Тени Измерений

Он посмотрел на неё поверх стола – долгим, оценивающим взглядом.

– Что случилось?

Она сглотнула.

– Мне… плохо. Понимаете?

– Можно сделать, чтобы стало «получше», – сказал один. Во взгляде не было ни сомнений, ни сочувствия – просто холодная уверенность человека, который давно перешёл точку невозврата.

– Будешь так же, как мы?

– Есть разница? – спросила она, хотя сама едва понимала, о чём вообще речь.

– Есть, – ответил он коротко. – Только не все потом возвращаются.

Она выдохнула, будто ставила подпись под чем-то, что ещё не понимала:– Тогда… хочу попробовать.

Она и правда не знала, что такие решения обычно не имеют обратного хода.

Но вмешался Сега. Не злой – испуганный.

– Не, Мара, извини. Мы в это не полезем. Нам дороже собственная жизнь. Все знают, если до твоей маман дойдёт слух… ну, нам лучше не проверять, кто из нас потом сможет ходить.

Её мать знали многие тёмные типы с района. Потому что умела ставить на место любого, кто пытался играть грязно. Её уважали и побаивались – связи, характер, железные принципы. Никто не хотел переходить ей дорогу.

– Я никому ничего не скажу. Честно, – прошептала она почти со слезами. Не угроза – отчаяние. Она просто хотела, чтобы кто-то помог ей вылезти из внутренней пустоты, которая тянула вниз хуже любой пропасти.

Сега посмотрел на другого – короткий обмен взглядами, будто они решали, стоит ли вообще лезть в эту историю.

– Ладно, – сказал второй. – Поможем. Но запомни: мы не спасатели. И больше не проси.

Он говорил твёрдо, почти безэмоционально, как человек, который видел слишком много чужих падений и ни одного настоящего выхода.

Дальше всё произошло так буднично и тихо, что казалось – мир специально приглушил звук.

Она чувствовала каждую секунду слишком ярко: кожу, пульс, внутренний холод, который давил изнутри. И вдруг – этот нажим будто отпустил. Не ярко, не красиво, не «эффектно», а так, будто внутри просто переключили тумблер.

Тишина.

Сначала странная, непривычная.

Потом – теплее, мягче. Как будто что-то тяжёлое на миг отступило.

Никаких огней, никаких «вспышек». Только ощущение, что напряжённый воздух вокруг расслабился вместе с ней.

Боль замолчала. Страх – тоже. Всё ушло не навсегда, а просто… отступило на шаг. Как будто дало передышку, которую она так давно искала.

Мир на секунду стал слишком лёгким, почти невесомым.

Но это чувство – хрупкое, ненадёжное.

Оно длилось ничтожно мало, и она поняла это ещё до того, как волна ушла.

И когда всё вернулось – стало ясно, что это была не свобода.

А лишь пауза.

А потом – резкий откат. Холод, прозрачный до боли. Ясность, от которой хотелось спрятаться.

Внутри – пустота, где минуту назад было чувство «всё хорошо».

И тоска по этому иллюзорному мгновению, где боль хоть на секунду отпустила.

Серая реальность снова вернулась. С её «надо», «должен», «терпи».

И стала ещё тяжелее.

Позже она познакомилась с человеком, который зарабатывал на чужих слабостях. Он относился к ней уважительно: она никогда не лезла в чужие дела, не подводила, не болтала лишнего и у нее всегда были деньги.

Словно давно понимала правила этих теневых кругов.

Второй раз она сделала выбор сама. Без чьих-либо слов, без давления.

Как будто внутренний голод уже знал, куда его тянет.

В школе всё это подавалось как «модно».

Будто саморазрушение – знак принадлежности к закрытому клубу.

Будто риск – это стиль, а раны – украшение.

Кто-то искал острые ощущения в туалетах. Кто-то – за последними партами.

И все делали вид, что это про свободу.

Если ты не с ними – ты никто.

Школа постепенно превращалась в станцию отправления в никуда для тех, кто хотел «почувствовать жизнь».

Но со временем иллюзия свободы стала тяжелеть.

То, что раньше казалось романтикой, превратилось в цепи.

И однажды она поняла:

это не про стиль, не про смелость и не про силу.

Это про зависимость.

Про рабство, которое она выбрала, даже не осознавая, что подписывает себе приговор.