Каталина

Глава 16

Каталина не двигалась. Несколько секунд стояла, опустив руки, пытаясь понять, что только что произошло. Воздух застыл в груди – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Всё, что она успела сказать, всё, что пыталась объяснить, отскакивало от Джона, как от камня.

«Ты с ними. Ты знала. Всё это время ты просто играла со мной».

Он говорил это с ядом. Его глаза, в которых когда-то отражалось доверие, теперь смотрели сквозь неё, как на что-то чужое, омерзительное.

Каталина медленно повернулась, опираясь о стену, и пошла по узкому коридору. Половицы под ногами скрипели, как будто дом тоже осуждал её. В каждом шаге тяжесть. В каждом вдохе вкус пыли и горечи. Дверь в её комнату открылась с привычным скрипом. Дневной свет резал глаза. Каталина села на кровать, опуская голову.

– Он не поверил. Он выбрал всех кроме меня. Он поверил тому, что лежит на поверхности, но не моей правде. Он не увидел, что я так же ненавижу культ, что боюсь, что хочу разрушить всё, что связано с ним. Он увидел только тьму – и решил, что она принадлежит мне.

Она закрыла лицо руками, в горле встал горький ком. Кажется, всё внутри ломается и не может отпустить – просто трещит, не находя выхода.

– Ты говорил, что примешь меня любой. Что не испугаешься, даже если правда окажется страшной. А теперь ты смотришь на меня, как на чудовище. Как на них. Как будто я часть того, что убило ту девушку.

Каталина подняла взгляд к зеркалу. Мгновение колебалась – не хотела смотреть. Но взгляд всё равно поднялся на отражение. Она не сразу узнала себя. Кожа гладкая, почти светящаяся. Под глазами ни тени усталости. Взгляд ясный, глубокий, но в нём появилось нечто чужое, она ощущала как в зрачках дрожала чья-то жизнь. Даже волосы густые, блестящие, словно впитали в себя душу той девушки. Она провела ладонью по лицу: кожа тёплая, пульс ровный, дыхание лёгкое.

– Это не я… – прошептала она.

Но отражение не соглашалось. Оно смотрело на неё с тихим превосходством, как будто знало то, чего она ещё не понимала. Каталина отпрянула, ударившись плечом о шкаф. Сжав губы, чувствуя, как внутри нарастает дрожь – не страх даже, а горькое осознание: она живет благодаря смерти человека. Тепло, что стало её, принадлежало другой. И с каждым ударом сердца всё сильнее смешивалось с её собственной кровью.

– Кто я теперь… – выдохнула она. – Если я жрица – значит, я их часть? Их ключ? Их смысл? Тогда почему я чувствую, будто сама давно мертва?

Она подошла к окну.

– Аника… – имя сорвалось еле слышно, растворяясь в тишине.

Каталина смотрела в даль, будто могла разглядеть её там. – Культ готовит что-то страшное. Последний ритуал. – слова прозвучали почти беззвучно.

Она знала – времени больше нет. Теперь у неё осталась только одна цель: найти Анику и разрушить планы культа. Даже если придётся заплатить собственной жизнью.

***

Каталина опустилась на кровать. Подтянула колени к груди, обхватила себя руками. Ткань под пальцами была ледяной. Мир медленно сжимался до размеров этой комнаты. Она больше не плакала. И в какой-то момент – дыхание. Холодное, медленное, на затылке. Она не вздрогнула. Просто поняла: демон был здесь. Тьма за спиной колыхнулась. Вес кровати чуть изменился – словно кто-то сел рядом. Сначала – только тень, затем ощущение – присутствия, внимательного, близкого.

– Ты снова пытаешься исчезнуть, – его голос был тих, почти ласков, как шелест крыльев. – И снова винишь себя. Не исчезай, Каталина. У нас нет времени на саморазрушение.

Каталина не обернулась. Её голос прозвучал глухо:

– Чего ты хочешь от меня?

– Похоже, придётся действовать самому. – Он придвинулся ближе, тень его дыхания коснулась её шеи. – Иначе ты не простишь мне, что я позволил ритуалу свершиться, и твою подругу убьют. Поэтому первое, что нужно сделать, – освободить меня от теней. Вернуть мне человеческое обличие.

– Это возможно? – тихо спросила она, не открывая глаз.

– Да. Я смогу предстать в своём облике. Не в том, кого ты видишь в очертаниях мрака, а в том, кем я был до того, как выбрал тьму. – Его голос стал глуже, почти человеческий. – Для этого нужен один предмет… тот, что скрывает от меня членов культа. И ещё кое-что, – он замолчал на секунду, – моё имя.

Каталина чуть усмехнулась – коротко, без тени радости:

– Твоё имя… За ним веками охотятся, чтобы освободиться от цепей твоего проклятия. А ты просто скажешь его мне?

Он не ответил сразу. Только выдохнул, будто больно не от слов, а от того, что впервые позволил себе быть уязвимым.

– Я не должен чувствовать то, что чувствую, – произнёс он медленно, с тенью боли в голосе. – Не должен тянуться, хотеть быть рядом. Я создан для другого – для разрушения, для искушений, для страданий. Но каждый раз, когда ты зовёшь меня, я забываю, кто я. И становлюсь… ближе к тому, кем был когда-то. Когда умел любить. Когда ещё верил.

Каталина чуть повернула голову. Их взгляды встретились в полумраке – мир замер, растворившись в их молчании, не требуя слов.

– Тогда исчезни, – прошептала она, не веря собственным словам. – Если это против твоей природы, исчезни, чтобы не чувствовать.

– Не хочу. – сказал он почти неслышно, улавливая дрожь в её голосе. – Ты стала моим зеркалом. В тебе я вижу то, что потерял – отблеск света, который когда-то был у меня. Ты напоминаешь, что даже падшие помнят небо и могут обрести покой.

Он склонился ближе к её шее.

– Я хочу обрести тело, – сказал он тихо. – Не ради власти. Не ради того, чтобы снова вспомнить, как это – быть живым. А чтобы чувствовать тепло, прикосновения, страх, боль… и тебя.

Он задержался на последнем слове, это было признание, которое навсегда осталось в воздухе между ними.

Каталина молчала. Её пальцы крепко сжались на простыне, удерживая нечто невидимое, чтобы не дать сорваться с края – ни себе, ни ему.

– Я поведаю тебе свое имя – прошептал он, и воздух вокруг замер.

Каталина напряглась. Его губы почти коснулись её уха, и имя, что он произнёс, было мягким, как молитва, и древним, как первое слово, сказанное до грехопадения. Воздух дрогнул. Имя имело вес времени и света, уходящего в землю, но при этом трогало её душу.

– Теперь ты знаешь, – сказал он. – Это имя – мой ключ и мой приговор. Оно может уничтожить меня… или вернуть. Всё зависит от того, кем ты решишь быть: освободительницей или той, кто будет удерживать меня во тьме.

Каталина закрыла глаза. Имя эхом отозвалось в крови, в мышцах, в сердце, поселившись в самой её сущности.

– Почему ты не сказал его раньше? – голос её дрожал, едва слышно. – Не внушил кому-то провести ритуал, и освободить себя?

Он горько улыбнулся, с тенью печали, чуждой для его сущности.

– Потому что раньше я не хотел свободы. Я был доволен вечностью… пока не встретил тебя. Теперь хочу и боюсь этого. Ты как огонь, Каталина. Я тянусь к тебе, зная, что обожгу свои крылья.

Он слегка отстранился.

– У культистов есть то, что скрывает их от меня. Я чувствую этот предмет… в церкви. Как иронично, он находиться там, где когда-то произносили моё имя, изгоняя меня.

Он замолчал. В комнате повисла пауза, тяжёлая и почти материальная.

– Я не могу войти туда, – добавил он наконец, с едва заметной тоской. – Поэтому тебе придётся найти его.

Каталина задумалась.

– Как выглядит этот предмет?

– Думаю, что-то маленькое и невзрачное, – сказал он тихо. – Возможно кольцо или оберег… нечто, что легко спрятать, но трудно заметить. А после, тебе предстоит провести ритуал – уничтожить его и освободить меня.

Тишина висела между ними. В памяти у Каталины всплыло лицо Марка – того, кто всегда скрывал правду, лгал ей снова и снова, и, вероятнее всего, является последователем культа.

– Кажется, я догадываюсь, кто может знать… Пора снять с него маску, – произнесла она тихо.

Тень сдвинулась ближе. В его голосе прозвучало то, чего раньше не было – почти человеческое сожаление: – Каталина… каждое слово, что ты услышала сегодня, теперь принадлежит тебе. Мое имя – принадлежит тебе.

Она прикрыла глаза. Дыхание за спиной оставалось ровным, как сердце, бьющееся в унисон с её собственным. Сделав осторожный поворот, чтобы увидеть его, она заметила лишь пустоту комнаты – тишину, густую и тёплую, оставшуюся, словно след от его присутствия.

Она не знала, спасает ли его – или выпускает из клетки то, что однажды разрушит её окончательно.

***

В северо-западной части Англии растянулся город Престон. Узкие улицы петляли между облупившимися домами, а серые крыши сливались с низким небом, так словно погружаясь в собственные мысли. Редкие прохожие спешили, сжав плечи и опуская взгляд, боясь задержаться в этой холодной, дождливой осени.

На окраине города, где улицы постепенно растворялись в тумане, возвышалась психиатрическая больница Уиттингема – тяжёлое, строгое здание из красного кирпича, источающее холод и запах фенола. Это была крупнейшая психиатрическая больница Великобритании. Клиника славилась своими жестокими методами лечения: слухи о странных процедурах и экспериментах тянулись за больницей, как клеймо. Внутри царила густая, вязкая тишина, в которой каждый шаг звучал чужим и тревожным, а шёпот мог показаться криком. Всё в этом месте говорило о забвении, о людях, потерявших голос и разум, и о тайнах, которые они скрывали в себе.

Дежурный санитар, уставший после ночной смены, с термосом остывшего кофе, шёл по коридору и заметил: из палаты №13 слишком долго не доносился звук. Ни крика, ни стука. Только тишина – слишком непривычная для этого пациента. Он толкнул дверь. На полу, между кроватью и окном, лежал Томас Миллер. Глаза широко раскрыты, взгляд устремлён вверх, рот полуоткрыт, губы треснувшие, синеватые. На лице – выражение ужаса, застывшего в попытке молитвы.

Комната была аккуратна, как всегда: застеленная койка, закрытые жалюзи, стакан воды на тумбочке. Ни следов борьбы, ни крови. Только запах – сырой, с едва уловимым оттенком гнили, будто кто-то принес землю с могилы и оставил её здесь. Санитар почувствовал, как пальцы начали дрожать. На стене, прямо напротив кровати, кровью были выведены слова:

«Она уже здесь.»

Он отступил, едва не споткнувшись о край кровати, и только тогда заметил: под ногтями мёртвого – чёрная грязь, похожая на землю.

Через несколько минут появился главный врач с персоналом. В руках у него была карта пациента:

Томас Миллер, 44 года

Диагноз: шизофрения

Религиозный бред. Галлюцинации.

Предметы казались пропитанными страхом и безмолвием. Каждое движение настораживало, каждый шорох пугал, а лицо Миллера застывшее в вечном ужасе смотрело на мир, который он уже покинул.

Последняя запись врача:

“На протяжении ночи кричал, что “она пришла за мной.” Просит включить свет. Боится отражений. Говорит, что “в зеркале – глаза, которые узнают меня и отомстят”.”

Никто не знал, о ком говорил Миллер и кого он так боялся, и вряд ли когда-либо узнают. А в воздухе всё ещё стоял тот запах – землистый, сладковато-гнилой, как после дождя над свежей могилой.

***

Каталина шла по узким улочкам Гриндлтона. Дом Марка виднелся издалека – мрачный, с облупившимися ставнями, точно сам не хотел, чтобы его нашли. Дверь поддалась с первого толчка. Внутри пахло кофе, пылью и чем-то горелым. Воздух был тяжёлый, пропитанный чужими мучениями. Он сидел за столом – спина прямая, руки спокойно сложены. Словно ждал.

– Каталина, – произнёс Марк с лёгкой, почти облегчённой улыбкой. – А я думал, ты не решишься прийти.

– Где Аника? – её голос был ровным, холодным, но вопрос не удивил мужчину.

Его губы чуть скривились в полуулыбке. Он поднял взгляд. В глазах – усталость, затянутая пеленой фанатизма.

– Зачем тебе это знать?

– Она моя подруга.

Марк чуть усмехнулся.

– Твоя подруга… Нет, Каталина. Она – часть твоего спасения. Расходный материал, не более.

Каталина резко занесла руку. Щёка его вспыхнула от пощёчины. Он не отшатнулся – лишь медленно повернул голову, принимая удар как должное.

– Я говорила, что сделаю с тобой, если с ней что-то случится.

– Не делай так, – сказал он тихо. – Это не изменит ничего.

Он поднялся. Сделал шаг. Ещё один. Каталина отступала до стены, не отводя взгляда.

– Всё уже решено. Ты исцеляешься. Разве не этого ты хотела? – его голос звучал мягко, но в нём сквозила власть.

Он начинал выходить из себя. Каталина почувствовала, как внутри что-то холодеет, и вдруг пришла ясность. Он говорил как фанатик, а значит ему можно было дать то, чего он так жаждал. Она выпрямилась, лицо было без страха и сомнения.

– Значит, вы поклоняетесь мне, – сказала она медленно, смакуя каждое слово. – Интересно.

Марк моргнул, взгляд его на мгновение помутнел, растерянность промелькнула, но тут же уступила место прежней невозмутимости.

– А я думала, ты умнее, – продолжила Каталина, делая шаг ближе, а голос слегка игривее. Он нахмурился, губы дрогнули, но ответить не осмелился.

– Проверяла тебя, – произнесла она ровно, с холодным расчетом. – Хотела убедиться, что ты не утратил верность мне и культу. И что не выдашь, где девчонка.

Каталина шагнула ещё ближе. Теперь Марк оказался между ней и стеной. Она смотрела на него, как на мелкое насекомое, оценивающе и равнодушно.

Марк словно очнулся, глаза вспыхнули одержимым светом. Он шагнул вперёд, схватил её руку.

– Я никогда не предавал тебя, никогда! – голос дрожал, срываясь на шёпот. – Я ждал, когда ты вспомнишь всё… Избранная. Сколько мощи и тьмы в тебе… Я так мечтал прикоснуться к тебе, к этой тьме… Ты наша вера, Каталина. Спасительница. Ты исцелишь нас.

Она дернула руку с явным отвращением, голос стал ледяным, властным:

– Слишком легко говоришь о верности. Докажи. Скажи, где то, что делает вас невидимыми для демона.

Марк застыл. В глазах мелькнуло сомнение, но он не посмел усомниться в своей святыне. Он склонился чуть ниже, почти как перед идолом, голос дрожал:

– Откуда ты… – запнулся он, будто не веря, что она всё знает. – Ты… всё помнишь?

Каталина приподняла подбородок, глаза холодные и ясные:

– Помню. И знаю своё предназначение. Мне больше не нужен контроль демона.

Мысль мелькнула мгновенно, хитро: он горит одержимостью. Я могу использовать это. Пусть видит, что я – та, ради кого он живёт.

Она сделала шаг вперёд, взгляд её встретился с его глазами. Ладонь Каталины медлено коснулась его щеки – лёгко, почти случайно, но с холодной точностью намерения. Марк вздрогнул, дыхание сбилось, а взгляд потемнел от одержимости и желания. Он наклонился, губы инстинктивно тянулись к её коже, и поцелуи на ней кричали как молитва фанатика – смесь преданности, трепета и безумного очарования.

Каталина позволила это на мгновение, а затем резко отстранилась, отдернув руку.

– Предмет, – повторила она. – Где он?

Марк, растерянный, почти с отчаянием во взгляде, тихо произнёс:

– В церкви… под алтарём… Кулон. Он удерживает границу между тобой и ним. Он не сможет чувствовать тебя, не сможет влиять. Только наблюдать, словно за стеклом.

Каталина на мгновение прикрыла глаза. Спрашивать про Анику было слишком рисковано – она понимала, что её жизнь пока в безопасности. А когда открыла глаза, в них не осталось ни капли человеческого тепла. Она развернулась и направилась к двери. Марк не посмел остановить её, лишь проводил взглядом, полный трепета.

– Ты вернёшься ко мне, Каталина? – с мольбой произнёс он, едва сдерживая дрожь в голосе.

Но дверь скрипнула, впуская в комнату холодный воздух с улицы. Каталина шагнула прочь, оставив Марка стоять там, погружённого в трепетное безумие и слепую веру в то, что он служит ей. Туман опустился низко, цепляясь за подол её плаща, не желая отпускать. Сердце Каталины билось быстро. Всё прошло так, как она задумала. Он поверил.

Но пока она строила иллюзию, внутри уже шевелился другой страх – глубже, чем фанатизм Марка. Под ним, как тонкий ток под кожей, жила ещё одна тревога: она больше не могла отличить правду от лжи. Пешка. Одновременно для обеих сторон.

Каталина остановилась. Ветер ворвался через узкие улицы, принеся запах сырой земли – тот самый, что она помнила. Пока она играет в свою ложь, демон играет в свою.

***

Церковь встретила её холодом и запахом воска. Тусклые свечи дрожали, как будто узнавали пришедшую, их пламя робело под тяжестью свода. Каталина шла медленно – шаги её гулко отзывались в пустоте, алтарь казался древнее города: треснувший камень, из которого, сочилась тьма.

Её пальцы дрогнули, когда она коснулась камня. Провела ладонью по выемке над крестом, украшенным переплетающимися змеями, и нащупала что-то твердое. Подцепив ногтем, предмет поддался и упал ей в руку – амулет из потемневшего серебра с чёрным обсидианом, в котором будто застыло чьё-то полумёртвое сердце. Он почти жил, откликаясь на тепло её пальцев. Кулон был удивительно красив: тонкие линии серебра опоясывали камень, узоры змей сплетались так изящно, что казалось металл всё ещё движется, а полированный обсидиан ловил свет и запирал его в себе, не отдавая миру, лишь переливая внутри собственное мрачное сияние.

В тот же миг Каталина услышала шаги, повернулась. Отец Уильям стоял у входа, сжимая в руках молитвенник.

Он выглядел не как святой человек, а как человек, утративший веру. Глаза растерянные, блуждающие.

– Каталина… – голос сорвался. – Что ты здесь делаешь?

Они замерли, глядя друг на друга. Её взгляд был холоден, пронизывающий; его – полон страха. Ни слова. Только гул ветра, прошедший под сводом, из за открытой двери.

Каталина обошла его, не произнеся ни слова. Он не попытался остановить. Только прошептал вслед:

– Если ты уничтожишь кулон, он вернётся. И тогда… никто не сможет его удержать. Надеюсь, ты примешь правильно решение.

Она не ответила. Снаружи начался дождь и лил стеной. Каталина стояла на ступенях церкви, сжимая амулет в ладони.

– Если я их жрица, – подумала она, – то я сама разрушить их святыню.

Она подняла голову к небу: чёрные тучи скользили низко, кажется мир сам задержал дыхание в предчувствии кары. Идя по мрачным улицам, она замечала, как прохожие невольно оборачивались, взгляды были либо полны надежды, либо затуманены страхом, в каждом лице читалось ожидание. Каталина знала теперь: весь этот город вплетён в сети культа, и люди здесь – пленники своей веры. Они ждут не убийцу, не правосудия, а мессию, и её шаги уже звучали для них как спасение. Она чувствовала в себе тяжесть выбора: разрушить их веру – или использовать её, чтобы уничтожить другое более страшное зло.