Я и снова я. Сборник терапевтических сказок и практикум для взрослых.

Сказка о хрустальной маске и обретенной линзе.

В одном большом городе, где люди привыкли обмениваться лишь блестящими монетами своих побед и носить костюмы из хорошего настроения, жила-была девушка. Её звали Улыбка.

С самого детства она поняла главное правило: мир любит тех, кто светится.

Сначала она сияла для родителей, чтобы в их глазах не появлялась тревожная тень. Потом – для воспитателей и учителей, чтобы в дневнике цвели только алые «пятерки».

Её улыбка была словно солнце, под которым всем становилось теплее и спокойнее.

Она выросла. И теперь её улыбка манила мужчин, которым было некогда разгадывать ребусы ее настроений, и зеркалом для работодателей, которые хотели видеть в ней лишь энтузиазм и бодрость. Если в душе поднималась буря, она надевала маску спокойствия. Если сердце сжималось от боли, она заливала рану светом своей улыбки. Люди говорили: «С ней так легко! Она как лучик солнца. Рядом с ней не существует проблем».

Но магия имела свою цену.

Её истинное «я» – то, что могло грустить, злиться, уставать и сомневаться, – было заточено в самой дальней комнате её души под семью замками. Иногда оно пыталось вырваться. Однажды от усталости и обиды она заплакала на людях, но в ответ увидела не сочувствие, а недоумение: «Что это с тобой? Ты же наша Улыбка! Встряхнись!»

Другой раз, когда несправедливость обожгла её огнем, она позволила себе вспыхнуть гневом. И тут же услышала: «Какая ты стала! Куда делась наша милая девушка?»

Общество, так любившее её свет, наотрез отказывалось признавать, что у света есть тень. Её истинные чувства были подобны чудищам из старых сказок – все знали, что они есть, но никто не хотел с ними встречаться.

Однажды, идя по улице, она увидела свое отражение в витрине. Улыбка как всегда была идеальной, но глаза были одинокими и пустыми, как заброшенные колодцы. И тут она осознала странную и ужасную вещь: она не чувствовала ничего. Ни горя, ни радости – лишь тяжелую, безжизненную тишину.

Эта мысль привела её на порог одного необычного дома, где, как говорили, жил Старец, умевший читать карты души.

Когда она постучалась, а Старец открыл дверь, её улыбка была на месте, сияющая и надежная. Старец посмотрел на нее – не в глаза, а куда-то глубже, и спросил: «Чего ты хочешь, дитя?»

И тут её хрустальная маска дала первую трещину. Тихая слеза скатилась по щеке, оставив сверкающий след.

«Мне кажется… я не живу своей жизнью, – прошептала она и голос её дрогнул от непривычной искренности. – Я – призрак в собственной судьбе. Я делаю все правильно, все меня хвалят, но я… я несчастлива. Я не знаю, где тут я».

Старец кивнул, словно ждал именно этих слов. «Ты носишь маску так долго, что она приросла к коже, – сказал он мягко. – Ты боишься, что под ней ничего нет? Поверь, там есть целая вселенная. Но чтобы до неё добраться, нужно совершить самое страшное путешествие – путешествие внутрь себя».

И тогда под руководством Старца Улыбка начала бережно, по крупицам, разбирать стену между ней и ею самой. Она поняла, что её маска, отполированная годами до блеска, была лишь частью её, но не всей ею. В тишине дома Старца она училась снимать её и видеть в зеркале души не уродство, а свою истинную природу: в её глазах жили и печальные дожди, и огненные молнии, и тихие, задумчивые туманы. И все это было красиво – все это была она.

Она собрала осколки своей старой хрустальной маски, но не для того, чтобы склеить её вновь. Старец помог превратить их в волшебный инструмент – линзу, сквозь которую девушка научилась видеть боль и страх, спрятанные за улыбками других людей.

Улыбка взяла себе новое имя – теперь она звалась Целительницей. Она не носила плащ и не имела волшебной палочки, но где бы она ни была, теперь ей было под силу создать уютное пространство, где позволено всё: и смех, и слезы, и гнев, и тишина.

К ней приходили самые разные странники, каждый со своей незаметной с первого взгляда болью.

Иногда это был Рыцарь в сияющих доспехах высоких должностей, который боялся, что под сталью давно нет живого человека. Он говорил басом, сжимая кулаки: «Я должен быть сильным. Все на меня надеются». А она помогала ему услышать под гулом обязанностей тихий голос мальчика, который когда-то мечтал стать не начальником, а капитаном дальнего плавания.

Порой ее гостем становилась Принцесса с идеальной прической и в платье, сотканных из чужих ожиданий. Ее корсет был туго зашнурован правилами, а корона из общественного одобрения впивалась в кожу, оставляя кровоточащие ранки стыда. «Со мной что-то не так,– шептала они, опуская глаза. – Я недостаточно красива, умна, легка. Я должна быть идеальной, а я совсем не идеальна». Целительница помогала ей распустить шнуровки и снять тяжелую корону, чтобы увидеть в зеркале не проект идеальной женщины, а живую, настоящую – и от этого бесконечно прекрасную – душу.

Приходила и Скромница, невидимая и послушная, которая так ловко предугадывала желания других, что все забывали о её существовании. «Извините, что я есть» – говорила она, переступая порог. Целительница помогала ей произносить два самых сложных заклинания: «Я хочу» и «Мне не нравится».

Время от времени появлялся Садовник, чей внутренний сад засох. Он поливал чужие клумбы, а свои самые нежные ростки – мечты и таланты – считал сорняками и выдергивал с корнем. В кабинете Целительницы он впервые учился поливать самого себя.

А еще к ней тайком пробирался Шут, чьи шутки были острыми как лезвие. Он смешил целое королевство, но по ночам не мог уснуть от звенящей тишины в собственной душе. «А если я перестану их смешить, они отвернутся?» – спрашивал он и в его глазах не было ни капли веселья. Она помогала ему снять колпак с бубенцами и просто побыть уставшим серьезным человеком.

И она говорила им не «Улыбнись и все пройдет». Она говорила: «Я вижу твою боль. Она настоящая. Давай познакомимся с ней. Не бойся, я с тобой».

Она помогала им находить самих себя, запертых в дальних комнатах, отпирать замки и выводить их на свет, говоря: «Смотри, вот ты. Ты можешь быть разным. И ты заслуживаешь любви – любой».

Так она обрела не удовольствие от одобрения, а настоящую силу – силу быть разной и помогать обрести ее другим. И ее улыбка, которая теперь иногда появлялась на ее лице, была самой ценной монетой в мире – потому что она была подлинной. В ней жила вся глубина океана души со всеми его бурями и штилями.

Выводы сказки:

1. Мы носим маски потому что когда-то приняли решение, что настоящее – небезопасно или некомфортно. Маска – это попытка обмануть время, заморозив себя в «идеальном» образе, но жизнь – это движение, и только настоящее, живое лицо может отражать ее полноту. Не для окружающих, а для нас самих.

2. Наша самая большая боль часто становится нашим главным профессиональным даром. Преодолев ее, Вы можете получить карту, которая поможет другим не заблудиться в их боли.

3. Настоящая помощь – это не дать человеку готовый ответ, а создать безопасное пространство, где он сможет услышать свой собственный. Мы не можем вытащить другого из его тьмы, но можете сесть рядом и дождаться, пока его глаза привыкнут и он сам начнет различать контуры выхода. Иногда присутствие – лучшее лекарство.

Задумались о чем-то еще, что хотите отметить? Запишите: __________________________________________________________________________________________________________________________

Интерактив 1. Зал масок:

Улыбка была Улыбкой неспроста. Это то, что навязывали ей окружающие ее люди с детства, а она в желании оправдать их ожидания, забирала себе. А есть ли на Вас "хрустальная маска"и что на ней изображено?

Продолжите следующие предложения:

1. В детстве меня хвалили за… _________________________

__________________________________________________________

2. В детстве меня ругали за… ___________________________

__________________________________________________________

3. Чтобы ко мне хорошо относились, я должен(на) выглядеть как… ______________________________________________

__________________________________________________________

и вести себя как… ______________________________________

__________________________________________________________

4. Я запрещаю себе… ___________________________________

__________________________________________________________

Если Вы заполнили все пункты, то как для Вас то, что Вы написали? Мешает ли Вам эта маска или помогает? Насколько сносно продолжать ее носить?

Как можно назвать Вашу маску? Например, Маска Всесильного(-ой), Весельчака, Соблазнительницы, Воина и т.п: «Моя маска – _________________________________________».

Какое маленькое, безопасное действие может стать первой «трещиной» в этой маске? (Например: «Признаться одному человеку, что я устал(а)», «Не ответить «нормально» на вопрос «Как дела?»): __________________________

_________________________________________________________

_________________________________________________________

Интерактив 2. Шкала подлинности:

Проведем практику осознанности: где и с кем Вы можете быть настоящим (-ей)?

Инструкция: Оцените по шкале от 1 до 10, насколько полно Вы проявляете свое подлинное «Я» в разных сферах жизни (1 – полная маска, 10 – абсолютная искренность):

На работе: _____ баллов.

С друзьями: _____ баллов.

С партнером: _____ баллов.

В семье: _____ баллов.

Наедине с собой: _____ баллов.

А теперь подумайте, что мешает быть подлинным (-ой) в каждом из мест, где наименьшее количество баллов? Пример: страх оценки, конкуренция, правила, быть "белой вороной"в коллективе, остаться без поддержки, страх быть обузой, не оправдать ожидания, признаться, что мне плохо, вместо «все ок» – показать уязвимость, внутренний критик, привычка оценивать себя.

Подведите итог: Я замечаю, что больше всего маска мне нужна там, где я боюсь ________________________________

__________________________________________________________

Сказка о Первой и Другой.

Жила-была девушка, которую все вокруг звали Первой. Она не помнила с каких пор получила это прозвище, но и не знала себя иной. В школе ее рука взмывала к потолку быстрее всех, даже если ответ был не совсем верным – важно было поймать восхищенный взгляд учителя. Ее платья были самыми яркими, а смех – самым звонким. Она купалась во внимании как рыбка в родной воде и не понимала, почему иногда за спиной слышала шепот: «Смотри, какая выскочка!»

В университете она стала Мисс ВУЗа. Корона отлично сидела на ее голове. Была ли она действительно талантливой? Не так важно. Важно было то, как зал аплодировал, глядя на нее.

Но время, как водится, шло вперед. И мир, который раньше был сценой для ее монолога, вдруг заполнился другими актерами: не менее блистающими, умными и красивыми. Это показалось Первой вызовом, который она не могла проиграть.

Первая (теперь уже не Первая, а, как ей казалось, Одна из) записалась на вокал, потому что новая коллега пела, как соловей. Она села на жесткую диету, потому что у соперницы по проекту были идеальные ноги. Она часами репетировала речи, потому что конкурентка говорила убедительнее ее. И ее жизнь превратилась в бесконечное соревнование, где она лишь отчаянно догоняла идеал, все больше ненавидя свое отражение в зеркале: оно было недостаточно длинным, недостаточно гладким, недостаточно идеальным. Даже ее веснушки, когда-то считавшиеся милыми, теперь казались ей браком – пятнами на безупречном полотне.

Однажды Первая оказалась на художественной выставке.

Среди гостей была одна женщина – не молодая, не в модном платье, с седыми прядями в волосах, которые она даже не пыталась закрасить, и лицом с заметными морщинками. Она не стремилась быть в центре круга, но когда она тихо что-то говорила, круг сам образовывался вокруг нее. В своей голове Первая назвала ее «Другой». Другая была художницей-реставратором.

Первая завороженно наблюдала, как Другая говорит с картинами. Не о них, а именно с ними – как со старыми друзьями.

– Простите, – сорвалось у Первой, – я не могу не спросить… Как Вам удается сделать старую вещь снова идеальной?

Другая повернулась к ней и улыбнулась. Ее глаза лучились теплом, которого Первая не видела давно.

– О, милая, Вы не поняли. Моя задача – не сделать ее идеальной. Моя задача – вернуть ей ее саму.

Она подвела девушку к другой картине, где был изображен старый портрет.

– Видите эту трещинку-паутинку? Ее оставило время. А эта потертость… ее сделала чья-то неосторожная рука. А это пятно – от капли воска, возможно, с той свечи, при свете которой писали любовные письма еще пером… это просто время, оставившее свой автограф. И оно придает характер.

Первая смотрела. Она вдруг с невероятной ясностью поняла: это было не просто умение – это было проявление мировоззрения Другой. И Первой вдруг захотелось коснуться этого невесомого величия больше, чем всех громких аплодисментов мира.

– Хотите увидеть, как рождается второе дыхание?– словно прочитав ее мысли, негромко спросила Другая. – Приходите ко мне в мастерскую завтра.

И Первая приняла ее приглашение. Признаться честно, ей было не только любопытно – она не могла упустить возможности, чтобы все вокруг узнали, что она одна-единственная удостоилась чести побывать у Другой.

Мастерская пахла скипидаром, старым деревом и тайной. Повсюду стояли «ожидающие пациенты» – картины в разной степени забвения. Другая показала Первой мольберт, на котором находился портрет молодой девушки с печальными глазами. Половина ее лица была скрыта под слоем грязи и потемневшего лака.

– Наша задача – не переписать ее. Наша задача – услышать. Давайте попробуем сделать это вместе.

Она дала Первой в руки тампон и баночку со специальным гелем.

– Вот. Очищайте маленький участок. Очень медленно – как будто стираете пыль с хрупкой бабочки…

Первая, затаив дыхание, прикоснулась к холсту. Под ее пальцами, слой за слоем, начинало проступать то, что было скрыто годами. Сначала это был просто чистый цвет. Потом проступил румянец на щеке. Далее – сияющая серьга в ухе. Это было похоже на чудо: она не создавала красоту, но освобождала ее.

– Идеал, – шелестел за ее спиной голос Другой, – это тюрьма. Он требует, чтобы мы вырвали страницы из своей книги, потому что они «не того формата». Но именно эти «неправильные» страницы и есть основа сюжета.

Первая смотрела на проступающее из небытия лицо. Она видела каждую трещинку, каждый след времени, и это не делало портрет хуже. Это делало его единственным в своем роде.

В ту ночь она снова стояла перед зеркалом. Но на этот раз она смотрела не в поисках изъянов. Она смотрела, как Другая – с интересом исследователя. Вот веснушки – следы поцелуев солнца. А эта маленькая родинка – фамильная, точь-в-точь как у мамы.

«Может, и не стоит себя менять?» – подумала она, и впервые эта мысль не вызвала приступа паники.

Но на следующее утро ее ждало новое, куда более изощренное испытание. В социальных сетях она увидела пост той самой коллеги-соловья. Та не просто пела – она дала сольный концерт в филармонии. Укол был молниеносным и точным. Старая знакомая боль, ущербность, зависть, желание тут же броситься в занятия вокалом и переплюнуть соперницу – сжала ее горло.

Ее рука по привычке сама потянулась к баночке с тональным кремом. Не из-за веснушек. Это был ритуал с понятной целью: «Раз уж я не могу стать лучшей во всем, я должна хотя бы выглядеть безупречно».

Она нанесла тон словно штукатурку на трещины в самооценке. Затем подвела глаза, накрасила ресницы, выбрала самую яркую помаду – алую как театральные кулисы. Маска была готова. Она посмотрела в зеркало на незнакомку с безупречным, но ничего не выражающим лицом. И не почувствовала ничего, кроме тяжести на коже.

Тогда она подошла к раковине, намочила ватный диск и, глядя себе в глаза в отражении, медленно, сантиметр за сантиметром, начала смывать краску. Она делала это так же бережно, как вчера очищала старую картину. Плотный тон уступал место живой коже, стрелки – настоящему разрезу глаз, алая помада – естественному цвету губ. И с каждым движением из-под слоя «идеала» проступала она – та самая.

Когда она закончила, ее взгляд случайно упал на телефон и она совершила еще один, может быть главный ритуал очищения. Она не стала листать ленту дальше, а закрыла вкладку – это был такой же осознанный жест, как смыть макияж. Она не просто очищала лицо – она очищала свое поле зрения.

Когда она пришла к Другой, напросившись продолжить реставрацию, та, взглянув на ее чистое, сияющее лицо, мягко улыбнулась:

– Я вижу, работа началась. Но реставрация – это ведь не только про краску и лак, правда? – проницательно спросила она.

– Вчера мне показалось, что я, как и эти картины, уникальна. Но сегодня… сегодня я чуть не сорвалась,– призналась Первая. – Из-за чужого успеха я снова начала сравнивать.

– Сравнивать – это все равно что пытаться измерить море стаканом,– покачала головой Другая. – Быть может Вы пытаетесь петь как соловей, но у Вас-то голос дрозда! И в его песне есть своя, особенная грусть и радость, которую не повторит никто. 

Она подвела девушку к двум картинам, висевшим рядом. Одна – та самая, которую они чистили. Вторая – ее современная копия, гладкая и яркая, похожая не на картину, а фото.