Шёпот избушек

- -
- 100%
- +

Введение
2000 год ознаменовался началом XXI века – века новых технологий, сотовых телефонов и появления множества гаджетов, доступных в свободном пользовании. Для меня же 2000 год стал годом моего рождения. Я своими глазами видела, как домашний телефон превратился в стационарный, а те, в свою очередь, сменились на Nokia, которые также видоизменялись до современных моделей.
Сейчас очень популярно делить людей по дате рождения на миллениалов, зуммеров и прочих. Мне кажется, не совсем правильно разделять людей по годам рождения и объединять их каким-то одним словом, ведь все мы хоть и родились в одно и то же время, но места нашего рождения различались настолько, что для одних это было началом цифровых технологий, а для других же – продолжением 90-х.
Наверное, вы уже догадались, что я говорю о деревнях и сёлах нашей прекрасной и обширной России. Да-да, я как раз родилась и выросла в одной из таких деревень. Когда дети в городах лазали по крышам и играли на детских площадках, мы с сёстрами помогали родителям на покосе, собирали в лесу ягоды и следили за огородом. Пока дома не выполнены твои обязанности – принести дрова, накормить собак, убраться в доме и во дворе – ни о каких играх не могло быть и речи.
Конечно, я выросла и уехала в город, чтобы учиться в университете и устраивать свою взрослую жизнь. Однако, прожив в городе семь лет, моя жизнь там превратилась в популярный “день сурка”, где, помимо работы и дома, ничего не происходило. Я решила немного встряхнуться, для меня – это вернуться в родные края и размяться домашними делами, после которых я, наконец, начну двигаться в новом направлении.
Приехав обратно, проходя по улицам, мимо которых ты пробегала в детстве с друзьями, стало очень грустно. Многие дома стали заброшенными и развалившимися. Половина людей уже нет в живых, что не удивительно ведь образ жизни в деревне не самый здоровый, другая половина почти вся перебралась в город.
На основе своих воспоминаний и историй, которые я слышала от родных, соседей и просто знакомых, я решила собрать книгу. Это художественный вымысел, рождённый из правды. Иногда она горькая, иногда смешная, порой странная или тяжелая. Но всё это – жизнь, которую мы прожили. Моей деревни – и многих других таких же.
Глава 1. Двое на перекрёстке
Сентябрь – то самое время, когда даже в тихой, почти забытой деревушке становится шумно. Повсюду дети: кто-то весело бежит в школу вприпрыжку, а кто-то, только-только отлепившись от подушки, плетется сонно, как сонная муха.
Но даже самые заспанные просыпались мгновенно, стоило им приблизиться к перекрестку перед школой. Там, из тени, словно по расписанию, появлялась она – бабка Агафья.
С виду обычная старуха, лет семьдесят с хвостиком. Платочек, седина, хромота. От бабки пахло горьким дымом, а воздух вокруг нее словно вибрировал. Что-то в ней отталкивало, только от взгляда на нее по всему телу пробегали мурашки.
Каждое утро она выходила на дорогу и начинала размахивать ножом в воздухе, будто рассекала невидимые нити. Что-то бормотала себе под нос – то ли молитву, то ли проклятие. Язык её был странным, не разобрать ни слова. Слова словно неслись откуда-то из другого времени, из другого мира.
Сын не раз приезжал из города, уговаривал уехать – она отказывалась. Кричала, махала руками, а один раз даже выпроводила его из дома. Уезжал он всегда с шумом и обидой.
Разумеется, дети придумывали разные истории.
– Она с мертвыми разговаривает.
– Нет, она ведьма. Проклинает всех, кто идет в школу.
– А если она однажды бросится с ножом?
Взрослые лишь отмахивались: «Спятила на старости лет. Чего с нее взять?»
Поэтому, многие школьники меняли утренние маршруты. Не потому, что так ближе, а чтобы не встретить её. И его.
Кирпич. Настоящее имя – Бато. Лет пятьдесят, но выглядит на все шестьдесят, если не больше. Кличку получил еще в детстве – за лицо кирпичом, тяжелый взгляд и ту постоянную угрюмость, от которой становится не по себе. Редкие волосы прятал под выцветший козырёк. Прищуренные глаза будто прожигали насквозь – он смотрел пристально, не отводя взгляда. Шёл, как тень, бормоча себе под нос, и, кажется, разговаривал с кем-то, кого никто не видел. Но глаза его всегда были направлены на тебя. Он ждал.
Если поздороваться – замирал, потом медленно, почти с облегчением, улыбался. Если пройти мимо, не сказав ни слова – обязательно споткнёшься. Упадёшь. Совпадение? Может. Но это случалось с каждым.
Он был странным с малых лет. Как будто родился не в семье, а в пустоте. Мать умерла тихо, отец спился и сгинул. Бато остался один – и с тех пор стал частью улиц, бездомным призраком. Бродил говорил сам с собой, смеялся без причины, наблюдал.
Дразнивших его детей он не жалел. Метал в них камни, кричал чужим голосом, пугал до икоты. Именно за этим ужасом и приходили они снова и снова – хотели пощекотать нервы.
А он – хотел, чтобы они замолчали. Все.
В то утро все шло как обычно. Девочка из дома недалеко от школы, опаздывая, сорвалась с места. Бежала привычной тропинкой – короткой, безопасной, знакомой. Но что-то пошло не так. Агафья вышла позже обычного. Кирпич – раньше. И вот она уже между ними.
Впереди – бабка, размахивающая закопчённым, темным от времени кухонным ножом. Позади – Кирпич, с каменным лицом и тяжелым взглядом. Девочка почувствовала, как мир вокруг сжимается, и звуки становятся приглушёнными, волна жара захлестнула ее с ног до головы, словно она вошла какое-то параллельное пространство – где все стало серым. Бабка Агафья двигалась словно в замедленном кадре, а Кирпич словно был покрыт ярко красным пламенем. В горле пересохло, все внутри сжалось. Стало трудно дышать. Стало темно. Обморок.
Через какое-то время сын всё-таки увез мать. Без скандала, без крика. Она тихо села в машину, едва слышно произнеся:
– Я, закончила.
А Кирпич… исчез. Не ушёл – будто стерся. Ни следа, ни вещей, ни свидетелей. Кто-то утверждал, что видел его ночью, бродящего по улицам. Другие говорили, что он давно уехал.
Прошло восемь лет. Та девочка, теперь уже взрослая, вернулась в деревню. Встретилась с одноклассницей, и они, как прежде, пошли гулять. Вспоминали школу, сплетни, первую любовь.
Вечер был странным: лето, но небо хмурое, будто зима кралась из-за горизонта.
Когда дошли до школы – разговор оборвался. Тишина. И вдруг – шёпот. Тонкий, еле слышный шёпот пронёсся у них за спинами – как будто кто-то стоял совсем рядом, но, когда они обернулись, вокруг была лишь густая тишина.
Обе одновременно сказали в пустоту:
– Здравствуйте.
И рассмеялись. От нервов, нелепости и страха.
Из школы прозвенел звонок. Они побежали. Не как взрослые. Как дети. Бежали, будто кто-то гнался за ними.
Добежали до дома – не помнили, как именно. Только позже девочка поняла: они обошли школу по кругу. Так, как делали в детстве. Чтобы не встретить ее. И его.
Она ловила себя на мысли, что все это было не так просто. Что в этом перекрестке затерялись какие-то силы, которые не отпускают её до сих пор.
Глава 2. Правда на дне
Зимняя ночь. Такая же суровая, как и всегда, не щадящая никого. Собаки не лают, ветер нагонял небольшие бурханы на замёрзшем озере. Яркая луна, словно днем освещала ветхие, уже перекошенные от времени домишки. В такие дни деревня словно замирает и ждет.
В окне, закрытом ставнями, сквозь щели бьется желтый свет. В избушке сидят двое друзей, неразлучных с детства – Никита и Гоша. Не спится им этой ночью – как и всегда из-за водки. Местные алкаши, как и большинство, проживающих здесь.
Их пьянки – почти ритуалы. Жизнь, давно застывшая на месте, продолжает течь только за очередной бутылочкой. Когда все плывет, ни о чем не надо думать, забываются все хлопоты, можно поделиться своим самобичеванием с другими – и они тебя поймут. Спастись от мыслей о своем безрадостном будущем в деревне можно только так.
Растопив печку в маленьком сарае, Никита и Гоша принялись за свою каждодневную рутину.
– Представляешь! Сегодня встретил своего давнего друга из Устинки, – вдохновлённо начал Никита.
– Кого это? – спросил Гоша.
– Сын тёти Оли Кожуховой, может, знаешь? Она раньше здесь жила, соседкой моей была.
– А, да, помню её. Она еще в магазине работала?
– Да, да… ну её сын тогда еще совсем мелкий был, вечно бегал за мной, вот мы как-то и сдружились.
– Кажется, и что-то такое припоминаю.
– Вот, вот… Он от каких-то своих знакомых пушку получил.
– Чё, правда? Всегда хотел хотя бы подержать такое.
– Тогда сегодня я исполню твое желание, – достав из-за пазухи старенький револьвер, он начал в шутку размахивать им и целиться в Гошу: “Паф-паф!”.
Бурная реакция от второго не заставила себя долго ждать. Упав со стула, Гоша резко встал и с блестящими глазами потянул руки к опасному оружию.
Отдернув пушку, Никита с неохотой всё же отдал её своему другу.
Они еще долго пили, пока их речь не превратилась в её подобие.
– Давай в рулетку? – промямлил Гоша.
– Чё?
– Ну, рулетку русскую, давай? – не дожидаясь ответа, он начал вытаскивать из револьвера пули.
Крутанул, выстрелил – ничего. – Ха-ха-ха-ха! – громким смехом разразились оба.
Гоша дал револьвер Никите.
– Я не буду, – тихо сказал тот.
– Да чё ты? Трусишь, что ли? Ну чё ты, не трусь… – продолжал Гоша, всё ещё суя оружие другу.
– Нет, чёрт возьми. Отстань, ублюдок! – крикнул Никита, позеленевший от злости.
Не ожидая такого бурного отказа, Гоша нацелил револьвер на друга. Тот, еще сильнее озверев, начал выхватывать оружие.
Борьба оказалась довольно жестокой: оба парня не собирались сдаваться и продолжали настаивать на своем, пока не прогремел выстрел.
Наступила глухая тишина. Гоша ослаб, его тело превратилось в бездвижную, теплую куклу. От его виска медленно начала растекаться красная лужица. Никита тут же протрезвел. Голова всё ещё гудела от громкого гула, но он уже неосознанно стаскивал старый ковёр со стены. Закручивая тело, он подумал о том, каким же тяжёлым стал Гоша. Всегда маленький и тощий друг в одно мгновение стал тяжелейшей ношей.
Перекинув ковёр через плечо, он упал, но продолжил делать всё машинально. Он дотащил ковёр до саней, закинув тело сверху. Медленно, словно на носочках, пошел вперед, но снег предательски хрустел, словно что-то ломалось под ногами. Он шёл, и каждый шаг давался все труднее, будто отнимал последние силы. В деревне по-прежнему все спали, и вокруг была тишина, прерываемая лишь тяжёлыми шагами.
Добравшись до озера, он пошёл к лункам, в которых утром рыбачили с Гошей. Он не смотрел на тело. – Прости, брат, – выдохнул он куда-то в пустоту. Изо рта пошел пар. – Не хотел…
Лёд на озере был чёрным. Словно гром, он гремел, выражая свое недовольство. Казалось, ещё чуть-чуть – и он треснет.
Разбив недавно замершую лунку, только сейчас пришло осознание, насколько она маленькая. К счастью, на санях лежал маленький топорик для сучков. Он бил лед и бил. Разлетаясь, осколки льда, словно стекло, отлетало в стороны. Не чувствуя ни усталости, ни боли, он наконец закончил. Вода подо льдом была чернее ночи – словно бездонный колодец, она заманивала заглянуть туда и хоть что-нибудь разглядеть.
– Тебя никто не найдет… – пробормотал.
– Это просто несчастный случай… Игра, дурацкая игра…
Он не знал, дышит ли ещё тот, даже не проверял. Просто столкнул ковёр в лунку. Всплеск. Вода забурлила, как закипает чайник, выпуская пузыри воздуха.
На секунду показалось, что из воды вынырнула рука. Или ему померещилось? Он отшатнулся, поскользнулся и упал на лед, больно ударившись головой. На нос упала снежинка. Словно благословление, пошел снег, заметая все следы.
В последний раз посмотрев на лунку, он увидел: вода стояла спокойная, пузырьков уже не было. Он встал, подобрал топорик, взял сани и побрёл обратно, не оглядываясь. Лёд под ногами по-прежнему гремел, словно выстрелы, не давая забыть то, что он сделал.
Никита продолжал жить, будто ничего не произошло. Алкоголь стал занимать все больше места, мысли – все меньше. Он больше не разговаривал с людьми по душам, не смеялся – только пил и смотрел в одну точку. На его лице все чаще проступала безжизненная гримаса.
Лето в том году пришло поздно. Сначала пекло, потом ливни, потом снова пекло. Вода в озере зацвела, стала густой и пахла тиной, от которой мутило. Озеро, всю зиму молчавшее, теперь вовсю показывало свой бурный характер.
Рыбаки сидели у берега, лениво гоняя комаров и потягивая пиво. Старик Степан, давно уж с помутневшим взглядом, закинул удочку и прикурил, как обычно. И тут же замер.
– Гляди-ка… – тихо сказал он, ткнув пальцем в воду.
Сначала подумали – мешок. Потом – плотик какой. Потом увидели волосы. Тело всплыло спиной вверх. Ковёр, конечно, давно размотало. Рубаха задралась, кожа посерела, как у дохлой щуки. А лицо… никто не решился разглядывать, но, задумавшись, каждый уже понял, кто это мог бы быть.
Приехали менты, не суетясь. Осторожно рассмотрели, потыкали, полазили в карманах. Один обнаружил пули – три штуки, не стрелянные. Слишком уж все сразу стало понятно. Деревня затихла. Все знали, кто пропал зимой, многие участвовали в поисках парня, но сейчас все и думать об этом забыли.
Только вызвали его собутыльника на допрос – вся надобность в расследовании отпала. Он сидел напротив следователя тихо, будто давно выговорился про себя. Лицо у Никиты было бледное, будто пыльное. Он не плакал, не дрожал, просто смотрел в одну точку.
Мент положил на стол те самые три патрона.
– Узнаешь?
Он кивнул.
– Твои?
Снова кивнул.
– Расскажешь?
Он поднял глаза. Усталые, но не пустые.
– Мы пили. Как обычно. Он начал…Решил поиграть… Дурак. Я тоже дурак. Зачем я ему показал? Зачем? Он направил на меняя – вот я и вспылил, пытался отобрать и… бах.
Следователь молчал. Листал что-то, делал вид, будто ищет.
– Почему не вызвал? – спросил, наконец.
– Не знаю. Боялся, наверное. Думал – посадят. А еще… я не знал, жив он или нет. Хотел проверить, но не смог. Потом просто решил, что так будет… проще. Тишина. Часы тикали, как капли воды в подвале.
– Говорят, он еще был жив, – тихо сказал следователь.
– Может быть… Я слышал что-то. Думал – ветер…
Он прикрыл лицо руками.
– Я не хотел. Я… я просто испугался.
Следователь выключил диктофон. Бумаги уже были не нужны.
Крышу старого сарая, давно покосило ветром. Окно выбили мальчишки, метнув туда камень.
Туда никто не заходит – все боятся, сочиняя страшные истории и жуткие байки. Многие обходят стороной этот заброшенный домик. Говорят, по ночам изнутри слышен щелчок – раз в несколько минут – будто кто-то всё крутит и крутит барабан револьвера.
Старухи шепчутся:
– А ведь не умер он тогда…
– Дык да. Захлебнулся, говорят.
– Это ж как – живого в лунку…
– Ой, беда, беда, что с будущем поколением делается…
И смотрят в сторону озера, пряча глаза. Оно снова чёрное по ночам, гладкое, как зеркало, а под ним – пустота.
Многие сгинули в нём, а озеро все ещё зовёт, манит. И возвращает только то, что решит вернуть.
Глава 3. Чужие письма
Еще совсем темно, но уже слышно, как на улице хрустит снег, люди выходят из домов и начинаю свою повседневную рутину, которую нужно сделать перед тем, как идти на работу. Утро в деревне начинается с бытовой суеты, кинуть сено коровам, накормить кур, затопить печь, пока переделываешь все утренние дела, уже пора выходить на работу.
Качаясь из стороны в сторону, с сумкой набекрень, спешит на работу и Зоя Михайловна, Михайловна как ее часто кличут местные. Быстро передвигая своими маленькими ножками, оставляет после себя первые следы. Короткие волосы, пустые глаза, но как только речь касается каких-либо слухов ее глаза блестят как у младенца, познающего мир. Говорят, она знает, что ты напишешь, еще до того, как ты решишь написать.
Перебирая, пришедшие на почту письма она облизывает пальцы, словно перед ней не стопка писем, а очень интересная книга. Листая одно за другим, она сортирует на рекламу, повторные извещения и на то, что может быть новой информацией об интересующих ее людях.
Еще немного и обед. Самое время приступить к ювелирной части любимого хобби Зои Михайловны. Поставив кипятиться чайник, Зоя вытаскивает из своей замызганной сумки длинную тетрадь, и пока ждет чайник по немного начинает вносить данные людей из новой поставки интересных слухов.
Каждая страница тетради принадлежала разным людям, что-то отмечено галочками как уже рассказанный слух, что-то теплится на страничке и ждет своего часа. Все записи Зоя делает не торопясь, поэтому все строчки написаны аккуратным подчерком, схемками, стрелочками. На каждой страничке выделено цветным выделителем особенно интересная информация, про каждого жителя деревни.
Наконец, чайник зашумел. Взяв самое интригующее письмо, Зоя поднесла его краешек под струю вырывающегося пара, таким образом дав клею размягчиться. Михайловна зацокала канцелярским ножом и аккуратным, но быстрым движением вскрыла первую на сегодня тайну.
«Лидия Викторовна, Письмо от дочери, снова просит денег» – Уже пару лет хвастается о том, что ее дочь имеет прибыльный бизнес в Москве, но письма приходят каждый раз из ближайшего города, Улан-Удэ.
Открывать таким образом письма Зоя училась довольно долго, из-за сильного пара, бумага портилась или неровно высыхала, поэтому она удерживала письма дожидаясь дождя и разносила их в самый ливень. Никто даже и подумать не мог что кто-то читает о их жизни так просто.
Почта в деревне не особо пользуется популярностью, поэтому она могла распивать чай весь день, при этом не увидев ни одного посетителя. Закончив свой рабочий день, Зоя закидывает в сумку тетрадь и письма, те, что еще не успела открыть.
Дома, она пользовалась еще одним способом, сразу по приходу домой, заталкивала пачку писем в целлофановый пакет, затем в морозилку. Пока она делала все свои дела по дому, накормила собаку, принесла дров, приготовила себе ужин, приходило время для вскрытия чужих тайн. Замороженный клей легко поддавался, и Зоя продолжала набивать свою тетрадь новыми сплетнями.
«Павел Иванович – просрочил кредит» – Каждый раз приходя за пенсией большую часть отправляет на оплату кредитов, откуда столько, даже для меня загадка.
Зимой особенно, ее не страшило, что она может как-то испортить или повредить конверты, так как принесенные домой письма она разносила рано утром, по дороге на работу, подсыпая в почтовые ящики снег, от которого письма размокали и портились. Так она стирала все следы своего вмешательства.
«Алена Попова – продолжает заказывать книги» – Еще немного и создаст собственную библиотеку.
Совсем недавно, одна из уехавших в большой город девушек решила вернуться в деревню и начала отправлять множество посылок домой. Посылки вызывали восторг не только у хозяйки этого барахла, но и у Михайловны. Делая небольшие надрезы на пакетах, прощупывая каждую деталь, она специально для этого завела маленький блокнотик и записывала примерное имущество молодой девушки (Коробка М, вес 9кг, содержание: книги, тряпки).
В коробках делала маленькие дырочки и злилась каждый раз, когда они были набиты обычными тряпками, закрывающими весь обзор. Эти коробки хоть и ненадолго, но все же скрасили обыденные будни Зои Михайловны и когда поставки посылок закончились, она снова взялась за письма.
Небольшая передышка даже заставила ее немного соскучиться по любимому делу. Снова открывая тетрадь, она перечитывает свои записи и по ее телу пробегает легкая дрожь, от наслаждения своим же творением.
«Макаренков – повестка в суд» – сливал у соседа бензин и тот его поймал.
«Вера Степановна – письма от сына из тюрьмы» – хоть она и долго скрывала, но мимо такой свежей новости никто не пройдет мимо, через неделю, уже вся деревня знала, что ее якобы успешный сын, стал таким успешным, занимаясь недобрыми делами.
Довольно долго, Зоя изводила старушку, приходящую за письмами сына или пенсией, пока не получила извещение о выходе сына из тюрьмы. Сейчас эта тема в ее тетради отмечена красным, это значит под запретом, чтобы не попасть во враги бывшему бандиту. Однако Михайловна уже давно была в его черном списке. Вскрывая приходящие письма, она никогда не трогала уходящие, так как недоверчивые жители, всегда приносили письма в день отбытия почтовой машины.
«Ольга, соседка, пишет тому, кто не отвечает, в пустоту» – говорит, что это горячо любимый любовник, который собирается ее отсюда забрать, но она до сих пор тут. Хоть от того что она пишет любопытство и съедает изнутри, но она как и многие приносят письма в срок их отбытия, от чего прочитать их невозможно.
«Михаил Ларин – отправил своей супруге письмо о разводе» – Вот это новость, точно нужно рассказать, как можно быстрее. Открывшись после обеда, Зинаида ждала своих первых посетителей, ведь сегодня день пенсии и с каждым пожилым нужно немного поговорить и скрасить их жизнь новыми сплетнями.
– Я тут слышала, что Мишка-то в город уехал, навсегда.
– Какой Мишка?
– Да, Маринкин муженек.
– Аааа тот, что возле Кравцовых живет? А что это он так?
– Говорят недавно слышали, как они разругались, чуть ли не убили друг друга, вот он и уехал
– Да ты что. Да ну тебя, милые бранятся только тешатся, остынет и обратно приедет. Что они в первый раз что ли.
– Нееее на этот раз все по серьезному, он на всю улицу что-то про развод кричал, сказал, что всех детей у нее заберет, она еще будет ему алименты платить.
– Да ты что, правда что ли? Как же так-то, что вот молодым мирно не живется. Вот нас, за кого замуж выдали, таки всю жизнь с ним и живем. И дралися и мирилися, но что бы хоть кто-то заикнулся о разводе. Бог такое не любит.
– Ая-яй-яй какая молодёжь пошла, совсем ничего в своей жизни не ценят, мы с таких колен поднимались, а у них все еся, а хотят все больше и больше. Ая-яй, – уходя, продолжала причитать Баба Нюра.
Заболтав еще парочку пенсионеров, Михайловна выполнила свою дневную миссию, получив от этого массу удовольствия и вдохновившись, на новые подвиги по разоблачению тайн местных жителей.
Она взяла это письмо с собой, чтобы принести его утром и воспользоваться старым методом по уничтожению улик, так как немного повредила его на обеде. Утром, собираясь на работу, она с ужасом обнаружила что все письма, которые она взяла с собой, куда-то пропали.
К обеду, весть о разводе уже дошла и до самой Маринки, но зная, что никакой ссоры не было, а муж приедет на следующей неделе, ее охватил сильнейший гнев и ужас. Она была на седьмом месяце беременности, и любые волнения для нее были риском, однако Михайловне было плевать на разгневанную Маринку, она грызла ногти на работе, снова и снова вспоминая, куда она могла положить потерянные письма.
Вернувшись домой, она упала в осадок. Весь дом был перевернут верх дном, и единственное что она ринулась искать это была ее почтовая тетрадь. Которой и в правду не было на месте. Если, если все узнают, что же со мной будет. Кто? Кто мог это сделать? Зоя ходила по комнате, прямо по разбросанным вещам из угла в угол. Голова просто взрывалась от мыслей и эмоций, из-за страха.
Во дворе залаяла собака, от чего страх охватил её еще сильнее. Медленно подойдя к окну, она увидела, что у калитки и вправду кто-то есть, но все никак не могла разобрать, чей же это силуэт. Неужели тот, что украл тетрадь, пришел угрожать ей, что будет, если эта тайна раскроется? Что же будет?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.