с Павлом давно вместе?

Я рассмеялась.

– Мы не вместе. Мы и знакомы-то меньше недели.

Она чуть удивлённо хмыкнула:

– Неожиданно. А он смотрит на вас так, как будто вы вместе. Прекрасный образец мужской породы, из таких, как он, получаются отличные мужья.

Я с сомнением покачала головой:

– Сорокатрёхлетний холостяк, с давним разводом после невнятного брака, с шестилетним сыном, по самое не могу увлечённый работой и привыкший жить для себя? – моё лицо всячески демонстрировало сомнение. – Не думаю, что ему это надо.

Моя собеседница улыбнулась с тем выражением, которое без всяких слов говорило: девочка моя, там, где ты училась, я преподавала. Впрочем, её возраст вполне позволял это.

– Надо, конечно, надо. Поверьте матери троих взрослых сыновей.

– И что же, все трое женаты и счастливы? – мне и вправду было любопытно.

Она вздохнула:

– Двое и женаты, и счастливы. А вот младший уже подкатывается к полтиннику и всё никак не может найти свою женщину, – тут она окинула меня быстрым взглядом и отвергла явно промелькнувшую в голове идею. – Жаль, вы для него слишком умны, моему Женечке нужна жена попроще. А про Павла всерьёз подумайте.

– Принцы женятся на Золушках только в сказках, – в моих словах даже не было грусти, просто констатация факта.

– Дорогая моя девочка, вы себе цены не знаете, – моя собеседница недовольно покачала головой. – Какая же вы Золушка, вы уже даже не принцесса, а полноценная королева – молодая, мудрая и прекрасная. Не вздумайте себя недооценивать! – она строго погрозила мне пальцем с нежно-розовым благородным маникюром. – И потом, принц, король, конюх – выбираем всё равно мы.

– Спасибо. Не буду, – я усмехнулась. – Наверное, я королева, просто заколдованная, а мой лягушонок, который поцелуем развеет чары, где-то задержался в пути.

Спорить не хотелось. Мы ещё немного поболтали и расстались. Я, прокручивая в голове наш разговор, пошла наверх по деревянной и словно бы текучей, такой плавно извивистой она была, ардекошной лестнице.

* * *

Павел, внутренне ворча, поднимался на второй этаж. С кухни его выгнали. И кому бы это он там помешал? А она осталась. Он вздохнул и распахнул дверь отведенной ему комнаты. Комната была большой, комфортной и вполне симпатичной. В ней была большая кровать, отдельный санузел, удобное кресло у окна и прекрасный, наверное, из окна же вид. В ней отсутствовало только одно, то, что примирило бы Ланового с реальностью. В ней не было Александры свет-Витольдовны. И почему-то он был совершенно уверен, что она здесь так и не появится.

С любой из его бывших подруг схема была бы проста и прозрачна. Или же дама намекнула бы хозяйке, чтобы им выделили общую комнату, или же сама ночью пришла бы в его постель. Но не в этом случае.

Павел не был психологом, как некоторые, но женщин понимал неплохо, а Сашу на удивление хорошо чувствовал. Она была как-то неожиданно старомодна, и это не было игрой. Её тело ярко реагировало на его прикосновения и поцелуи, не боясь его, как мужчину. И в то же время его напор и забавлял её и несколько напрягал. Он не сомневался, что может провести в этой комнате всю ночь наедине со своим желанием, а утром она, выходя из соседней двери, просто вежливо поздоровается с ним. Или, если очень повезёт, и эта женщина будет им поймана и обездвижена, она страстно ответит на его поцелуй и опять сбежит.

А он её хотел. После их первой прогулки у него даже мелькнула благородная мысль пойти навстречу её опасениям – оказаться на языках у сплетников в корпорации. Очарованный обаянием, умом, этим сочетанием красоты, вредности, доброты и чего-то ещё, что он не был готов для себя формулировать, Павел было решил остаться с ней приятелями, хотя бы на время её контракта…

А потом была вторая встреча, и он её поцеловал, потому что весь вечер у него руки зудели от желания к ней прикоснуться. И весь платонический настрой полетел к чёртовой матери.

И сегодня всю дорогу после экскурсии им строились коварные планы, как по дороге домой или заманить её к себе, или проникнуть в её номер в «Мариотте».

А потом был снегопад. И они остались здесь. За весь вечер не было сказано друг другу и пары слов, но всё время он был словно настроен на неё. Очевидно, понимая, что одеться надо и тепло, и прилично, и так, чтобы можно было раздеться, если станет жарко, Саша, используя принцип многослойности, сверху к джинсам надела кардиган, рубашку и стильную тельняшку, выглядывавшую из-под рубашки. Наряд был совершенно неформальный, очень ей шёл и делал моложе.

Когда камин разгорелся и стало реально тепло, она поднялась переодеться и вернулась лишь в синей рубашке в тонкую жёлтую полоску. Грешным делом, Лановой даже помечтал, как будет эту рубашку с неё снимать.

С этим всем надо было что-то делать. И если гора не пойдёт к Магомету, то Магомету самое время подниматься и направляться к горе.

Павел быстро разделся, принял душ, нацепил на себя джинсы, футболку и выданные хозяйками тапочки наподобие гостиничных. Бельём пренебрёг. И, тихонько притворив свою дверь, зашёл в комнату напротив.

Пространство было явно женское, уютное. На стене горел ночник. На стуле аккуратно повешенные висели кардиган и тельняшка, он взял последнюю и принюхался. «Да ты, брат, маньяк»,– усмехнулся он про себя. Пахло чудесно. Ему вообще нравилось, как она пахла. Если не врать себе, ему в ней вообще практически всё нравилось. Хотя обычно он предпочитал другой типаж. До их встречи ему нравились женщины более резкие и худые, но в ней всё было очень гармонично и маняще.

Он бы, пожалуй, задремал, ожидая Сашу, но верный друг телефон, не дал скучать. К тому же проглядывая новости можно было отвлечься от мыслей о том, что его элементарно могут попросить на выход.

Лановой услышал, как она поднимается по лестнице, перевёл телефон на вибровызов и отложил в сторону.

Дверь открылась, женщина сделала шаг в комнату, ещё один и увидела его. Ещё один шаг внутрь и дверь закрылась. Она стояла и смотрела на него. И в её глазах не было ни возмущения, ни кокетства, ни даже уже привычной насмешки.

«Не выгонит», – понял Павел и встал ей навстречу. И всё-таки спросил:

– Прогонишь?

Саша улыбнулась глазами и чуть губами, запустила себе руку в волосы, потянулась так, что грудь оказалась плотно обтянута рубашкой, и тихонько мотнула головой:

– Нет, – и, немного помолчав, добавила: – Хорошо, что ты пришёл.

Мужчина почувствовал, как будто его одновременно ударили в пах и по голове.

Она сделала шаг ему навстречу.

Ещё через мгновенье они целовались. Целовались так, как будто это было самым важным в жизни.

Он потянул её за собой, и они оказались в кресле. Нежное желанное тело у него на коленях.

Её писк про то, что она тяжёлая, он заглушил новыми поцелуями. Стремясь к максимальной близости, они исследовали друг друга, утоляя жажду и любопытство. В какой-то момент в попытке отдышаться, упёрлись лбами и глаза в глаза вглядывались друг в друга.

– Мне почему-то показалось, что сама ты ко мне не придёшь, – голос Павла был хриплым, а руки понемногу реализовывали фантазии о расстёгнутой и сброшенной рубашке.

Саша усмехнулась и коротко поцеловала его:

– Приятно, что мужчина, от которого у меня кружится голова, не только хорош собой, но и умён, – ехидства в фразе было больше, чем комплимента.

Лановой таки справился с пуговицами и добрался до того, что было под рубашкой. Глядя ей в глаза, он руками ласкал её грудь. Она лихорадочно вдохнула и выгнулась.

– Почему? Тебе ведь тоже этого хотелось? – он поймал её губы. В глазах женщины было желание, ночь, и, чёрт возьми, ирония.

Александра чуть отстранилась.

– Понимаешь, Паша. Я скучна, старомодна и местами патриархальна, – этот спич был настолько неуместен, что мужчина рассмеялся. Его руки только что расстегнули застёжку её тонкого кружевного бюстгальтера, и он с удовольствием освободил её грудь. Она была большой, хорошей формы и прекрасно ложилась в его руки.

– Старомодна? Ну-Ну. Продолжай! – он сжал ладони, и женщина тихонько застонала.

– Элементарно, если мужчина меня действительно хочет, – она задержала свои руки на поясе его джинсов и скользнула под него, – он может поднять свою задницу и сделать несколько первых шагов навстречу.

В кресле становилось слишком жарко и неудобно. Саша встала и, став напротив Павла, сбросила остатки одежды и осталась такой, какой он хотел её видеть. Он поднялся и пошёл к ней, освободился от джинсов, его футболка осталась там же, где и её рубашка.

А дальше была потрясающая ночь, нежный, страстный крышесносный секс и женщина. Она оказалась именно такой, какой он хотел: открытой, любопытной, раскованной, удивительно нежной, отдающейся с радостью и без остатка.

Потом, когда усталые они лежали в обнимку и он перебирал её волосы, в его ясной, как стекло, голове крутился один вопрос, на который он не находил ответа. И чего же она тогда боится, если секс её совершенно не пугает?

Это было странно, они переспали, хотя, эта фраза категорически не отражала произошедшего, но ему было так же остро интересно о ней всё: и про её тело, которое так же возбуждало, как и до, и про её голову, которая напоминала чёрный ящик.

Она попыталась встать. Он удержал её:

– Куда?

Александра фыркнула, как недовольный ёж:

– В душ, если позволите, – и встала, высокая, красивая, освещённая, спасибо ночнику, доступная его взгляду во всех подробностях.

Дверь в ванную закрылась. По стандартному сценарию, это был тот момент, когда мужчина может не торопясь встать и уйти к себе, тем самым установив рамки взаимоотношений. Мог. Но этот конкретный мужчина не хотел, и опять-таки сильно себе удивлялся.

Видимо, что-то такое было и в голове госпожи Лепинской, потому что вышла она из душа чуть смурная. Увидела его, развалившегося на кровати, явно удивленная, распахнула глаза. Завёрнутая в полотенце, с яростно кудрявящимися после душа волосами, она была и уязвимая, и возбуждающая одновременно.

– Судя по выражению твоей физиономии, ты думала, что я слился? Иди сюда, женщина, я с тобой ещё не закончил, – его тон бы ехиден, правая бровь приподнята, он бросал ей вызов.

Саша подошла, глядя на него, села на край кровати, позволила ему развязать на себе полотенце.

– Я рада, что ты остался, – и всё.

И снова ласковое помешательство из рук, губ, исследующих друг друга, ласкающих, доводящих до умопомрачения.

В какой-то момент они угомонились. Павел подтянул её к себе, Александра прижалась к нему спиной, и оба отрубились, переполненные этой ночью и друг другом.

Он проснулся от того, что кто-то тормошил его.

– Просыпайся, медведище, там уже хозяева встали, а мы валяемся. И выпусти меня наконец.

Полусонный Лановой осознал, что он прижимает Сашу к себе, обхватив руками и ногами.

Павел просыпался небыстро. И всегда один. И вообще не любил с кем-то спать в одной постели. Но сегодня настроение было великолепным, он прекрасно выспался, и желания выпускать эту женщину не было совершенно.

А она уже откровенно злилась.

– Медведь летаргический! Уже десять минут тебя не могу растолкать. Отпусти! – и начала пинаться свободными конечностями.

– Не-а, – прикрыл глаз и подтянул её ещё ближе, зарываясь носом в её волосы.

Поняв, что так это не работает, его добыча начала торговаться:

– Ну, Пал Саныч, ну пожалуйста, ну хочешь, я тебя поцелую? – и жалобно посмотрела на него.

– Куда и сколько раз? – она ещё не знала, с кем связалась. Торговаться он умел и любил. И, безусловно, вышел бы победителем, если бы не зажужжавший рядом телефон.

Нехотя отпустил тёплое нежное тело, тут же выскочившее из его рук и показавшее ему язык, он взял трубку.

Звонила Валерия, мать Пал Палыча. Лановой дослушал. Сказал: «Буду». И положил трубку. Это было не вовремя. «Не вовремя» – это вообще было второе имя Валерии, но интересы сына всегда были на первом месте.

* * *

– Саш, через два часа нам надо выезжать, – это явно не доставляло ему удовольствия, но обжалованию не подлежало.

Я кивнула:

– Можно и раньше. Мне собраться – минут тридцать.

Он покачал головой:

– Нет. Два часа – самое то. И позавтракаем, и с ребятами пообщаемся. Мне жаль.

Павел всё ещё голый лежал на постели, но дистанция, вдруг появившаяся после этого звонка, была вполне осязаема.

– Ничего страшного. Сказки и выходные имеют тенденцию заканчиваться, – и, чуть смутившись, не желая лезть не в своё дело, я спросила: – Там у тебя ничего страшного не произошло? Все живы?

Он, голый и красивый, ничуть не стесняясь, подошёл ко мне и обнял.

– Нет, Сашка, ничего страшного не произошло, – он потёрся носом о мой нос. – Но мне очень приятно, что ты обо мне беспокоишься.

Безумные бабочки в моём животе окончательно свихнулись. Я обняла его за шею и поцеловала, отпуская себя, глубоко, страстно, горячо.

Мы так и стояли голые, и целовались, и от постели нас отделяло полшага, когда в дверь вежливо, но настоятельно постучали.

– Саша, доброе утро, завтрак через полчаса, – голос Марии был омерзительно бодр и жизнерадостен.

Когда её шаги на лестнице замолкли, мы, посмеиваясь, смущённые, возбуждённые и разочарованные, оторвались друг от друга.

– Полчаса? – хитрая ухмылка Павла искушала.

Но я показала ему язык, указала на дверь, а сама скрылась в душе.

Когда я спустилась на кухню, вся честная компания была в сборе. Поприветствовав всех и извинившись за опоздание, я нашла себе место за столом. Совершенно счастливый Игорь не сводил влюблённых глаз с Маши. Не исключено, что ему тоже что-то перепало этой ночью от щедрот Снежной королевы, подумала я и устыдилась. Во-первых, не моё дело. А во-вторых, это было очень трогательно, когда взрослый, успешный, состоявшийся мужчина так любит.

На Павла я старалась не смотреть и то и дело натыкалась на его хитрый испытывающий взгляд.

Буря улеглась. Засыпанный до середины окон двор требовал активной чистки, чем и занимался задумчивый узбек, видимо, тот самый мастер на все руки.

Лановой всем сообщил о том, что мы вынуждены раньше уехать. Чем вызвал бурю негодования у хозяек. У них на нас до вечера уже были разработаны и программа, и меню, и вообще… Когда мой спутник объяснил, что ему надо быть в столице по неотложным делам, обе дамы переключились на меня. Мол, тогда оставьте нам Сашу. От чего мы на пару вяло отбивались, а решило моё финальное:

– Нет, спасибо, мы всё-таки вместе.

На что хитрая бабушка активной внучки пробормотала себе под нос что-то вроде: «ну я же говорила» – и лукаво мне подмигнула.

В означенное время, тепло попрощавшись с друзьями и поблагодарив Веронику Матвеевну, мы выехали за ворота.

Я была свято уверена, что мы быстренько доедем до Москвы, там меня выкинут у «Мариотта», а Павел поедет по своим делам.

Не тут-то было.

Отъехав пару поворотов от дома Горчаковых, Лановой остановил машину, отстегнул ремень безопасности и полез ко мне целоваться.

Нет, я, конечно, была за, но чувство ответственности заставило меня трепыхаться и требовать поездки в Москву. На что мне было популярно объяснено, что у нас на нас есть два часа. Или мы идём-едем на прогулку по Переделкино, поскольку, как честный человек, мой кавалер не может лишить меня знакомства с этим удивительным местом. Или мы сидим в машине и целуемся, и для него этот вариант предпочтительнее.

На мой резонный вопрос, почему мы тогда не отправились на экскурсию в компании аборигенов? Павел фыркнул:

– Вот ещё, делиться. Считай, я тебя украл, стащил, стырил, – он усмехался и напоминал не зрелого бизнесмена, а мальчишку, провернувшего удачную шкоду и вполне довольного собой.

Признав аргумент годным, а себя законной добычей, я ещё несколько раз уточнила, точно ли он не опоздает по своим делам, и сдалась на волю похитителя. То, что он нашёл для нас это время вопреки своим делам и заботам, было важно и дорого.

Мы ещё какое-то время целовались, но это была тупиковая ветка развития ситуации, поскольку, после сегодняшней ночи, обоим хотелось большего, а заниматься этим в машине на довольно людной улице Переделкино было как-то слишком. И мы отправились на прогулку.

Заснеженное Переделкино было прекрасно и вряд ли похоже на себя самоё под этими грудами снега, насыпавшимися за ночь.

Я пыталась сравнивать Комарово, которое у нас в Питере выполняло ту же функцию Литературной деревни, что и Переделкино в Подмосковье. Они были похожи и непохожи. Здесь мне не хватало залива. Особняки были побогаче и порядка было поболе. Но Комарово, где прошла юность, где на даче лучшей подруги мы взрослели и становились собой, было милее.

Мой Вергилий показал-таки основные достопримечательности: и дом Чуковского, оказавшийся именно таким, каким я его себе представляла после «От трёх до пяти», дачи Евтушенко и Пастернака, и Дом Творчества, и Собор с фарфоровыми куполами.

Но это всё было фоном. Главным было ощущение полёта и головокружения, которое дарил мне этот мужчина, шедший рядом, то и дело норовящий прикоснуться ко мне и, как мне казалось, тоже счастливый. Мы смеялись, целовались, кидались друг в друга снежками – в общем, вели себя как влюблённые детишки.

Но всё имеет тенденцию заканчиваться.

Мы погрузились в джип и двинулись в столицу.

Я осознанно выключила всю рефлексию на тему последних суток. Мне было замечательно. И точка.

Подъехав к отелю, он остановился и долго смотрел на меня.

Я отстегнула ремень, улыбнулась и заявила:

– Пал Саныч, ты береги себя, умение делать женщину счастливой – это редкость. Это были шикарные выходные, – потянулась к нему. Мы встретились где-то посередине.

Вылезать из его объятий не хотелось, прерывать поцелуй тоже. Но мы же взрослые, поэтому пришлось.

– Саш, я завтра вечером приеду? – он не спрашивал, утверждал.

– Да, – я кивнула.

– Ты невероятная женщина,– привычной иронии не было почти совсем.

– Да, – зачем спорить с очевидным? Ещё один кивок.

– Брысь отсюда, невероятная, иначе я никуда не успею.

Я выскочила на подсвеченную фонарями улицу и ещё долго смотрела вслед отъезжающей машине, теребя в руках голубые перчатки с рыжими лисятами.

Без него как-то вдруг стало пусто. Этот мужчина умудрялся заполнить собой всё пространство вокруг и внутри меня – я не могла избавиться от мыслей о нём, тело плавилось от его прикосновений и воспоминаний о них, эмоциональная чехарда на тему «Лановой П.А.» делала меня и счастливой, и удивительно хрупкой. Его было много. А потом он ушёл, и я осталась в обычном мире, который казался странным и чужим.

Ох-хо-хонюшки, и это после единственной ночи!

План, мне нужен был план, иначе я рисковала заняться смесью самоанализа и самоедства и всё испортить!

Лучше всего в таких случаях помогала работа, много работы.

Работать не хотелось. Но поймав себя на том, что мечтательно зависаю на подробностях прошлой ночи и предвкушении следующей встречи, я взяла себя в руки. Позвонила маме. Сходила перекусить. В процессе аналоговой нецензурщиной и пинками заставляя себя думать о проекте. Ввела внутренний штраф в формате десяти приседаний за каждое отвлечение от темы. Пообещала себе бассейн как поощрение за хорошее поведение, если таковое будет, и начала арбайтен.

За вечер мной было написано три заключения и сделано восемьдесят приседаний. Баланс был признан удовлетворительным, и бассейн стал мне заслуженной наградой.

Растворяясь во влажной взвеси хамама, я всё-таки отпустила себя на предмет поанализировать. Порылась в голове и выудила лишь одну связную мысль – я хочу, чтобы это продолжалось, и не буду заморачиваться, пока это не закончится. Больше связных мыслей не было. Бабочки в животе водили хороводы и пели народные песни. Покрутив у виска себе и сумасшедшим внутренним насекомым, я, довольная собой, поднялась в номер. Дабы не искушаться постоянным подглядыванием в «Вотсап», выключила звук и положила телефон в другой угол номера.