Наследие богов

Ингвальд

Палящее, точно вечное пламя Файрхолта, солнце слепило всадников, заставляя хмуриться и обливаться мерзким липким потом, насквозь пропитавшим одежды. От него негде спрятаться, ни единой тени не найдется в этой чертовой безжизненной равнинной пустоши. Ветра, благословение мира, рассерженные, вздымали клубы пыли, забивали ту всюду, в вещи, в уши, в нос, в жесткие шкуры коней, не даря ни капли спасительной прохлады.

– Боги что, прокляли это место? – прошипел всадник, сплевывая песок из пересохшего рта.

– Не ной, осталось немного, скоро доберемся до Фардаля, там и укроемся от бури.

На пути все чаще стали показываться редеющие одинокие кустарники, покрытые парой засохших листьев и колючими иглами. Дорога устремилась к солнцу, будто и без того не пекло, чтобы спустя время резко уйти вниз, открывая взору город, раскинувшийся у спокойной широкой реки, в коей, на вид, человек мог сидеть, не боясь захлебнуться. Темная зелень застилала почву вдоль реки, покрываясь коричневыми пятнами и исчезая вдали от нее. Путники направили коней по узкой дорожке, ведущей в Фардаль. Солнце уже клонило к земле, но оставалось жарким, как и прежде. На подступи к селению мужчина во главе остановил всадников, приказывая спешиться.

Едва различимый прогорклый запах встретил вошедших в город. В тишине, нарушаемой лишь воем ветров да отдаленными всплесками воды, воины озирались, держа в руках оружие, готовые в любой миг к сражению.

Они не встретили ни единого человека. Но город явно не был заброшен. Высохшее белье покачивалось на натянутых веревках, загоны для скота были закрыты, а в воздухе ощущался запах гниения, стоит пойти на который, легко наткнуться на помещения, где хранили запасы пищи, или накрытый яствами стол. Никто в здравом уме не ушел бы без припасов.

Трое воинов отделились от остальных, продвигаясь вглубь селения, минуя дом за домом, теряясь в узких улочках Фардаля. Мужчина замедлился, стоило заметить снесенное ограждение, обступающее здание. Он поднял руку, сжатую в кулак, призывая соратников собраться. Двое переглянулись и двинулись к мужчине. Они двигались бесшумно, сосредоточенно, но в то же время немногим лениво, зная, как ступить, дабы не издать ни звука. За ограждением раскинулась широкая городская площадь.

Устремившийся ввысь деревянный столп, покрытый рунами, притянул к себе взгляд, заставляя забыться. Воины замерли, рассматривая столп в густом тумане, сквозь который пробивались яркие закатные лучи солнца. Звонкое чавканье разрезало пространство, привлекая внимание. Они и не заметили ее сразу. Черная как смоль тварь пряталась в тени. Подле столпа на полусогнутых лапах объедало человека что-то напоминавшее дворнягу. Она вырывала куски плоти, из ее пасти вылетала темная жидкость. Попадая на основание столпа, та разъедала дерево с отвратительным шипением. Раздраженная, тварь отбросила кусок выгрызенного человеческого мяса в сторону, развернув уродливую клыкастую морду к столпу.

Тварь распрямила тонкие вытянутые лапы, поднимаясь, неторопливо обошла по кругу деревянное сооружение. Ужасный вой раздался из пасти псины, протянутый, режущий, что пришлось закрыть уши, из которых готова была потоком хлынуть кровь. Тварь огрызнулась и вцепилась зубами в дерево, выгрызая куски за кусками. Древесина плавилась в пасти твари. Но и сама тварь не осталась нетронутой. Шипящая жидкость, в которую превращалась древесина, уродовала и без того жуткую морду, прожигала, выедала черную плоть, смешиваясь с кровью. Столп разбился, с пронизывающим треском завалившись на землю, не выдержав напора твари.

Поскуливая – на то был похож издаваемый звук – тварь направила к недоеденному телу. Она тыкалась в него мордой, не понимая, что у нее не осталось челюстей.

Воины, неотрывно наблюдающие за тварью, отмерли в секунду. Подняв огромный топор, мужчина, перестав скрываться, двинулся к твари, прислушиваясь к округе. Морда псины натянулась, сложившись складками, точно та пыталась то ли оскалиться, то ли усмехнуться. Отрубленная башка твари покатилась по земле, встретившись с топором. Двое других, мужчина и женщина, следовавших за мужчиной, приблизились к воину.

– Да что здесь творится? – запричитал мужчина, жаловавшийся всю дорогу на пекло.

– Тварь Изнанки, – распознала в трупе существа женщина. – Они появились, как и предсказывали вельвы.

– Они придут в час тишины, а с ними путники чернее тени Хеллы, разъедая плоть земли, – прошептал молчавший до сего мужчины, ловя взглядом последние лучи заходящего солнца.

Тонкая струйка лунного света падала на лицо ярла, заставляя жмуриться, сжимать и без того сомкнутые веки сильнее, пыталась пробраться в тревожный сон мужчины. Ингвальд распахнул глаза в попытках отогнать непрошеное видение прошлого и, убедившись, что жена крепко спит, тихо оделся и покинул покои.

Он спустился в нижнюю залу, подбросил бревна в затухающий огонь и уселся прямиком на шкуру, брошенную на пол.

Молчаливой тенью к нему присоединилась Мирна, завороженно глядя на разгорающееся пламя. Время текло медленно, и Мирна прервала затянувшееся молчание.

– Из тебя вышел великий предводитель, ярл, но ужасный лжец.

– Да что такая малявка может понимать, – незло возразил мужчина и продолжил. – Ты очень похожа на свою мать, Раннвейг, такая же сильная и бесстрашная. Однажды мы с твоими родителями сидели также. Конунг Асгрим, отец нынешнего конунга Бедмонда, созвал ярлов на ежегодный пир. Тогда все пили, танцевали, веселились, за исключение приближенных Асгрима и него самого. Ярл Фардаля не явился сам и не прислал ни одного из сыновей, чем жутко оскорбил конунга. А тогда Фардаль был крупнейшим наделом с прекрасным городом, названным именем земель. Или земли носили название города, никто не помнит уже. Все были уверены, что они восстали против конунга. – Ярл остановился, задумавшись. – На самом деле, каждый из ярлов думал о восстании, Асгрим был еще той занозой в заднице, а временами и хуже.

– И что произошло потом? – Поинтересовалась Мирна, подобрав ноги.

– Тогда Асгрим созвал лучших воинов и приказал уничтожить Фардаль. Мы стали одними из тех, кто отправился на юг, но стоило войти в первое селение, так никто из его жителей не мог понять, что происходит. Никто не слышал ни слова о восстании, и так поселение за поселением. Тогда мы со Скьельдом и Раннвейг да десятком наездников рванули прямиком в Фардаль. Там и встретили впервые гончую Изнанки, эта сволочь обгладывала последнего человека в городе. Мы сожгли город, а вернувшись, объявили о чуме, уничтожившей старейший город. Бедмонд, единственный кто не поверил нашим словам даже спустя долгие недели проверок. Он притащился к нам, когда мы также сидели перед огнем и пытались осмыслить увиденное. На следующий день голова Асгрима была выставлена всем на обозрение, насаженная на копье.

– Это сделал Бедмонд? – Ужаснулась Мирна.

– И все были благодарны ему, – поспешил ответить ярл. – Асгрим был лжив, жаден, никому не верил, даже собственным женам и сыновьям, а когда земли нуждались в помощи, лишь отмахивался от тех. Его интересовало лишь золото да новые завоевания. Он не верил в предсказания вельв, голоса богов. Он сходил с ума, и последние года его невозможно было выносить. Бедмонд понимал, что такой конунг не сможет позаботиться о будущем своего народа. Он видел, как некогда великие земли разваливаются по кусочкам, видел смерти слишком многих дорогих ему людей.

– Вы все взвалили на себя тяжелую ношу, – постаралась утешить его Мирна.

– И справились с ней, – улыбнулся в ответ Ингвальд. – Прошло уже более тридцати лет, теперь все мы едины под его мудрым правлением.

– Но почему никто не слышал о тварях Изнанки? Люди не готовы дать отпор, мы словно пасущиеся в лесу овцы среди волков.

– Мы пытались, но никто не захотел слушать. Время богов ушло вместе с вельвами и друидами, что защищали нас. Их оскорбил и прогнал Асгрим. Будь он проклят! – Тихо зарычал Ингвальд. – Даже немногие из нас ныне веруют в Ванадис, великую Мать.

– Мы больше не встретимся с ними? – Вопросила Мирна то ли о провидицах и жрецах, то ли о семье.

– Нет, – коротко ответил Ингвальд.

Они провели за разговорами возле огня всю ночь – Ингвальд пытался отвлечь молодую девушку историями об их путешествиях со Скьельдом и Раннвейг. Мирна рассказывала об их с сестрой проделках, от которых у отца каждый раз так забавно краснело лицо, и незаметно для себя уснула, согретая теплым пламенем и воспоминаниями. Ингвальд вернул девушку в постель, заботливо, точно та была его дочерью, укрыл теплым покрывалом из овечьей шерсти.

Стоило солнцу явить первые лучи, ярл вызвал Одда, казавшись также не спавшего всю ночь.

– Нужно осветить каждый закоулок в крепости. Огонь должен пылать днем и ночью, назначь наблюдателей и патруль, – быстрое постукивание пальцем по столу выдавало напряжение ярла. – Я возьму два десятка людей, выдвигаемся в Виндгард. Проверим, что эти твари сотворили с нашими землями.

– Кузнецы по давнему приказу соорудили уличные жаровни, они заменят легко гаснущие факелы. Они сейчас на складах, их установят по всему городу.

Ярл одобрительно кивнул. – И помни, Одд, будь то захватчики или проклятие богов, мы не можем позволить им свирепствовать среди людей.

–Понял, ярл, – Одд скептически взглянул на Ингвальда и, поклонившись, двинулся к выходу. Он никак не мог решить, верить словам ярла или же нет. Одд не верил в богов, но верил ярлу, который точно был в своем уме, по крайней мере до тех пор, пока не начинал вещать об Изнанке.

Поразмыслив над следующими действиями, Ингвальд направился к сыну. Тормод, такой же здоровый великан, как и Ингвальд, дрых поперек своей кровати. Он укоризненно уставился на отца, выудившего его из плена сновидений, но окончательно избавившись от пелены ночных видений, отпустил уже готовую сорваться шутку.

– Отправляйся к конунгу Бедмонду, гони лошадей, что есть силы, – Ингвальд вложил в руку сына темный медальон с шеи. – Передай конунгу, внутри него послание. Слушай дорогу вокруг, если тишина настигнет тебя…

– Беги в сторону воды, эти твари не могут плавать, – закончил Тормод за отца. – Еще бы они умели, напичканные металлом, быстро они пойдут ко дну.

– Мы не знаем, умрут ли они подобным образом, но это позволит тебе сбежать.

– Чем займешься ты, отец? – Тормод уже оделся и внимательно смотрел на отца.

– Отправлюсь в Виндгард. Вчера в сумерках дочь Скьельда, Мирна, привела половину поселения с собой. Эти твари объявились посреди северного надела.

– Теперь понятна спешка. Погоди, Мирна? А как же Исгерд? Хотя, вспоминая ее буйный нрав, предположу, что она осталась с отцом.

– И окажешься прав. Вернешься обратно, присмотри за гостями, – Ингвальд направившись на выход из комнаты, задержался в дверях. – Удачи, сын.

– Удачи, отец, – отозвался Тормод.

– Слишком солнечно для такого скверного дня, – подумалось Ингвальду. Созвав воинов, он ждал их на выходе из города, неторопливо почесывая гриву коротконогого скакуна. Сверр, несмотря на свое имя, спокойно поглядывал на Ингвальда, изредка перебирая мощными копытами.

– Мы готовы выдвигаться, ярл, – за Эгилем, одним из приближенных Ингвальда, два десятка воинов вели под уздцы коней.

Ярл внимательным взглядом окинул знакомые лица. Он знал, Эгиль веровал в двух великих матерей, Ванадис и Хеллу, больше половины сопровождающих же не верили в богов и высшие силы, надеясь лишь на собственные силы.

По преданиям после ухода Младших богов, чье правление было мимолетным по меркам жизни богов, Старшим не осталось ничего, как остаться править в разбитом на куски мире. Их стали забывать, имена исчезали одно за другим, пока на устах живых людей не остались лишь имена Первых Трех.

– Пускай увидят происходящее собственными глазами, – неслышно пробормотал Ингвальд. – Отправляемся к драккарам. Всем быть начеку, в бой по возможности не вступаем, важно понять, кто эти сумасшедшие, пришедшие на наши земли, и сколько их. – Ингвальд поймал натянутую беспокойную улыбку стоящей вдалеке Гретты и, ловко взобравшись на коня, направил скакуна по дороге.

Хэльвард

Во рту стоял отвратительный привкус крови – медный, тягучий, раздражающий. Хэльвард грузно перевернулся на спину, сплевывая мелкую гальку и песок изо рта. Голова, готовая разорваться на кусочки, пульсировала в такт ленивому карканью ворона, поджидающего смерти мужчины. Хоть Ульв и изволил вытащить его из покачивающейся лодки, от одного взгляда на которую переворачивался желудок и тянуло блевать, чести ему это не возвращало. Как только поймает ублюдка, отсечет пару лишних конечностей собственными руками перед тем, как притащить того на справедливый суд перед ярлом.

Из последних сил приняв вертикальное положение, Хэльвард медленно заоглядывался в тщетных попытках понять, куда его занесло. Солнце клонило к земле, слепя, оставляя белые отметины в глазах смотрящих. Мужчина всматривался в течение реки. Мелкий, что можно было рассмотреть мелькающую изредка серебрящуюся чешую рыб, поток неспешно пробирался сквозь густой хвойный лес. Все вокруг было одинаковым – он мог оказаться в любом оттоке Свель.

Приняв решение не выдвигаться в путь, покуда не уляжется шторм перед глазами, Хэльвард приблизился к лодке, осмотрел небогатое содержимое, извлек сверток теплого овечьего сукна и небольшой кисет с огнивом и кремнем внутри. Мужчина двинулся подальше от лодки к раскидистым кронам деревьев и, накидав на холодную землю мягкого лапника, устроился ночевать.

Утро застало воина голодным и страдающим от жажды. Голова по-прежнему ныла, отдавая болью в висках. Хэльвард подобрал длинную палку, которую счел пригодной для рыбалки, обтесал ее и, спустившись к реке, устроился на огромном валуне, поджидая незадачливую рыбешку.

Разбежавшиеся поначалу от тени и шагов мужчины рыбы робко стали проплывать невдалеке, опасаясь приближаться к застывшему, точно неподвижная скала, мужчине. Ловким отточенным движением Хэльвард вогнал древко в решившуюся подплыть рыбину.

– Похоже, богиня даровала мне удачу, – прошептал мужчина с жадным интересом рассматривая вытянутого, покрытого серебристой чешуей сига, мысленно успев вкусить сочную насыщенную плоть.

Утоливший голод, Хэльвард вознес молитву Ванадис, поглядывая в сторону лодки. Присев возле лодки мужчина всматривался в песок. Подобно охотничьему псу пытаясь уловить след. Легкая поступь пролегала по земле. Это мог быть только Ульв. Выпрямившись, Хэльвард направился в сторону леса по пятам предателя, непрерывно уговаривая себя не казнить ублюдка на месте.

Лес, обступивший мужчину со всех сторон, казался тому темнее родных лесов Виндгарда. То ли это было правдой, то ли игрой ненадежного разума, пережившего слишком многое за последние сутки. Земля, однако, здесь оказалась мягче, податливее, точно желая помочь Хэльварду догнать предателя, сохраняя следы тяжелой поступи сапог в мхах и опалой листве.

– Глубоко забрался, тварь, – шипел Хэльвард, отводя колючие ветви от лица.

Приноровившись к местности, он заметно быстрее продвигался по незнакомым землям, в один момент перейдя на бег подобно охотничьему псу, учуявшему добычу. Ульв бежал со всех ног, периодически останавливаясь на привал. Хэльвард находил его пристанища. Притоптанные участки травы, обобранные кусты ягод. Он следовал за ним, пока солнце окончательно не уступило темной ночи. Пока спустя дни густой лес не стал редеть, наполняясь ярким солнечным светом, пока мужчина не ступил на протоптанную дорожку, приведшую его к деревне, расположившейся на просторной зеленеющейся плодородной земле.

Деревня. На первый взгляд в ней не было ничего особенного. Только приблизившись можно заметить, какой чертовски странной та была. Слишком правильной. Слишком светлой. Такой, что уставали глаза от одного брошенного мельком взгляда. Дома, ладно сложенные из светлого дерева, щедро покрыты рунами защиты и процветания. То и дело Хэльвард замечал расставленные по углам домов чаши с тлеющими травами, от которых клубился белоснежный плотный дым, ловивший в себя лучи солнца и точно светящийся изнутри.

Хэльвард ступил в деревню. Счастливые крики мальчишек, игравших неподалеку, отвлекли его от мыслей, возвращая к реальности, неожиданно обступившей его, покрытого кровью, грязью и потом. Улыбки. Прошло совсем немного времени, как он покинул родной край, но, казалось, будто прошла вечность. Будто он никогда и не видел счастья. Будто все воспоминания забрали те твари, оставив в голове лишь видение смерти Исгерд.

Статная высокая женщина с легкой точно игривый свет луны тронувшей волосы проседью преградила ему путь.

– Богата судьба на путников в этом месяце, – на губах ее играла нежная улыбка, а сильный голос был сродни звучанию лиры в руках талантливого мастера.

Синева темнеющего ясного неба плескалась в ее глазах, настолько сияющих и глубоких, что Хэльвард растерялся на мгновенье, забыв о причине, приведшей его сюда.

– Хэльвард, госпожа, – представился тот. – Я ищу мужчину, пришедшего сюда незадолго до меня. Он оставил меня позади и ушел.

– Ты не лжешь. Но и не говоришь всей правды. Как и тот, за кем ты пришел.

– Поверьте, всей правды вам лучше не знать.

– Мы должны узнать, мы чувствуем изменения, – нахмурилась женщина. – Вы принесли с собой запах, незнакомый нам. Железо и жажда, они не принадлежат вам, а вот страх, подобно яду, разливается в душах.

Хэльвард отступил на шаг от женщины, глаза которой волной сменили цвет на ярко зеленый, цвета летней листвы. Вокруг никого не было. Он не мог вспомнить, когда они остались одни, когда утихли голоса и звуки вокруг.

– От твоего друга, назовем его так, от самой его сущности пахнет гнилью и зараженной землей, но точно не ослепляющей яростью в отличие от тебя. Расскажи нам все без утайки, и мы отдадим его тебе.

Хэльвард уставился на незнакомку, жадно разглядывая ее глаза, в коих не виднелись ни страх, ни интерес. Лишь сила. Сила, способная поставить на колени любого человека, которого только можно представить. Дикая, необузданная, лишенная эмоций и человеческой морали.

– Кто вы?

– Можешь звать меня Храндис, я глава поселения, – представилась женщина. – Вижу, ты решился, идем, Хэльвард, видимо разговор будет долгим и не для всех ушей, – развернувшись, женщина направилась вглубь деревни, словно не касаясь земли, плывя, точно вдыхала жизнь в крохотные травинки, что распрямлялись, тянулись вслед за ней.

– Так вот что произошло, – Храндис разливала заваренные в горячей воде ягоды с травами. – Твари, состоящие из плоти и металла, давно наш мир не сталкивался с ними. Сейчас же они свободно разгуливают, кровавыми реками омывают берега человеческих земель.

– Вы так спокойны, неужели они приходили и раньше? – Спросил Хэльвард.

– Мне не довелось столкнуться с ними лицом к лицу, но в наших краях все наслышаны о них, – спокойно ответила Храндис.

– И все верят в существование тварей Изнанки? – Удивился Хэльвард. – Хоть некоторые и рассказывают о них детям, мы были уверены, будто все это лишь детские сказки.

– У нас нет возможности не верить в нечто опасное. И если судить по твоему рассказу, не все из вас считали их страшной выдумкой, иначе из города не удалось бы бежать ни единой душе. Искренне сочувствую твоей утрате, – Храндис заняла место напротив Хэльварда. – Изначально я хотела отдать того мужчину на некоторых условиях, но более не вижу в том нужды. Возможно, ты спас жизни многих здешних жителей, за что я обязана отплатить, а предатель должен быть наказан.

С задней стороны дома расположилась довольно широкая простенькая пристройка. Из непримечательного выцветшего на солнце и ветре серого дерева, она не притягивала к себе взглядов, но хранила столь ценные травы и настои, что хватит на содержание Виндгарда с десяток лет. Оторопевший Хэльвард остановился на входе, притянув злой взгляд Храндис.

– Закрой дверь снаружи или изнутри, здешним травам противопоказан свет и влажный воздух, – рассерженной кошкой прошипела женщина и смягчилась, стоило Хэльварду поспешно переступить порог, плотно прикрыв за собой двери.

Юбки платья шуршали по необработанным доскам, застилавшим полы пристройки, точно засушенные листья, цветы и мохнатые корешки растений, занявшие каждую поверхность, свисающие отовсюду с потолка. Хэльвард поспешил вслед за удаляющейся фигурой.

В дальней части пристройки, куда завела его Храндис, в полу обнаружился люк, на который женщина указала длинным пальцем и приказала открыть. Он склонился и пальцами подцепил металлическое кольцо, потянув за которое, едва удалось сдвинуть неподъемную конструкцию. Храндис, изящно подобрав полы платья, ступила по широким деревянным ступеням, не побоявшись оказаться запертой в темноте с крошечной подвесной лампадой.

Казалось, внутри должно быть непроглядно темно, точно в обители Хеллы, а воздух пропитаться зловонием отсыревшей земли. На удивление мужчины, ступени, ведущие вглубь, были отчетливо видны в тусклом свете, исходящем издали и от лампады. Воздух, казавшийся куда суше, нежели наверху, наполнился мелкими песчинками пыли, проплывающими вокруг, оседающими на поверхностях и одеждах.

Чем глубже они спускались, тем суше становился вдыхаемый воздух, колючей проволокой вцепившись в глотку. Царапающее жжение стало казаться невыносимым, пространство перед глазами предстало излишне ярким, расплываясь по краям. Храндис обернулась к нему, почувствовав неладное. Крохотный пузырек с прозрачной жидкостью перекочевал из кармана в ладонь женщины. Отточенным движением она открыла закупоренную крышку и нанесла эссенцию близ ноздрей и на веки воина. Показавшийся сперва горьким аромат спустя мгновения раскрылся дикой хвоей, облегчая боль.

Не дожидаясь благодарности, Храндис развернулась на пятках и тихим быстрым шагом преодолела оставшиеся ступени, достигнув конца лестницы, оказавшегося совсем близко.

– Здесь непривычно находиться, в особенности после весенних влажных дней, каждый из нас носит подобные масла, – Храндис указала рукой на огонь, освещающий странное пространство, лижущий длинными языками закрытые стены камина, от которого вверх тянулась широкая труба, прячась в потолке. – Огонь выжигает всю воду вокруг, это важно, чтобы травы хранились долгие годы неизменными.

Многоярусный стол из плотной древесины расположился близ огня. Большая столешница была заставлена неизвестными Хэльварду приспособлениями, среди которых он едва смог различить весы и ступки разных размеров, от самых крошечных до едва подъемных даже для воина. Остальные же ярусы были наполнены ничем не примечательными тканевыми мешочками и соединенными между собой колбами, что использовались часто, судя по несмывающимся сероватым полосам на внутренних сторонах.

– Вы столь сильны, удивительно видеть нечто подобное вокруг. Неужели нельзя было достичь этого при помощи дара? – Удивился Хэльвард.

– Силу не стоит использовать столь бездумно, – ответила Храндис. – Ею мы ломаем мир, и за каждым нашим действием обязательно последует ответ. Более того, эти зелья и травы в подавляющем большинстве идут в обычные людские селения по всему Нормару, невозможно поддерживать их силу на расстоянии.

– Почему вы не оставили людей, как то решили друиды? – Поинтересовался Хэльвард, застыв ожившей статуей.

– Мы не люди, чтобы поступать столь бесчеловечно. – Тело Храндис в одно мгновение стало напоминать металл. Жесткий и холодный.

– Вы так ничего и не рассказали о себе, – заметил Хэльвард.

Казалось, попытка увести разговор не удалась, но спустя долгий десяток вдохов плечи женщины опустились, а в глазах вновь завел движение сине-зеленый водоворот.

– Закончим здесь, – Храндис приглашающе провела рукой, указывая за заграждение из шкафчиков, – и отвечу на все твои вопросы.

Пространство под складом оказалось куда меньше самой пристройки, это Хэльвард понял, ступив несколько шагов вперед. Стены, укрепленные прочными широкими балками, поддерживающими высокие своды, терялись в темноте. Лишь зажженные на пути Храндис свечи позволили разглядеть закупоренные прозрачные сосуды с вытяжками и лекарствами, драгоценные корни, вытянувшиеся за десятилетия выше обнимающих небо деревьев, обтянутые кожей рукописи, спрятавшиеся в слабо освещенных стеллажах.

– Знающие отошли бы к великой Хелле, увидь они огонь близ ценных филиалов, – заметил Хэльвард.

– Среди наших людей не найдется строителей, способных возвести великие каменные цитадели, приходится довольствоваться имеющимся, – пальцы женщины легко проскользили по корешкам ближайших манускриптов. – Здесь единственное место, где они смогут сохраниться долгие годы.