Непристойные уроки любви

Глава 8

Айвор был противен самому себе. Он превращается в подобие собственного отца! Вот этого он точно предвидеть не мог. Конечно, он знал о своих недостатках: заносчив, склонен к упрямству и скоропалительным суждениям, не стремится близко сходиться с людьми. Он предпринимал все усилия, чтобы события развивались так, как ему хочется, не имел привычки просить и редко выслушивал чужое мнение. При этом он хорошо выполнял свою работу – и тут уж, если требовалось, мог посоветоваться с другими, но окончательное решение всегда принимал самостоятельно, без колебаний. Таков был его характер, и он не собирался меняться. Но сейчас… Сейчас в лице этой особы возникло нечто иное, нечто новое и не совсем понятное для него.

Он видел ее дважды: сначала в салоне, а теперь еще и на прогулке верхом. Дразнящие улыбки, пронзительные взгляды, игривые слова, которые произносятся исключительно для того, чтобы привлекать внимание, – именно такой он и представлял хозяйку игорного заведения.

Но… Вне всякого сомнения, она была прекрасна. Тонкий привкус инаковости выделял ее из толпы. Ее локоны выглядели так, будто их вовсе не укладывали. На лице ни румян, ни мушек. Кожа бледная, однако не такая, как у истинных англичанок, скорее оттенка сливок, тронутых солнцем. Платье, что было на ней в салоне, идеально облегало фигуру, не строгое, но и не кричащее. Украшений немного и явно восточной работы: серьги с колокольчиками очень шли ей. Разговаривая с кем-то, она поводила руками на манер танцовщицы, и это было не продуманное движение, а спонтанное, естественное. А уж когда он увидел ее в парке в смелом наряде… Да еще эта несравненная посадка на лошади…

Лайла Марли возбудила в нем нешуточное желание.

Айвор положил кнут и перчатки на столик в своем доме в Блумсберри и отправился в кабинет. Лайла не отпускала его. Вне всякого сомнения, восхитительная женщина, и есть в ней что-то такое. Он никак не мог подобрать подходящего слова. Что-то такое ускользающее, что невозможно увидеть, но только почувствовать. Как будто она скрывает от окружающего мира важную часть себя. Хозяйка салона – лишь ширма, а что за ней? Он бы многое отдал, чтобы подобрать ключик к тайной части ее души. Айвор был взволнован, чего с ним прежде никогда не бывало.

Он держал в руках стопку писем, но даже не смотрел на них. Боже милосердный… Эта чертовка околдовала его. Что он такое выдумывает? Она всего лишь хозяйка салона, довольно опытная, надо сказать, знающая, как привлечь и удержать клиентов. Разве он не видел, как она играла с Генри Олстоном, Херрингфордом и бог знает с кем еще? Для нее мужчины как марионетки. Не имеет значения, насколько развращен лорд Херрингфорд и насколько юн Генри Олстон. Она дергала за ниточки обоих.

И все же, все же… Понимая все это, он не мог, находясь рядом с ней, не следить с болезненным наслаждением за стремительной сменой выражении на ее лице, за тем, как нетерпеливо она смахивает волосы со лба, как смеется, как искусно избегает в разговоре тем, которые ей не по нраву.

И она – она – была любовницей его отца.

Его внутренности свело от отвращения.

Айвор задумался, устремив взгляд в окно на розовый сад. Перед тем как встретиться с ней, он навел справки. Лайла Марли получила образование, причем хорошее образование: училась в первоклассной частной школе. Она знает толк в музыке, еде и этикете. Умеет вести беседу, а значит, прочитала достаточно книг. Чтобы зарабатывать на жизнь, она могла бы стать гувернанткой или школьной учительницей. Но она предпочла устраивать карточные вечера, и это многое о ней говорит. Любовник, а особенно богатый любовник, при таком образе жизни неизбежен, и у нее богатый выбор, в чем нетрудно было убедиться.

Он пришел в салон, ожидая увидеть расчетливую женщину. Но Лайла оказалась умна и чувствительна – чего он никак не ожидал. Откровенно говоря, мисс Марли совершенно не походила на прочих любовниц отца. Ни выставленных напоказ драгоценностей, ни осветленных локонов, ни мушек, ни надушенных перьев, ни нюхательной соли в мешочке на случай внезапного обморока, – другие отцовские пассии без этого не обходились. Может быть, поэтому она так легко очаровала его, что в ней не было ни капли наносного?

Айвор вздохнул. Он рос, наблюдая за вереницей отцовских любовниц. Отец не скрывал их. То есть он, конечно, не приводил любовниц в дом и следил за тем, чтобы жена и любовница не оказались на одном балу. Но он и не прятал этих женщин от общества: брал их с собой в театр, прогуливался с ними в парке, водил по дорогим ресторанам и магазинам. Все жалели «бедную Хизер», мать Айвора. Именно по сочувственным взглядам и шепоткам он еще ребенком начал догадываться, что-то в их семье далеко не все идеально. Родители почти не разговаривали друг с другом, спали в разных комнатах, и часто один из них жил в городе, а другой – в их поместье в Эссексе. Став постарше, Айвор задумывался, что их вообще могло связывать. Отец был энергичным и деятельным. Мать по полдня проводила в постели. Она не любила никуда выезжать: один-два светских визита в месяц были для нее пределом. И если отец всегда был прямолинеен и нетерпелив, то она почти ко всему безразлична.

Айвору было досадно, что мать, закрываясь в своей спальне, отстраняется и от него, словно она ненавидела всех мужчин, даже в лице собственного сына. Достигнув половой зрелости, он стал испытывать вину за то, что он сын своего отца. За то, что в его жилах течет кровь Бенджамина Тристрама. Конечно, у него были скоропалительные романы, но любовниц – нет.

Слова Лайлы Марли не шли у него из головы. Взяла бы она его себе в любовники? Она!

Айвор встряхнул головой. Ничего, это пройдет. Он просто увлекся, такое и раньше бывало. Впрочем, это даже не увлечение. Это… Не более чем любопытство. Лайла Марли – красивая женщина и знает, как заманить в свои сети мужчин. Он с этим справится. Он обязательно справится.

Взгляд Айвора снова упал на письма. Он не мог заставить себя сесть за стол, поэтому взял стопку в сад и устроился за кованым столиком в тени дерева. Слугам будет о чем посудачить, когда они увидят его сидящим в саду в одной рубашке, ведь они воспринимают его строгим, «застегнутым на все пуговицы» господином. Вокруг гудели пчелы, лучи солнца нежно гладили шею, розовые кусты с цветами всех мыслимых оттенков, от белого и нежно-розового до темно-багрового, благоухали, и меньше всего Айвору сейчас хотелось думать о письме матери, уехавшей в Эссекс.

Он сам написал ей несколько дней назад. Сообщил, что собирается поговорить с Лайлой Марли и твердо намерен отвадить эту женщину от отца.

«Ты ведь уверена, что она путается с отцом?»

Теперь он проклинал себя за эти слова. Мать знала наверняка, еще бы ей не знать, если ничего другого она и не ожидала от своего мужа, к тому же у нее есть свои источники. Зачем ему понадобилось задавать этот вопрос? Когда он встретился с Лайлой Марли, та не стала отрицать связь, однако было во всем этом что-то недоговоренное.

Айвор вскрыл конверт.

«Я обвинила твоего отца в связи с этой женщиной.

В ответ он заявил, что это не мое дело и что он будет мне благодарен, если я оставлю его любовниц в покое.

Айвор, мне не к кому обратиться, кроме тебя. Эта женщина годится ему в дочери. Неужели у него совсем нет ко мне сострадания? Я больна, и доктор подтвердил, что, возможно, мне осталось несколько месяцев. Немного уважения перед концом – это все, чего я прошу…»

Он хотел договориться с Лайлой – предложить ей отступные, но у него ничего не вышло. Тем не менее с этим делом надо покончить. Айвор снова вспомнил колкую фразу: взяла бы она его себе в любовники. Ну нет, он больше не хочет ее видеть и решит этот вопрос другим путем.

Взяв из стопки чистый листок, он торопливо начал писал своему поверенному Тревору Симондсу, но тут в сад вбежала его кузина Тиффани. Она была в платье из лимонно-желтого муслина, блестящие волосы цвета свежей соломы рассыпались по плечам, светло-голубые глаза сияли. Айвор был рад видеть, что она оправилась от испуга, пережитого недавно.

Тиффани была завидной невестой. Ее отец, дядя Айвора, нажил немалое состояние на торговле колониальными товарами. Тиффани была единственной наследницей, и к тому же она была прехорошенькой.

Девушка упала в садовое кресло, ойкнула, вскочила и посмотрела себе за спину.

– Я испортила платье, да, Айвор?

– Подозреваю, у тебя есть еще штук двадцать ничуть не хуже, – небрежно бросил он, дописывая очередную фразу.

– Ты даже не посмотрел на меня, – обиделась она. – А мужчины по большей части считают меня восхитительной.

– Разумеется, ты таковой и являешься, – ответил Айвор, пробегая глазами письмо.

– Скажи, какого цвета у меня глаза, – потребовала Тиффани.

– Голубого.

– Ах да, в нашем роду у всех голубые глаза, – капризно сказала она.

Тиффани убежала в дом и вернулась с пледом, которым укутала кресло, затем пристроилась на самом краешке.

– Знаешь, Айвор, а другие мужчины мною восхищаются, да.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Полагаю, ты крутишь роман с какой-нибудь богатой вдовой или оперной певицей? – спросила девушка, прищурившись. Она никак не могла понять такого пренебрежения к своей особе со стороны кузена.

– Не выдумывай, – отрезал Айвор.

– Миссис Мэнфилд, вы бы назвали меня красивой? – обратилась Тиффани к экономке, вынесшей в сад поднос с чаем.

В серых глазах миссис Мэнфилд блеснул огонек. Айвор знал ее с детства. Если и был пример безупречной домоправительницы, то миссис Мэнфилд как нельзя лучше подходила под это определение. Серебристые кудри аккуратно собраны в пучок, на черном платье ни единой лишней складки. Туфли с пряжками сверкали, точно два зеркала.

– Я бы сказала, более чем, мисс Тиффани, – ответила она.

– Ну вот, а Айвор так не считает. Впрочем, ему нелегко угодить, верно? Я о том, что ему уже двадцать восемь, а он до сих пор не женат. И любовницы у него нет.

Миссис Мэнфилд, по всей видимости, не тревожил тот факт, что юная мисс затронула столь деликатный вопрос. Она улыбнулась и заметила, что в мире не найдется ни двух одинаковых мужчин, ни двух одинаковых женщин.

– К некоторым любовь приходит поздно, – невозмутимо добавила она, – но поглощает без остатка.

– О да! – воскликнула Тиффани. – Подозреваю, в любви Айвор будет проявлять такое же ослиное упрямство, как и во всем остальном.

Когда экономка ушла, девушка задумчиво произнесла:

– Двадцать восемь – это не такая уж и старость… Даже тридцать пять – еще не старость. Ну, не совсем старость, – нахмурив лоб, она затеребила тонкую ткань своего платья.

Айвор отложил перо и крайне внимательно посмотрел на кузину.

– Ты про кого это, Тифф?

– Он немного старше, вот и все, – она вздернула подбородок. – Ик тому же он граф.

– Так-так. На пятнадцать лет старше тебя. Но граф, да. Это должно сгладить разницу в возрасте. – Айвор не удержался от иронии.

Тиффани мотнула головой.

– Можно подумать, мне есть дело до твоего мнения!

– Разумеется, нет. Мне бы и в голову не пришло подозревать обратное. Но теперь я не усну, раздумывая, зачем ты пришла, – добродушно произнес Айвор.

– Затем, что папа не одобрит эту партию, и я хочу, чтобы ты его убедил… Что я хочу именно этого, потому что с этим человеком я обрету счастье.

– Если он граф, я не предвижу никаких затруднений, – Айвор сплел пальцы.

Тиффани не сиделось спокойно. Она подхватила с подноса печенье и принялась размалывать его в крошку.

– Я просто на всякий случай. У вас, у мужчин, всегда предрассудки. Будь мама жива, она бы вразумила папу. – Девушка вскочила. – В общем, я хотела тебя предупредить, вот и все. Я хочу сказать: что с того, если человек потерял деньги… – Тут она запнулась.

Айвор нахмурился.

– Он играет?

– Немного…

– Погряз в долгах?

– Может быть. Но что с того? Если у него долги, это же не значит, что я ему нужна лишь ради денег. Мне пора. – Она развернулась, собираясь уйти.

– Тифф, – остановил он ее. – Долги изрядные?

– Я не знаю. И мне все равно! Если у женщины ни гроша, но ее любит богатый мужчина, свет смотрит на это сквозь пальцы. Почему же нельзя наоборот? Он меня любит. Он хочет быть со мной. Никакие встречи, никакие письма, никакие поездки не способны отвлечь его от меня. А я… Я предпочитаю быть с тем, кто всегда со мной, а не с тем, кого постоянно тянет куда-то! Отец строг, и много ли он уделяет мне внимания? – Теперь она говорила так, словно защищалась, даже зарделась вся.

Аивор взглянул на кузину мягче.

– Тифф, не все такие, как твой отец.

– Я молода, Айвор, но это не означает, что я не понимаю, чего хочу. Мне нравится, что он внимателен ко мне. Он меня слушает. И смотрит на меня, когда слушает.

– Не вижу в этом никакого подвига.

– Ты сам не смотришь на меня, когда я с тобой разговариваю. И папа не смотрит. Ты хоть когда-нибудь на женщину смотришь, когда она что-то тебе говорит?

Айвор замер, вспомнив лицо, обрамленное темными локонами, прямой, дерзкий взгляд.

– Иногда, – наконец ответил он, сделав над собой усилие, и поднял глаза на кузину. – За что еще ты любишь этого человека, кроме того, что он уделяет тебе внимание?

Тиффани, чье имя происходило от греческого имени Теофания – «чувствительная», снова упала в кресло – от этого порывистого движения ее волосы и платье взметнулись волной.

– Я знаю, что папа этого не одобрит.

Айвор смерил кузину изучающим взглядом. Тиффани не впервые решалась сделать что-то, что не одобрил бы ее отец. Сколько раз она заводила дружбу с сомнительными личностями. К примеру, несколько месяцев назад она познакомилась со стареющей актрисой, чья репутация была безнадежно подмочена еще в молодости, и та выманила у нее изрядно денег и драгоценностей. Айвор не верил, что Тиффани была столь наивна – скорее она просто хотела позлить отца. А может, привлечь к себе его внимание. Было бы лучше, если бы Артур проводил с дочерью больше времени и не диктовал ей так жестко, что можно делать, а чего нельзя. Тиффани вела бы себя куда приличнее, проявляй к ней отец хоть немного нежности и терпения. Но этих качеств у его дяди Артура не было.

– Разве ты обделена вниманием мужчин, Тифф? – мягко спросил Айвор.

Ничего не ответив, она снова принялась теребить платье. Всего пару лет назад Тиффани была в два раза толще, чем сейчас, лицо ее покрывали неприглядные прыщи, а платья ей кроили так, чтобы скрыть отсутствие талии. Полнота ушла, как и прыщи, однако Айвору казалось, что она до сих пор видит себя неуклюжей коровой, после школы попавшей в круговорот светской жизни и вынужденной состязаться с чудесными барышнями, обладательницами безупречного телосложения и столь же безупречной уверенности в своей неотразимости.

– Тиффани, ты же знаешь, ты очень красивая… – начал он.

Ее это рассердило.

– Вот не надо этой снисходительности, Айвор!

Правда была в том, что даже после того, как Тиффани избавилась от полноты и прыщей, нельзя было сказать, что она действительно была в центре внимания, что от кавалеров у нее отбоя не было, а если кто-то и начинал ухаживать за ней, то все это быстро заканчивалось. Несмотря на ее привлекательность и богатство, никто пока не намеревался сделать ей предложения, а Тиффани выходила в свет уже три года.

– Почему у тебя ничего не вышло с Гербертом Лонгом? – вдруг спросил Айвор, подумав о том, что Тиффани права и он, ее старший кузен, и правда не уделяет ей внимания.

– Он был малолетний дурак, вот почему. – Девушка мрачно нахмурила лоб. – Представляешь, сказал, что я за него цепляюсь. Что проходу ему не даю. Что мужчине нужно иметь возможность вздохнуть свободно!

У Айвора кольнуло сердце.

– А другие? Ведь кто-то был до Герберта?

– Ты, наверное, будешь винить в моих неудачах меня саму, как папа? Ну вот что, хватит! Джонатану я и вправду нужна. Он не считает, что я слишком к нему липну и не даю дышать. Его не злит, когда я хочу быть с ним рядом. Это не преступление – хотеть, чтобы тебя… замечали и любили! – выпалив это, она зашагала к дому.

Так вот какие чувства владеют ею! Тиффани уверена, что ее любовь и потребность в заботе отвергают. Какие же болваны окружают ее… Айвор внезапно ощутил острую радость от того, что Тиффани не была ему дочерью. И мгновенно устыдился этого.

– Тифф, насчет той ночи… – окликнул он ее и замолчал, ощущая неловкость.

Черт подери, он не обязан решать ее проблемы. Но Артур, ее отец почти не вспоминал о ней, лишь выдавал деньги. Родных братьев и сестер у нее нет, а мать Тиффани умерла, когда ей было три.

Девушка удивленно вздернула брови.

– О, не волнуйся. Серьезного ущерба я не понесла.

– Тот человек тебя поранил?

– Поранил? Да так, ерунда. У меня несколько синяков на руках и пара царапин.

– Я понимаю, что было темно, но что-то ты ведь видела? Что-то запомнила?

Кузина насупилась.

– А мне нужно что-то помнить, Айвор?

В этом была вся Тиффани. Ей всегда хотелось завести домашних питомцев, но мысль о том, что они могут умереть, охлаждала ее пыл. Она с удовольствием каталась на пони, но лишь до того момента, когда упала с него. Она была не приспособлена к неприятным сторонам жизни. Подлинная представительница рода Тристрамов.

Айвор видел, что ей не терпится уйти.

– Это важно, Тифф. Удели мне две минуты.

– Мне и правда нечего сказать. Я помню все смутно. Наверное, потому что не хочу помнить. Я даже не помню толком, зачем я зашла в кабинет.

Однако она вернулась от двери и снова осторожно села в прикрытое пледом кресло.

Тиффани молчала так долго, что Айвор уже ждал, когда она встанет и объявит, что ничего не помнит. Но тут на лице кузины внезапно вспыхнуло удивление.

– Представь, я только что вспомнила, зачем зашла в кабинет. В коридоре я увидела горничную. Но ты ведь не нанимал новых горничных?

– Насколько я помню, нет.

– Она была низенькая. Выглядела очень уверенно. Она из колоний, ну, или, знаешь, не сама из колоний, а кто-то из ее родителей мог быть оттуда. Из Африки или с Карибов.

– Тифф, я не нанимал новых горничных.

– Я так и поняла. Она была одета в черное, как другие слуги. Но держалась – ох, как бы сказать… Знаешь, когда ты оказываешься в новом для тебя месте, когда ты не знаком со всеми комнатами, при всей своей уверенности ты ведь слегка растеряешься, да? Вот и она так выглядела. Мне стало любопытно. Я пошла за ней, но потом потеряла ее из виду. Решила, что она свернула в кабинет, – и тоже зашла туда. Но там было темно. Тогда-то на меня и напали.

– Что он сделал?

Тиффани побледнела и стиснула ладони.

– Он схватил меня за горло и прижал спиной к стене. Я даже вздохнуть не могла. – Девушка со всхлипом втянула воздух. – Кажется, он что-то сказал. Что-то вроде «Ты меня хотела, да?» – я не помню точно. Я вырывалась. По правде говоря, я не успела подумать, что ему нужно и что он собирается сделать, – у меня кровь в жилах застыла. Но потом мне удалось ударить его коленом так, что он ослабил хватку. Я его оттолкнула. Потом я услышала шаги и подумала, что это он, наверное, выбежал из комнаты. Но нет, он был там и снова подступил ко мне. Я схватилась за какой-то предмет и сумела его вырвать, а потом оказалось, что это был кинжал. В тот момент я уже вопила во весь голос, хотя сама этого не замечала. Вдруг зажегся свет, и в кабинет вбежали люди. – Тиффани пожала плечами. – Остальное тебе известно, дорогой. – Она чуть выпрямилась в кресле. – После этого случая я чувствую себя уже лучше, – беспечно добавила девушка и попыталась улыбнуться. – Ну, Айвор, разве ты не гордишься мной? Не такой уж и размазней я оказалась.

– Я никогда не называл тебя размазней, – мягко сказал Айвор.

Он был потрясен рассказом кузины и чувствовал, как в душе его поднимается гнев на мерзавца. Ласкар сумел сбежать еще до того, как Айвор вбежал в комнату: выпрыгнул в окно. Но кое-что он успел заметить: вытянутое бородатое лицо, длинную рубаху поверх штанов из хлопчатобумажной ткани. Ему казалось, что он сумеет узнать этого человека, если увидит снова.

– Я никогда такого не говорил, Тифф, – повторил он.

– Ах, но ты так наверняка думаешь. По твоему мнению, одно лишь то, что я люблю красивые вещи и хочу… хочу быть любимой, делает меня размазней. Но суть в том, что женщине просто нужно быть любимой, Айвор. Всем женщинам это нужно. – Она бросила на него упрямый взгляд. – И что в этом дурного?

Айвору снова вспомнилось лицо Лайлы Марли, ее темные, почти черные глаза. Эта женщина знает, что нужно предпринять для того, чтобы с удобством устроиться в жизни.

– Всем женщинам, Тифф? Нет, не думаю. Некоторым женщинам нужно другое. – Он поднялся и протянул кузине руку.

Тиффани взяла ее и встала. Вид у нее был слегка удивленный.

– Ты не слишком предвзятым стал к старости?

Айвор рассмеялся.

– Представь себе, я и сам задаюсь этим тревожным вопросом. Но так или иначе, я разыщу ласкара, Тифф. Обещаю тебе.

Она театрально содрогнулась.

– Ты выглядишь таким серьезным, братец, что я вся трепещу. Не знай я тебя как следует, решила бы, что ты обо мне чуть ли не волнуешься.

Запечатлев на щеке Айвора легкий поцелуй, Тиффани снова направилась к двери, ведущей в кабинет.

Айвор горестно покачал головой.

– Разумеется, я о тебе волнуюсь.

Тиффани обернулась, по-голубиному склонила голову набок.

– Да, может быть, и так. Но волноваться о ком-то и открывать кому-то свою душу – это совсем не одно и то же, мой милый кузен.

Глава 9

Лайла в глубоких раздумьях собиралась на крысиную травлю. Ханна посоветовала нарядиться как можно неприметнее и подготовила для нее простое льняное платье, светло-голубое в мелкую розочку. Она принесла изношенные ботинки и нарочито небрежно причесала Лайлу, чтобы пряди торчали отовсюду, но, когда она предложила поджелтить зубы и зачернить парочку, чтобы было похоже на дырки, Лайла взбунтовалась. Ханна пожала плечами и сказала, что с полным набором белоснежных зубов притворяться беднячкой глупо. Но Лайла стояла на своем, придумав сходу, что она-де служила горничной у доктора и приучилась следить за зубами.

– Только не разговаривайте там, – мудро заметила Ханна. – Стоит вам открыть рот и сказать по своему обыкновению что-нибудь эдакое – все, конец вашему представлению.

– А может, доктор занимался моим образованием. Может, его жена была славная женщина и научила меня читать и писать. Она была мне как родная мать, и сердце у нее было золотое. Она меня кормила… кексами с тмином и пирожными с заварным кремом! – Лайла притворно вздохнула: – Как же я по ним скучаю. По доктору и его жене, в смысле. Они погибли в результате ужасного столкновения с чем-то таким…. С неуправляемой почтовой каретой, вот!

Ханна, давно привыкшая к выдумкам своей хозяйки, покачала головой. Она стояла на коленях, пытаясь сделать подол платья пообтрепаннее.

– Вам бы писательницей быть, уж такие вы истории сочиняете. Получше, чем мисс Мира…

Лайла пожала плечами.

– Ну нет, у меня, в отличие от сестер, нет талантов.

Мира была литератором. Она вела светскую хронику в газете и делала это бесподобно. Ядом не брызгала, но ее тонкие шуточки читатели обожали. Другая ее сестра, Анья, играла на ситаре при дворе стареющей королевы Шарлотты и тоже пользовалась успехом, без нее не обходилось ни одно светское мероприятие. Две подлинно одаренные женщины.