Серая кошка белой ночью

- -
- 100%
- +
Сегодня я, по-видимому, была в ударе. Бабуля, попробовав, одобрительно хмыкнула, чуть зажмурилась, потянулась и, стряхнув с себя паутинку неги, скупо похвалила:
– Хорош! – затем последовал глоток холодной воды из высокого тонкого стакана. Кофе должен подаваться с холодной водой – непременное требование Эмилии к кофейной церемонии. И скомандовала:
– Рассказывай.
Время торопило, посему я была лаконична и конкретна. Я изложила свои соображения на счет предложения Стана, попыталась сдержать рвущиеся наружу восторги по поводу мансарды, не забыла о единороге и ощущении «большого приключения»,которое витало в воздухе.
Эмилия задумалась, потянулась за трубкой, набила ее, раскурила молча, сделала первую затяжку. В букет запахов вплелась нотка табака – смеси вишневых листьев, сандала и еще чего-то терпкого и пикантного.
Ба не одобряла моих «шпионских игр». Не смотря на то, что именно она научила меня всему, что должна знать настоящая Кошка. Каждое лето с пяти до шестнадцати моих лет, месяц отпуска она тратила на воспитание единственной внучки. И вот тут для меня начинался «лагерь молодых сурков». Не знаю, каково там было молодым суркам, но мне доставалось по полной программе. Месяц дрессуры и дисциплины, воспитания ума и тела.
Мы, кошки, в достаточной степени одарены от природы и магии. Это то, на чем многие ломаются, так ничего и не достигая. Очень сложно заставить себя напрягаться, особенно если ты и так в несколько раз быстрее, сильнее и наблюдательнее, чем окружающие тебя существа. Способности развращают, это авансы, которые надо отрабатывать, а не подарки судьбы. Судьба – девушка практичная, она редко делает широкие жесты просто так.
Как я уже сказала, заставить себя – задачка почти невыполнимая. Не обольщаясь насчет человеческой природы, бабуля и не ждала от меня таких подвигов. Жесткая, порой даже жестокая, она просто не оставила мне выбора. «Я слишком люблю тебя, чтобы щадить,» – когда я услышала эту фразу в десять лет, я не сразу ее поняла, но запомнила очень хорошо.
Она учила меня владеть своим телом, думать, задавать вопросы, отбрасывать ненужные детали, работать со своими и чужими эмоциям, считывать их, контролировать, вызывать, направлять. Она показывала, как обращаться с информацией и временем, чтобы они работали на тебя. Она вместе со мной ныряла в те глубины, о существовании которых я задумалась бы лишь много лет спустя, если это вообще когда-нибудь произошло бы.
Она рассказала мне о людях то, что потом позволило мне начать писать и заниматься психотерапией. О том, как они думают, чего хотят и чего боятся. О том, как можно манипулировать ими, зная существующие в этой игре правила. О том, как можно лечить и калечить словом, прикосновением, мыслью. А еще я научилась у нее отдыхать и любить себя, радоваться миру и людям, видеть красоту и оценивать меру опасности. Я научилась быть кошкой. Я научилась быть женщиной.
Да, она во многом сделала меня тем, чем я являлась на данный момент. Она дала мне в руки инструменты, но очень не любила, когда я ими пользовалась.
– Понимаешь ли, Яни, в каждой работе есть свои профессиональные деформации. То, во что ты играешь, и пока, видимо, успешно, затягивает. Затягивают риск и способность оперировать чужими судьбами, затягивает возможность ой, не легких, но быстрых денег, затягивает возможность быть незаменимой, затягивает безнаказанность. В тот момент, когда ты начинаешь играть в это ради игры, а не ради денег, ты кончаешься как профессионал. Появляется желание лишний раз пройти по краю, рискнуть, сделать неправильно и надежно, а блестяще, заметно, показать себя. Вот в этот-то момент тебя и сжирают. Хочется верить, что я не зря тебя воспитывала и тебе хватит мозгов для того, чтобы отделить одно от другого. Главное помни, что на конце той ниточки, которую ты распутываешь, всегда может оказаться тот, кто начнет охоту на тебя.
Родная мать не утешила бы меня лучше… Как у Наутилуса: «Если есть те, кто приходит к тебе, найдутся и те, кто придет за тобой». Ну, в общем, не за утешениями я и пришла.
– А на счет большого приключения, – она словно прислушалась к чему-то в себе, – да большое, да полезное, но очень неоднозначное и опасное. Если ты, конечно, доверяешь моей интуиции…
Кокетство было излишним, ее интуиция на моей памяти не подводила ни разу. Я всерьез призадумалась. А стоит ли игра свеч?
– Ба, так может не стоит? Что скажешь?
– Почему не стоит? Стоит. Я же вижу, как тебе хочется во все это влезть. А в таком случае лучше втравиться, чем сожалеть о несделанном. Играй, только оглядывайся по сторонам. И помни, что должно быть у кошки?
Это была наша любимая присказка, знакомая с малолетства.
– Само собой – холодная голова, горячее сердце и быстрые лапы.
– То-то же, – я подошла и поцеловала ее в прохладную припудренную щеку.
Вообще-то у этой поговорки есть продолжение: «И побольше жизней в запасе». Наблюдая, как мои хвостатые собратья падают с девятого этажа на четыре лапы, недоуменно озираются и идут дальше, вылезают, отряхиваясь из-под трактора, не горят в огне и в воде не тонут, молва возвестила: «У кошки девять жизней». Это тот нечастый случай, когда молва не ошибается. У людей-кошек их действительно девять, о мелких кошачьих говорят, что не больше семи. Видимо, изначально наш вид был создан природой для весьма опасной жизни. Что ж, мы ее не разочаровали.
У нас своеобразный путь выхода на следующий магический уровень. Выплеск силы провоцируют стресс и боль, не просто боль, а Боль с большой буквы или смерть. Смерть, знаете ли, это очень неприятно. Со мной это благодаря бабулиной выучке произошло лишь однажды, в семь лет, когда я при помощи засунутой внутрь шпильки поинтересовалась устройством электрической розетки. Впечатления незабываемые, к счастью, не последние. К сведенью, у Эмилии идет ее восьмая жизнь. Даже подумать страшно, какой мощи и какой ценой ей удалось достичь!
Мне стало много легче. Так уж все мы устроены – перевалил ответственность за решение на чьи-то чужие плечи, и жизнь сразу кажется проще и приятнее.
Мы доехали до театра. По дороге я выслушала несколько комментариев по поводу консерватизма своей одежды. Потом, как бы мимоходом, был задан вопрос на тему моей личной жизни. Мы немного расходились во взглядах на сильную половину человечества. Бабушка, исходя из своего обширного опыта, считала, что мужчина должен бросать вызов, а я склонялась к тому, что рядом с мужчиной должно быть спокойно и комфортно. И именно такой ждал меня сегодня в мансарде.
Мы расцеловались на прощание и расстались у театра. Она взяла с меня обещание держать ее в курсе событий. И я поехала домой. За продуктами можно было не заезжать, сегодня вечером меня будут кормить и принимать такой, какая я есть. Жизнь была удивительна, вечер красив, машинка не барахлила. Будущее представлялось увлекательной книгой, которая так и манила погрузиться в нее.
Я выехала на Мойку и там, напротив конногвардейских конюшен, припарковала «гольфа».
Человека, который ждал меня сегодня дома, я знала всю жизнь. С самого детства он всегда был где-то рядом. И тогда, когда был неловким мальчишкой на год старше меня, который задирал нос, что ему совсем не до игр со всякими малявкам. И сейчас, когда стал взрослым, сильным, ленивым и патологически уверенным в себе мужчиной. Глеб был внуком лучшей бабушкиной подруги и единственным мужчиной-котом, помимо отца, с кем я общалась. Мы росли рядом, воевали, дружили, знали друг друга как никто другой. С ним я могла молчать, ходить ненакрашенной, болеть – с распухшим носом и красными глазами, злиться и ныть. В общем, я могла совсем ничего из себя не строить и быть собой.
Я никогда не скучала рядом с ним, не врала ему. Ну, почти никогда. Мы были, вернее, бывали любовникам. Со временем это стало не столько страстью, сколько потребностью делиться теплом, раствориться в чем-то своем, родном, тем, что не вызывает тревоги. Каждый из нас нуждался в другом, как в островке стабильности, среди бесконечного калейдоскопа событий и лиц. В то же время мы были свободны друг от друга настолько, насколько это возможно. Мы оба наслаждались своей жизнью, своими друзьями, любимыми. Просто точно знали, что каждому в сердце и жизни другого отведено его персональное и никем другим не занимаемое место. Однажды под хорошее настроение мы даже чуть не поженились. Но все же отбросили эту идею, ведь мир так разнообразен.
Я открыла дверь сама. Тихая восточная музыка встретила меня. Под ногами засуетился Джо, маленькая жизнерадостная рыжая такса. Я взяла его на руки, он заурчал и завилял хвостом, параллельно предприняв попытку вылизать мне лицо. Я совершенно убеждена, что в прошлой жизни мой любимый рыжик был кошкой, но, видимо, проштрафился и был заключен в этот забавный собачий облик.
Глеб валялся на кровати и с ленивой улыбкой наблюдал наши с Джо маневры.
– Привет, Яшка!
Я показала ему язык, сбросила обувь, посмотрела на часы. До звонка Стану оставалось еще полчаса. Я нырнула к нему под бочок, закинула руки за голову, вытянулась, выгнулась и расслабилась. Усталость нехотя отпускала тело.
– Привет, друг детства.
Поцелуй, которым мы обменялись, вряд ли можно было назвать дружеским. Его тело, тепло, запах – все это было настолько родным! Я уткнулась носом в его плечо, он одной рукой обнял меня, а другой перебирал волосы. В этом было меньше сексуального, чем глубинной физической потребности прикосновений, объятий, нежности. Он не был моей половинкой, он был мужчиной, который полностью соответствовал моей концепции комфортности и покоя. И кто знает, что важнее? Спустя минут пятнадцать он потянулся и, отпустив меня, встал.
– Поваляйся, лентяйка, я пойду поставлю чай. А потом мы будем есть суши, роллы и твой любимый маринованный имбирь. Ты будешь рассказывать свои новости, а я смотреть на тебя и чесать пузо Джо.
Вообще-то Джо однозначно предпочитает женщин и ревнует меня ко всем мужчинам, посягающим на его территорию. Но для Глеба он делает исключение. Вероятно, потому что именно он год назад принес в мою мансарду этого смешного четырехлапого головастика. Мы тогда вдрызг разругались со старым другом, и я даже не хотела с ним разговаривать. Но Джо улыбнулся и лизнул мне руку… Пришлось мириться. Да, похоже, взятки я беру давно.
Без десяти девять. Ну, что ж, пора звонить. Я достала лист с телефоном, еще раз порадовалась сумме гонорара и набрала цифры.
Мне ответили короткие гудки. Решив, что ошиблась, я еще раз набрала номер. Как он сказал? После девяти предложение аннулируется?
И тут до меня дошло. Я хотела в это играть. Настолько, что меня охватила паника. А если я не дозвонюсь? Глубочайшее разочарование поднялось от куда то из-под ложечки и горячей волной окатило лицо. Я поставила номер на автодозвон и собрала мысли, уже готовые поддаться панике и разбежаться в разные стороны. Решений было несколько, и самое простое лежало на поверхности. Еще раз не соединит – я пошлю ему эсэмэску.
Почуяв в этом угрозу, номер соединился.
– Я вас слушаю.
– Добрый вечер, Станислав. Я решила принять ваше предложение.
Видимо, что-то в голосе выдало мои эмоции. Он усмехнулся.
– Что-то вы рано, – часы показывали без семи девять, – я ожидал услышать вас еще минут через пять.
Этот сукин сын неплохо изучил меня.
– Просто потом я буду очень занята.
– Ну-ну, – доверия в его голосе было маловато. – Я рад, что вы согласились, – он не добавил «в чем я и не сомневался», за что я была ему благодарна. Тон его с насмешливого стал деловым. – Завтра в девять курьер доставит вам домой документы, с которыми нужно ознакомиться до нашей встречи. В кафе «Доля Ангела» в час. Среди документов будет договор на продажу мансарды.
Ну что ж, с ним лучше работать, чем флиртовать.
– О’кей. Значит, завтра в час.
– Доброй ночи, моя кошечка, – в его словах была и насмешка, и вызов.
– Я не ваша кошечка! – фраза сорвалась с языка, еще до того как я успела подумать, за что тут же получила.
– Яночка, благосклонно принимать комплименты от меня, теперь входит в ваши должностные обязанности. Вероятно, я открою вам много нового, но любовница богатого мужчины пусть и не должна любить его, но всячески демонстрировать ему свое расположение, безусловно, обязана. Поэтому тренируйтесь.
Мне было много чего сказать, но на сей раз, я сдержалась.
– Будут ли пожелания по форме одежды? – тон мой был холоден, но предельно корректен.
– С эти мы разберемся позже, а пока я доверяюсь вашему вкусу. До завтра.
Он повесил трубку, а я осталась весьма смущенная своими реакциями, злая, как черт, на то, что он сумел вывести меня из себя, и в предвкушении продолжения.
Занятая разговором со Станом и своими эмоциями, я забыла о двух мужчинах, что наблюдали за мной с большим интересом. Глеб сидел на ковре и почесывал пузо Джо, который с выражением глубочайшего счастья на морде возлежал у его ног.
Я встала, ничего не говоря, сбросила одежду и нырнула в душевую кабинку. Горячий душ – это было то, что надо. Эмоции утихали, где-то в районе желудка, просыпался и требовал удовлетворения голод. Через десять минут я вылезла на свет божий отмытая, пришедшая в себя и жутко голодная.
Меня ждал сервированный на журнальном столике японский ужин и голубая орхидея в тоненькой вазе-карандаше.
Глава 5
Об экзотической кухне, о работе Глеба и его профессиональной оценке моей ситуации, о том, что во многом знании много печали, об интерьере мансарды, об идеалистках и идеалистах,о бесценных советах, о смене формы и чуть-чуть о ревности
Японская еда – это не столько праздник для желудка, сколько маленькое эстетическое чудо. Разнообразные суши, сашими, роллы, таки – все яркое, лаконичное и очень праздничное. Торжество хорошего вкуса.
Мы с Глебом отдали должное кухне страны восходящего солнца. Вообще говоря, это была одна из наших традиций – разнообразная гастрономическая экзотика на дому. Однажды мы даже организовали шашки по-японски: ужин был сервирован на шахматной доске, и по ходу партии фигуры съедалась в самом прямом смысле слова.
Некоторая непричесанность моих эмоций не ускользнула от Глеба.
– Что случилось, Янка? Давненько я не видел, чтобы кто-нибудь так достал тебя всего-то парой фраз. Я-то привык считать, что это мой хлеб.
– Он профессионал, – отмахнулась я.
Пожаловаться очень хотелось, но сколь корректно делиться тайной клиента с посторонним? В конце концов, мне пока и рассказывать-то нечего. А уж с кем и советоваться по таким вопросам, как не с собратом по ремеслу? Именно выполнением крайне деликатных поручений мой друг зарабатывал себе на приличную машину, недешевые игрушки, а также свободу выбора и передвижений. В отличие от меня, для которой подобная деятельность была неизбежным, но очень хорошо оплачиваемым злом, он получал от нее искреннее удовлетворение. Он любил риск и хорошо в нем разбирался. Как и в любой игре, здесь так же существуют профаны, запойные игроки, профи и шулера. Он был где-то между двумя последними, и его стоило послушать.
Я рассказала всю историю, удержав немного эмоций, но мы слишком хорошо знали друг друга, чтобы он не смог додумать остального. Джо задремал, смешно подергивая лапами во сне. Наверное, ему снилось, что он большой бойцовский пес или даже гончая. Глебу мой рассказ не понравился. Он растянулся на ковре, закинул руки за голову и уставился в потолок.
Ночь заглядывала в небольшие окна мансарды. Она еще не была черной и в ней имели место примеси – призраки июньской жары. Темнело уже около одиннадцати и дни становились все короче. Словно беря реванш за три месяца притеснений, темнота устанавливала свои порядки. Пройдет еще совсем немного времени, и день, тускло мерцая, будет на пределе сил прорываться сквозь стальные питерские сумерки.
Он перекатился на живот и, не мигая, уставился на меня.
– А знаешь, подружка, это может быть всерьез опасно.
– А поконкретнее?
–Ты представляешь, как он должен раскрыться перед тобой, чтобы ты действительно могла найти его врагов? Твоим фигурантом может оказаться любой – от его первого зама, до того, чью любимую машинку он раздавил в детском садике.
Тут два варианта. Вариант первый: он дает тебе лишь часть информации, и ты долго и печально блуждаешь в потемках, надеясь на удачу и собственную ловкость. Это, конечно, крайне хлопотно, ноне так чревато последствиями. Да и то на свой страх и риск ты можешь накопать что-нибудь такое, что сделает тебя опасной для ряда персонажей, и в первую очередь – для Повелителя Ветров.
Вариант второй: он дает тебе всю информацию. Сначала ты тонешь в ней, затем разгребаешь и формируешь пару мало-мальски пристойных версий, хотя я думаю, что в данном случае их будет больше, и начинаешь отрабатывать. Затем ты, как и всякая уважающая себя Кошка, выслеживаешь и предъявляешь нанимателю дичь.
– Ну? А дальше я возвращаюсь к мирному труду на благо общества и себя любимой, на полученные деньги благоустраиваю СВОЮ мансарду и, если что-то останется, еду путешествовать.
Он посмотрел на меня с жалостью и недоумением, как на юродивую.
– Янк, закрой, пожалуйста, левый глаз.
Я, наивная, честно выполнила просьбу. Он гадко ухмыльнулся. Я запоздало заподозрила каверзу, и она не замедлила воспоследовать.
– Как говорилось в нашем голопузом детстве, «размечталась, одноглазая».
– Ах ты, свин!
Следствием этой перепалки явилось пятиминутное барахтанье на ковре, с царапаньем, пинанием и обзыванием друг друга. Этот беспредел грозил затянуться и перейти в нечто куда более приятное, но мне было важно услышать, чем он закончит свою мысль.
Разбуженный Джо тут же включился в игру, носясь вокруг, жизнерадостно гавкая и хлопая ушами по щекам.
– Бардак и безобразие! Слезь с меня! Джо перестань жевать носок! Всем ша! А ты, воплощенное зло, изволь объясниться!
– Да запросто. В тот момент, когда ты добываешь свой трофей, ты становишься счастливой обладательницей кучи вполне актуальной, сиречь продаваемой и от того весьма опасной для того, кто тебя нанял, информации.
В том, что он говорил, безусловно, была логика.
– Помнишь, пару лет назад по MTV крутили забавную песенку: «Я слишком много знаю, меня пора убить…». Для того чтобы не присоединиться к припеву, тебе стоит очень хорошо обдумать, браться ли за эту работу вообще. А если браться, то как прикрыть себе спину на случай неожиданностей. Это несколько иной масштаб, чем все то, чем ты занималась раньше.
Я забралась с ногами на кровать. Она белым квадратом три на три метра занимала центр мансарды. Мне ужасно нравилось, что на этом огромном лежбище – что-то вроде татами, можно было располагаться одинаково комфортно во всех направлениях. На ней я делала все – спала, работала на своем ноутбуке, ела, читала, общалась с друзьями. Это была моя зона комфорта. К стенкам мансарды примыкали книжные полки – не очень много, потому что основные книги жили у родителей. Под рукой лишь самое нужное и любимое: словари, разнообразные справочники, телефонные книги, немного стихов, несколько роскошно изданных художественных альбомов, полка современной зарубежки – то, что скопилось за последний год из периодически прикупаемого. И конечно, штук двадцать книжек из категории лучшее и любимое. Отдельно диски и DVD: первых много, последних мало.
Вся мансарда была выдержана в кофейно-сливочных тонах с проблесками золотистого. Весьма обязывающее сочетание, но мне нравилось. Шмотинки, одежки и посудинки были замурованы в стенные шкафы. Мохнатый ковер на полу, множество стеклянных светильников и экзотических ламп. Несколько картин на стенах – подарки друзей. Много пространства всегда и света летом. Правда, зимой было холодно, и на любимой кровати шерстяным разно пестрым курганом громоздилась свалка из пледов. Еще был душ, туалет, оплот уюта – маленькая кухонька и пара здоровенных кресел, в которых так легко было утонуть и из которых совсем не хотелось выбираться. Телевизора не было. Если очень хотелось, я могла смотреть его через комп, правда, обычно не хотелось. Зато по периметру помещения разместились четыре гигантских колонки. Этот дом стоил риска, но не смертельного.
– Какие варианты на твой взгляд у меня есть, чтоб и волки и овцы?
– Ну, волки-то, в конце концов, всегда получают свое, меня в данном случае больше интересуют овцы.
Ой, как нехорошо я посмотрела в его сторону.
Глеб встал и заходил взад вперед по комнате. Поймав мой взгляд, он улыбнулся.
– Не обижайся. У меня нет сомнений, что ты хороша. Да и, в конце концов, тебя учила Эмилия, что говорит само за себя. Но ты же знаешь, как она не хотела, чтобы ты влезала во все это. Просто, несмотря на свою природу, ты скорее романтик. В тебе нет инстинкта убийцы – спокойных холодных глаз и ровного пульса, когда ты рвешь чужое горло. И ты до конца не веришь, что это есть в других. Ты можешь переиграть противника умом и ловкостью, логикой, магией, но ты уязвима перед подлостью.
– Я не идеалистка! – в том, что он говорил, было слишком много правды. Неужели это делало меня профнепригодной?
– Конечно идеалистка, только в этом нет ничего позорного. Идеалы в наше циничное время – редкость. Кто, кроме матерой идеалистки, стал бы делать написание сказок своей профессией? Именно за это мы тебя и любим, глупая.
– Сначала овца, затем идеалистка, теперь глупая, – я даже немного растрогалась. – Вот начну писать циничные и злобные сказочки для негодяев, тогда посмотрим ху есть кто. Ладно, это все треп, делать-то мне что?
– Сначала думать, а затем делать…
– Вот только давай без дешевого выпендрежа…
– То, что я слышал о Повелителе Ветров, позволяет сделать несколько парадоксальных выводов. Первый – он играет по правилам и не оставляет за собой гору трупов. Второй – он совершенно безжалостен к тем, с кем воюет. Самое забавное, он тоже немного идеалист, как одна моя знакомая, о которой сегодня шла речь.
Я удивленно воззрилась на него, хотя и не упустила возможность скорчить рожу и показать язык.
– Идеалист в том смысле, что такие устаревшие понятия как честь, достоинство и порядочность для него не совсем пустой звук. Мы с тобой высокопрофессиональные и очень дорогие наемники, услугами которых пользуются нечасто. Мы относимся к тем козырям, которые лучше иметь, чем не иметь в рукаве. Однако это оружие, как и почти всякое другое, обоюдоострое, и может быть обращено во вред.
То, что он говорил, не было ново, оно просто было более жестко, более закончено, чем я привыкла думать о своей работе. Наши подходы к ней различались, как различаются два чертежа – карандашный и обведенный тушью.
– Как обеспечить себе лояльность наемника? Со своей стороны. выполнять все обязательства и хорошо платить. Но ведь всегда найдется тот, кто заплатит больше. Не зря же большинство профессионалов плаща и кинжала не афишируют, откуда они пришли и куда уходят. Инструмент, который выполнил свою работу, даже очень дорогой и потенциально полезный, но ставший опасным, проще сломать. В нашем случае это довольно хлопотно, конечно. Мало того, что мы недурно обучены, так еще за нами стоит семья. Но не невозможно.
– Ты хочешь сказать, что если кто-то меня обидит, то вы с Эмилией отомстите? – он кивнул и пристроился рядом на кровати. – На том свете меня это весьма порадует, – мрачно заметила я.
– Надеюсь, до этого не дойдет. Второй путь – привязать наемника к себе. Как? Перевести из категории вольного клинка в вассалы. Эквивалент платы – личные отношения, обязательства, деньги, секс. Третий путь – доверие, но это больше к категориям вышеупомянутого идеализма. Как поведет себя Барановский, я не знаю. Пути причудливого людского сознания неисповедимы. Хотя в вашем случае я бы ставил на вариант два-три.
– Оптимистично. Что за мерзкая манера сначала напугать, а потом сказать, что, в общем-то, ничего особенного не происходит. Знаешь, что я сделаю?
– Ну?
– А я его прямо спрошу, почему он готов доверить именно мне свою шкуру. И если не услышу внятного ответа, то ни о какой работе и речи не будет.
День вымотал меня, и глаза начинали слипаться, хоть я и сова по натуре.
– Интересно, а что может сделать наемник, чтобы сохранить свою ценность после выполнения задания?
– Страховки существуют, но все они ненадежны. Шантаж, эмоциональная привязанность, сексуальная зависимость. В общем, зависимость любого толка. Ты должна стать необходимой, как воздух, но это уж, как получится.
Я удобно устроилась в его руках, не хотелось ни вставать, ни раздеваться, ни думать. Но, похоже, это относилось не ко всем.
– Но знаешь, по поводу вашего «театрального» романа – есть в этом что-то не то. Нет, логика понятна – в официальном статусе его подруги тебе открываются все двери, как домашние, так и рабочие. Кстати, хочешь идею?
– Мур?
– На работе тебя проще всего представить консультантом по управлению, что позволит всюду присутствовать, со всеми разговаривать и толком ничем не заниматься. К тому же, это дивное объяснение для сотрудников – шеф нашел для своей любовницы непыльную работёнку. И скажи, что я не умник?





