Голос в тишине

Прости, Лесь, но ты сама понимаешь… Мы разные. Ты хочешь этого тихого болота – школы, книжек, воскресных пирогов. А я… Я задыхаюсь. Мне не нравится просто лежать и смотреть по вечерам фильмы, мне не нужна вся эта романтика. Мне нужен драйв, свобода, настоящая жизнь. Не осуждай.»

Ночью я плакала.

Не тихо, как вчера. А громко, взахлёб, давясь слезами и слюной.

Я рвала на себе волосы, царапала кожу, кусала губы – пыталась заглушить эту боль, что разрывала меня изнутри.

А за окном лил дождь.

Бесконечный.

Как мои слезы.

***

Шёл третий день, как я осталась одна.

Утро началось с того, что я разбила кружку.

Обычную, белую, безликую – ту, что он купил в супермаркете, когда мы только съехались. Она выскользнула из рук, когда я наливала кипяток, и разлетелась на кухонном полу с душераздирающим звоном.

Я замерла, глядя на осколки.

Опять.

Но на этот раз не было его криков. Не было упрёков. Только тишина и моё отражение в осколках – раздроблённое, искажённое.

Я медленно опустилась на колени и стала собирать их голыми руками. Острые края впивались в кожу, оставляя красные полосы.

– Зачем?

Вопрос повис в воздухе. Я не знала ответа.

Было уже почти одиннадцать утра.

В школе я автоматически вела урок, но голос звучал чужим, будто доносился издалека.

– Олеся Владимировна, вы нас слышите? – Маша из 5 «Б» щелкала пальцами перед моим лицом.

Я моргнула.

– Да. Что?

– Вы пятый раз спрашиваете одно и то же.

Я посмотрела на доску. Там мелом были написаны слова «глагол», «спряжение», «окончание».

– Извините, дети. Сегодня… сегодня самостоятельная работа.

Уже на автомате я дошла до дома. Меня вывел из транса стук в дверь. На Пороге стояла Катя. Она ворвалась в мою квартиру как ураган, с сумками, из которых торчали бутылки. С мокрыми сапогами. С взъерошенными волосами.

– Ты выглядишь как смерть, – заявила она, разглядывая мою растрёпанную причёску и синяки под глазами.

Я молча разлила вино в стаканы.

– Он звонил, – сказала я.

Катя замерла.

– И?

– Я бросила трубку.

Катя выдохнула и допила свой бокал залпом.

– Наконец-то.

– я отключила телефон, но меня терзать любопытство и я не выдержала, включила, а там смс, – я показала Кате то злополучного сообщение от Игоря.

Я рассказала всё. Впервые вслух.

Про то, как он проверял мои сообщения. Как кричал, если я задерживалась после работы. Как однажды вырвал из рук телефон и швырнул его в стену.

Катя слушала. Молча. Потом налила вина.

– Ты знаешь, что он – мусор, да?

Я кивнула.

– Тогда почему плачешь?

– Потому что… – голос сломался. – Потому что я думала, он меня любит.

Катя обняла меня. Крепко. Так, что стало больно.

– Дура, – прошептала она. – Любовь не должна причинять боль.

И впервые за эти три дня я сделала вдох.

Полный.

Свободный.

Вечер, мы сидим на полу среди пустых бутылок, и я впервые за три дня смеялась.

– Помнишь, как он устроил сцену из-за моего платья на корпоративе? – я закатила глаза.

– А как он требовал пароли от всех твоих соцсетей!– Катя скривилась.

Я вдруг замолчала.

– Я ведь действительно думала, что это… любовь.

Катя обняла меня.

Любовь не должна оставлять синяки.

И так мы просидели до часу ночи. Катя засобиралась домой, а я стояла перед зеркалом в ванной и смотрела на своё отражение.

Глаза красные. Нос распухший от слёз.

Но впервые за долгое время я увидела там себя.

Я достала из кармана тот самый осколок от первой чашки – с синим васильком.

– Прощай, – прошептала я.

И выбросила его в мусорное ведро.

Третий день закончился.

Завтра будет новый.

Глава 4.Осколки нормальности. (Тени в школьных коридорах)

Олеся.

Солнечный луч, наглый и не к месту, упал прямо на пустую сторону кровати. Я зажмурилась, отворачиваясь к стене. Простыня здесь ещё пахла им. Игорем. Смесью дорогого одеколона, сигарет и чего-то неуловимого, что было просто им. Теперь этот запах казался ядовитым, предательским.

«Прости, Лесь, но ты сама понимаешь… Мы разные. Ты хочешь этого тихого болота – школы, книжек, воскресных пирогов. А я… Я задыхаюсь. Мне нужен драйв, свобода, настоящая жизнь. Не осуждай.»

Его слова, произнесенные месяц назад с душевной интонацией и… облегчением в глазах, звенели в голове как битое стекло.

«Не осуждай.»

Как будто он уходил на войну, а не к той… к той блондинке из его нового «крутого» автосалона, которую я случайно увидела в его instagram через три дня после расставания.

#новоеначало #моядевчонка.

Я резко встала. Холод паркета обжёг ступни.

«Тихое болото».

Так он называл мою жизнь. Мой мир. Мир, который я выстраивала годами: диплом с отличием, любимая работа учителем русского и литературы в старших классах, маленькая, но уютная квартирка, подаренная бабушкой, мечты о семье… С ним. Все рассыпалось в одночасье, оставив после себя пустоту и стыд. Стыд за то, что не разглядела его эгоизма раньше. За то, что верила в его «навсегда». За эти дурацкие пироги, которые он в последнее время лишь покусывал, торопясь на свои «важные встречи».

Утро прошло в механических ритуалах. Душ – слишком горячий, чтобы смыть ощущение грязи. Чай – горький, безвкусный. Одежда – тщательно подобранная (блузка, строгая юбка, каблуки), макияж, чтобы скрыть синяки под глазами и бледность. Маска «все в порядке» должна была держаться железно. Особенно в школе.

Дорога на работу была туннелем. Я шла, не видя домов, не слыша городского шума. В ушах пульсировало:

«Ты сама понимаешь… Ты сама понимаешь…»

Понимала ли я ? Что? Что была недостаточно яркой? Недостаточно… «драйвовой»? Что моё «тихое болото» – это скука для такого «орла», как Игорь.

Школа, которая раньше была моей отдушиной, теперь казалась бесконечным лабиринтом серых стен.

Я пришла раньше всех. Пустые коридоры, скрип половиц под ногами, запах мела и старых учебников. В учительской я машинально налила себе кофе из автомата – безвкусная коричневая жижа обожгла язык.

– Здравствуйте, Олеся Викторовна! – бодрые голоса дежурных. Я кивнула, заставляя губы растянуться в подобие улыбки. Кабинет русского языка. Моя крепость. Или тюрьма?

1- й урок: 8:00

Мои пятиклашки шумели, как рой пчёл.

– Олеся Владимировна, а почему у вас глаза красные? – тронул меня за рукав рыжий Антон.

Я автоматически улыбнулась:

– Аллергия.

На что? На жизнь? На любовь? На собственную слабость?

3- й урок: 10:45

– Вы сегодня не проверяли домашнее задание, – заметила отличница Лиза.

Я смотрела в журнал, но цифры расплывались перед глазами.

– Перенесем на завтра.

Обеденная перемена

В столовой пахло гороховым супом и компотом. Я сидела одна, разминая вилкой холодные макароны.

– Можно? – завуч Марья Ивановна опустилась напротив. – Ты второй день как в тумане.

– Я…

– Не объясняй. – Она положила на мой поднос шоколадку. – Но дети чувствуют. Возьми выходной.

Я покачала головой. Дома было хуже.

5- й урок: 13:30

У восьмого «Б» была контрольная. Тишина в классе давила на виски. Я смотрела в окно – по стеклу ползла божья коровка.

Как она сюда попала? Выберется ли?

– Можно выйти? – поднял руку Витя.

Я кивнула.

6- й урок: 14:20

Десятый «Б». Не самый сложный, но сегодня они казались мне инопланетянами. Шушуканье на задней парте, скучающие взгляды, один парень откровенно дремал, уткнувшись лбом в учебник.

«Евгений Онегин». Татьяна и её письмо. Искренний, страстный порыв души.

– Итак, Татьяна решается на отчаянный шаг – признание в любви. В письме. Как вы думаете, почему она выбрала именно этот путь? Почему не сказала прямо? – мой голос звучал ровно, профессионально, но внутри все сжималось в комок. Тишина. Потом невнятное бормотание:

– Ну, стеснялась, наверное…,

– Девушки тогда так не делали…

– Да, стеснение, нормы эпохи, – подхватила я.

– Но посмотрите на силу её чувства! Она идет наперекор всему! Ради чего? Ради шанса быть услышанной! Ради возможности не таить эту любовь в себе, даже зная, что она, возможно, безответна!

Я видела себя в Татьяне. Такую же открытую, доверчивую, бросившуюся в омут чувств без оглядки. И получившую свой холодный, рассчитанный «увещевательный монолог» Онегина.

«Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…»

Игорь, черт возьми, даже цитировать не стал. Просто ушёл.

– Онегин… он же правильно сделал, что отказал? – раздался голос с задней парты. – Не любил же. Зачем врать?

Я замерла. Правильно? С точки зрения холодного расчёта – да. Но где же сострадание? Где бережность к чужому чувству? Где хоть капля благодарности за эту искренность, за этот дар доверия?

– Он… поступил честно, – с усилием выдавила я.

– Но честность бывает разной. Можно честно сказать нет, не растаптывая душу человека. Не делая его чувства смешными или ненужными.

Мой голос дрогнул. Я резко повернулась к доске, делая вид, что пишу тему.

«Отношения Онегина и Ленского».

Дрожащей рукой я выводила мелом буквы, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.

Не сейчас. Только не сейчас.

Звонок прозвенел как избавление. Ученики хлынули из класса. Я осталась одна, прислонившись к прохладной поверхности доски. Перед глазами плыли строки Татьяниного письма, смешиваясь с оправданиями Игоря.

«Ты сама понимаешь…»

Понимала лил она, что её «письмо» – её любовь, её доверие – было прочитано так поверхностно и выброшено с таким облегчением?

Последний звонок

В раздевалке коллеги обсуждали планы на вечер. Я быстро натянула пальто.

– Олесь, идём с нами в кафе! – позвала физичка Таня.

– Не могу.

– Ты совсем от нас отдалилась. Сделав вид что я не услышала я вышла на улицу. Моросил дождь.

18:00

Пустая квартира встретила запахом вчерашнего ужина. Я включила свет – на столе лежала открытая книга, которую я уже месяц не могу дочитать.

Телефон молчал.

Я открыла ноутбук. В электронном журнале горели красным дедлайны. Проверка тетрадей. Отчеты.

Курсор мигал на пустом листе.

«Уважаемые родители…»

Я закрыла глаза.

В тишине капал кран.

Кап.

Кап.

Кап.

Как счётчик.

Как слëзы.

Глава 5. Волна и Спасательный Круг.

Олеся.

Вечер. Квартира. Тишина. Я была громче школьного гомона. Телефон молчал. Игорь не звонил. И не позвонит. Это нужно было принять. Но как?

Я стояла на кухне, глядя на заварочный чайник. Нужно заварить чай. Просто сделать это. Взять чайник, налить воды, включить плиту… Рука сама потянулась к шкафчику, к любимой кружке – подарку Игоря на прошлый Новый год.

«Чтобы согревала мою умничку».

Фарфор блеснул в свете лампы. Я резко отдёрнула руку, как от огня. Кружка упала на пол и разбилась вдребезги с жалобным, пронзительным звоном. Я смотрела на осколки. Бело-голубые, с золотой каёмкой. Такая красивая. И такая ненужная. Как я сама. Слезы хлынули внезапно, горячие, обжигающие, смывая тщательно наложенный макияж. Я сползла на пол, прислонившись к холодильнику, и зарыдала. Не сдерживаясь. Громко, надрывно, как ребёнок. Всю боль, весь стыд, всю ярость и непонимание – все вылилось в этом тихом кухонном пространстве, залитом жёлтым светом одинокой лампочки. Я била кулаком по холодному кафелю, пока не заболела рука.

– Почему?! За что?! Я же все для него… Я же…

Слова терялись в рыданиях. Было только ощущение вселенской несправедливости и собственной ничтожности. Телефон завибрировал в соседней комнате. Я вздрогнула. Сердце дико заколотилось.

– Он?

Я вскочила, поскальзываясь на осколках, и бросилась в гостиную. На экране – не Игорь. «Мама». Я сглотнула ком, пытаясь взять себя в руки. Нельзя. Мама услышит. Мама будет волноваться. Нажала «отбой» и быстро набрала сообщение:

«Все ок, мам, занята, перезвоню позже!»

Нужно было что-то делать. Дышать. Жить. Хотя бы имитировать жизнь. Я не могла больше сидеть в этой квартире, где каждый уголок кричал о нем. Не могла видеть жалость в глазах подруг

«Нашла из-за кого!», «Тебе повезло, что он ушёл!» Они не понимали, что от этой «удачи» болит все внутри.

Работа не спасала, лишь подчеркивала мою фальшь. Открыв ноутбук почти машинально, я листала сайты.

Что делать? Курсы? Спортзал? Все казалось бессмысленным, требующим энергии, которой не было. И тут на телефон приходит смс от Кати:

«Ты мне нужна в реабилитационном центре»

Катя ворвалась в мою квартиру, как всегда, без предупреждения – с грохотом распахнула дверь, зацепив сумкой за ручку, и тут же уронила на пол три пакета с продуктами.

– Всё, хватит киснуть, – заявила она, сбрасывая мокрые ботинки прямо в коридоре. – Я тебя спасаю.

Я сидела на кухне, завернувшись в старый плед, и крутила в пальцах осколок от только что разбившийся кружки.

– Я не хочу никуда идти, – пробормотала я.

Катя фыркнула, доставая из пакета бутылку вина и банку оливок:

– Во-первых, ты уже похожа на привидение. Во-вторых, – она ткнула пальцем в мою грудную клетку, – здесь дыра размером с Чернобыль.

Я не ответила.

– В сенсорной комнате центра нужен помощник, – Катя открыла вино зубами, без открывалки. – Ты будешь работать с людьми после травмы.

– Я не психолог.

– Зато ты умеешь слушать. И сопереживать.

Она налила вина в гранёный стакан – тот самый, что пережил все наши девичники – и сунула его мне в руки.

– Это не благотворительность, – добавила Катя, прищурившись. – Там платят. Скромно, но платят.

Я сделала глоток. Вино было терпким, с горьковатым послевкусием.

– А что нужно делать?

– Включать музыку. Говорить с людьми. Помогать им… чувствовать.

Катя вдруг улыбнулась – той самой хитрой улыбкой, которая всегда предвещала неприятности:

– И там есть куча красивых парней.

– И что? – я закатила глаза:

– Ты сводишь меня туда, чтобы я нашла нового парня?

– Нет, – Катя вдруг стала серьёзной. – Я свожу тебя туда, чтобы ты вспомнила, что можешь кого-то спасать. Хотя бы себя.

Она достала из сумки листовку – «Центр реабилитации. Требуется помощник в сенсорную комнату».

– Давай зайдём на сайт и заполнил анкету? Катя схватила ноутбук и быстрыми движениями нашла сайт. Открылся заголовок : «Центр Адаптации и Реабилитации «Возрождение». Требуются волонтёры. Помощь в организации занятий, сопровождении, простом человеческом общении».

Человеческом общении. С кем? С теми, кому ещё хуже? С инвалидами? Стариками? Незнакомое слово «реабилитация» звучало холодно и пугающе. Но… это был выход. Физический выход из квартиры. Наполнение времени. Возможность… помочь? Или просто спрятаться от собственной боли в чужой, более очевидной? Неважно. Это был спасательный круг, брошенный мне в бурю отчаяния.

Я заполнила анкету онлайн, почти не глядя. Имя, контакты, кратко о себе:

«Учитель литературы. Хочу помочь».

Нажала «Отправить».

И почувствовала… не облегчение. Скорее, онемение. Как будто приняла важное, но пока неосязаемое решение.

Я начала убирая осколки кружки, как вдруг вспомнила Игоря не в моменты ссор, а совсем другим. Как он, смеясь, учил меня кататься на коньках, держал за руки. Как мы сидели на кухне ночью, пили чай и болтали обо всем на свете. Как он целовал шрам у меня на колене, оставшийся с детства, и говорил:

«Твоя отметина. Красивая».

Ложь? Или тогда это было правдой? Когда все изменилось? Телефон снова завибрировал. Я вздрогнула. На этот раз – незнакомый номер. Я с опаской поднесла трубку к уху, в этот момент Катя смотрела на меня так как будто она знает кто позвонил, и не о чём не беспокоилась.

– Алло? Олеся Викторовна? Добрый вечер. Это Анна Петровна из центра «Возрождение». Спасибо за вашу заявку! Мы как раз ищем человека на завтра, ваша задача помочь инструктору, пообщаться с подопечными в сенсорной комнате. И если вы ещё умеете играть на каких-нибудь инструментах было бы замечательно. … Вы не могли бы?

Я замерла. Завтра? Так скоро. Страшно. Непонятно. Но…

– Да, – услышала я свой голос, более твёрдый, чем ожидала.

– Да, я смогу. Во сколько?

Договорившись о времени, я положила телефон.

– Ну что, во сколько? Радостно спросила Катя.

– К половине одиннадцатого.

– Завтра в десять. Я тебя отвезу.

Я хотела отказаться. Но потом взглянула на осколок в своей руке – мне нужны перемены.

– Хорошо, – прошептала я.

Катя звонко чокнулась со мной:

– Вот и умница.

И впервые за много дней я почувствовала – где-то там, под грудой боли, что-то шевельнулось.

Надежда?

Или просто любопытство.

Но это уже было что-то.

Уже было глубоко за полночь как Катя начала собираться домой, вызвала такси и уехала.

За окном сгущались сумерки. Я подошла к окну, обняв себя за плечи. Завтра. Новое место. Новые люди. Чужие проблемы. Может быть, там, помогая другим обрести почву под ногами, я найду её и для себя? Или хотя бы забуду на пару часов о разбитой кружке и пустой стороне кровати.

Я не знала. Но сделала первый шаг. В неизвестность. Прочь от «тихого болота», которое оказалось не болотом, а выжженной пустыней. И в этой пустыне замаячил силуэт Центра «Возрождение».

Следующая остановка.

Глава 6. Мир центра.

Олеся

Раннее субботнее утро. Из сна меня вырвал будильник, я взяла на тумбочке телефон, девять утра.

Я совсем забыла что сегодня за мной заедет Катя и мы поедем в реабилитационный центр. Вчера эта идея с центром казалась выходом из положения, сегодня уже появились сомнения. Но отказываться было уже поздно.

Я успела только сходить в душ как Катя уже долбила по моей двери, звук был таким громким как будто она её пинала ногой.

– Бегу – я быстро на кинула халат и побежала открывать дверь.

– Не споткнулась?

– И тебе привет!

– Ты что его не готова? А ну жива одевайся и поехали! – при крикнула Катя и шлёпнула меня по попе.

Как я не люблю когда меня торопят, но она права не нужно опаздывать в первый же день.

Катя прошла на кухню, а я быстро надела чёрные брюки и серый вязанный свитер.

– Всё, поехали!

– Как, ты уже готова? – Катя только насыпала в кружку сахар.

– Да, если мы не хотим опоздать, то лучше поторопится.

– Ты права.

Мы вышли из подъезда. Дул приятный свежий ветерок и святило солнышко.

Нам повезло, дорога к центру была пустой, без пробок.

Здание центра напоминало старую школу – жёлтые стены, высокие окна, выцветшая вывеска у входа. Но в отличие от школы, здесь не было детского смеха.

Мы зашли внутрь и попали в вестибюль. Пахло антисептиком и чем-то неуловимо медицинским. Катя указала мне на ресепшен и убежала к лифту. На ресепшене сидела женщина лет пятидесяти с усталыми глазами и ярко-розовым лаком на ногтях.

– Вы новенькая? – спросила она, разглядывая меня с ног до головы.

Я кивнула.

– Виктория вас ждёт. Третий этаж, комната 312.

Я подошла к лифту. Старый, скрипучий, с зеркальными стенами. В отражении я увидела себя – бледную, с синяками под глазами, в слишком большом свитере.

– Что я здесь делаю?

Я нажала на кнопку третьего этажа, дверь со скрипом закрылась, и поехала на верх.

Выхожу с лифта и вижу длинный коридор. На стенах – детские рисунки и фотографии «до/после». Улыбающиеся люди на костылях, в инвалидных колясках, с протезами. И так по всему коридору. Нахожу наконец нужный кабинет. Дверь в 312 была приоткрыта.