Красавицы

Глава 1.

Денег на карте не было, и Юля Семёнова не купила себе на маркетплейсе «строгое платье в деловом стиле, которое прекрасно впишется в гардероб современной женщины». Пришлось надеть джинсы и рубашку, которую мать ей купила, «чтоб прилично выглядела, когда в институте учёба начнётся». С утюгом Юлька совсем не дружила и согласилась помыть посуду, только бы мать погладила новую рубашку «на выход».

Повертелась перед зеркалом. Всё-таки встречают по одёжке, как ни крути. Визит в биржу труда в маленьком посёлке городского типа не великосветский приём. Но даже на хуторе в степи, как говорится, надо людей посмотреть и себя показать. Свежевымытые волосы струились по плечам и спине. Юля недолго возилась с мягкими каштановыми прядями, заплела в длинную крепкую косу. Мать часто, вздыхая, говорила, как жаль, что роскошные густые волосы достались от двоюродной бабки не ей, а Юле. Мол, среди предков других красавиц не было. Пеняла, что дочь – дурная и молодая, своей выгоды не видит, не умеет распорядиться своей красотой. Юлька обычно только фыркала в ответ: мороки-то с этими волосами, особенно, когда горячую воду отключают. Но обрезать косу не решалась. Вот просто рука не поднималась, будто кто за локоть придерживал. Видела ведь сама, что ни у кого в округе нет такой шикарной гривы. А уж если перед сном расплести, распустить по спине, укутаться как в пушистый шёлковый плащ – кажется, ничто не укроет, не защитит лучше. Чтоб не сглазили, поплёвывала через плечо.

«Нет, ну какая работа? Куда же мне устраиваться? В уборщицы пошлют, кверху попой корячиться, как мать, по десять-двенадцать часов?» – с тоской подумала она, оглядывая стройную гибкую фигуру в отражении.

Продавать бы косметику и парфюмерию в том ярко освещённом магазине, куда Юля иногда заходила, чтоб тихонько пшикнуться пробниками дорогих духов. Там столько зеркал и света, а у стройных девушек-консультантов строгая и красивая униформа, как у стюардесс. Можно, конечно, попробовать на рынок устроиться, в магазин попроще, но там девчонки сами коробки таскают и полы моют – вообще ничего приятного, да ещё за такие копейки. Ведь Юле только шестнадцать лет, значит возьмут максимум на подработку на пятнадцать – двадцать тысяч.

Со школой она рассталась месяц назад и без особого сожаления – чего там хорошего или весёлого. Мать талдычила: «Иди учиться, работать хоть куда-то, мне тяжело тебя тащить!». Ничего, будет тащить, никуда не денется, по закону обязана содержать ещё два года до восемнадцати лет. Правда, Лёва Фадеев на это всегда уточнял, что в конституции про покупку суши с роллами или оплату заказов на Вайлдберриз ничего не сказано.

Лёва. Та ещё заноза в заду. Они знакомы всю жизнь, Юля помнила его пухлым карапузом. На всех детских фото из садика и школы он всегда рядом с ней – маленькой очаровательной куколкой с тёмными волосами и бездонными карими глазами. Вымахал теперь Лёва в долговязого и лопоухого дрища. Такой нескладный и нелепый. Юлю раздражало даже, как он двигается, размахивая красными обветренными руками. На прыщавом носу постоянно съезжали очки в пластиковой дешёвой оправе. Он тоже ушёл после девятого класса, говорил, что надо отцу помогать на производстве, но Юля была уверена, вся причина в ней. Если бы она захотела учиться дальше, то Лёва пошёл бы в десятый и одиннадцатый.

Женихом и невестой их дразнили с начальной школы. Юля привыкла, что он всегда рядом. И хотя эта прилипчивая «издалекалюбовь» часто раздражала, Юля глубоко в душе боялась, что в один ужасный момент он может просто куда-то исчезнуть.

Лёва по скучным видеоурокам в интернете изучал графический дизайн, работал с папой, и обирался поступать в колледж на рекламщика. У его отца мини-типография в двух гаражах, и Лёвка помогал ещё с пятого класса. Фадеевы вертелись, как могли, печатали визитки, афиши, брошюры и дипломы, делали альбомы и упаковку. Бабушка, Марина Никитична, вела бухгалтерию и всю отчётность. Ещё Фадеев старший иногда подрабатывал ремонтом техники. Мама Лёвы ушла из семьи, когда ему трёх лет не было, он не любил говорить об этом. Зато часто читал Юле нудные нотации о том, как надо жить, что она должна то-то, это-то и так-то, помогать матери.

«Раз ты такой умный, чего такой бедный?» – хмыкала Юлька про себя.

Но вслух не пререкалась, ведь, в отличие от неё, у Лёвы водились какие-никакие деньги, и он время от времени водил в кафе, иногда покупал какие-то мелочи в ТРЦ.

Да, поиметь с него особо нечего, но хотя бы не лезет, не лапает, ни на что не претендует, только вздыхает, да поэтичные взгляды в небо бросает. Юля часто получала сальные комплименты пополам с недвусмысленными предложениями от довольно зрелых мужчин. Среди них, к сожалению, не встречались молодые олигархи из сериалов и загорелые накаченные герцоги с обложек любовных романов. Юля понимала, что мечтать о стройном обеспеченном красавце бессмысленно. Аристократа и наследника империи на родной хутор никаким ветром не занесёт. В пыльных джунглях старых панельных общаг водились симпатичные парни, но это были простые работяги, жившие с родителями, работающие в гараже или рыбачащие.

Не то, чтоб она считала свою невинность ценным товаром, но вовремя сообразила, что в большой секс торопиться незачем. Не видела никакого смысла и удовольствия в потной возне с криворукими одноклассниками или вонючими гнилозубыми дядьками, прижимающимися в автобусе. Дебютировать надо красиво, с умелым и чувственным любовником. Что это означает, правда, Юлька плохо себе представляла. Она ещё ни с кем не была, а вешать подружкам во дворе лапшу о таинственном поклоннике, пересказывая фантазии из интернета становилось всё сложнее. Будь у неё на самом деле прекрасный любимый и любящий мужчина, он забрал бы её к себе в стильную квартиру или даже дом. Он покупал бы ей всё, что она захочет, и возил бы «на выходные в Дубай», как этих всех инстадив. Вот чем они лучше неё? У Юльки всё натуральное, и на фото она получается ничуть не хуже! Для того самого, первого и единственного она могла бы… Могла что? Тут мысль обычно останавливалась.

Финальный штрих перед выходом из дома – капелька лёгких цветочных духов. Мать подарила на восьмое марта копеечное фуфло из универсама. Оставалось надеяться, что среди сотрудников биржи труда нет истинных ценителей, кто бы узнал подделку с яркой этикеткой. Юля просила у мамы денег на нормальные духи, показывала ссылку, где можно взять набор пробников со скидкой. Она знала, что подлинный парфюм и пахнет по-настоящему, и непременно раскрашивает реальность другими красками. Но мать отказывалась покупать «ерунду», говорила, что мажутся только проститутки. Мать мечтала о новой кухне, откладывала на ремонт, но без особого успеха: цены на материалы и продукты росли быстрее, чем её доходы. Образования у неё не было, поэтому приходилось подрабатывать, где придётся, да по соседям калымить. Юля всей кожей ощущала беспросветность этого бессмысленного копошения в мусоре. Она часто мечтала, как было бы классно родиться в другой семье, полной и обеспеченной, в большом городе, где красивые улицы, большие магазины, настоящие театры и кино, а не единственный замшелый ДК и кафе «Волна» на берегу заросшей заводи.

«Полный идиотизм – тратить лучшие молодые годы на уродскую работу или каторгу с тетрадками! Ты достойна большего, красотка!» – Юля улыбнулась своему отражению и выпорхнула из квартиры.

Ну вот, как и договаривались, Лёва стоит напротив подъезда. Скучный, сутулый, очкастый. Когда улыбается, виден перекосившийся забор из крупных зубов. От него всё время воняет какой-то краской.

«Нет, Фадеев даже для старта не подходит. Надо достать денег и ехать в Москву, ведь там вся жизнь!» – в очередной раз мелькнула у неё грустная несбыточная мечта.

Глава 2.

Лёва смотрел, как в небе проплывает облачко, похожее на растрёпанный шмат сладкой ваты. Аппетитно.

«Вот так же, на сине-голубом фоне, сделать паттерн из розовых или разноцветных пушистых клубков, можно на крышку для торта. А как нарисовать, чтоб было понятно, что это сладкое? Нет, надо на синем фоне запустить как воздушные шары, но шары из конфет! И ярко, и приметно. Хорошая упаковка для сладостей. Точно!», – у него никогда не было проблем с вдохновением.

Хлопнула дверь, и он обернулся к соседнему подъезду. Юля. Как всегда, светящаяся и свежая, как цветок. Стройная красавица с гибкой лёгкой фигурой и гордой осанкой принцессы. И даже в дешёвых джинсах и простой рубашке она прекрасна. Фадеев вздохнул, любуясь подругой детства. Да, к сожалению, только подругой. Они давно выросли, и он неоднократно и довольно однозначно (как ему казалось) намекал о серьёзных отношениях. Жениться им, конечно же, рано, но, если её мама разрешит, можно уже сейчас расписаться и «съехаться».

Но вот куда съехаться? У Семёновых однокомнатная. Фадеевы живут в двушке, но не выгонишь ведь бабушку на кухню ради счастья молодой семьи. Лёва прикидывал, как в следующем году, когда исполнится восемнадцать, он сможет больше работать и снять комнату в общаге. Даже ездил, смотрел варианты, попадались вполне недорогие и чистенькие уголки в «гостинках» старых микрорайонов. Лёве так нравилось говорить квартирным хозяевам, что он присматривает жильё для «себя и жены». Те хмыкали и делали вид, что верят.

Он думал о Юльке почти каждый день. Уединение и воображение давали короткую вспышку-разрядку, но этого было мало. Лёва давно про себя решил, что непременно женится на ней.

Лёва смотрел, как она шла к нему, вот повернулась, и за спиной взметнулась длинная тёмная коса. Как часто он представлял себе, что наматывает на кулак эту шелковую каштановую змею, заставляя девичье тело страстно выгибаться. Лёвка тряхнул головой, прогоняя горячий морок.

– Привет! Классно выглядишь!

– Как ты и просил, оделась культурно и прилично, – улыбнулась Юля.

– Документы взяла? – напомнил он, напуская на себя строгость.

– Да, вот, – девушка качнула пакетом с пластиковой папкой.

Июнь в этом году прохладный, всего-то плюс двадцать пять. Но вместо того, чтобы радоваться лету, пассажиры со смурными лицами набивались в маршуртки и автобусы. Безмятежно счастливыми смотрелись только два алкаша на лавочке у конечной остановки. От них Лёва невзначай отгородил девушку, чувствуя себя защитником и опорой. Они с Юлей втиснулись в полный автобус. Проехали полгорода, тесно прижимаясь друг к другу. В центре, в старых районах, больше тени от разлапистых голубых елей вдоль бульвара. Аллею для пешеходов уже привели в порядок после выходных, убрали бутылки от пива, обёртки от мороженого и снеков, и молодые люди с удовольствием прогулялись.

– Ой, давай в «Локон» к Вере зайдём? – вдруг резко притормозила его подруга.

– Куда? – не понял он.

– Вон салон, где Верка Тимофеева подрабатывает! Давай зайдём, поздороваемся. Может быть, она запишет меня к кому из спецов?

– А смысл? Парикмахерская тебе не нужна. С волосами у тебя полный порядок, ресницы и брови тоже реконструкции не требуют, – насупился Фадеев.

– А на маникюр? – капризно надула губки Юлька.

– Сделанные ногти на работе мешаться будут, – начал ворчать он, но девушка уже потащила его за собой.

Лёва вспомнил, как года три назад Юлька впервые накрасила ногти. В гостях у кого-то из одноклассниц сделала неаккуратный маникюр с ярким алым лаком. До вечера с девчонками потом гуляла довольная собой, а как пришло время домой идти, испугалась. Побоялась, что мать придёт с работы и прибьёт её за вызывающий маникюр. Мозгов-то не хватило, и эта тринадцатилетняя дура вместо того, чтобы прийти к ним в цех и попросить растворитель, соскребла лаковое покрытие железной пилкой. Натурально, спилила, будто бы крупной наждачкой счистила лак и верхний слой ногтевой пластины! Чудовищное было зрелище, настоящее надругательство над нежными девчачьими пальчиками! Бабушка Лёвы потом давала Юльке масло для ногтей, чтоб всё зажило и восстановилось скорее.

Внутри салона красоты гудел кондиционер, разгоняя запахи химических составов и перегретых феном волос. Юля обнялась с подружкой-регистратором, их бывшей одноклассницей. Веру на подработку пристроила тётка по знакомству, чтоб племянница хоть полдня была при деле и получала какие-никакие копеечки. Лёва в ожидании опёрся на стойку ресепшена, рассеянно глядя на девушек. Их бестолковый щебет – словно белый шум или оглушительное чириканье стаи воробьёв. Как в любом женском разговоре: слова вроде бы понятные, а смысл ускользает.

– Стрижку хоть сегодня, но после обеда, когда Лидия Ивановна придёт. Но ты же не собираешься косу резать? Ну вот! На маникюр-педикюр теперь только через неделю запись: Нинка в отпуске. А что, мать тебе денег дала? Или спонсор расщедрился, – белобрысая Верка подмигнула в сторону Лёвки.

– Да я просто прикидываю пока, – небрежно повела плечиком Юля. – Нельзя же себя запускать, верно?

Но тут, толкнув стеклянную дверь, в салон, грациозно вплыла молодая дама. Так подумал Лёва, увидев её и остолбенев. Не женщина, не баба, а именно дама. Ни разу он не встречал таких красавиц вот так, на улице, не в интернете или киноэкране. На ней были белоснежные изящная шляпка и тонкие кружевные перчатки. Из-под полей на плечи спадали густые блестящие чёрные волосы с сине-зелёным отливом. Светло-лиловый костюм с коротким жакетом и юбкой-миди. Фигура крутобёдрая и с тонкой талией. Перламутровая сиреневая сумочка висела слева на локте, и насыщенного фиалкового оттенка туфли на небольшом каблуке. Крепкие стройные ноги в тонких колготках (или чулках?). Гладкая холёная кожа, сочные пухлые губы и чёрные глаза с чертовщинкой дополняли образ незнакомки. Лёвка даже дышать перестал: «Как если бы Моника Белуччи родилась казачкой на Дону! Огонь!».

– Здравствуйте, – обратилась дама к Вере. – Подскажите, какой у вас солярий?

– Добрый день, – приветливо улыбнулась немного обалдевшая Верка. – У нас вертикальный солярий, но сейчас он не работает. Мы должны на неделе получить новые лампы, тогда откроем запись.

– Можно визитку вашего салона?

– Вот, пожалуйста, – Тимофеева, с любопытством рассматривая посетительницу, пододвинула к ней стойку с карточками и рекламными листками.

– Спасибо! – голос у дамы глубокий, обволакивающий. Она взяла картонку и, будто бы только что заметив молодых людей, восторженно воскликнула: – Какая у тебя замечательная коса, деточка!

– Спасибо! – засветилась от похвалы стильной посетительницы Юлька, Лёва видел, на подругу внешность женщины тоже произвела неизгладимое впечатление. – Да, стараюсь ухаживать.

– Как же мужу-то повезло! Настоящую красавицу за себя взял, – проворковала дама, бросив на Лёвку взгляд, от которого тот вспотел.

– Нет, замуж я не скоро соберусь! Посижу в девках пока, – отмахнулась Юля, смущённо розовея. – Торопиться-то некуда.

Она сделала шаг в сторону от Лёвы, и тот неожиданно подумал, что подруга стесняется его. С чего бы?

– Да, не спеши с этим делом, – певучий голос женщины зазвучал сладко, а в чёрных глазах вспыхнули зелёные искорки. Потом она протянула руку и осторожно коснулась плотно сплетённого каштанового колоса. – Сейчас такие волосы большая редкость и ценность, береги их, деточка!

– Да толку, что ценность. Красоту на хлеб не намажешь, – вдруг театрально вздохнула его подруга с неожиданной откровенностью. – Вот, в биржу труда идём, может хоть в уборщицы или упаковщицы возьмут на какие-нибудь копейки.

Юлька опустила подбородок и понурилась, словно собираясь плакать. Дама, внимательно рассматривающая её, вдруг быстро щёлкнула замком на блестящей сумочке и подала Семёновой карточку.

– Вот, возьми, деточка, там адрес и телефон одной моей родственницы весьма преклонных лет. Она как раз ищет компаньонку, именно такую привлекательную юную особу. Прекрасный вариант хорошо заработать.

– В смысле? – настороженно спросил Лёвка, подавшись вперёд.

– Ничего особенного не нужно делать. Для уборки и помощи по хозяйству у неё есть домработница. А красивая компаньонка нужна, чтобы радовать глаз, подавать чай, слушать её бесконечные воспоминания, иногда сопровождать на коротких прогулках. Евдокии Петровне уже девяносто семь лет. Но она абсолютно дееспособна, от мужа досталось большое состояние, может себе позволить мелкие причуды, – растекался патокой голос дамы, гипнотизируя, даже Верка за своей стойкой стояла столбом и чуть покачивалась, как кролик перед удавом. В ответ на тень сомнения, мелькнувшую в лице Юльки, дама добавила: – Она платит сто семьдесят семь тысяч в месяц.

Лёвка неприлично икнул, клацнув челюстью, прикусил язык и услышал, как тихо ахнула Вера. У Юльки выпучились глаза, она перевела дыхание и сипло переспросила, будто бы ослышалась:

– Семь тысяч?

– Сто семьдесят семь, деточка. Плюс домашнее питание в течение дня. Домработница у Евдокии Петровны отличная повариха, – улыбнулась дама. – Решайся. Такой случай может больше не представиться.

Лёва нерешительно тронул Юлю за локоть, но девушка, зачарованно глядя на красивую женщину, выдохнула:

– Я согласна!

Глава 3.

Удивительная дама, ободряюще подмигнув и улыбнувшись Юльке, вышла из «Локона» и прошествовала к дорогой тонированной машине, припаркованной у бульвара. Водитель, высокий статный брюнет, пружинисто вскочил с места и предупредительно открыл дверь перед женщиной. Дама плавно опустилась на сиденье и помахала рукой Лёве и Юле. Они только и смогли, что проводить уехавший автомобиль обалделыми взглядами.

– Нам в службе занятости надо очередь занять, – напомнил Фадеев, коснувшись её плеча.

– Да какая очередь, ты что? – возмутилась она, прощаясь с Верой и на ходу фотографируя визитку на телефон, на всякий случай, и решительно направляясь к маршрутке.

– И всё-таки это какая-то подстава, Юль, – хмурился Лёвка, пока они ехали на другой край города.

– Отстань, Фадеев! Впервые мне хоть что-то обломилось от вселенной, а ты мне настроение портишь! – недовольно шипела она. – А вдруг просто повезло?

– Но такие деньги! За что?

– Не знаю. Но уверена в одном: ты столько никогда не будешь зарабатывать! А уж я и подавно, если не воспользуюсь таким волшебным шансом!

Лёвка обиженно надулся, но Юльке было уже начхать, она унеслась в планы и фантазии.

«Сто семьдесят семь тысяч! Это ж сколько всего можно купить! Так, ногти сделаю, ресницы тоже. Телефон куплю! И ноутбук хочу. На фига тебе ноутбук? Не знаю, хочу! Кроссовки куплю с принтом. Ещё наконец-то нормальные уходовые средства надо сразу взять набором, чтоб хоть на полгода хватило!».

– Знаешь, кажется, у О.Генри был такой рассказ, – Лёва отвлёкся от созерцания обшарпанных многоэтажек. – Там у героя знакомая девушка жила компаньонкой при богатой старухе, та щедро платила. Не помню, вроде бы деньги закончились, они переезжали с квартиры на квартиру подешевле. Точно, что в финале героя осенило: головка девушки в профиль один в один напоминает серебряный доллар.

– Доллар зелёный, что ты несёшь? – Юля злилась, когда он подтрунивал над ней.

– Нет, это про серебро. Жадная бабка любовалась живой монетой и не хотела отпускать от себя компаньонку, – попытался объяснить Лёвка.

– Ой, всё, не гони мне! Давай, шевелись! – сердито толкнула Юлька друга к открывающимся дверям маршрутки.

«Сто семьдесят семь умножить на двенадцать. Так, сначала надо на десять, а потом ещё на два. Это что же, за год миллион получается, нет, больше двух лямов? Охренеть! Можно машину купить! А как в автошколу записаться? Нет, права же после восемнадцати! Так за два года я четыре миллиона соберу, если бабка не помрёт! Стопудово возьму себе машину! Нет. На хрена. Лучше на такси ездить, только в настоящем, а не с бомбилами! Тогда на квартиру надо отложить. А на фига мне тут квартира? Нет. Надо крысячить от матери на карточку. Положить под проценты на счёт. А «под проценты» – это сколько и чего? Блин!».

Мозги у неё просто кипели. Прошли от остановки минут десять по тихой улице с тротуаром, обгрызенным временем. Семёнова сверилась с адресом. Вроде бы всё правильно. Старые панельные девятиэтажки, никакого шикарного особняка с садом. Дальше только пустырь в колтунах прошлогодней травы и вид на лесополосу за шоссе. Ржавые гаражи, разогретые солнцем. Жаль. Юля чувствовала, что едкое разочарование расползается внутри липкой кляксой. Неужели шикарная баба в салоне красоты просто посмеялась над ней:

«Сто семьдесят семь тысяч. Ага, как же! Прям щас тебе. Не бывает вот так, за здорово живёшь!».

Но сдаваться на глазах у Лёвки было нельзя, упёртая Юлька смело подошла к нужному подъезду и набрала номер квартиры. После двух гудков услышали искажённый электроникой голос:

– Кто там?

– Я насчёт работы, – наклонилась к домофону Юля. – Мне дали карточку и…

– Третий этаж, – бесстрастно велел голос.

Раздался писк магнитного замка, они вошли в подъезд. После солнечной улицы глаза не сразу привыкли к полумраку. Душно пахло гнилой водой из подвала и углами, помеченными кошками. Юля с Лёвой поднимались по серым ступеньками и услышали, как звонко щёлкнул, проворачиваясь, ключ. На площадке третьего этажа приоткрылась добротная железная дверь, приглашая внутрь. Друг нерешительно взял Юльку за руку.

«Корчит из себя невесть кого, а у самого ладошки липкие. Ссыкло!» – она внезапно рассердилась на парня, отдёрнула пальцы, храбро шагнула внутрь и удивлённо замерла на пороге.

Тонко и свежо пахло жасмином. За тяжёлым железом и красивой деревянной дверью оказался ярко освещённый тамбур с белыми стенами, бежевым ковролином и вешалкой, где болтался длинный чёрный зонт. Трубка домофона висела на месте. Входные двери двух квартир были сняты, будто это не отдельное жильё, а единая площадь. Не зная, куда пройти дальше, молодые люди замешкались, озираясь. Но тут раздался шорох, и Юля вздрогнула.

Справа к ним вышло, вышла… Наверное, это всё-таки женщина, судя по длинному ситцевому платью в мелкий синий цветочек и тёмно-синему плотному переднику с карманами.

«Снежная баба, блин!» – мелькнуло в голове у Юльки.

Массивная высокая фигура действительно напоминала снеговика из рыхлых шаров, криво нагромождённых друг на друга. То ли седые, то ли обесцвеченные редкие волосы торчали короткими космами на круглой голове.

– Руки мыть проходите прямо по коридору, – бесстрастно глухо произнесла, указывая рукой в резиновой перчатке, жутковатая домохозяйка.

Её блёклое лицо словно ком из сырого теста: глаза как две глубоко вдавленные изюминки, плоский нос и провал рта с бледными тонкими губами. Ресницы и брови бесцветны и жалки.

И почему-то мысли не возникло отказываться или сопротивляться, они послушно двинулись по коридору. Сочетание бело-золотистых обоев с белоснежным глянцевым потолком добавляло воздуха и простора. Межкомнатные двери – светлого дерева с разноцветными вставками декоративного стекла, через него пробивался изнутри солнечный свет.

«Это трёхкомнатная, как у Тимофеевых, значит, через стенку двушка. Это что ж получается, целая пятикомнатная квартира для одной единственной старухи?».

Чувствуя себя ужасно неуютно под неподвижным, но цепким взглядом бабы-йети, Юлька помыла руки в просторной ванной комнате. В запахе жидкого мыла ей почудились сильные древесные и пряные ноты невообразимых духов. Вместо ванны – душевая кабина с матовыми стёклами. В углу, куда обычно жильцы впихивали стиральную машину, стояла изящная деревянная этажерка с аккуратно сложенными в корзинках персиковыми и белоснежными полотенцами, несколькими флаконами с гранёными пробками. Лёвка, тревожно оглядываясь на странное сопровождение, прошептал на ухо:

– Олигофренка, стопудово, или имбецилка. Валить надо, Юль.

Действительно, очень уж из ряда вон выбивалась эта обстановка. Интерьеры с обитательницей никак не сочетались. Какая работа на фиг? Юлька была готова согласиться с другом и припустить бегом на улицу. Но тут послышался каркающий окрик:

– Танька! Что ты там, лихо, возишься? Где гости? – голос хриплый, но сильный.

«Разве нас ждали?!» – изумилась Юля.

– Сюда проходите, пожалуйста, – прогудела снежная баба, словно метель в печной трубе, приоткрывая ближайшую дверь.

Солнце золотило комнату сквозь приоткрытые жалюзи на лоджии, было прохладно от монотонно гудящего кондиционера. Балконная дверь тоже снята, виднеется лампа и подставка с цветочным горшком. У окна небольшой стол с книгами и бумагами, выключенный ноутбук и принтер на широком подоконнике, справа большое кресло-качалка, покрытое вязаной шалью, рядом с ним ещё столик с чайной чашкой и двумя книгами, пучок сирени в узкой белой вазочке наполнял комнату тонким ароматом. Высокие книжные шкафы со стеклянными створками и телевизор на стенке (включён новостной канал без звука).

А в центре этой светлой, современной и вполне рабочей обстановки – хозяйка дома (без сомнения, это была она!). В инвалидном кресле с блестящими хромом колёсами сгрудилась и перекосилась на сторону расплывшаяся старуха. Широкие бесформенные ступни в хлопковых колготках покоились на подножке кресла. На старой женщине домашнее платье и серый пушистый халат. Искривившиеся пальцы с отёкшими суставами вцепились в подлокотники, она чуть подалась вперёд. Голова покрыта тёмно-красным платком, но не завязанным простой косынкой, а перекрученным какими-то хитрым тюрбаном.