Новые райские кущи

- -
- 100%
- +
Сдержанная в проявлении эмоций, рассказывая о работе, она настолько увлекалась предметом своих научных изысканий, что забывала про свою природную холодность, восторженно посверкивая поразительными голубыми глазами. На ее щеках выступал легкий румянец, а пара тоненьких прядок, выбившихся из скрепленной заколкой прически, подхваченная легким ветерком, все поглаживала эти ее порозовевшие щеки.
И в этот момент Софья была так божественно хороша, так притягательна, что у Ладникова от переполнявших его чувств и переживаний чуть кружилась голова и то и дело перехватывало дыхание. И это было странно и удивительно для Ярослава, никогда не испытывавшего к женщине подобных чувств и такого мощного влечения, замешанного на сильном сексуальном желании и одновременно на какой-то восторженной нежности и даже восхищении.
Софья Павловна же, не подозревая об эмоциях и чувствах, обуревавших шедшего рядом с ней мужчину, увлеченно рассказывала о том, что предметом ее научных изысканий является исторический период России, который называли «веком трех последних царей»: эпохе модерна, сильных страстей и неординарных личностей на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков.
Без всякого лукавства и кокетства, напрочь чуждых ее натуре, Софья откровенно призналась Ладникову, что погружена в ту удивительную ушедшую эпоху со всей возможной страстью и преданностью. А он смотрел на нее, слушал и думал о том, что Софья Октябрьская поразительно созвучна с тем самым временем. Ее внешность, холодноватая отстраненность и сдержанность, эти поразительные, нереальные какие-то глаза и манера держаться, сама суть ее натуры и характера – это девушка, вышедшая из того великого и одновременно невероятно трагического, переломного исторического отрезка. Она даже изъясняется тем практически забытым, богатым и прекрасным русским языком.
Слушая девушку и любуясь ею, Ярослав отчетливо представлял, насколько органично она выглядела бы в длинном платье, перчатках и шляпке, наряде конца девятнадцатого века, так соответствующего ее удивительному особому темпоритму существования. Так сильно отличающегося от большинства современных людей и настолько же сильно гармонирующего с ее любимой исторической эпохой.
Выйдя из кафе, они неспешно прогуливались по бульвару, и Софья продолжила увлеченно, эмоционально рассказывать какую-то забавную историческую байку-курьез, которую начала еще в кафе…
И, засмотревшись, залюбовавшись девушкой, гибельно-безвозвратно погружаясь в мир под названием Софья Октябрьская, Ладников признался самому себе, что, оказывается, сильно ошибался в высокой оценке своей круто прокачанной способности управлять, контролировать желания, эмоции и порывы. Просто в какой-то момент он вдруг осознал, что у него не осталось сил сдерживаться, бороться с наваждением и притяжением. И он шагнул к Соне, обнял и поцеловал – поцеловал ее голос, ее дыхание, ее запах, ее мягкие, чудные, казавшиеся по-детски припухшими губки…
И потерялся в этом сладко-терпком поцелуе безвозвратно…
Их первый поцелуй был ошеломляюще прекрасным! По крайней мере, именно таким его чувствовала тогда Софья, и именно таким она запомнила его навсегда. Губы Ярослава были мягкими и нежными и одновременно требовательными и сильными. От него едва уловимо пахло терпким мужским парфюмом с нотками мускуса и табачных листьев, а вкус его поцелуя напоминал наполненную солнцем теплую, спелую малину…
От невероятного клубка чувств и эмоций, захвативших и обрушившихся на нее, у Софьи кружилась голова и что-то постанывало и билось нетерпеливо в груди. Какие там порхающие бабочки – фигня! Ей казалось, что какая-то фантастическая, небывалая птица расправила крылья внутри нее, и она сейчас просто взлетит… И улетит не одна, а в паре с крепко обнимавшим ее мужчиной…
Соня резко выдохнула, стараясь остудить возбуждение, вызванное яркими нахлынувшими воспоминаниями, поднялась с кровати и подошла к большому круглому окну. Вглядываясь в даль, куда-то поверх ограждавшего участок забора, обняла себя за плечи, чувствуя, что мелко подрагивает – не то замерзнув от своей слишком чувственной реакции на воспоминание о том их далеком, первом поцелуе, не то, наоборот, слишком уж разгорячившись.
Вырвавшиеся на свободу картинки прошлого, не сдерживаемые более Сониными запретами и волевыми окриками, накатывали на нее все новыми и новыми волнами, словно она попала в эмоциональный шторм и никак не могла из него выбраться.
В тот вечер они не смогли оторваться друг от друга и расстаться…
Да нет, не так постно-плоско и еле тепленько! «Не смогли расстаться» – глупости! Когда они прервали тот свой первый поцелуй и замерли, обнимаясь и тяжело дыша, оба со всей ясностью понимали и отдавали себе отчет, что их уже не существует врозь, по отдельности и поодиночке. И оба абсолютно четко осознавали, что расстаться сейчас не просто невозможно, а это какая-то запредельная, дикая ерунда.
Они и не расстались, оказавшись в квартире Софьи каким-то чудесным переносом в пространстве. По крайней мере, как они это проделали, оба не помнили совершенно. А следующим вечером Ярослав пришел к Софье с небольшой дорожной сумкой, буднично оповестив:
– На выходных съездим ко мне в квартиру. Посмотришь и выберешь, где тебе удобней будет жить – здесь или там. – И, коротко поцеловав ее в губы, внес уточнение: – Вместе со мной, разумеется.
Глава 6
В какой-то момент «вынырнув» из воспоминаний в реальность, Ладников неожиданно обнаружил, что, находясь в расслабленной задумчивости, и не заметил, как пришел к той самой беседке, в которой еще несколько часов назад пряталась ото всех Соня.
Понятное дело, что его натренированный разум тут же вынес вердикт о неосознанном подсознательном, проявляющемся у человека. Вывод, с которым он не собирался спорить и только порадовался, что именно сюда привело его это самое подсознательное. А не, скажем, в ту же библиотеку, в которой они с Софьей продуктивно общались и провели гораздо больше времени.
В беседке все оставалось, как и в момент, когда они вдвоем из нее вышли: подушки и плед в легком беспорядке лежали на тех же местах, на которых оставила их Софья, поднявшись с садового диванчика, когда разговаривала с Ладниковым.
Ярослав сел на диван, взял в руки подушечку, на которой лежала голова Сони, поднес к лицу и вдохнул, пытаясь уловить аромат, оставшийся после нее… Но нет, с легкой досадой констатировал он, ничем не пахнет. Видимо, дувший ветерок уже успел развеять все запахи.
Для роста Ладникова диванчик был маловат, но он все равно лег, сунув под голову подушку и вытянул ноги, уложив их на подлокотник. Примостившись-устроившись пусть и не с полным комфортом, но вполне удобно.
Не так давно Ярослав мимоходом увидел отрывок биографического фильма о великом русском художнике-монументалисте, нашем современнике. Удивительном человеке и гении Иване Лубенникове.
К сожалению, чтобы вдумчиво, с удовольствием и неспешно посмотреть весь фильм, у Ярослава никак не получалось освободить достаточное количество времени. Но не об этом сейчас – посмотрит еще, обязательно. А как же, он же нынче в отпуске. Так вот, в том отрывке, который удалось ухватить Ярославу, наш великий российский художник простым, обыденным тоном произнес фразу, сильно зацепившую Ладникова и врезавшуюся ему в память:
«Большие ощущения попадают в нас невзначай. Важно не пройти мимо них».
Большие ощущения и не уступающие им по объему и значимости большие чувства попали в Ярослава в те короткие мгновения, когда утреннее яркое солнце осветило со спины хрупкую фигурку девушки. А потом он заглянул в ее невозможные, невероятные, насыщенно-голубые, прозрачные глаза, услышал ее голос, ощутил исходящую от нее энергию и вдохнул ее чарующий запах.
Ну и все. На этом самом моменте можно было бы и закончить рассказ о них двоих и об их долгой совместной жизни. Если бы через почти тринадцать месяцев этой самой совместной жизни они не расстались. Из-за дикой, откровенно тупой причины…
«Ладно, не об этом», – одернул себя Ярослав. С проблемой их идиотского расставания он разберется в ближайшее время, учитывая еще и то обстоятельство, что исключительно ради решения этой самой проблемы он и оказался здесь. Только ради Софьи и приехал.
Только ради нее. Ну и ради них двоих.
И лежит вот на диване, с подлокотника которого свешиваются его ноги, и плавает в воспоминаниях вместо того, чтобы проанализировать поступившую информацию и как можно скорей закрыть вопрос с этой нелепой кражей. Чтобы уже самым плотным образом и конкретно заняться своей Софьей Павловной.
Но какие бы приказы ни отдавал себе Ладников и как бы ни пытался сосредоточиться, мысли о Софье не собирались так просто исчезать и отступать, вытаскивая из памяти и прокручивая перед его внутренним взором еще одну порцию картинок из прошлого.
Он проснулся в субботу утром (даже не утром, а, по ощущениям всегда очень хорошо чувствовавшего время Ярослава, ближе к полудню), после их первой совместной ночи. После первой страстной, нежной и потрясающей ночи вдвоем!
Такое вот важное уточнение внес он в свои мысли.
Еще толком-то до конца не проснувшись и не открыв глаза, Ладников вдруг подумал размеренно-тягучей, какой-то большой и объемной мыслью-ощущением, что Счастье – это вот так.
Вот так, когда немного постанывают все мышцы и переполняет удовлетворение от невероятной, офигительной близости с поразительной девушкой – Твоей девушкой, что является определяющим моментом. И теперь ты валяешься в постели, окутанный ее запахом и еле уловимым ароматом ее духов, знаешь, что никуда не надо спешить, а впереди целый день вдвоем…
День, который непременно будет наполнен нежностью и страстью, поцелуями и жарким шепотом, откровениями и разговорами… И ты думаешь об этом, представляешь, какой прекрасной будет следующая ваша близость и соединение, а откуда-то тихо доносится прозрачная, легкая музыка (микс-нарезка из известной классики), пахнет крепким кофе и чем-то печеным, похожим на горячие сдобные булочки, и ты не просто знаешь, а чувствуешь всем своим существом находящуюся где-то там, в квартире, твою Женщину.
А еще было солнце. Много солнца, затопившего комнату через раздвинутые шторы… И все эти обстоятельства и чувства-ощущения Ярослава, соединяясь вместе, переплетаясь, наслаиваясь и дополняя друг друга, наверное, и были тем самым Счастьем…
«Так, все!» – одернул себя Ладников и, резко поменяв позу, сел на диване.
Сначала он закончит с этим пропавшим сокровищем, а уж потом они с Софьей разберутся с их проблемой. Хотя… насчет сокровища. А что ему сейчас, собственно, обдумывать и зачем гонять по одному и тому же кругу факты и обстоятельства? Согласно плану Эльвиры Аркадьевны, вечером хозяева устраивают, так сказать, going out on, «выход на улицу», как говорят американцы.
Ну, а почему нет, когда да? Прекрасная идея! Погода – как на заказ для ужина на воздухе, запланирован шашлык, гриль и выпивка, а стол накроют в большой летней беседке кухни-столовой. Отличная возможность пообщаться в непринужденной обстановке. Гостям – расслабиться, выпить-закусить, а Ярославу и его коллегам по расследованию – в легкой, ненавязчивой и обманчиво-простоватой манере доверительной беседы задать свои возникшие вопросы.
Кажется, хозяйка упоминала про бассейн и баню – отлично, это как раз то, что ему сейчас подойдет. Пожалуй, он попарится и поплавает.
Надо бы расслабиться.
«Хорошо бы еще и массаж, – двигаясь по тропинке к банному комплексу, с усмешкой подумал Ладников. – Но это, наверное, уже был бы перебор».
У Сони промелькнула мысль про баню и бассейн, но она тут же отказалась от этой идеи, точно зная, что банным комплексом наверняка воспользуется куча народу. Дядя Леша очень уважает парилку в усадьбе и поплавать не дурак, и тетя Маша любительница горячей парилки, да и мало ли кого еще туда принесет. Встречаться с ними лишний раз и о чем-то разговаривать Софье абсолютно «не впало», как образно изъясняется младшая Тори.
Поэтому, прикинув варианты возможного уединения (желательно гарантированного) в какой-нибудь из комнат, а сидеть взаперти Софье совершенно не хотелось – день сегодня был чудный: необыкновенно теплый, солнечный, к тому же все-таки май… красота… природа, птички-чирички и тому подобное, она кое-что придумала.
Но, правда, для этого требовалось подговорить Дмитрия Васильевича, чтобы тот выпустил ее через потайную калитку, о которой гости гарантированно не имеют никакого понятия.
Дмитрия Васильевича даже уговаривать не пришлось – он только кивнул согласно и провел Софью к тайному ходу с участка, напутствовав перед «выходом на свободу с чистой совестью», чтобы она вернулась к определенному времени, предварительно позвонив ему, чтобы он впустил ее обратно.
Вот так. «Связи решают все!» – посмеивалась Софья, выходя на тропинку, через реденький подлесок ведущую от совершенно незаметной дверцы в заборе, замаскированной под текстуру самого забора, в сторону поселка. В поселок Соня не собиралась – тропинка, ведущая от усадьбы, не доходя Октябрьского раздваивалась: одна выходила на асфальтированную двухполосную дорожку, тянущуюся в сам поселок, а вторая уходила вбок и выводила на грунтовую тропу, которая шла по лесу, обходя поселение по окружности.
Этой тропой местные жители пользовались для прогулок, а зимой – для лыжной пробежки. Соня про нее, конечно, знала и оценила все достоинства этой тропки. Правда, пользовалась ею всего пару раз, но не найти ее или заблудиться было невозможно.
Выйдя на тропу, Софья с удовольствием вдохнула-втянула в себя теплый, чистый воздух, наполненный запахами леса и насыщенным хвойным ароматом нагретых солнцем елей, задержала дыхание, постояла, закрыв глаза, и медленно выдохнула. И повторила это глубокое, медитативное дыхание еще несколько раз.
Думать не хотелось вообще ни о чем – вот честно! У нее просто не осталось душевных сил, чтобы снова и снова прокручивать в голове яркие, наполненные чувствами и эмоциями картинки совместной жизни с Ярославом. Переживать все это раз за разом… Да и размышлять по поводу нелепой кражи сокровищ, обдумывая и бесконечно перебирая в голове кандидатуры родственников на роль преступника, гоняя туда-сюда факты и предположения, тоже тех самых сил не напасешься.
Поэтому Софья вставила наушники в уши и включила лекцию одного из ведущих историков страны по теме ее научного изыскания, специализирующегося как раз на этом конкретном историческом периоде, которую давно уже намечала послушать, да никак не находила времени и возможности.
«Ну и все, и не мешайте мне все!» – отчего-то капризным, требовательным тоном произнесла про себя Соня и погрузилась в лекцию.
Глава 7
Осуществить задуманный отдых и уже предвкушаемый от него релакс Ладникову не удалось. Нет, оно, конечно, удалось бы, и даже вполне себе прекрасным образом. Да только войдя в банный комплекс и обнаружив там, наверное, половину присутствовавших в усадьбе гостей, Ярослав тут же «дал заднюю», пока его не успели заметить и предпринять попытки пообщаться. Не-не, ребята, общаться мы с вами будем вечером за шашлыком, на посиделках в сумерках.
Но отдых Ладникову все же требовался. Даже не столько отдых как таковой (в его глобальном понимании ему вроде как и уставать особо не от чего), сколько было желательно, даже ближе к обязательно, ребутнуть. Ну, в том смысле, что перезагрузить мысленный процесс, на время задвинув любые размышления и о краже, и о Софье. И уж кому-кому, а Ярославу было отлично известно, что очищать-перезагружать сознание лучше всего, когда занят какой-нибудь физической нагрузкой. Плавание вообще идеально, особенно силовое, на скорость, но и ходьба очень даже неплохо.
И раз уж плавание отменилось по объективным причинам, то уж пешие прогулки ему вполне доступны – хоть уходись. Вот только где бы так устроить променад, чтобы ни на кого не наткнуться?
Как где – знамо дело, где: за пределами усадьбы.
– Хм-м, – хмыкнул подозрительно-загадочно Дмитрий Васильевич на просьбу Ладникова отдать указание охране, чтобы те выпустили его за забор.
– Что? – не понял этого многозначительного хмыканья Ярослав.
Пораженно-уважительно покрутив головой, безопасник с усмешкой пояснил:
– Всегда говорил, что наша Эльвира Аркадьевна – великой мудрости женщина.
– Согласен, но это ты к чему про нее вспомнил? – с подозрением поинтересовался Ярослав.
– Да к тому, что, как известно, у больших умов мысли сходятся, – хохотнул Дмитрий Васильевич и наконец разъяснил все свои загадочные хмыкания: – Пятнадцать минут назад Софья Пална вот так же пройтись и подумать отправилась.
– И ты ее выпустил? – удивился Ярослав.
– Так а что не выпустить? – удивленно пожал плечами Дмитрий Васильевич. – Это ж Сонечка Пална.
– Ну да, железный аргумент, – усмехнулся Ладников и поинтересовался: – Через скрытую калитку выпустил?
– Ну, не нервировать же гостей, – кивнул безопасник.
– Кому еще известно про калитку? – тут же ухватился за возможную «брешь» в обороне Ярослав.
– Да все под контролем, не кипишуй, Ярослав Олегович, – уверил его Дмитрий Васильевич. – Про калитку знают Павел Егорович, Константин, Софья Пална и их мама, она же первая жена хозяина Александра Михайловна. Ну и Эльвира Аркадьевна. И я.
– А охранники, которые охраняли усадьбу в обычном режиме?
– Нет, – снова покрутил головой безопасник, – никто больше. Теперь вот ты знать будешь. Только мало того что она скрытого, закамуфлированного типа, она еще и под сигнализацией серьезной находится.
– Ну, ладно, – не то проворчал, не то согласился не сильно довольным тоном Ярослав и спросил: – Софья что, в поселок пошла?
– Эт вряд ли. Сам знаешь, Софь Пална у нас многолюдье не любит и незнакомых людей не жалует, – напомнил Ярославу Дмитрий Васильевич. – Скорее всего, по тропе пошла прогуляться.
– Объясняем гостю, что за тропа, – потребовал Ладников.
– Да по лесу, вокруг Октябрьского проложена, как раз для пеших прогулок. – И, посмотрев на собеседника, явно собравшегося возмутиться, поспешил успокоить: – Да не, ты не переживай, Ярослав Олегович, там безопасно. Это же у местных что-то вроде парковой дорожки.
– Безопасно, – не удержавшись, проворчал Ладников. – Давай уже, выпускай меня. И как хоть эту тропу вашу отыскать?
Нет, не помогла Софье та лекция, вот ни разу! Бубнил себе лектор немного занудным голосом, докладывая о новых интересных фактах, открытых им, только пролетали они все мимо сознания историка Октябрьской. Не поддалось оно на ее уловку с погружением в научные дела, вместо этого упорно продолжая транслировать ей картины-воспоминания из прошлого. В том числе и то самое воспоминание, которое ей больше всего хотелось бы забыть.
Забыть и развидеть навсегда!
Понятно, что при всей любви Софьи к уединению, находиться в тиши и одиночестве столько, сколько душе ее было угодно, при наличии весьма активной, энергичной и слишком уж деятельной родни не получалось, как бы она ни старалась. Не спасало даже личное пространство в виде отдельной ото всех квартиры. Ото всех родственников! Последнее подчеркнуть! И который раз напомнить тем самым родственникам, что оно – отдельное и ее лич-но-е!
После того как Софья блестяще защитила кандидатскую диссертацию, Павел Егорович, присутствовавший на защите в составе многочисленной «группы поддержки» семейства Октябрьских, во время отмечания столь важного события в ресторане, на которое он пригласил всех, предложил Софье купить квартиру.
Нет, он не покупает и не дарит дочери квартиру. Ни один здравомыслящий бизнесмен всерьез, без дураков, по-настоящему занимающийся своим делом, никогда не станет выдергивать из оборота деньги, когда нет какой-то действительно горящей необходимости.
Павел Егорович предложил дочери иной вариант. Где-то через пару месяцев должны были сдавать новострой из разряда точечной застройки города Москвы. В его финансировании небольшой долей участвовала и компания Октябрьского, отчего в этом доме ей принадлежало несколько квартир. Вот отец и предложил дочери выкупить одну из них у компании по простой схеме: в долгосрочный кредит у самой фирмы. Процент мизерный, выплаты небольшие, кредит долгий, с возможной пролонгацией. А вот первичный взнос и оформление – вот это и был подарок от отца Софье к званию кандидата исторических наук.
Софья обрадовалась не передать как! На тот момент она жила в их «старой» квартире, которая после развода родителей перешла маме.
Спору нет, квартира замечательная! Пять комнат, огромная гостиная, такая же кухня-столовая, два санузла, душевая и ванная комнаты. Изначально это были две квартиры. Родители взяли их в кредит, сделали перепланировку и соединили в одну, исходя из тех соображений, что их четверо, да еще к ним временно перебрались жить родители мамы, и всем нужны отдельные комнаты.
Потом мама вышла за замуж за Игоря Владимировича, родилась Виктория, поселилась с ними ее няня, бабушка с дедом часто приезжали из Воронежа и жили по нескольку месяцев… Честно сказать, такое столпотворение родни (хоть и любимой!) было серьезным испытанием для Сониных нервов и душевного состояния.
И тут – своя квартира. Своя! Сама Софья, будучи реалисткой и перфекционистом, для которого логика и порядок есть суть его натуры и жизни, несколько раз садилась просчитывать вариант ипотеки, но каждый раз отказывалась от этой идеи, понимая, что даже при помощи отца не потянет. Как говорится, не с ее зарплатой.
Но тот вариант, который предложил папа, это было… просто охренительно здорово! И, главное, ей по силам и по финансам! Так что ура!
При наличии в жизненном активе Софьи папы-архитектора и мамы – крутого дизайнера квартира эта стала воплощением и реализацией самого комфортного, самого удобного для Софьи устройства ее быта и радостного душевного равновесия. Папа с мамой расстарались, и теперь у их Сонечки имелся по-настоящему созвучный ей дом, в котором все было устроенно наилучшим для нее образом.
Ну чистая мечта, ежики летучие!
Еще и поэтому Соня не любила и не сильно приветствовала нашествия в свою девичью обитель разного рода гостей, которые неизменно нарушали упорядоченность течения и устройства ее жизни.
Да только кто ж ее будет спрашивать, приветствует она там что-то или сильно порицает, когда у Софьи Палны имелись в наличии две наглющие, бесшабашные и любимые младшие сестренки-подростки со всеми прелестями пубертатного максимализма?
Немудрено и неудивительно, что Дарья с Викторией, выросшие вместе с младенчества, стали друг для друга самыми родными и близкими подругами, считали себя сестрами и, несмотря на разницу почти в год, совпадая интересами и взглядами на жизнь, частенько увлекались одними и теми же занятиями. Понятное дело, погружаясь в них на пару и во всем друг дружку поддерживая.
Вот и желание завалиться в гости к любимой старшей сестре Софье в любое время, когда им взбредет в голову, эти две малолетние «террористки» воспринимали как само собой разумеющееся дело. Не утруждаясь предварительными звонками, договоренностями или хотя бы сообщением о своем приходе посредством коротенькой эсэмэски типа: «Щас придем! Жди».
Но ровно до той поры, пока не появился в жизни Софьи Ярослав.
В первую же встречу с девчонками Ладников четко, безапелляционно и по пунктам обозначил рамки допустимого девицам и уведомил о новых, введенных для них правилах посещения сестры.
Девчонки впервые заявились к Соне с Ярославом в гости, проникнув в квартиру методом нажатия и не отпускания кнопки звонка, пока им не откроют. Прервав своим появлением предварительные ласки, которыми в этот самый момент с упоением предавались Софья с Ладниковым, с трудом и великой досадой оторвавшиеся друг от друга, чтобы одеться и впустить-таки расшалившуюся «детвору» в дом.
Возмущение свое Соня, по просьбе Ярослава, попридержала, предоставив ему возможность «познакомиться» с родней, расставить жесткие приоритеты и посвятить девочек в новые правила.
Посадив Дашку с Викой на диван, поставив стул напротив жадно рассматривавших его девчонок, посверкивавших глазами от любопытства, азарта и неугомонного озорства, многозначительно помолчав и порассматривав их в ответ несколько давящим, суровым взглядом, Ладников двинул адресную, разъяснительную речь:
– Значит, так, барышни, – произнес он значимым, весомым тоном, каким-то таким особым тембром голоса, услышав который, всякий терял желание спорить и возражать, – мы с вашей сестрой Софьей Павловной отныне живем вместе. У нас семья. А у нашей семьи есть свои важные дела, занятия, личная жизнь и пространство, в которые закрыт вход всем, кроме нас двоих. Мы можем заниматься любовью, спать, отдыхать, работать или просто разговаривать о чем-то своем, душевном и важном для нас, и в такие моменты хотим находиться только вдвоем. Охранять свое уединение мы станем жестко, вплоть до прекращения всякого общения с теми, кто решит беспардонно в него вторгаться. Думаю, вы меня поняли. А теперь, поскольку статус вашей сестры, да и вас самих, отныне изменился, давайте договариваться и устанавливать правила нашей с вами жизни и общения, чтобы в дальнейшем не ругаться и не обижаться друг на друга.










