Одарённая нечисть

Вступление, в котором над лесавкой порхают бабочки

Зачем обычно едут в Кисловодск? Ясное дело – отдыхать и поправлять здоровье. Только я-то перебралась сюда совершенно с иной целью.

Сколько себя помню, училась всегда не из-под палки, и не потому, что «надо», и не под давлением обстоятельств, а по одной-единственной причине – мне было интересно. Так что и результаты выходили соответствующие: синусы с тангенсами особого интереса не вызывали, а потому и в памяти тригонометрия отложилась лишь постольку-поскольку. Зато все лингвистические дисциплины, всё связанное с землеописанием и историческими хрониками влекло до чрезвычайности. И результат, как говорится, налицо!

Как мои несложившиеся отношения с тригонометрией связаны с причинами обосноваться в Кисловодске? О, так я и говорю…

Да, для начала разрешите представиться – Мавелла, по происхождению лесавка, по призванию странница. Оттого что странствовать люблю, да и странностям во мне несть числа. Так, во всяком случае, наставница говорит. А я ей верю. Она в нечисти не ошибается, ни-ни.

Я за свою жизнь столько дорог истоптала, что, кабы всё вперёд и вперёд топала, давно бы до Луны добралась. А и вправду, чего до Луны тропинку не протоптали? Вот бы с тамошними обитателями за жизнь пообщаться!

А, ну вы меня одёргивайте, а то я как увлекусь, так никогда и не дойду до главного. О чём это я? Кисловодск, да. Вам же и невдомёк, а здесь уникальный магический питомник сокрыт. Только попасть туда шансов маловато, если вы к благородному племени нечисти отношения не имеете. А мне вот повезло больше. Получила я и человеческое образование – честно-пречестно десять лет за партой отсидела. И уж как эта самая школа дух закаляет – ни в сказке сказать, ни пером описать. Я хоть и от мамки людской, да батюшка-то – чистокровный леший. А отсюда и внешность – ни в лесу красавица, ни на людях милашка.

Да в лесу и леший бы с той внешностью, а в человеческой школе только ленивый надо мной не глумился. И тут-то уже не до тангенсов. Об одном мечталось – природу свою не выдать. Очень хотелось все науки постичь, а преврати я кого в чучело соломенное или в мухомор, так и накрылось бы моё обучение. Превращения-то – дело нехитрое, это у меня с рождения от родителя наследство.

Вот и терпела тычки с насмешками. Всё надеялась не красотой, так знаниями уважения добиться. Да куда там! Когда с первыми учениками сравнялась, совсем плохо дело стало – к «не такой внешности» добавилась зависть. Подумала я, подумала да и скатилась до «середнячков». Так и просидела до последнего звонка серой мышкой. А то, не ровён час, не сдержалась бы да кого-нибудь и пришибла.

Но всё ж интересно мне в школе было, врать не стану. Самые незабываемые – уроки, посвящённые фольклору. Как моя душа радовалась о леших с кикиморами слушать! Едва-едва язык на привязи держала, чтобы правды не выдать. Ведь какой только чепухи люди о нас не насочиняли. Истины в тех россказнях – на медный грошик. Ну как без смеха можно слушать, что у лесавок три груди и лесавки эти детишек малых из колыбелек похищают и «закармливают их до смерти»?! Я даже себя тайком пощупала: не, нормально всё, третья грудь и не думает намечаться. Так что все экзамены самодисциплины я прошла на «отлично». Имею повод собой гордиться.

А как школу окончила, вижу – плохо дело: среди людей душно, в лесу скучно. Вот и подалась в странствия. Полвека подмётки сбивала, всё, казалось, видела, везде побывала, а кинулась – дальше Расейского края и не вышла. Но я ж упрямая – взяла направление и вперёд. Только нетушки! Едва к рубежу подошла, меня как веткой по лицу хлестнуло да и отбросило. Так кубарем и покатилась по лебеде с крапивою. Хорошо, чертополоха на пути не оказалось.

Лежу я, значит, в безоблачное небо таращусь, слова нехорошие, какие знала, вспоминаю, а надо мной всё бабочки, бабочки… Красота, одним словом. И непонятность. А непонятности на корню ликвидировать нужно, в этом я давненько убедилась. Непонятности, они думать заставляют, обходные пути искать. Но мне это вредно. В смысле, думать. А то я обычно до такого додумываюсь – и любимый родитель не всегда распутать способен.

Вот в этой-то лебеде, можно сказать, и началась моя новая жизнь. Потому что как я ни старалась не думать, а оно само как-то… надумалось. Наверное, бабочки виноваты – крылышками своими завихрения у меня в мозгах создали. А пришло мне на ум в отчий лес вернуться, перед отцом за долгое отсутствие повиниться да совета его испросить. Весьма неожиданное решение, скажу я вам, сама изумилась. Но раз уж надумала, то и подхватилась скоренько и в каких-то пару месяцев с дорогой неблизкой управилась. Сказать, что родитель мне удивился, это так… преуменьшить. По лесу от его изумлённого вздоха будто ураган пронёсся, деревья с корнями выворачивая. Мы потом три дня последствия устраняли.

Выслушал отец мои печали, призадумался. Ясное дело, я для него малявка неразумная, которой до взрослости ещё с полвека, не меньше. Мне веночки из василёчков бы плести, песенки распевая, а меня по свету носит, всё за знаниями гоняюсь. Но он крепко держал слово, матери моей данное. Обещал препятствий не чинить, если к людям решу податься, вот и терпел мои школьные годы. Дал слово, что позволит само́й дорогу в жизни выбирать, и ни разу я от него упрёков в собственной никчёмности не слышала. Ну а что теперь за советом обратилась, его, конечно, сильно порадовало. Как бы он мог отказать?

Дня три мозги у лешего скрипели, а как лес в порядок после моего эпохального явления привели, отец изрёк, что есть в России три заповедных места, где я точно найду себе по вкусу занятие. Да какое там занятие?! Я так и взвилась: не собираюсь пристраиваться в родных лесхозах! Я мир хочу посмотреть! Но на меня так цыкнули – я чуть язык не прикусила. Сморгнула виновато, ножкой шаркнула, всем видом раскаяние изображая.

Отец хмыкнул. Он давно не верил, что я искренне раскаиваться способна, слишком характер упёртый. А чего? Очень даже его характер! Он вообще однажды зимнюю спячку пропустил, когда мамки моей добивался. Подснежники ей в декабре добывал – шутка ли! Так что кто тут ещё самый упёртый, я бы поспорила. Чего? Опять не в ту степь? Вижу-вижу.

Так вот отец и поведал мне, что существует в России три питомника магических, где особо одарённая нечисть свои университеты проходит. Стало быть, те, кому навыков, от рождения присущих, недостаточно, кто, как и я, охоч до знания, в этих питомниках желаемое и получают. А уж после никакой рубеж не страшен – все дороги мира открываются.

Ох, и повисла же я с визгом на шее родителя. Это просто чудо как хорошо выходило! Двух комаров одним плевком сбить можно – и образование продолжить (и даже вдали от людей), и в перспективе мир для себя открыть. Только сперва нужно было решить, куда именно отправиться. Но я долго не думала – один питомник в северной тайге затерялся, а у меня ни с холодом, ни с гнусом как-то отношения не сложились; другой притаился в болотах Карелии, но сырость я тоже не слишком уважаю; зато третий расположился не где-нибудь, а в отрогах Джинальского хребта. Ну а против гор у меня никогда возражений не было.

Так я и перебралась в Кисловодск, надеясь пополнить багаж знаний и получить возможность вырваться, наконец, за пределы давно известного, истоптанного мира.

Глава первая, в которой голова проигрывает в лобовом столкновении скамейке, а лесавка делает решительный шаг

– Па-а-адъём! Солнце красное взошло, полно дрыхнуть, лежебоки! – я уже третью седмицу обитаю в этом благословенном месте, но никак не привыкну к ежедневным побудкам с первыми проблесками зари.

Удивительное всё же место – этот наш питомник! Вроде под землёй, то есть под горой сокрыт, а солнце такое же яркое, как на поверхности. Только небо никогда не бывает привычно голубым, оно здесь всё больше серовато-зелёное. Но никого это не печалит: некогда нам по пустякам огорчаться. Чарам такой сложности, чтоб сквозь гору солнце светило, нас ещё не скоро научат. То есть никто, конечно же, ничему нас учить не станет. Сможем-захотим – сами этой премудростью овладеем, а если нет – то и говорить не о чем. Где выход, всем известно.

Именно так здесь всё и происходит. Как же мне в первые дни это дико казалось! Я-то думала, как в людской школе, усадят всех за парты, прочитают лекцию, а потом её пересказ с нас и спросят. Ага! Ничего подобного! Наставники раз в день собирают группу питомцев, обводят всех взглядом – кто доброжелательно, а кто так, что шерсть дыбом встаёт, и озвучивают задание на ближайшие сутки. Или на другое время, смотря в чём это задание заключается. А уж там крутитесь сами. Можно собственными силами справляться, можно однокашников просить о помощи. Главное – результат. И всякий раз оказывается, что при очевидной невозможности большинству заданное по силам.

Удивлять меня начали с самого моего прибытия. Как отец и велел, я добралась до жемчужины Кавказских Минеральных Вод (по словам людских путеводителей и разных рекламных зазывалочек) и в тот же день, ни на что не отвлекаясь, поспешила к главному входу в питомник.

Здорово, что мне с собой не нужно разный скарб таскать. А то насмотрелась я, как люди путешествуют: навьючат на себя поклажи столько, что уже не до радости от дороги, лишь бы под этим грузом живым остаться. Там и еда, и одёжа, и кто во что горазд. То пять смен обуви тащат, а то и всю постель свою. Нежные создания, эти люди: ни тебе поспать на воздухе, ни еды без посуды приготовить. А ведь когда-то они всё это умели. Тогда и на ногах крепче человек стоял, и… Ой! Я ж о другом!

Так вот, налегке по выложенному фигурной плиткой тротуару, через весь город я и добралась до цели. До парка, то есть. А парк в Кисловодске совершенно не то, что в любом другом городе, – пятачок посреди асфальта да деревьев сотня-другая. Здесь это целый мир – почти тыща гектаров почти настоящего леса на отрогах горного хребта. Про лес говорю «почти настоящий», потому что дорожки в нём проложены, красным песком посыпанные, лавочек натыкано, указателей разных. Да то всё для людей, я ж и без дорог-указателей разобралась. Чего там разбираться-то? Нечисть лесная, она среди бетонных коробок заплутать может, а среди деревьев – никогда!

Краем глаза я заметила, что меня сопровождает чёрный меховой клубок. Думает, что, прикинувшись кошкой, всех одурачил! Ну-ну, я только усмехнулась. Мне от коловёртыша скрыться – только захотеть, да ни к чему. Он же наверняка меня до самого питомника сопроводит, проследит, чтоб с дороги не сбилась. Почему-то моя внешность и у людей, и у нечисти вызывает одинаково болезненное недоумение. Одни кривятся от уродства – угловата, резковата, нос торчит, чуть к губе крючком загибаясь, волосы во все стороны сенной охапкой, на лицо темна, да ещё и росточком не вышла. Другим же диковинна такая с людьми схожесть, что безо всякого морока за свою принимают. Только люди, кривясь, всё больше уколоть норовят, а нечисть жалеет, дескать, вот же дурнушка несчастная. Ну и пытаются помочь, чем могут, как сейчас, в пути направляя.

Мне от того отношения ни жарко, ни холодно, смешно только. В одной умной книжке я как-то вычитала, что это очень полезно, когда тебя недооценивают. Для чего мне это может быть полезно, пока не знаю, но мысль понравилась и запомнилась. Так что коловёртыша я старательно не замечала, дыша густым сосновым ароматом, и во все глаза разглядывала склон, сплошь затянутый тёмной зеленью. Там под Синими скалами, скрытый от любопытных глаз, притаился вход в питомник, и туда ещё предстояло добраться.

Но моё предвкушение скорой встречи с миром новых знаний и возможностей было грубо нарушено. Большинство тренирующихся спортсменов для своих забегов избрало асфальтированную дорожку, но этот, явно не вполне адекватный молодой человек в ярко-алой футболке и белых спортивных трусах, нёсся по терренкуру, не то куда-то опаздывая, не то желая поставить рекорд, может, скорости, а может, количества сбитых отдыхающих. Отдыхающие подыгрывать ему не желали и прыскали в разные стороны, уклоняясь от столкновения. А я вот проморгала. Только отвлеклась на рыжую попрошайку – здесь, оказывается, белки настолько нахальные, что лезут ко всем гуляющим без разбора, выпрашивая орешки и семечки, – и тут бэм-с! Я отлетаю на траву, по пути приложившись головой о бетонное основание скамейки, а надо мной уже склоняется испуганная физиономия.

– Ты цела? Чёрт, глаза открой, вот так. Скажи что-нибудь, – перед глазами колышется красное марево. Кровь? А, нет, футболка. – На дорогу смотреть надо, а не по сторонам пялиться!

Кажется, виновник происшествия решил меня в столкновении обвинить, ну и пускай. Я совсем немножечко полежу и пойду дальше. Только теребить меня не надо, а? К раздражённо-испуганному добавляется визгливый женский голос, требующий «скорую» и немедленно. Эх, нет мне покоя.

– Не надо ничего, я в порядке, – совсем немного твёрдости в голосе, и вот уже никому до пострадавшей нет дела.

Меня усадили на скамью, об которую я, падая, ударилась, и оставили одну. То есть, конечно, не совсем одну – коловёртыш никуда не делся, а, напротив, вскочил на скамейку и принялся сверлить меня пронзительным взглядом жёлтых глаз с вертикальными зрачками. Сверли-сверли, дырку всё равно не сделаешь.

Голова раскалывалась, чёрный кот раздражал, предвкушение куда-то выветрилось. День стал вдруг пасмурным и невкусным, как прокисший кисель. Но нужно было добираться до питомника, и я, собрав в кулак всё своё мужество, решительно поднялась. Если бы не настолько отвратное самочувствие, можно было бы перекинуться куницей и добежать куда быстрее, всё равно уже удовольствия никакого. Но после такого удара головой я попросту не рискнула, перед глазами до сих пор плавали радужные круги, как бы намекая, что с чарами лучше обождать.

Дорога всё время шла в гору, временами чуть более полого, а порой забирая совсем уж круто. Я скоро начала задыхаться, чего со мной отродясь не бывало, и настроение испортилось окончательно. А мелкий шерстяной пакостник, осознав, что выдал себя, больше не пытался делать независимый вид, и только что лобастой башкой не тёрся о мои штаны, путаясь в ногах и неимоверно раздражая. Но, не буду врать, он таки помог мне не сбиться на обходной маршрут, вовремя мотнув головой в сторону непролазных дебрей. Я скрипнула зубами, но вломилась в заросли боярышника и жимолости. Нет, это, конечно, для понимающего глаза и слуха «вломилась», людские органы чувств едва ли вообще среагировали на то, как я тенью скользнула с терренкура.

Теперь коловёртыш бежал впереди, уже не заботясь о наведении «кошачьего блеска». У меня перед глазами маячила узкая спина, покрытая жёсткой рыжеватой шерстью. «Обезьян, как есть обезьян!» – почему-то вспомнилось из школьных лет. И вправду, это вертлявое создание чем-то напоминает людского родича, только мордой больше на кота смахивает и хвоста не имеет.

Сверху на нас стремительно надвинулась тень, закрывая солнце, едва пробивающееся сквозь сосны, и я чуть съёжилась, отчего-то вообразив пикирующего орлана. Но тень так же стремительно понеслась дальше, а добровольный провожатый насмешливо фыркнул, никак не комментируя мой испуг. Тьфу, ты! Вагончик канатной дороги! Я чуть смутилась, но коловёртыш не снижал скорости, и мне приходилось несладко.

Пыхтя, задыхаясь и покрывшись испариной, я с ужасом прислушивалась к грохочущему в груди сердцу – оно грозило вот-вот выпрыгнуть, чего не позволяло себе вообще никогда. Человек в таком состоянии давно бы уже запнулся ослабевшими ногами за хитросплетения травы и сухостоя и рухнул бы как подкошенный, но как раз ноги-то меня и не подводили. Тело, привыкшее к лесному бездорожью, легко уходило от хлёстких веток, коварных ям и нависающих стволов, зато с нутром творилось что-то неладное.

Я, конечно, в курсе, что такое высокогорье и разряжённость атмосферы, но, во-первых, Кисловодск всё-таки до высокогорья не дотягивает, а во-вторых, говорю же, прежде ничего подобного я за собой не замечала. Даже на Алтае, где забиралась не в пример выше.

Но этот бесконечный подъём, наконец, привёл нас к вертикальной стене, источенной ветрами и дождевыми потоками. Коловёртыш шмыгнул в небольшую узкую расселину, куда мне не протиснуться, и – был таков! Это что, все в предвкушении шоу «Сим-сим, откройся!»?! Не-е-ет, плясать с бубнами, заклиная пустить меня внутрь, я была решительно не способна. Поэтому тихонько опустилась на камешек, откинулась назад, поудобнее опираясь на стену, и прикрыла глаза.

Не прошло и нескольких минут – я даже задремать не успела, – как мне на голову посыпался всякий мусор с деревьев: сухие веточки, хвоя, даже шишкой прилетело. И вслед за всей этой никчемушностью на землю шмякнулся здоровенный летучий мыш. Шмякнулся, встряхнулся, крыльями-тряпочками потрепыхал и перекинулся мелким лешонком на конских ножках. То есть, ниже пояса он жеребёнка напоминал, а выше больше на старичка походил, и при этом мне, малорослой, едва до пояса достал бы. Это что за чудо такое? Я бы подумала, что передо мной шуликун, но чтоб они летучими мышами оборачивались, никогда такого не слышала. А таинственный снебаупаданец, никого и ничего не замечая в упор, стукнул копытом по округлому камню в двух шагах от меня, крикнул зычно «Расступись!» и преспокойно прошёл в отворившийся ход.

Я заинтересованно приподнялась с насиженного места. Это становилось любопытным. Что за бред?! Ни маскировки, ни опаски, да мало ли, кем я могу оказаться! Меня же здесь и не знает никто! Или этот шуликун с невероятным для своей породы обличьем настолько силён, что даже не взглянув в мою сторону, понял, чего от меня можно ожидать? Но будь он намного могущественнее меня, я бы это непременно ощутила. Уж молчу о том, что во все времена нечисть рьяно хранила свои секреты от людей. А тут на то, что меня от человека не отличить, ноль внимания… Ладно, разберёмся. От таких дел даже в голове меньше звенеть стало.

Стукнуть ногой по камню и рявкнуть заветное слово оказалось делом секундным. И – надо же! – получилось. Часть стены заметно пошла рябью, сделалась прозрачной, а потом в ней открылся тёмный тоннель – аккурат по моему росту. Я внимательно огляделась по сторонам – ни единого звука, источником которого мог бы стать человек, не слышалось. Ну значит, буду считать, секретность соблюдена. И я шагнула вперёд.

Глава вторая, в которой лесавке не очень-то рады

Ход оказался не таким уж и длинным – всего на пару десятков локтей. И ни грязи, ни сырости, будто и не внутрь горы идёшь. Я-то ждала, что с каждым шагом будет всё темней делаться, но ничего подобного, совсем наоборот. Меня поджидало не мрачное горное чрево, а дивный лес, залитый чуть приглушённым солнечным светом. Небо, правда, подкачало, но и сероватое, оно радовало куда больше, чем какой-нибудь пещерный свод.

А навстречу уже спешили два совсем юных леших (ну это относительно, конечно, – просто до совершеннолетия им явно не меньше века осталось, а так-то они постарше меня будут). Росту в каждом по три пяди с кувырком, мне едва до подмышки достанут, но глазищами чёрными грозно так зыркают – страху нагнать, что ль, пытаются… Даже одеты одинаково: в штаны домотканые да рубахи расшитые, пёстрыми кушаками подпоясанные. И ведь каждый завиточек на вышивке совпадает! У обоих длинные зелёные космы забраны на макушке ленточкой – у одного жёлтой, у другого белой, а больше их и не различить никак. Как говорится, волос в волос, голос в голос (которого я толком пока не слышала).

– Гляди, гляди, – на ходу один пихал другого в бок, разглядывая меня при этом, словно диковину, – сама справилась. А Щустрик говорил, ей помощь требуется! Ты как вход отыскала? Он ведь тайный.

Я только фыркнула – тоже мне, тайна! Но высказываться не стала. Ни к чему в чужой лес со своими заморочками соваться, мало ли что здесь тайной почитают. А лешие, не стесняясь, приступили к настоящему допросу, кто я да откуда. Только я ж не лыком шита, не шишкой вскормлена, могу до бесконечности отвечать да всё попусту. «Ты как здесь оказалась?» – «Пришла» – «Это мы видим. А откуда?» – «Оттуда» – «А какое слово говорила, чтоб вход открылся?» – «Нужное» – «Это понятно. Звучало-то оно как?» – «Громко». Ну и они, конечно, хороши: лешим ли лесавку не распознать! Уж как ни редко я в родном лесу появлялась, но отцу-то помогала глупцов да невежд путать, с дороги сбивать. И чего? Они думают, сама теперь в двух словах запутаюсь?!

Но балаган этот незамедлительно прекратился, когда из-за деревьев величественно выплыла внушительная фигура. Лешие спинами почуяли её приближение и, пискнув: «Она!», встали по стойке «смирно». Высокая простоволосая старуха в сером сарафане, надетом на такую же блёкло-серую рубаху, словно плыла по воздуху, не приминая ни единой былинки. Выцветшие глаза метали молнии, от которых искорками вспыхивала сухая трава под ногами.

Ох, ты! Да это же шишига! Я тоже готова была вытянуться в струнку, но наставница (а никем иным шишига быть просто не могла) обращала на меня внимания не больше, чем на прошлогоднюю листву. Её гнев обрушился на несчастную парочку. Еле слышным свистящим шёпотом шишига осведомилась, отчего это юные дарования не заняты делом и коль уж они настолько измучены отсутствием достойного объекта приложения сил, она может сию же секунду им этот самый объект предоставить. Я была в совершеннейшем восхищении: настолько витиеватой речи давно уже слышать не приходилось.

– Госпожа Пульмонария, – рискнул-таки вставить словечко обладатель жёлтой ленты в волосах, – но Щустрик говорит…

Продолжить ему не дали. Шишига насупила брови, и леших как ветром сдуло. Зато теперь настала моя очередь.

– Я недовольна твоим появлением, – вот так сразу в лоб без всяких экивоков. – Но раз уж ты сумела сюда проникнуть, выставить тебя без веской причины никто не вправе. Только не обольщайся. Глаз с тебя не спущу и вышвырну при первой возможности. Уяснила?

– Э-э-э…

Показалось или не очень-то мне здесь рады?

А наставница тем временем швырнула мне под ноги клубочек.

– Твой проводник на первые три дня. После будешь сама справляться. Ступай к жилому краю, спросишь Ньярку. Завтра на поляну без опозданий.

Выплюнув последнее слово, госпожа Пульмонария ещё раз окинула меня с ног до головы презрительным взглядом и скрылась за деревьями.

Вот что не так? Моё родство с людьми или что не дождалась у стены, пока комиссия по встрече выйдет? Ну и подумаешь! Учиться я люблю, в лепёшку расшибусь, а повода выгнать меня не дам. И я склонилась к клубочку:

– Проводишь меня к Ньярке, хороший мой? Только не спеши. Мне по сторонам поглядеть охота.

Уважение да ласка всем приятны: что человеку, что нечисти. Вот и вещи-помощники не исключение. Обойдёшься с бадейкой колодезной неуважительно: пнёшь ногой, к примеру, – всё, к этому колодцу можешь больше не приближаться, непременно студёной водой будешь облит. И это ещё в лучшем случае, а то и головой в сруб угодить можно. Так вот и с клубочком. Шишиге он пакостить нипочём не решится, не та в нём сила. А коли мне швыряться им вздумается, буду после по буреломам часами за ним бегать, покуда к нужному месту вывести изволит. Так что поклониться проще, не убудет с меня.

Клубочек подпрыгнул, крутанулся вокруг своей оси и припустил куда было велено. Небыстро припустил, как просила. Я успела уже вполне отдышаться после скоростного подъёма по парку, поэтому, не отвлекаясь на колотящееся сердце, рассматривала всё вокруг. Такого леса видеть ещё не доводилось. Вместо привычных грабов, лип да берёз, ну, или дубов, или сосен, здесь меня окружали незнакомые деревья с гладкими чёрными стволами. Но, как ни странно, они не поглощали и без того не слишком яркий солнечный свет, а мягко светились изнутри. Мне подумалось, что здесь, наверное, и ночью не темнее густого сумрака. Листва же этих необычных деревьев не трепетала на ветру (которого, в общем-то, и не было), а была плотно прижата к веткам, отчего казалось, что уже поздняя осень и листопад давно позади.

Черноствольный лес вовсе не был безжизненным – навстречу то и дело попадались самые разные представители «рода нечистого», даже и те, кто обычно не живёт на одной территории. Вот прошмыгнул козлоногий кулешонок. Я его только по остроконечной шапке и опознала. Кулешата со своими колпаками ни зимой, ни летом не расстаются, а скинешь с такого головной убор и перед тобой вылитый шиш. Вот неспешно проплыла, будто пава, бродница. Стройна, высока, косы русые лентами перевиты, по сарафану яркие цветы рассыпаны, а после каждого шага на земле лужицы остаются. Бродницы вдали от рек никогда не встречаются, а поди ж ты, ради премудрости чародейской и такая невидаль случилась. Кикимора с анчуткой мелькнули, а потом… если б не грозная шишига да не клубочек, я бы помчалась знакомиться: это же алмасты! Настоящая алмасты – вон, и груди, узлом завязанные, за спину закинуты, и лицом страшна так, что даже мне вздрогнулось. Алмасты знают столько сказок и так любят их рассказывать! Я просто обязана завести столь полезное знакомство. Тем более, сказки эти не просто интересные истории, а непременно какую-то важную информацию содержат, что впрямую слушателя касается. Но клубочек катился всё дальше.