- -
- 100%
- +
Она вскочила, смяла в кулаке сигариллу и швырнула на стол. Потом вскинула руки к лицу, закрыла ими глаза, словно хотела стереть, забыть, не видеть прошлое, и медленно опустилась на стул.
Гера, с кривой ухмылкой наблюдавший за ней, поднялся, обошел стол и встал у Марины за спиной. Он положил горячие руки ей на плечи и принялся их мягко массировать.
– Он тебя не забыл, – сказал Гера без всякой злости. – Тебя трудно забыть.
– Ты испортил мне жизнь, – всхлипывала, спрятав лицо в ладони, Марина. – Растоптал все, что было. Все, что могло быть.
– Забудем старое, – вкрадчиво сказал Гера. – Я хочу помочь тебе и освободиться самому. Столько дряни на душе.
Он оставил Марину, подошел к окну и долго смотрел на море.
У выхода из бухты, охваченной пологим берегом и бетонными волнорезами, виднелся темный край горизонта. Поблескивая свинцовыми боками, по бухте метались волны. Не найдя выхода, они бросались на гранитную набережную, обрушивались на нее всей тяжестью и вздымались миллиардами брызг. Потом плашмя падали на каменные плиты и, пришибленные, уползали обратно в море.
– Я тоже хочу уехать, – сказал наконец Гера.
– Куда? – спросила Марина.
– К теплому морю, – Гера кивнул на фотографию, – туда, где остров с пальмами и невесомая жизнь.
Марина промолчала.
– Для этого нужны деньги, – продолжал Гера. – Много денег. Чтобы жить с удовольствием.
Марина молчала.
– Короче, – встряхнул головой Гера, – ты помогаешь мне – я помогаю тебе.
– Хочешь?..
– …чтобы ты Оуквуда в себя влюбила, – закончил фразу Гера, – и убедила поработать на меня.
– А если не получится?
– Что? – спросил Гера.
– Жеку влюбить, – ответила Марина.
– Выбора нет, – глаза Геры снова отливали сталью.
– Почему?
– Ленка останется со мной, – он изобразил улыбку. – До конца дела.
Марина нахмурилась.
– Если что не так, – продолжал Гера, – лично ей башку оторву. – Помолчал и добавил, словно выстрелил: – С радостью.
– По закону … – начала было Марина.
– Заткнись, дура! – взорвался Гера. – Тут я закон! Понимаешь? Захочу – раздавлю. Кому станет дело? А ты, – он ткнул в Марину пальцем, – подо мной ходишь. Запомни!
Марина знала эти вспышки бесконтрольной ярости, когда Гера мог сделать все, что угодно. Даже убить.
Она сидела, затаив дыхание, и не сводила с него взгляда, но в глаза старалась не смотреть.
Гера успокоился так же внезапно, как и вспыхнул. Провел ладонью по волосам, глубоко вздохнул, достал из бара виски и плеснул в стакан.
– Сможешь Ленку видеть, когда захочешь, – уже спокойно сказал он. – А теперь, – выпил виски, – к Лехе.
– Что со Степаном Алексеевичем?
– Жив, – сказал Гера. – Пока.
А потом добавил, точно для себя:
– Не нравится он мне.
* * *В офисе компании интернет-знакомств «Helen International, Inc.» Марину с Герой ждали деловитый фотограф в жилете со множеством кармашков и визажист, худощавый парень с ужимками гея.
Сам Леха, толстый, шумный, говорливый, радушно встречал гостей у входа.
– Аркадий, – представил он визажиста, который зарделся, словно девушка, и едва не присел в реверансе, – очень талантлив. Победитель областного конкурса. Будет работать с Мариночкой.
Гера брезгливо отвел глаза от визажиста. Боксер смерил Аркадия тяжелым взглядом, и тот, оробев, отступил в сторону.
– Петр, – Леха показал на парня с цифровой камерой на шее, – фотохудожник.
– Снимки, – сказал Гера, – сам отберу.
– Конечно, – закивал Леха: – Прошу в студию.
В большой студии был накрыт стол для фуршета. На скатерти, свешивавшейся почти до самого пола, стояли тарелки с микроскопическими канапе, нарезкой, марокканскими апельсинами и турецким виноградом.
У Марины засосало под ложечкой.
– Слегка перекусим, – предложил Леха, открывая бутылку шампанского, – потом за дело.
В дальнем конце комнаты размещались зеркало во всю стену и парикмахерское кресло. Угол справа был оборудован под фотостудию. Стены выкрашены в темно-серое, причем одна сторона гладкая, а другая – фактурная.
– Если стены белые, – объяснил Петр, заметив Маринин взгляд, – свет практически неуправляем и контраста нет.
– Понятно, – она улыбнулась фотографу.
В том же углу стояли отражатели и софтбоксы, крепления с бордовыми, фиолетовыми, синими, зелеными и белыми драпировками, высокие стойки студийного света.
– После вчерашнего расслабиться никак не могу, – пожаловался Гера. – Тебе Полковник звонил?
– Вечером. Материл Депутата на чем свет стоит.
Гера скривился:
– Что-то Полковник пугливым стал. Виски есть?
– Специально для тебя, Герман Альбертович, – отставил шампанское Леха, – бурбон из Кентукки, пойдет?
– Валяй.
Леха махнул рукой Аркадию, и тот мгновенно исчез, чтобы появиться с бутылкой виски и ведерком льда.
– Молодец, – похвалил Гера. – Знаешь дело.
– Стараемся, – скромно принял похвалу Леха. – Иностранцы каждую неделю приезжают. Устраиваем встречи прямо на фирме, чтобы лицом в грязь не ударить. Сам понимаешь.
– Понимаю, – сказал Гера, бросил в стакан несколько кубиков льда и налил виски. – Мне Полковник тоже звонил.
– Разве он не вернулся? – Леха удивленно поднял брови.
Гера отрицательно покачал головой:
– Пойдем. Поговорить надо.
– Угощайтесь и арбайтен, арбайтен, арбайтен27, – позвал присутствовавших к столу Леха и призывно захлопал в ладоши.
Сам же вместе с Герой направился к выходу. Марина проводила их долгим взглядом.
Возвращаясь из Боснии, она мечтала найти Леху. Всю дорогу обдумывала план мести, воображая одну кару страшнее другой. Но не надумав ничего особенного, налила в баночку соляной кислоты, чтобы спалить гаду глаза, и отправилась по его адресу.
Хозяина на месте не оказалось, зато в квартире Марину встретил целый выводок детворы. Жена, растрепанная деревенская клуха, объяснила, что муж в командировке, и когда приедет, неизвестно. Узнав, что Марина знакомая Лехи, только-только приехавшая из-за границы, пригласила в гостиную.
– Проходите-проходите, – приветливо тараторила она, – хоть побалакаем чуток.
Жили они скромно и тесновато.
«На что деньги уходят? – подумала Марина. – Ведь не копейки заколачивает».
Жена Лехи собирала чай и трещала, не переставая. Рассказала, что муж из командировок не вылезает – бизнес требует много времени. Сообщила, что дети, а их оказалось пять, отца почти не видят и очень скучают.
– Вот, со средним хотел на рыбалку пойти в субботу, да не знаем, успеет ли вернуться, – говорила она. – Мальчишка извелся, отец обещал спиннинг из загранки, вот и ждет, места не находит.
«Из загранки, – подумала Марина. – Знает ли эта тетка, чем благоверный занимается?»
– С катушкой удочку привезет, – похвастал мальчишка, крутившийся под ногами. – Ультралайт. На окуня пойдем.
– Куда? – по инерции спросила Марина.
– Как куда? – удивился он. – К татарам на озеро.
– Около горы есть озерцо, – объяснила Лехина жена. – Семья татарская живет. Харчевню держат. Плов, манты, чебуреки.
Леха, по ее словам, любил там рыбачить. Тишина, покой, горы в воде отражаются. Воздух пряный.
– Устает он, – посетовала жена, разливая чай. – Угощайтесь. Сейчас Ленусика привезу. Чтоб за компанию.
Марина вздрогнула.
Тезкой ее дочери оказалась девочка лет двенадцати в новенькой инвалидной коляске.
– Здравствуйте, – тихо, словно камыш на ветру, прошелестела девочка.
– Здравствуй, – сказала Марина.
– Вы с папой работаете? – спросила Ленусик.
Марина растерялась, не нашлась, как лучше ответить, и потому лишь утвердительно кивнула.
– Проблема наша, – вздохнула жена Лехи, пододвигая к Марине чашку с чаем. – Все, что зарабатываем, на нее уходит.
– Папа обещает, – сказала Ленусик, – что я буду ходить.
– Деньги на Германию собираем, – вздохнула жена Лехи. – Клинику нашли. Только очень дорого.
Тем временем Боксер, взяв бутерброд, отошел вместе с фотографом к студии. Тот объяснял ему, как регулируется освещение при съемке и какой свет лучше, постоянный или импульсный.
Аркадий взял Марину под руку и модельно продефилировал к парикмахерскому креслу. Усадил, легким движением завернул ее в невесомую накидку по самый подбородок и поинтересовался, не давит ли. Потом внимательно посмотрел на Маринино отражение в зеркале, обошел вокруг, пощупал волосы, чуть взбил их, на мгновение закрыл глаза, а вслед за этим артистически взмахнул рукой и объявил:
– Сначала стрижка.
– Стрижка? – удивилась Марина. – Но у меня есть стрижка.
– Нет, Мариночка, – Аркадий прижал руки к груди, – у тебя нет стрижки. Я покажу, что такое настоящая стрижка.
Он нежно вымыл ей волосы пахучим шампунем и также нежно вытер мягким розовым полотенцем.
– Стричь будем горячими ножницами.
– На самом деле горячими? – засмеялась Марина.
Вместо ответа Аркадий достал прямые ножницы, формой похожие на обычные, но только с черными накладками на лезвиях и проводом на одном из колец ручки. Расправил провод и воткнул вилку в розетку.
Улыбка сползла с лица Марины.
– Очень популярно теперь, – объяснил он, – и полезно для волос.
Через полчаса Аркадий отошел в сторону, взглянул на Маринину стрижку и довольно заулыбался.
– Здорово, – смотрела в зеркало Марина. – Просто здорово.
Она давно не чувствовала себе так легко и уверенно.
– Аркадий, ты – гений.
– Ну, не совсем, – скромно замялся он, – просто могу кое-что лучше других.
Марина увидела позади себя Петра и Боксера. Фотограф одобрительно кивал, а Боксер растянул толстые губы в улыбочке и сочно цокнул. Точно так же цокали визитеры у Бодомира, когда прохаживались вдоль сцены, на которой танцевали вокруг шестов девчонки в нижнем белье. Настроение разом испортилось, и мимолетная радость сменилась усталостью.
Аркадий это заметил и погнал зрителей прочь.
– Теперь визаж, – сказал он.
– Где ты всему этому научился?
– Ах, – легкомысленно взмахнул рукой Аркадий, – везде понемногу. В школе визажа и на курсах стилистов, у нас и даже в Италии. Алексей учебу оплатил.
– Итак, – Аркадий потер пальцы друг о друга, – приступим.
Когда Леха и Гера вернулись, Марина была готова к съемке.
– Поздравляю, – потрепал Аркадия по щеке Леха, – отличная работа. Не женщинка, – он посмотрел на Геру, сжимавшего в руках спиннинг, сложил пальцы в горсть и поднес к губам, – цветок.
– Как твоя дочь? – спросила Марина у Лехи. – Поправилась?
– Ленусик? – удивленно переспросил тот.
– Да, старшая, с больными ногами.
– Сделали операцию, – с гордостью сказал Леха. – Теперь танцует. Пишет стихи.
Он горделиво улыбнулся:
– Выпустила книжку. Мне посвятила.
– Хорошо, – сказала Марина. – Интересно было бы почитать.
– Замуж собралась, – продолжал Леха. – Парень стоящий. Чистый.
– Передавай привет и поздравления, – сказала Марина.
Она вспомнила, как распрощавшись, вышла во двор Лехиного дома, достала банку с кислотой и вылила под дерево. Лужица зашипела, задымила, ударила в нос резкой вонью. Марина отвернулась и с размаха швырнула пустую банку в стену.
Гера глядел на Марину с нескрываемым удовольствием, словно рыболов, оценивающий блесну. «Клюнет, – говорил его взгляд, – обязательно клюнет».
– Сходите в примерочную, – распорядился Леха. – У нас для съемок любой гардероб найдется.
Фотосессия продолжалась еще полтора часа. Сидя в кресле и стоя, гордо подняв подбородок и скромно потупив глаза, в легкомысленной шляпке и в темных очках.
– Принимайте, – наконец сказал Петр, выведя снимки на дисплей компьютера.
Гера лично пересмотрел все фотографии несколько раз. Наконец выбрал три.
– Я бы взяла эту, – сказала Марина, показывая еще на одну.
– Нет, – отсек Гера. – Только эти.
– В системе уже зарегистрировали, – сказал Леха, – анкету заполнили, сейчас добавим фотки, и дело сделано.
– Можно посмотреть, что вы там про меня написали? – вмешалась Марина.
– Зачем? – посмотрели на нее Гера и Леха. – Когда ответит, тогда и будешь смотреть.
– Иди домой, – сказал Гера. – Завтра в девять будь здесь. Ты теперь на Леху работаешь.
– Только без опозданий, – со смешком предупредил Леха. – Я этого не люблю.
Он повернулся к Гере:
– Ну что, в это воскресенье на озеро?
Глава 6
Замминистра МВД принял полковника Тарабутко в самом начале рабочего дня и сразу перешел к делу. Генерал говорил без обиняков, жестко и требовательно, каждый раз переспрашивая:
– Ты, полковник, мыслю мою догоняешь?
– Так точно, – отвечал Егор Данилович и чувствовал, как неприятно потели ладони и бухало сердце.
– О художествах твоих известно, – говорил замминистра, коротко скользнув взглядом по кожаному кейсу, который Тарабутко оставил на стуле у дверей из кабинета, – и закрывать глаза на это теперь никто не будет, другие времена.
– Так точно, – сухо сглотнул начальник ГУВД.
– Следовательно, – замминистра с усмешкой посмотрел на золотые, не успевшие потускнеть полковничьи звезды, – вопрос надо решить оперативно и желательно полюбовно.
Полковник непонимающе поднял брови.
– Не с тобой. Не трусь, – усмехнулся генерал. – Я о приятеле твоем. Портовике.
Он оторвал листок перекидного календаря, чиркнул на нем золотым «паркером», затем поднялся и вплотную подошел к Тарабутко.
– Вот, – сказал замминистра, протянув Полковнику листок с небрежно написанной шестизначной цифрой. – Последнее предложение.
– Маловато будет, – Егор Данилович скосил взгляд на бумажку. – Порт, все-таки. А Герман, сами знаете, тертый калач.
– Вот именно, – кивнул генерал, – только завтра за его шкуру гроша ломаного не дадут, – он сделал многозначительную паузу. – Догоняешь, к чему я?
Егор Данилович понимающе кивнул. «Шерхан, Депутат… Гера, Леха, – перебирал он имена, словно четки, – до которого из них еще кривая доведет?»
– Значит, пусть соглашается и рвет когти, пока не поздно. Растолкуй ему.
– Слушаюсь, – вытянулся начальник ГУВД. – Разрешите идти?
– Погоди. Депутатом занимаются, кроме нас, СГБ и прокуратура. Ты им не мешай, но и в свое хозяйство особенно не пускай. Понял?
– Так точно.
– Теперь иди.
Полковник развернулся «кругом» и четким шагом вышел из кабинета, не вспомнив об оставленном кейсе.
* * *Электронный будильник пропел бодренькое: «Back in US… Back in US… Back in USSR…»28 Джек подхватился с постели, но тут же замер. Сердце громко бултыхалось в груди, мокрый ворот пижамы лип к шее, мутило, и рот казался запекшейся коркой хлеба. Он покосился на желтую упаковку со слонобойными обезболивающими, которые прописал доктор из приемного покоя, ощупал спину – нет, даже намека на боль в почках не было. А ведь день спустя после больницы он снова играл и, когда его пару раз крепко припечатали к борту, перетряхнув все внутренности, думал, придется снова мчаться в приемный покой. Обошлось.
Но если не банальный страх перед болью, тогда почему так тревожно, словно потерял равновесие и никак не можешь его восстановить?
Держась за край стола, Джек всматривался в электронное табло будильника, на котором высвечивалась пульсирующая пятерка с нулями. Скок. На месте последнего нолика появилась единичка.
Джек провел языком по сухим губам. Потянулся к окну и отдернул штору. На улице было темно и сыро. Мелкий густой дождь напоминал серебристую паутину, а от вчерашнего неожиданного снегопада не осталось и следа.
Бледные конусы света от уличных фонарей выхватывали вереницу запаркованных бампер в бампер машин, между которыми неуклюже трусил не уснувший на зиму скунс, черный, со снежной тропкой вдоль спины. Засеменил мимо рододендровых кустов, нырнул в их тень так, что лишь белая ленточка порхала какое-то время в темноте. Из-за угла, стрекоча двигателем, вырулил допотопный «Понтиак»: иммигрант-босниец привез утренние газеты.
Джек посмотрел на постель, где, спрятавшись под стеганым «камфортером»29, точно в норке, спала Бо-Ми. Еще раз мысленно прокрутил вчерашний вечер.
«Может, все приснилось? Может, ничего не было? Может?..»
Он закрыл глаза и потянул носом воздух, стараясь унюхать то, что казалось давным-давно забытым, выброшенным, похороненным в прошлой жизни.
* * *Запах сена, прихваченного первым заморозком. Выбившаяся из-под края вязаной шапочки прядь. Блестящие сумасшедшие глаза.
– Не бойся, – говорила Марина, склонившись над ним. – Теперь можно. Все-все.
Между синими облаками проглядывала луна, флуоресцентно-белая, в бледных голубых прожилках. Она освещала небольшое поле позади общежития, в котором остановились студенты, присланные на помощь колхозникам. Ребята-технари жили на первом этаже, а девчонки с иняза на втором, чтобы местные парни их не беспокоили понапрасну.
Марина прижалась к Жеке, нащупала его руку и сунула себе под куртку.
Голубой свет скользил по полю, превращая рытвины в долины и кратеры лунного пейзажа, прорисовывая длинные тени от сухих обрубков кукурузных стеблей, мерцая ртутью в чешуйчатой ряби пруда. Невысокая скирда стояла единственным пристанищем в этом холодном безжизненном неоновом свете.
– Ты меня любишь? – не опуская глаз, спросила Марина.
– Да.
– Тогда не спрашивай, а делай, что прошу.
– Хорошо, только я не умею.
– Научишься, – засмеялась Марина. – Дело нехитрое.
– А как же Гера? – спросил он.
– Молчи, – сказала она. – Ничего не говори.
Жека чувствовал на щеке ее дыхание, прерывистое и горячее. Шершавость обветренных губ, искавших его губы. Чувствовал пальцами ее грудь и сосок, тычущийся в ладонь.
– Нет, – сказал он. – Я так не хочу.
– Почему?
– Сегодня со мной, завтра – опять с ним.
– Дурак, – сказала она, вытолкнула его руку из-под куртки, соскользнула вниз и, спотыкаясь о земляные кочки, пошла к светящемуся окнами общежитию.
* * *Джек очнулся от воспоминаний и открыл глаза. Сдвинул створку окна, впуская воздух с улицы. Вдохнул еще раз, пытаясь поймать запах подмороженного сена. Нет, просто свежий, чуть покалывающий воздух. Конечно, приснилось. Все, все, все приснилось.
Тихонько, чтобы не разбудить Бо-Ми, он вышел из спальни и спустился на первый этаж. На кухне сменил в кофеварке фильтр, засыпал пахучую колумбийскую арабику, налил воды и щелкнул красной кнопкой. Кофеварка зашипела, забулькала, и через минуту кофе смолистой струйкой побежал в кофейник, защекотал горьковатым ароматом ноздри. Джек приложил ладони к глазам и потер их. Потом провел рукой по колючей щеке. За входной дверью послышались мягкие шаги, и к порогу шлепнулась увесистая газета.
Джек знал, что ему надо определиться. Теперь. Пока не проснулась Бо-Ми, пока не наступило время, когда не до раздумий, а надо бриться, принимать душ, гладить рубашку, завтракать в «Тим Хортонз»30, ползти по хайвею в даунтаун31, благодарить на ходу Бога за все, что Он для него сделал в предыдущий день. До ланча отвечать на звонки, согласовывать графики, тестировать полученный софт, вызванивать программистов-наемников по всему миру, мирить график-дизайнера из Украины с программером-индусом и наконец бежать в суши-бар, чтобы за обедом переговорить с потенциальным клиентом. После ланча писать программу, сидеть на совещании у начальства и снова программировать. С шести до восьми гонять шайбу за «Вангиков». После игры идти в ближайший паб отмечать победу или заливать проигрыш. Шутить, громко разговаривать, хлопать парней по спинам, заказывать очередную пинту пива. А вечером по свободному хайвэю мчаться домой, слушая неторопливый джаз, и ни о чем, ни о чем не думать. Иногда звонить в эскорт-агентство и заказывать Бо-Ми, чтобы она осталась у него до утра.
Так было последние пять лет, а может быть, даже шесть или семь. Так могло быть еще столько же, если бы не вчерашний случай.
Джек вытащил из кофеварки стеклянную посудину с крепким кофе, достал из шкафчика любимую красную кружку и наполнил ее на три четверти. Утром он пил кофе без сливок, чтобы проснуться.
Вчера случилось то, что когда-нибудь должно было случиться. Он знал это. Ведь за время его бродяжничества по свету Джек понял одну простую истину: мир на самом деле удивительно невелик, и люди в нем рано или поздно обязательно натыкаются друг на друга. Так что вчерашняя встреча была предопределена.
После работы Рэнди попросил зайти к нему.
– Нужен совет, – сказал он, отрываясь от компьютера. – Просто горит.
– Что-то с проектом?
– Нет, – отмахнулся Рэнди. – Проект тут ни при чем. Серьезнее.
– Да? – заинтригованный, Джек подкатил свободное кресло поближе к компьютеру американца.
– Ты русских баб хорошо знаешь?
– Русских? – удивился Джек. – Причем тут они?
– Я жениться решил, – выпалил Рэнди. – Там такие курочки! Просто обалдеть!
– Где? – не понял Джек.
– В компе, – Рэнди повернул монитор. – Гляди.
На Джека смотрела интернет-страница карионовского сайта знакомств. Рэнди, кликнув мышкой, открыл файл с фотографиями и начал переходить с одной страницы на другую.
– Видал, сколько! – качал он головой. – И каковы, а? Одна лучше другой!
– Да, хороши, – согласился Джек. – Только от меня что ты хочешь?
– Помоги выбрать.
– Смеешься? Их здесь сотни три.
– Четыреста пятьдесят четыре.
– Тем более, – Джек откатился от компьютера.
– Будь другом! Помоги! Я на трех остановился.
– Как же я тебе помогу?
– Ты русский. Ты их знаешь. Почитай. Посмотри. Скажи, что думаешь. А потом…
– Что?
– Я позвоню и попрошу ее говорить по-русски.
– Зачем?
– Как зачем? Они же по-английски ни бум-бум. Только со словарем.
– И что?
– Ты мне переведешь. Будь другом! Ну, пожалуйста. Дело на миллион.
– Ладно, – махнул рукой Джек. – Только по-быстрому. У нас сегодня игра, помнишь?
– Я-то помню, но ты же на таблетках!
– Ерунда, – отмахнулся Джек. – У меня это, как снег в Ванкувере, всю ночь сыплет, а к концу следующего дня точно не бывало.
– Ну-ну.
– Я тебе, кстати, новую клюшку купил, – улыбнулся Джек. – Вместо «Thank you» card.32
Рэнди, несмотря на лишний вес и значительный рост, был невероятно быстр и гибок, так что в команде его ставили играть вратарем.
– Спасибо, – обрадовался он. – Читай. Я для тебя «френч ваниллу» сделаю.
Рэнди поднялся и отправился в офисную кухоньку за кофе.
Джек открыл первую анкету. Имя, фамилия, возраст, рост в футах и инчах, вес в фунтах. С двух приложенных фотографий смотрела улыбчивая крашеная блондинка в платье с выразительным декольте. «Я очень общительный человек, – прочитал Джек в разделе „Своими словами“, – и всегда принимаю активное участие в общественной жизни».
Он засмеялся.
– Ты чего? – спросил вернувшийся Рэнди. – Что-то не так?
– Да нет, – ответил Джек, беря кружку с кофе, – просто вспомнилось.
– Что?
– Ты не поймешь.
«Я чувственная, верная, ориентированная на семью, – продолжал читать Джек, прихлебывая кофе. – Образованная, умная, добрая и нежная».
– Ничего, да? – заглянул в экран через его плечо Рэнди.
«Я – большой оптимист, и жизнь для меня – светлая сказка».
Джек оторвался, увеличил фотографию и всмотрелся в лицо женщины.
Приятная улыбка, на удивление ровные зубы, аккуратно подкрашенные губы. Джек протянул руку и закрыл ладонью пол-лица, оставив только глаза. Чуть-чуть прищуренные, слегка тревожные, живущие отдельной от ее приветливой улыбки жизнью.
«Я хочу встретить общительного, любящего, честного, заботливого и умного мужчину с хорошим чувством юмора».
– Не знаю, как остальное, – оживился Рэнди, – а вот чувства юмора у меня хоть отбавляй. Ты не думаешь?
– Да, – согласился Джек, – чувства юмора тебе не занимать.
«Возраст для меня не имеет значения. Я уверена, что двое любящих найдут общий язык в любом возрасте».
– Ну, как? – спросил Рэнди.
– Думаю, ничего, – сказал Джек. – Глаза у нее хорошие. Только тревожные. Первый раз, наверное, на маркете выставляется.
– И где только они таких красоток берут? Ваши мужики слепые, да?
– Не знаю, – сказал Джек и отхлебнул «френч ваниллы». – Я там уже пятнадцать лет не был.
Он посмотрел на часы и цокнул языком:
– Кажется, на игру опаздываем. Ты где запарковался?
– Ерунда, успеем. У меня еще две. Не хуже.
– Некогда, – Джек поднялся из кресла. – В другой раз.
– Да ты только одним глазком, – взмолился Рэнди. – Может, они тебе больше первой понравятся.
– Да почему они должны мне нравиться? – возмутился Джек. – Они, между прочим, мне даром не нужны.