Красавицы

Морщинистое лицо старухи напомнило Юльке моток спутавшихся ниток, настолько тусклая кожа была иссечена временем и скомкана возрастом. Запавший безгубый рот жевал пустоту, бледные щёки в пигментных пятнах ввалились. Нос – горбатый и хрящеватый клюв. Левый глаз затянут перламутровым бельмом, как будто в слезящейся глазнице белок недоваренного яйца. Зато правый глаз в дряблых складках век, маленький и чёрный, остро впился в пришедших, тщательно обшаривая.

«Как ужасна старость! Никогда такой не буду, лучше уж сдохнуть!» – волна отвращения плеснула к ногам Юли.

– Здравствуйте, Евдокия Петровна, – выговорила девушка, надеясь, что удержит вежливое выражение лица и не выдаст омерзения. – Мне ваша родственница дала карточку, сказала, что у вас есть работа и…

– Подойди-ка, деточка, поближе – негнущиеся пальцы с жёлтыми толстыми ногтями поманили к себе. – Какая ты красавица!

Домработница без тени эмоций на лице-квашне склонилась, придвинула к креслу на колёсах маленькую табуретку-пуф в бархатистой бежевой обивке и бесцеремонно подтолкнула девушку в плечо, чтоб та села. Юля нехотя опустилась к ногам старухи, та сверху вниз разглядывала её, провела корявым пальцем по голове и погладила длинную косу.

– Ай да Федосьюшка! Вот уж угодила! Вот спасибо, порадовала, – прошамкала что-то странное бабка и склонила голову набок. – Будешь у меня служить?

– Так а что делать-то надо? – голос изменил Юльке, она едва прошептала вопрос, но старуха ответила:

– Вот так же сидеть рядышком, читать мне будешь вслух для развлечения, чай подавать, пряжу мотать. А я буду любоваться на тебя, красавицу, да болтать по-старушечьи, – терпеливо объясняла Евдокия Петровна. – Хочешь, приходи уже завтра?

– Завтра? – ахнула Юлька.

Лёва, застывший в дверях кабинета, вдруг встрепенулся:

– А как вы будете оформлять взаимоотношения с моей подругой? У вас есть образец официального договора? – поспешно затарахтел он.

Старуха зыркнула на него своим единственным глазом, в улыбке уродливого рта показались бледные дёсны с пеньками зубов, съеденных пародонтозом.

– Ай, какой защитник у тебя, красавица! Разумник-то, хоть куда, – бабка рассмеялась, так могла бы звучать хрипло хохочущая чайка. – Разумеется, всё чин чином выправим. Документы же у девушки с собой? Давайте пройдём в гостиную? Таня нам чай принесёт, а пока подпишем всё.

«Как бы этот придурок всё не испортил!» – мелькнула у Юльки мысль.

Баба-йети, не говоря ни слова, ловко разблокировала колёса и покатила хозяйку в соседнюю комнату. Гостиная тоже на солнечную сторону, теперь было видно, что лоджии объединены в один длинный «балкон» в штукатурке цвета слоновой кости и с несколькими цветочными кашпо.

Кондиционер наполнял гостиную прохладным гулом. Шесть мягких стульев на изогнутых ножках вокруг круглого стола, у стены направо – диван. Мебель светлого дерева с золотисто-песочной обивкой из жаккарда. Налево – два светлых шкафа-витрины с расписной посудой на подсвеченных полках. Три живописных пейзажа в лёгких простых рамах украшали обстановку яркими пятнами.

– Присаживайтесь, – предложила старуха, которой работница помогла подняться и пересесть из каталки на стул. – Таня, чай подай! И папку синюю из кабинета принеси.

Снежная баба бесшумно исчезла, через несколько минут принесла на подносе и расставила перед гостями с хозяйкой на круглых кружевных салфетках чашки с блюдцами, сахар, сливки, корзинку с печеньем. Привычными движениями налила чаю и замерла у входной двери.

– Бумаги принеси, лихо, сто раз повторять! – прикрикнула на неё старуха и повернулась к гостям: – Ума-то Тане моей бог не додал, а вот силы – на пятерых отмерил. Хорошая она, только недалёкая.

Из синей кожаной папки извлекли экземпляры трудового договора. И Юля, запивая душистым чаем свежайшее песочное печенье, стала заполнять мелкими аккуратными буковками и цифрами данные паспорта, страховки, реквизиты карты для перевода зарплаты и прочее. Фадеев всё заглядывал через плечо и пыхтел, стоя над душой. Раздражал, да отвлекал только.

«Да он же просто завидует!» – осенило Юльку.

Оставалось всего ничего. Она старательно вывела фамилию, подпись и сегодняшнее число. И, перекладывая бумагу в картонную папку, случайно порезала палец листом. Коротко втянув воздух между зубами и отдёрнув руку от бумажного лезвия, она машинально сжала пальцы. И даже ахнуть не успела, как сочная алая капля впиталась в бумагу, отпечатавшись на втором экземпляре.

«Вот, блин! А что если бабка рассердится?!» – вздрогнула Юля, вскидывая глаза.

Лёва всё видел, он поджал губы и укоризненно покачал головой, девушке в движении увиделось: «Ну что ж ты за дура такая! Простых вещей сделать не можешь!». Евдокия Петровна благодушно улыбалась в пустоту, макала печенье в чай со сливками и мусолила его, как ребёнок на прикорме. Кажется, Юлькина оплошность осталась незамеченной, и работодатель не в претензии.

Старуха подмахнула экземпляры размашистым автографом, едва удерживая ручку в пальцах, изуродованных болезнью. Сделка была заключена.

Глава 4.

Лёва был растерян и разозлён. Просто в голове не укладывалось:

«Ну вот как так? Что ж за несправедливость! Тут пашешь, как не в себя, и даже на велосипед копить приходится, а этой стрекозе за красивые глаза всё с неба само падает!» – сердился он, глядя на блаженное мечтательное выражение лица Юльки, когда они возвращались домой на автобусе.

Больше всего ему хотелось обнаружить какую-то ловушку, найти тот самый «сыр в мышеловке». Но в бумагах полный порядок. Совершенно прозрачный договор о том, что Евдокия Петровна Воронова (она действительно похожа на очень старую одноглазую ворону! Тьфу, уродина!) тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения принимает на работу Семёнову Юлию Валерьевну две тысячи девятого года рождения в качестве сиделки и помощницы по хозяйству с оплатой в сто семьдесят семь тысяч рублей (цифрами и прописью) в месяц. Работодатель обязуется провести и оплатить медицинский осмотр, не устанавливает испытательный срок и оставляет за собой решение о возможных премиях и доплатах. Два плавающих выходных в неделю. Рабочий день не более семи часов, предоставляется бесплатное горячее питание.

«Не подкопаешься ни к одной букве. Вот повезло девчонке!» – Лёва насупился и повернулся к окну.

Юлька едва обняла его на прощание и вприпрыжку поскакала в свой подъезд. А Лёва так надеялся, что позовёт в гости.

«И чего тебе торчать во дворе, придурок? Думаешь, она вспомнит о тебе, передумает, пригласит на чай с печеньками? Да хрен тебе!» – плюнул он в сердцах и пошёл домой.

Не успев спустить пар, нагрубил бабушке. Быстро остыл и, чувствуя себя виноватым, приплёлся к Марине Никитичне на кухню и долго извинялся. Чтоб сгладить ситуацию, вызвался помыть посуду и почистить картошку к ужину.