Хроники Мирослава. Изобилие Ковалей

И вместе с благосостоянием росла и легенда. Теперь, когда Светлана выходила с Мирославом по делам, на них не просто оглядывались – с ними почтительно здоровались купцы, а матери указывали на мальчика детям как на пример недюжинного ума. Стратегия «Щита» начинала работать, прикрывая растущее благополучие семьи очевидным, пусть и необъяснимым, фактором – гениальностью младшего сына.

Войдя в дом, уже нельзя было не заметить перемен. Воздух пах не только едой, но и чернилами – Светлана, пользуясь зимним затишьем, начала учить Зорю грамоте. Девочка, лишенная своего летнего царства-огорода, хоть и скучала по земле, но с неожиданным рвением водила грифелем по восковой дощечке, а в перерывах её звонкий смех раздавался из «девичьей», где она играла с детьми соседей.

Ярина, её первое задание и скрытые ушибы остались в прошлом месяце. Теперь она пропадала в Гильдии Искателей, возвращаясь домой с новыми знакомствами, картами и всё более уверенной осанкой опытного следопыта.

А в кузнице, ставшей настоящим сердцем семейного предприятия, царил нерушимый союз двух братьев. Гром, с лицом, почерневшим от дыма и усталости, но с горящими глазами, был решающей силой. А Мирослав – его мозгом и стратегом. Они были неразлучны. Почти. Каждый второй день кузницу посещал эльф Элрон и Гром, лишь на секунду оторвался от наковальни, чтобы кивнуть Элрону, и вновь погрузился в ритмичный звон молота. Нерушимый союз братьев знал свои границы – здесь, в огне и металле, был мир Грома.

Мирослав же, услышав знакомый стук в дверь, молча отложил свиток с подсчётами и направился в их с братьями угол – мальчиковую комнату. Здесь, вдали от шума кузни, но в самом сердце своего дома, ему предстоял сегодняшний урок.

– Садись, Мирослав, – Элрон указал на стул рядом со столом. Его лицо, обычно выражавшее лишь спокойную учтивость, сегодня было сосредоточено. – До сих пор мы говорили об идеях. О том, каким мир может быть. Сегодня пришло время поговорить о том, каков он есть. О самом фундаменте, на котором всё стоит. О кирпичиках мироздания.

Он сделал паузу, давая мальчику осознать важность момента.

– Существуют силы, что древнее богов и прочнее скал. Девять Основ, из которых соткано всё сущее. Понять их – значит сделать первый шаг к истинному пониманию мира. Сегодня я покажу тебе три из них.

И только тогда, убедившись, что ученик готов слушать, Элрон приступил к демонстрации.

– Смотри, – его пальцы сложились в лаконичный жест.

Камень, лежавший на краю грубого стола, вдруг задрожал и рассыпался, превратившись в мелкий, сухой песок. В следующее мгновение песчинки стремительно понеслись навстречу друг другу, и на столе вновь лежал цельный камень. В воздухе повис слабый голубой отблеск.

–Это Физис. Основа Материи. Её воля – менять форму и суть вещества.

Эльф не стал делать паузы для вопросов. Он раскрыл ладонь, и над ней возникло маленькое солнце – тёплый, ровный шар, от которого исходили лёгкие оранжевые всполохи.

–Это Эния. Основа Энергии. Она – источник движения, тепла и света в этом мире.

Свет погас. Взгляд Элрона упал на засохшую былинку, прилипшую к его плащу. Он коснулся её кончиком пальца. Травинка вздрогнула, её стебель выпрямился, а жухлый цвет сменился на недолгий, ярко-зелёный всплеск жизни.

–А это Биос. Основа Жизни. Мои сородичи чувствуют её течение лучше, чем кто-либо. Всему остальному мне пришлось учиться самому.

Мирослав внимательно наблюдал, впитывая каждое слово и каждый жест. Когда голубой, оранжевый и зелёный отблески угасли, в комнате наступила тишина, которую не нарушал даже приглушённый гул из кузницы.

– А остальные? – тихо спросил мальчик. – Вы сказали, Основ девять.

Элрон одобрительно кивнул.

–Верно. Остальные шесть столь же фундаментальны, хоть и не всегда столь же зримы. – Он принялся перечислять, загибая тонкие пальцы:

– Нус – Основа Разума, мысль, что строит дворцы и летающие корабли. Её мастер может прочесть память камня или заставить врага забыть собственное имя.

–Психе – Основа Души, что рождает любовь, ненависть и всё, что между ними. Её искусство позволяет успокоить бушующее сердце или вселить необъяснимый ужас.

–Хронос-Топос – Единая Основа Времени и Пространства, ткань, на которой вышита вся картина бытия. Я сам лишь смутно понимаю её законы. Говорят, величайшие маги могли шагать между мирами, но ныне это знание утрачено.

–Синдесмос – Основа Связей. Она соединяет душу с телом, слово с его смыслом, а звёзды на небе – друг с другом. Мастер Синдесмоса может найти что угодно по капле крови или разорвать саму нить, связывающую заклятие с его творцом.

–Хаос – Основа Случайности и Распада. Без неё не было бы перемен, но она же несёт и разрушение. Её природа непредсказуема, и мало кто осмеливается прикасаться к этой силе.

–И, наконец, Эйдос – Основа Идеи, чистой сути вещи. Что такое меч, лишённый формы? Может ли существовать число само по себе? На эти вопросы нет простых ответов.

– Представь себе двух кузнецов, – продолжил Элрон. – Один тратит десять мер угля, чтобы отковать гвоздь. Другому хватит и одной меры. А архимаг, владеющий Физис и Эния, способен и вовсе обойтись без угля – его воля прямо преобразует материю, создавая идеальный клинок из грубого железа одним лишь усилием мысли. Все трое получат на выходе изделие. Но первый истощит свой запас вдесятеро быстрее. Так же и маги. Сила – лишь одна из чаш весов. Другая – умение не растрачивать её понапрасну, направляя каждый поток с точностью ручья, пробившего себе русло в камне, а не с расточительностью проливного дождя, что лишь смывает почву.

Мирослав слушал, не пропуская ни слова. Когда Элрон закончил, в комнате повисла задумчивая тишина.

– Значит, хорошего мага от плохого отличает опыт? – наконец спросил мальчик. – Умение не растрачивать силу?

Элрон покачал головой, и в его глазах мелькнула тень чего-то древнего и сложного.

– Не только. Опыт – лишь инструмент в руках умелого мастера. Но то, к каким Основам душа лежит с самого начала, зависит от многих нитей, что сплетают нашу судьбу. Расовые предрасположенности, как у эльфов к Биос. Год рождения, что накладывает печать божественного покровительства. И… его кровь. Кровь предков, что течёт в его жилах.

Он произнёс последние слова с особой весомостью, и между учителем и учеником на мгновение повисло невысказанное понимание.

И тогда Мирослав задал свой вопрос. Тихий, но чёткий, будто отточенный клинок:

– А если кровь… это бремя? Новорождённый… он начинает жизнь с чистого листа? Или он с первых вздохов – лишь продолжение своих предков, и его путь уже предопределён этим грузом?

Глаза эльфа расширились. Он смотрел на трёхлетнего мальчика, задающего вопрос, над которым философы бьются веками. Воздух в комнате застыл, и даже приглушённые звуки кузницы словно отступили, затаив дыхание.

Элрон медленно откинулся на спинку стула, его взгляд стал отстранённым, словно он смотрел сквозь стены дома вглубь веков.

– С чистого листа… – он тихо повторил вопрос, и в его голосе зазвучала многовековая усталость. – Моя раса считает, что нет. Что душа, приходя в мир, несёт в себе отголоски всех своих прошлых жизней. Груз ошибок, зрелость принятых решений… или тяжесть неисполненных долгов. – Он перевёл взгляд на Мирослава. – Люди же верят, что каждый ребёнок – это новая песня. Но… – эльф сделал паузу, выбирая слова, – даже самая новая песня поётся на знакомом языке. И мелодия крови, мелодия рода… её не так просто заглушить.

Он ненадолго замолчал, словно припоминая что-то давно услышанное.

–Орки же говорят иначе. «Кровь за кровь» – вот их правило. Для них потомок не просто продолжение рода, но и наследник всех деяний предков. Слава предка становится его славой, но и вина предка ложится на его плечи. Они не начинают с чистого листа – они входят в уже идущую битву, принимая на себя всю её тяжесть.

Он замолчал, давая мальчику осмыслить сказанное. Потом внимательно посмотрел на него.

– Почему ты заинтересовался этим, Мирослав?

Мальчик на мгновение задумался, его брови слегка сдвинулись.

–Странно… Я внешне похож на маму. Гром – вылитый отец. Во всех нас есть черты родителей. Зоря даже смеётся, как мама. Но при этом… все мы любим разное. Леон – магию и знания, Ярина – приключения, Гром – кузницу. Почему, если в нас течёт общая кровь, мы так отличаемся?

Элрон задумался, и в его глазах мелькнуло что-то глубокое, почти отеческое.

–Ты задал вопрос, на который нет единственного ответа, мальчик. Возможно, истина где-то посередине. Мы приходим в этот мир с чистым пергаментом души… но на нём уже видны отпечатки рода. Одни следуют этому рисунку, других он отталкивает, третьи – как ты – пытаются разглядеть саму вязь. И только от нас зависит, станут ли эти знаки проклятьем… или крепкими корнями твоего древа. Тебе предстоит найти свой ответ. – В глазах эльфа вспыхнула искра уважения. – И, судя по всему, ты начал этот путь гораздо раньше, чем большинство.

Он поднялся, и в его движении была непривычная мягкость.

– Запомни этот вопрос. К нему стоит возвращаться снова и снова. А теперь иди – твой брат, кажется, уже заждался твоей помощи.

Урок подошёл к концу, оставив в воздухе незримый след – семя мысли, что будет прорастать ещё долго.

Конец второй декады десятого месяца выдался на удивление ясным и морозным. Заходящее солнце окрашивало снежные крыши Каменного Моста в медные тона, а внутри дома Коваль царила привычная, немного торжественная тишина перед еженедельным сеансом связи. Светлана активировала Зеркало Сплетника, и в его глубине медленно проступило знакомое лицо Леона. Но сегодня на нём не было и тени улыбки – лишь глубокая усталость и следы напряжения вокруг глаз.

– Мама, папа, всем привет, – его голос прозвучал ровно, но безжизненно, словно выученная фраза.

Приветствия семьи тоже были сдержанными. Все чувствовали, что за этой маской спокойствия скрывается что-то серьёзное. Ярина, сидевшая с прямой спиной, первой нарушила неловкую паузу.

– У нас всё спокойно. Отработали с гильдейцами участок у старой заставы, – коротко доложила она.

– А мы почти закончили с заказом для караванщиков, – пробурчал Гром, не отрывая взгляда от зеркала.

Но все понимали – это лишь прелюдия. И тогда Леон начал свой рассказ.

– Я сделал, как советовали тогда, месяц назад, – тихо начал Леон, его пальцы бессознательно сжали край стола по ту сторону зеркала. – После лекции по основам Энии Торнхилл снова подошёл. Начал с намёков, что «простолюдинам не место среди избранных». На этот раз рядом были двое из клана Вороновых. Я ответил спокойно, но твёрдо. Сказал, что моё место определяют мои знания, а не происхождение.

Он замолчал, глотнув воздуха, словно ему не хватало дыхания.

– Торнхилл окаменел. А один из Вороновых… старший ученик… после лекции «случайно» шёл рядом и спросил, не интересуюсь ли я углублённым изучением трансмутации металлов. Говорил вежливо, но в глазах был холодный расчёт. Я чувствовал себя… – он сглотнул, – как на рынке, когда два купца торгуются за последнего породистого щенка, а тот даже понять не может, чья тележка окажется уютнее.

В горнице повисла тяжёлая тишина. Светлана побледнела, услышав фамилию своего рода, но промолчала, сжав руки на коленях.

– Это ведь и есть та самая «борьба за пешку», о которой вы говорили? – голос Леона дрогнул от горечи. – Они смотрят на меня не как на человека! Каждое слово – как ход в игре, каждую улыбку нужно проверять на искренность. Я устал, мама. Это… это выматывает душу.

Светлана медленно выдохнула. Её голос прозвучал тихо, но с той самой стальной ноткой, которую дети слышали лишь в самые серьёзные моменты.

– Я знаю, сынок. Знаю это чувство. – Она смотрела на его усталое лицо в зеркале с безграничной нежностью, но и с пониманием, недоступным другим. – Но эта усталость – обратная сторона медали жизни в столице, цена за доступ к знаниям и возможностям Академии. Ты платишь эту цену каждый день, и я горжусь твоей стойкостью.

– Но если эта игра становится невыносимой, – твёрдо продолжила она, – если цена оказывается слишком высокой, помни: ты всегда можешь всё бросить и вернуться домой. Здесь тебя ждёт твоя семья, твоя комната и дело, где ценят твои руки и ум, а не твоё происхождение. Никто не сочтёт это поражением.

Мирослав, до этого молча слушавший, мягко вступил в разговор:

– Если же ты решишь остаться, то теперь перед тобой два пути. Можно продолжать держать нейтралитет, быть своим собственным человеком. Это сложнее, ты будешь один против течений. Но ты сохранишь свободу. – Он сделал небольшую паузу, давая брату осознать это. – Или можно принять сторону Вороновых. Они уже проявили интерес. Это даст тебе сильного покровителя, защиту от Торнхилла и других. Но тогда ты навсегда будешь связан с их кланом. Станешь их человеком. Обратного пути не будет.

Леон замер, глядя на свои руки, сжатые на столе по ту сторону зеркала. В его глазах шла борьба – между усталостью и честолюбием, между желанием простоты и осознанием открывающихся возможностей.

– Нет, – наконец твёрдо сказал он, поднимая голову. – Я не хочу быть «чьим-то» человеком. Не хочу быть разменной монетой в чужих играх. Пусть лучше я буду тем, в ком нуждаются все, чем тем, кому приказывают. Остаюсь нейтралом.

В углу рта Светланы дрогнула чуть заметная улыбка – гордая и радостная. Её мальчик, не имея ни знатного рода, ни состояния, лишь силой своего ума и воли заставил могущественные кланы считаться с собой. Он не бежал от системы, как она. Он играл в её игру и уже менял её правила

– Это по-настоящему мудрое решение, сын, – тихо сказала она. – Ты выбрал не просто нейтралитет. Ты выбрал свободу. И этим сильнее многих из тех, кто родился в пурпуре.

Мирослав кивнул, и в его глазах читалось одобрение. – Сложнее всего будет сначала. Пока они не поймут, что ты не сломаешься. Но ты выдержишь. А мы всегда здесь.

Леон глубоко вздохнул, и на его лице наконец появилось не облегчение, а решимость. – Выдержим, – просто сказал он.

Мирослав, сидевший рядом с матерью, внимательно смотрел на старшего брата через зеркало. Он хорошо понимал, что главная трудность ещё впереди.

– Леон, – снова заговорил он, и в его спокойном голосе прозвучала непоколебимая уверенность, – то, что произошло сегодня – это только начало. В той жизни, которую ты для себя избрал, такие ситуации будут случаться часто. И в следующий раз у тебя может не быть возможности посоветоваться с нами. Решение придётся принимать сразу, полагаясь только на себя.

Он сделал небольшую паузу, чтобы брат осознал его слова.

– Но я не переживаю за тебя. Ты амбициозен. Ты умён. И ты смекалист. Родители вложили в тебя это, а Академия отточила. Поэтому я не просто верю – я знаю: ты справишься. Со всеми их играми. Сам.

Леон замер на мгновение, и в его усталых глазах вспыхнула новая искра – уже не отчаяния, а твёрдой уверенности. Эти слова, сказанные с такой непоколебимой верой, значили для него в этот момент больше, чем любые советы.

– Спасибо, брат, – тихо, но отчётливо произнёс он. – За совет… и за веру в меня. Это… многое значит.

Сеанс связи завершился. В горнице воцарилась тишина, но теперь она была иной – не тревожной, а наполненной осознанием того, что их семья, пусть и на расстоянии, только что выиграла свою первую битву в войне, которую никто из них не начинал, но которую все они были готовы вести до конца.