Каталина

- -
- 100%
- +
– Я обещаю… я не остановлюсь.
Позже, когда книги на столе уже едва помещались, а дом затих, Каталина спустилась по лестнице с письмом в руках. Темнота окутывала пространство, но ей не было страшно. Лишь увереное спокойствие. Этот дом – её. Теперь знала имя первого подозреваемого: Томас Миллер.
Она поделилась находкой с остальными. Джон, удивлённо нахмурившись, отметил, что мэр города действительно может легко скрывать важные детали. Сказав, что завтра первым делом собирается поговорить с ним и незаметно осмотреть кабинет, он добавил: что в саду заметил едва различимые засохшие следы крови. Кто-то выбегал с заднего двора, раненый, возможно – в спешке.
Он нахмурился, словно возвращаясь мыслями к увиденному.
– Кровь совсем недавняя, – произнёс он медленно. – В этом климате следы держатся недолго. Туман, дожди… всё смывается быстро. А эти – будто оставлены лишь вчера.
Аника, осторожно предположила:
– Это может быть животное? Какое-то зверьё могло пораниться о забор…
Но в её голосе не было уверенности, да и у остальных её тоже не возникло, поэтому никто не стал высказывать свои догадки вслух.
Чувствуя, как нарастает головная боль, они решили прекратить поиски на сегодня и немного отдохнуть.
Перед сном они ещё немного посидели вместе в гостиной. В полутьме огня разговор получился лёгким, словно между делом.
– Надеюсь, призраки твоих родителей не придут ко мне ночью, – усмехнулась Аника, закутавшись в плед.
Джон посмотрел на неё с осуждением.
– Ну прости, но мне уже жутко.
Каталина улыбнулась уголком губ.
– Если они и вернутся, – сказала она ровно, – ты, милая, будешь последним человеком, которого они захотят испугать.
Аника фыркнула, и напряжение немного спало.
– Расскажи о брате. Как так вышло, что ты жил в Штатах, а он – нет? – повернулась к Джону Каталина.
– Лиаму семнадцать, младший, но уж точно умнее меня. Учится в университете Ланкашира. Не захотел бросать всё и переезжать, как я. Я горжусь тем, что он не поддался уговорам, но и ненавижу себя за то, что не настоял на его переезде. В нашу последнюю встречу я поссорился с ним – уже не помню из-за чего. А теперь думаю… хотелось бы сказать ему, что ничего из этого не важно, что он вправе распоряжаться своей жизнью как хочет, и главное – чтобы он был жив и здоров.
Каталина откинулась на спинку кресла. И голос прозвучал негромко, но чётко:
– Ты найдёшь его. И скажешь, лично.
Джон тепло улыбнулся ей – искренне, без слов.
– Тебе уже писал Марк? – спросила Каталина, переводя взгляд на Анику.
Та растерянно обернулась:
– Как ты узнала?
– Видела твою реакцию, когда ты смотрела в телефон.
Аника улыбнулась смущенно, заворачиваясь еще больше в плед:
– Я… пока не знаю. Думаю он мил так со всеми.
Но взгляд, который она бросила на Джона, был слишком выразительным, чтобы остаться незамеченным.
– Марк… это бариста в вашей пекарне? – уточнил Джон, приподняв бровь. – Не спрашивайте, откуда я знаю, – усмехнулся он, подняв руки, словно сдаваясь. – Мы с его отцом работаем в одном отделе. Пересекались пару раз. А потом я заметил его возле вашего дома. Вот и разузнал. Славный парень. Как вы познакомились?
Аника залилась румянцем.
– В кафе рядом с квартирой Каталины. Я часто остаюсь у неё – кажется, уже переехала. Марк всё время запоминал, какой кофе я беру, и откладывал для меня свежий круассан.
Она запнулась, но потом заговорила быстрее, с огоньком, будто не могла больше сдерживаться:
– Он смешной и вежливый, иногда чересчур. Любит обсуждать книги. А однажды, когда я долго не приходила, передал мне записку через знакомых: «Если не придёшь завтра утром, я украду твою любимую кружку, скажу, что она всегда была моей и перестану наливать в неё кофе».
Аника засмеялась:
– Это было глупо. Но мило.
Каталина обменялась взглядом с Джоном. Оба невольно улыбнулись – как взрослые, наблюдающие за первой влюблённостью. В этом было что-то наивное – и трогательное.
– Да уж, Марк, – протянул Джон. – Ну что ж… надеюсь, кружку он всё-таки не украдёт.
– Нет, – рассмеялась Аника. – Она у меня в рюкзаке. Он подарил мне такую же. Сказал: будем пить кофе из одинаковых кружек, и ты будешь вспоминать обо мне.
Сказала это она слишком буднично, будто старалась скрыть, как много для неё значил этот жест. Каталина мягко усмехнулась, а Джон лишь покачал головой – с тёплой усмешкой, будто поддразнивал младшую сестру.
Разговор ещё немного тянулся – лёгкий, неспешный, но вскоре стих. Кто-то зевнул, кто-то убрал кружки. Усталость брала своё. Они разошлись по комнатам, а в гостиной ещё долго трещал камин, удерживая остаток тепла старого дома.
Глава 4
Ночь прошла спокойно, непривычно для этого места, словно дом – позволил им просто отдохнуть. Без шорохов, без глухих звуков за стенами, без ощущения, что кто-то рядом, наблюдает. Тишина не давила, а укрывала.
Каталина проснулась до рассвета. Комната была полутемной, с тусклой полосой света, пробивающейся сквозь щель в ставнях. Она не сразу пошевелилась – просто лежала, слушая утреннюю тишину. Сегодня не было приступов, и впервые за долгое время она выспалась. Воздух был свежим, влажным. Было спокойно. Без признаков угрозы – по крайней мере, пока.
Кухня встретила её скрипом половиц и запахом крепкого чая. Джон уже сидел у окна, задумчиво разглядывая задний двор. Увидев Каталину, коротко кивнул. Аника появилась чуть позже, с тенью сна в глазах и слегка растрепанными волосами.
– Пора встретиться с Томасом, – сказал Джон, глядя в сторону пустоши. Голос был спокойный, ровный. Каталина слушала молча.
– Кроме него, стоит заглянуть к Генри из архива, – добавил он. – И к тем, кто помнит твою семью. Если у отца были подозрения, у других тоже могли быть.
– Думаешь, скажут прямо? – спросила Аника, опираясь на край стола.
– Будет видно,если скрывают – Главное, не выглядеть чужаками.
Они переглянулись. Решение было принято – раствориться в городе, стать его тенью.
Позже, в лавке, они перебирали одежду. Каталина выбрала простое чёрное платье: плотная ткань, узкий ворот, длинные рукава, тугой корсет. Ни блеска, ни лишних деталей. Но, стоя в нём, она будто сама становилась акцентом – строгим, непривычно притягательным.
Джон посмотрел на неё и чуть улыбнулся краем губ:
– Ты же хотела не выделяться. А теперь похожа на хозяйку этих земель. Такую, чьё имя боятся произносить.
Он говорил почти насмешливо, но в голосе прозвучала мягкость, которую он, кажется, не успел спрятать.
– Возможно, она и есть, – заметила Аника, делая вид, что занята платьями на вешалке.
Каталина едва улыбнулась, разглаживая складки на юбке. Только посмотрела в зеркало – и замерла, словно пытаясь разглядеть не себя, а кого-то другого. Плечи чуть дрогнули, будто от неловкости.
Аника уловила это и почему-то задержала взгляд. Потом отвернулась, будто увлечённая серым платьем в витрине. Но внутри кольнуло – тонко, неприятно. Чувство знакомое, но оттого ещё более тяжёлое. Она понимала, что лишняя в этом моменте между ними.
Джон стоял рядом с Каталиной ближе, чем обычно. Смотрел на неё чуть внимательнее. В его спокойствии была тень игры, лёгкий намёк на то, что сказано не всерьёз, и всё же с подтекстом.
Аника заставила себя улыбнуться – почти машинально, почти для себя. Привычка: спрятать всё лишнее глубже и не показывать. Только внутри оставалось ощущение, будто стоишь рядом не как друг, а как случайный свидетель.
После они зашли в маленькую закусочную – тихую, с немного прокуренными стенами и запахом жареного хлеба. Устроились у окна. Каталина взяла только чай и пирог, больше слушала, чем говорила. Джон что-то рассказывал. Аника пила кофе, горячий, горький. В этом утре было что-то простое и настоящее. Возможно, это и было главное – редкий момент, когда всё казалось почти нормальным.
За завтраком они договорились: день посвятить поискам. Джон направился к мэру, Каталина – на рынок, Аника – в библиотеку. Разделиться было разумно – так проще подслушать и собрать больше информации. Вечером – встретиться в доме и всё сложить воедино.
***
Здание ратуши стояло на возвышении, рядом с площадью. Серое, простое, с облупленными перилами и знакомым скрипом дверей. Джон вошёл без стука. Внутри почти ничего не изменилось: те же блеклые стены, тот же человек на входе – теперь поседевший, но всё так же молчаливый. Он кивнул Джону, не задавая лишних вопросов, и указал наверх.
Томас Миллер – мэр Гриндлтона – сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. Его движения были ленивыми, но в этой ленивости чувствовалось что-то выверенное, как будто он подбирал каждую позу, каждое слово.
– Джон, – сказал он, приподняв взгляд. – Значит, всё-таки приехал.
– Времена такие, – сухо отозвался Джон, садясь напротив. – Я приехал узнать, как продвигается дело о пропаже людей.
Он не стал обходить углы:
– Может, появилось что-то по делу родителей Каталины? Есть зацепки? Отпечатки, подозреваемые?
Мэр чуть повёл бровью, и уголок губ дрогнул в неприятной усмешке.
– Ни следов взлома, ни шума ночью – всё чисто. Будто кто-то знал, куда и когда идти. У полиции нет ни одной зацепки. Официально всё выглядит как самоубийство. Возможно так и есть, кто знает, в последнее время мы с Джеймсом мало общались.
Сказано это было ровно, но слишком уж заученно. Словно он повторял чужую инструкцию. Джон не ответил сразу. Он позволил тишине повиснуть, а сам медленно обвёл взглядом кабинет. На столе – стопки бумаг, папки, привычный беспорядок. Но под парой сдвинутых листов он заметил знакомый чёрный корпус телефона. Телефон Лиама. Джон был уверен – он узнал царапину у разъёма. Он снова поднял взгляд на мэра:
– А Лиам? Его кто-то видел?
Томас пожал плечами так небрежно, что стало ясно – ответ уже готов, – Нет. Я всё ещё подозреваю, что молодые люди просто решили… развлечься. Поехали колесить по стране. Это же их возраст.
– И вы просто… ничего не делаете? – голос Джона стал ниже, жестче. – Что у полиции нового?
– Ничего нет, – Томас развёл руками. – После твоего приезда обозначили, что "ведут поиски". Но… – он чуть наклонился вперёд, и в голосе прозвучала скользкая насмешка. – Иногда может дело в семье, а не в городе. Может ты наговорил что-то парнишке, он обиделся и решил так тебя проучить, уехать далеко. Понимаешь?
Джон яростно посмотрел прямо на него, не моргнув. Мэр выдержал взгляд, но его пальцы машинально постучали по крышке папки, словно выдали нервозность.
– Джон, – тихо сказал он. – Ходят слухи, что люди уходят в лес и пропадают. Будто их загрызают волки.– Он позволил себе лёгкий смешок, но глаза остались холодными.
– Томас, мне нужны не слухи, а факты. Если ты что-то знаешь – говори. Пока ещё можно найти Лиама и остальных.
Миллер кивнул в сторону окна. На холме чернела церковь – чужая, как будто нарочно отстранившаяся от города.
– Отец Уильям. Через него проходят почти все. Если кто-то что-то слышал – то он может знать.
Молчание снова затянулось.
– Каталина тоже здесь? – спросил он почти лениво, но голос тянулся слишком медленно, с ненужной мягкостью, будто пробовал её имя на вкус.
Джон уловил это сразу. Взгляд его стал жёстким. Скулы напряглись, пальцы сжались на краю стола.
– Здесь, – коротко бросил он.
Томас чуть приподнял брови, словно играя, и кивнул. Будто отметил что-то про себя. Но глаза его задержались. На мгновение Джону показалось, что этот взгляд скользнул по комнате так же, как мог бы – по самой Каталине. И от этого внутри поднялось злое, тёмное чувство, которое он удержал лишь усилием воли.
Взгляд Томаса остановился на стене. Там, под стеклом, висела старая гравюра – достояние города, хранившееся здесь не одно десятилетие. На ней была запечатлена площадь: высокий костёр, человеческая фигура в огне. Под изображением – фамилия: Миллер. Подпись судьи. И палача.
Горожане называли это «очистительным костром». Символ правосудия, память о былых временах, когда город избавлялся от «зла». Но для Джона в этой сцене не было ничего торжественного. Только гнусная демонстрация того, что чужая жизнь здесь всегда могла стать дровами для чужой власти.
Томас поднялся, ясно показывая, что разговор окончен. Но прежде чем отвернуться, бросил вполголоса, будто случайно:
– И, Джон… будь осторожен с Каталиной. Никогда не знаешь, что скрывает человек с таким прошлым.
Джон не ответил. Только его взгляд стал еще темнее. Он медленно выдохнул сквозь нос. Разговор окончен. Но выходя, он заметил, как мэр торопливо прикрыл папку – ту самую, под которой лежал телефон Лиама.
И уже на лестнице Джон снова почувствовал взгляд. Тяжёлый, оценивающий. Томас Миллер смотрел ему вслед так, словно проверял: догадался ли он?
***
Каталина двигалась неторопливо, будто без цели, но глаза выхватывали нужное: обрывки разговоров, жесты, взгляды. Рынок был шумным, как всегда – гул голосов, запах сухих трав, специй. Люди говорили больше, когда думали, что их не слушают. Местные были насторожены. Кто-то замолкал, завидев её. Кто-то отворачивался. Её здесь не ждали.
Она заметила пёстрый шатёр почти случайно – в тени старого вяза, между лавками с сушёной рыбой и фарфоровой посудой. Люди обходили его стороной, словно там пряталось что-то недоброе. Каталина остановилась, медленно отдёрнула полог и вошла.
Внутри было темно. Пахло воском и горькими травами, будто в воздухе тлел чей-то забытый сон. За низким столом сидела женщина. Её лицо было в морщинах, но глаза – ясные, острые.
Каталина не успела заговорить. Женщина подняла глаза и сразу произнесла:
– Ты пришла, Каталина.
Она чуть наклонила голову.
– Знаешь меня?
– Знаю, – гадалка усмехнулась, в её смехе прозвучала ехидная нотка. – Пришла узнать про любовь, как и все девушки…
– Нет, – спокойно ответила Каталина. – Я пришла за другим.
Гадалка резко подняла руку, прерывая её. Взгляд потемнел, сосредоточился где-то в пустоте, будто она вслушивалась не в слова Каталины, а в иной, невидимый голос. Некоторое время она молчала, потом заговорила медленно, точно подбирая слова:
– Вижу три дороги. Три мужчины, что держат твоё сердце.
Она вытянула руку в сторону, словно касалась очертаний, видимых только ей.
– Первый… высокий, сильный, – произнесла гадалка задумчиво. – Его присутствие успокаивает, рядом с ним надёжно, словно за каменной стеной. Но он хранит в себе тайну, мрак, о котором молчит даже самому себе. Если отдашь ему сердце, он будет беречь его, как клятву. Но его свет не способен согреть твою тьму, Каталина. Этот путь слишком тих для тебя. Женщина моргнула, глаза блеснули – и голос стал резче:
– Второй – красив, дерзок, опасен. С ним ни одна минута не будет пустой. Но он будто выпал из хода времени, застрял где-то между прошлым и настоящим. Он хранит в себе слишком много тайн. Его слова сладки, но в них скрыт яд. И если отдашь ему сердце – оно потеряется вместе с ним, там, во времени.
– И третий… – гадалка запнулась, дыхание стало прерывистым. Лицо исказилось, будто от боли. – Его нельзя разглядеть… – прошептала она хрипло. – Лишь тень, что движется рядом с тобой. Он не из плоти, не из крови. Он – как чужой шёпот в глубине разума, как холодный туман, что окутывает тебя в одиночестве… Он тянется к тебе. Зло, бездушие, вечная жажда – в этом его сущность. Если отдашь ему сердце, он разрушит тебя. Но если отвернёшься от него – потеряешь всё.
С этими словами полог шатра вздрогнул, будто от внезапного порыва ветра. Пламя свечей колыхнулось и пригасло, тени вытянулись по стенам, исказившись, словно ожили. За пределами шатра небо стремительно заволокло тучами – и стало казаться, что само время замедлило шаг. Тишина повисла тяжёлой завесой, давящей, почти осязаемой. Каталина нахмурилась, но не произнесла ни слова.
Женщина вдруг торопливо наклонилась, достала из-под стола свёрток. Старая ткань, завязанная крест-накрест. Разворачивая, шепнула:
– Я знала твоего отца. Он хотел, чтобы это досталось тебе.
Каталина осторожно развернула свёрток. Внутри лежал дневник – потёртый, в кожаном переплете. Без названия. На первой странице – змеи, обвивающие крест. Она узнала её.
– Здесь многое, – прошептала гадалка. – Не всё поймёшь сразу. Но кое-что – узнаешь. Или… вспомнишь.
В этот миг воздух в шатре изменился. Словно кто-то невидимый шагнул ближе. Женщина вздрогнула, глаза её закатились. Голос сорвался, стал низким, чужим:
– Ты пришла слишком рано, Каталина. Всё должно было начаться позже. Но теперь —охота началась. Пауза. Давящая, почти невыносимая.
– Я приду, когда ты будешь одна. Не отвернись. Не закрывай глаза. Я – часть тебя. Я – всё, что ты боишься вспомнить.
Каталина стиснула книгу, едва удерживая дыхание. Гадалка вскрикнула и рухнула вперёд. Несколько секунд – тишина. Потом подняла голову, моргнула, глядя на Каталину потерянно, как после дурного сна.
– Ты… что-то хотела?
Каталина молча поднялась. Она вышла, ощущая, что несёт не просто книгу – а нечто гораздо более ценное, почти священное. Ветер ударил порывом, с неба нависли первые грозовые тучи. Раскаты грома и вспышки молний приближались к городу, словно сама погода отзывалась на появление демона.
Торговцы поспешно сворачивали палатки, рынок быстро пустел, и по улицам разносился глухой шум голосов и бега. Несколько мальчишек с большими мешками мчались прочь, один из них едва не налетел на Каталину. Она ступила на неровный камень и пошатнулась. Книга выскользнула, пальцы не сразу среагировали – но ей не дали упасть. Чья-то рука – быстрая, уверенная – обвила её за талию, прижимая к себе, удерживая без усилия, но крепко.
– Осторожно, – прошептал голос – глубокий, бархатистый, с лёгкой игривой насмешкой. – Было бы обидно, если бы такая красота разбилась прямо у моих ног.
Каталина подняла глаза. Перед ней стоял юноша – высокий, с рыжими волосами, которые будто ловили свет и играли золотом. Его осанка была раскованной, без тени напряжения, а в улыбке мелькала та самая лёгкая, но притягательная дерзость – словно он знал нечто, недоступное другим. Его глаза – глубокие, янтарные, с искрой живого интереса – смотрели прямо на неё, вызывая одновременно вызов и притяжение запретного. Ладонь его всё ещё лежала на её талии, не спеша отпускать.
– Спасибо, – сказала Каталина сдержанно, выпрямляясь. Лёгкое напряжение проскользнуло в голосе, но тон остался ровным.
– Не стоит, – он улыбнулся шире, – хотя надеялся, что ты скажешь это чуть мягче.
Он слегка склонил голову, не отводя взгляда.
– Ты не из этих мест. Это сразу видно. У нас таких не бывает. Ни лиц, ни глаз. Я бы запомнил.
– Я просто прохожу мимо.
– Не похоже, – его улыбка стала мягче, но осталась загадочной. – Не каждый день из магического шатра появляется таинственная незнакомка. Может, ты из другой эпохи…
Каталина уже хотела было язвительно ответить, что, мол, они все здесь словно из другой эпохи, но остановилась. Встреча была слишком странной, слишком внезапной, словно кто-то давно её поджидал.
Он протянул ей розу – тёмную, почти чёрную, словно ночное небо, и воздух вокруг будто напрягся. Его присутствие одновременно привлекало и тревожило, как магнетическая сила.
– Я буду молиться о том, чтобы ты не оказалась миражом и не растворилась с наступлением дня. Надеюсь, мы ещё встретимся, – сказал он, слегка подмигнув, с едва уловимой игривостью в голосе.
– Тогда молитесь, – спокойно ответила Каталина, принимая розу.
Он тихо рассмеялся, коротко, словно оценив её остроумие.
– До встречи, загадочная незнакомка.
И растворился в толпе – быстро, почти бесшумно, словно тень, оставляя после себя лишь лёгкий ветер и аромат розы.
Глава 5
Поместье встретило их глухой тишиной. Внутри воздух был прохладным, пах пылью и старой древесиной.
– Я была в библиотеке, – сказала Аника, снимая плащ и поправляя выбившиеся пряди. Голос её звучал тише обычного, силы за день будто иссякли. Под глазами залегли тени, лицо оставалось бледным, но в глазах ещё горел огонёк любопытства. – Познакомилась с девушкой по имени Мари. Дочь прачки. Она работает там и показала мне, где искать хроники. На удивление, не смутилась, что я приехала из Лондона. Сказала, что сама мечтает уехать – хотя бы в Престон. Но денег мало, мать больна… и переезд откладывается. Голос Аники стал серьёзнее:
– Мари сказала, что город мрачный. И что здесь действует нечто… вроде культа. Как ты и говорила, Кэт. Только видно было: она боится даже упоминать об этом. Она перевернула блокнот. На стол легла фотография старой страницы: выцветшая сцена – девушка на костре, вокруг толпа в чёрных плащах.
– Думаю, это одна из зарисовок, связанных с культом. Хотелось бы верить, что это всего лишь легенда.
Она подняла глаза:
– Но есть ещё кое-что. Под иллюстрацией сохранились подписи. Среди них – фамилия Миллер. Совпадение? Или всё же это действительно произошло?
– Его предок был одним из основателей движения «Искупления». – скривился Джон. – Бесчеловечно. Сжигать всех, кто неугоден… – он шагал по комнате, словно пытаясь избавиться от отвращения.
В комнате сгущалась тишина. Слова прозвучали не как слухи – как факт, зафиксированный на бумаге.
– Я поговорил с несколькими, – сказал Джон. – Все как один встают на сторону мэра. Уверяют: он ни при чём. Слухи о его связи с полицией – выдумки. Говорят, он честный, старается для города. Будто без него всё давно рухнуло бы. Такое ощущение, что они не просто защищают его, а боятся допустить мысль о его вине.
Он замолчал, глядя в темноту за окном.
– Но почти каждый упоминал лес. Будто там обитает что-то… нечеловеческое. Никто туда не ходит, поисков не ведут. Ни полиция, ни местные. Удобная отговорка: если людей забрало «нечто», значит, искать бессмысленно. Говоря это, они будто снимают с себя ответственность.
Он обернулся, взглянув на Каталину через плечо:
– Я планирую послезавтра выехать в Лондон, всего на день. Нужно лично убедиться, что мэр замешан. Свяжусь только с теми, кому можно доверять. И ещё: на его столе я видел телефон Лиама. Твой отец был прав – Томас многое скрывает. Когда вернусь, привезу специалистов с полномочиями для задержания. Не местных – им доверять нельзя.
Он остановился и тяжело выдохнул.
– Я допустил серьёзную ошибку… Сказал Миллеру, что ты здесь. Теперь боюсь оставлять вас в поместье одних.
Каталина на мгновение задумалась, затем спокойно ответила:– Это всего на день. К ночи ты вернёшься. Не стоит так переживать.
Джон кивнул, но тревога не ушла из его взгляда. Он подошёл ближе, достал складной нож с аккуратной гравировкой его имени и вложил в холодную ладонь. Его пальцы накрыли её руку сверху и задержались, легко скользнув по костяшкам – будто он хотел запомнить это прикосновение.
– Надеюсь, он тебе не пригодится, – прозвучала фраза, с улыбкой, в которой слышалось беспокойство.
Каталина сжала нож, и металл отозвался тяжестью, словно вместе с ним Джон оставил часть себя рядом с ней.
***
Ужин был простым: мясо, хлеб, тушёные овощи. Вино – сухое, терпкое. Они ели молча. Каждый в своих мыслях.
– Нашёл ещё кое-что, – сказал Джон, когда тарелки опустели.
Он замолчал на миг, потом, продолжил чуть тише:
– К югу от площади есть старый архив. У местного хранителя долгов больше, чем бумаг, – он усмехнулся уголком губ. – Поэтому завтра у меня полный доступ к документам. Один из которых упоминает культ. Хочу изучить его подробнее. А после схожу в лес – посмотрю, чего там так боятся.
Аника оживилась, чуть наклонившись вперёд, голос дрогнул от надежды:
– Можно мне с тобой?
Джон задержал взгляд, будто смотрел сквозь неё. Ждал этого вопроса… от другой.
– В лес? Нет. А в архив – как хочешь, – ответил он наконец. Голос вышел холоднее, чем рассчитывал.
Аника радостно улыбнулась, уселась поудобнее, но в груди осталась пустота. Она чувствовала себя незначительной. На втором месте. Джон сделал глоток вина. Резкое. Он отставил бокал и перевёл взгляд на Каталину.
– А что тебе удалось найти?
Каталина уже отложила приборы, готовясь говорить. На камине лежала роза – он заметил цветок ещё с порога. Метнул взгляд сначала на неё, затем на розу. Не спросил тогда, но догадка уже зрелась в голове.
– Это тоже с рынка? – перебил он, прежде чем она успела открыть рот.
Каталина едва заметно усмехнулась, холодно:
– В каком-то смысле. Там был человек. Помог, когда я оступилась. Подарил розу – и ушёл.
– Очаровательный незнакомец, – усмехнулся Джон сухо.
Каталина повернулась к нему, без эмоций:
– Почему такая реакция?
– На что? – голос его прозвучал резко, с ноткой раздражения, едва скрывавшей ревность.





