Полёт Серого Ворона

Название: Полёт Серого Ворона

Автор(-ы): Александр Романов

Ссылка: https://author.today/work/348638

Глава 1. Условно-досрочное освобождение

Незнакомый город окутан таинственностью и вечерним мраком. На пустынных улицах нет ни одного прохожего. Только редкие фонари освещают мой путь. Здания выглядят высокими и какими-то излишне угловатыми. Их силуэты вырисовываются на фоне темного неба, а окна отражают свет фонарей, создавая причудливые тени на асфальте.

Город кажется безжизненным, словно все жители покинули его, и бесконечным, так что я чувствую себя маленьким и беззащитным в его огромных просторах. В воздухе витает атмосфера опасности и страха. Все звуки приглушены, и только шаги преследователей нарушают тишину.

я бегу по тёмной улице, не разбирая дороги, а за мной по пятам гонятся двое незнакомцев. Я точно знаю, что они хотят меня избить, но понятия не имею, за что. Бегу изо всех сил, но мои ноги кажутся тяжелыми, как будто они налиты свинцом. Я пытаюсь ускориться, но каждый шаг дается с трудом. Я слышу, как они приближаются. Их шаги и дыхание становятся все громче и громче.

Оглянувшись, я вижу их глаза, горящие злобой, но лица разглядеть не получается. Я понимаю, что нужно бежать еще быстрее, чтобы спастись. Я стараюсь не думать о том, что они сделают со мной, если догонят. Я просто бегу, надеясь, что смогу найти укрытие или помощь. Но город кажется бесконечным, и я начинаю уставать. Мои легкие горят, а сердце бьется так сильно, что вот-вот выскочит из груди. Мои силы на исходе, поэтому я начинаю замедляться.

Они кричат мне, чтобы я остановился, но я продолжаю бежать вперёд, хотя каждый шаг даётся все труднее и труднее. Я начинаю паниковать, поскольку не знаю, что делать. Я не могу сдаться, потому что не хочу попасть в их руки. Но бежать вечно тоже невозможно. Рано или поздно придется остановиться и принять бой.

Окружающий город кажется бесконечным, с множеством боковых улиц и аллей, которые исчезают в тёмной дали. Все это создаёт атмосферу опасности и напряжения, которая сопровождает меня во время бега.

Внезапно я замечаю узкий переулок, освещённый меньше других. Он ведет в сторону от главной улицы. Я решаю свернуть туда, чтобы попытаться спрятаться. Надеюсь, что преследователи меня не заметят. Я слышу, как они кричат и стараюсь бежать ещё быстрее. Добежав до конца переулка, я обнаруживаю, что он заканчивается тупиком. Теперь у меня нет выбора, кроме как остановиться.

Я поворачиваюсь и вижу, что ко мне приближаются два человека. Их лица по-прежнему скрыты тенью, и разглядеть, кто передо мной очень трудно. Может быть, парни из моей школы, с которыми я конфликтовал, а может кто-то ещё. Я готовлюсь к их нападению, но в этот момент внезапно просыпаюсь…

Морок и ощущение страха, сковывающие тело, быстро отступили. Я облегченно вздохнул. Давно мне не снились такие кошмары.

Широко зевнув, я потянулся в неудобном кресле.

Яркое летнее солнце за окном медленно поднималось над горизонтом. Утро было уже в разгаре, и в салоне автобуса становилось жарко. Спасал только приоткрытый в крыше люк.

Двигаясь по разбитой асфальтовой дороге старенький «Экарус» всё время вздрагивал и подпрыгивал на выбоинах, но широколицый водила даже не думал их объезжать, словно вёз не людей, а дрова. Покачнувшись на очередном ухабе, я потёр затёкшую шею и подумал, что если проблему с дорогами удастся как-то решить в двадцать первом веке, то с дураками придётся помучиться ещё не одно столетие.

В отличие от большинства других пассажиров, которые были недовольны экстремальной ездой, мне такой аттракцион, наоборот, нравился. Я даже специально сел в конце автобуса, где можно было покачаться на мягком сиденье. В эти короткие мгновения я испытывал давно забытый восторг, который возвращал меня в недавнее прошлое, когда я мог кататься на «американских горках». Этих и других развлечений я был лишён целый год, пока находился в детской исправительной колонии. К счастью, теперь я был свободен, и меня это чертовски радовало.

Досрочное освобождение оказалось довольно неожиданным, хотя для исправительного учреждения это было обычной практикой. Все осуждённые подростки, которые соблюдали внутренние правила колонии, вели себя адекватно и не проявляли агрессию к другим ребятам, могли рассчитывать на УДО. Я давно уже не считал себя пай-мальчиком, и в первые месяцы неоднократно попадал в карцер за нарушение дисциплины, но со временем всё изменилось. Сначала – отношение других парней, которые стали меня уважать, а потом и я немного успокоился. В любом случае, специально нарушать дисциплину ради того, чтобы дольше оставаться в казенном доме, никто не хотел. Даже те, кто не имел на воле родичей, и попал в колонию из-за воровства обычных продуктов в магазине. Они говорили: «Уж, лучше голодать на улице, чем жрать баланду в этом доме!»

Третьего августа, когда я выходил из учебно-производственного корпуса, меня окликнул дежурный помощник начальника исправительной колонии.

– Воронин, стой!.. Пойдёшь сейчас к Александру Павловичу. Он тебя к себе вызывает.

Растерянно остановившись на ступеньках, я никак не мог понять, зачем понадобился главному человеку колонии, но спрашивать об этом Михалыча не имело особого смысла. Скорей всего, он сам ничего не знает, а если и знает, то не скажет.

Вышедшие за мной парни и воспитатель вопросительно взглянули на нас, но я смог лишь пожать плечами.

– Уже иду, гражданин дежурный помощник.

Я повернулся и медленно пошёл за ним к двухэтажному административному зданию, которое почему-то называлось штабом.

– Не спи, Воронин. Пошевеливайся!.. – сказал Михалыч, заметив, что я отстаю.

– А вы случайно не знаете, зачем меня вызвал гражданин начальник? – все-таки решил я спросить, ускоряя шаг.

– Догадываюсь, но тебе лучше самому об этом узнать, – дежурный ухмыльнулся в усы, и дальше мы шли молча.

Войдя в штаб, поднялись на второй этаж к кабинету начальника федерального казенного учреждения. Михалыч постучал в дверь и распахнул её передо мной.

– Заходи!

Я шагнул внутрь просторного помещения, глядя на Александра Павловича. Сейчас этот плотно сбитый и обычно суровый человек сидел за своим столом, чиркая ручкой в каких-то бумагах. Услышав стук и увидев меня, он откинулся на спинку кресла.

– Здравствуйте, гражданин начальник! – сказал я и тут же привычным образом добавил: – Осужденный Воронин Сергей Владимирович, статья 163, часть вторая, прибыл по вашему приказанию.

Грозный хозяин кабинета и всей колонии неожиданно улыбнулся уголками губ и спокойно сказал.

– Здравствуй, Сергей. Проходи, присаживайся, поговорим.

Когда дверь за моей спиной закрылась, я сел на одинокий стул, стоявший посреди помещения, и опустил глаза к полу, разглядывая чистый паркетный пол и свои обкусанные ногти. Необычное поведение Палыча, как все называли его за глаза, вызывало у меня ещё больше вопросов, чем сама причина вызова в кабинет.

– Ну, парень, ты хоть догадываешься, зачем я тебя позвал?

– Нет, гражданин начальник, – мотнул я головой, стараясь избегать проницательного взгляда седовласого мужчины.

– Что ж, тогда я тебе скажу, – продолжил Александр Павлович, машинально тарабаня пальцами по столешнице в такт своим словам. – Сегодня утром у нас проходила очередная комиссия по условно-досрочному освобождению. В числе прочих дел было предложено на рассмотрение и твоё личное дело. Ты ведь подавал хадатайство на УДО?!

Мои губы невольно растянулись в улыбке и я внимательно посмотрел на главного начальника, чтобы убедиться в правдивости его слов. В действительности я писал ходатайство ещё месяц назад, и с тех пор никаких подвижек по этому поводу не было.

– Да-да, я не шучу. Твой срок заканчивается в феврале следующего года, но учитывая тот факт, что за последние месяцы у тебя не было серьёзных дисциплинарных нарушений, а учителя и воспитатели дают тебе положительные характеристики, мы приняли решение отправить твоё дело в суд на УДО.

Заседание пройдёт в эту пятницу, и я не сомневаюсь, что для тебя оно будет положительным. Так что в субботу ты уже сможешь поехать домой. Осталось только связаться с твоими родителями.

– Не получится, – покачал я головой и тяжело вздохнул.

– Почему? – удивился Александр Павлович и тут же спохватился. – Ах, да!.. Извини, я забыл, что твоя мама умерла. Но есть же отец?!

– Он уже полгода не отвечает на звонки. Я даже не знаю, где он, и что с ним. Может спился в конец…

– А с кем же ты говорил по выходным? У меня отмечено, что ты каждое воскресенье спрашивал разрешение на звонок и с кем-то общался.

– С друзьями, которые меня ещё помнит.

– А другие родственники у тебя остались?

– Одна бабушка в деревне каштаново, а остальные родичи по маминой линии живут в Сибири, но я их плохо знаю. Мы были у них всего несколько раз.

– А бабка по отцовской линии, значит, в нашей области живёт?..

– Угу, только у неё сейчас нет телефона. Обычный она осенью отключила, чтобы мошенники не звонили, а к мобильному привыкнуть не смогла. Поэтому я с ней тоже давно не общался.

Начальник задумчиво постучал пальцами по столу.

– И что же мне теперь с тобой делать?

Я пожал плечами.

– Можете посадить меня на автобус до Гидростроя. А дальше я сам, как-нибудь доберусь домой или поеду в деревню.

– Ладно, посмотрим, – ответил Александр Павлович. – До субботы время ещё есть. Может я смогу отыскать твоего отца на работе. В бумагах должен быть его рабочий номер.

В крайнем случае подбросим тебя до автовокзала Камышина и отправим дальше одного.

Конечно, если бы ты уже был совершеннолетний, мы могли бы подержать тебя здесь до осени, а потом отправить служить в армию, но тебе только недавно исполнилось семнадцать. Так что придётся ехать домой, – он усмехнулся. – Хорошо ещё, что ты закончил у нас десять классов и получил дополнительные навыки в столярном и поварском деле. Они тебе всегда пригодятся.

Будем надеяться, что срок, проведённый в нашем учреждении, пошёл тебе на пользу, и ты больше не наделаешь глупостей.

Я согласно кивал, а про себя думал о том, как выйду из колонии на волю, вдохну воздух свободы и отправлюсь в «Мак-Дак», чтобы поесть чего-нибудь вкусного и очень вредного.

– … В субботу меня здесь не будет, поэтому на выход тебя проводит дежурная смена. Перед освобождением ты получишь все свои вещи, документы и банковскую карту с деньгами которые тебе удалось заработать. Ты ведь знаешь, что часть суммы от заработка переводилась на твой личный счёт?!

Я снова закивал, как болванчик, даже не представляя, сколько денег мне достанется. Работая в швейном цеху, я за год мог скопить нормальную сумму. На первое время хватит, а потом можно будет устроиться на какую-нибудь работёнку. Слава Богу, опыт имелся.

– …А ещё тебе выдадут решение суда и справку об освобождении. Но поскольку оно будет условно– досрочным, тебе придётся в течение пяти дней зарегистрироваться у исполнительного инспектора в районном ОВД по месту твоего жительства, и потом каждый месяц до февраля отмечаться в полиции. Это нужно для контроля за исполнением условий УДО, потому что административный надзор никто назначать не будет. А чтобы за это время не было новых проблем, я советую тебе сидеть дома, читать книги и не лезть в бутылку, если возникнут такие ситуации. Потом поступишь в какой-нибудь колледж на повара или пойдёшь в армию, вернёшься оттуда настоящим мужиком и будешь жить как все нормальные люди.

– Постараюсь, – пообещал я и посмотрел на большие круглые часы, висевшие на стене. Время приближалось к ужину.

Заметив мой взгляд, Александр Павлович немного помолчал и добавил:

– В общем, Сергей, это всё, что я хотел тебе сказать. Можешь идти.

– Слушаюсь, гражданин начальник!

Я попрощался и торопливо вышел из кабинета. За дверью, как и положено, меня дожидался Михалыч.

– Ну, что, Воронин, твоё любопытство удовлетворено? – поинтересовался он, пригладив усы.

– Да. Меня в конце этой недели должны досрочно освободить.

– Тогда пошли. Обрадуешь своих сокамерников…

Когда я зашёл в столовую, пацаны из моей комнаты, да и не только они, набросились на меня с расспросами, где я был, и что мне там сказали.

– Всё, мужики, Серый Ворон летит на волю! – воскликнул я, вскинув сжатую в кулак руку. – В пятницу меня должны выписать из этой психушки.

Продолжая греметь ложками по тарелкам, парни возбуждённо загудели и стали заранее поздравлять с предстоящим освобождением. Многие из них по-настоящему за меня радовались. А кто-то смотрел с тихой завистью, потому что им предстояло сидеть в колонии ещё не один год. Здесь были пацаны, осуждённые за серьёзные преступления на пять лет и более. И часть этого срока им придётся отбывать на зоне для взрослых, где порядки гораздо более жёсткие, чем здесь..

Последние четыре дня в колонии тянулись ужасно медленно, и создавалось такое впечатление, что меня оставили досиживать весь мой срок. Было бы лучше, если бы Палыч не говорил мне про УДО до самой пятницы, чтобы я ничего не ждал. А так… Всю неделю я был как на иголках. Работать уже не хотелось, поэтому наволочки с пододеяльниками я шил очень медленно. В столярку вообще перестал ходить. Надоело. Вместо этого сидел в спортзале на тренажёрах. Качать мышцы я любил, и делал это регулярно, когда представлялась такая возможность.

В пятницу Михалыч отыскал меня как раз в спортзале, и сразу же обрадовал:

– Воронин, хватит тягать железо. Лучше танцуй. Суд вынес положительное решение по твоему УДО.

– Ура! – воскликнул я, вскочив с тренажёра по накачке пресса.

– Не кричи, – сказал он и махнул рукой. – Пойдём лучше в мой кабинет. Я выдам тебе всё, что положено.

Как и говорил Александр Павлович, дежурный помощник выдал мне личные вещи, которые были у меня при поступлении в колонию, и документы, включая мой паспорт и справку об окончании десятого класса. Затем вручил постановление суда о досрочном освобождении.

– Береги это, – посоветовал Михалыч, отдавая мне заветные бумаги, – и обязательно бери с собой в полицию, когда будешь ходить отмечаться.

– Хорошо, – ответил я, пряча сложенные листы под обложку паспорта.

– Но это ещё не всё, – добавил он с ухмылкой. – Держи свою банковскую карту с пин-кодом и немного наличных. Твой заработок за несколько дней августа. На проезд в автобусе и чай с пирожками хватит.

Я взял деньги, повертел в пальцах пластиковую карту и спрятал в бумажный пакет с документами.

– Спасибо, гражданин…

– А вот этого уже не надо, – прервал меня дежурный помощник. – Ты же теперь свободный человек. Так что можешь обращаться ко мне по имени отчеству.

– Хорошо, Валерий Михайлович. Я хотел узнать, Александру Павловичу удалось дозвониться до моего отца?

– Если бы дозвонился, я бы знал, что он за тобой приедет. Но увы…

– Понятно, – вздохнул я. – А где моя одежда? Не пойду же я на волю в своей робе.

– Да ты не спеши, Воронин. Отдам я тебе твои шмотки, но только завтра. Их ещё найти надо на складе.

Кроме того, я утром поеду домой с дежурства и подвезу тебя до автовокзала. Лады?

Я утвердительно кивнул, ещё раз поблагодарил Михалыча и пошёл восвояси.

Оказавшись в своей комнате, я дождался ребят, с которыми прожил бок обок триста семьдесят дней и продемонстрировал им справку УДО. Это был сигнал к банкету в честь моего освобождения.

На стол в чайной комнате незамедлительно были выложены конфеты, пряники, пастила и другие сладости, которые у нас имелись. Туда же пошли пластиковые бутылки с напитками. У кого, что было. Всё, как положено, чин чинарём. И собрались там не только мои, так сказать, сокамерники, но и другие ребята, с которыми я нормально общался весь прошедший год.

Сегодня утром, когда я ещё крепко спал, дверь нашей комнаты открылась и Михалыч, перебудив всех парней, громко сказал:

– Воронин, подъём! Уже семь часов. Так что давай, с вещами на выход. У тебя есть пять минут, чтобы одеться, умыться и попрощаться с дикарями.

Он отдал мне пакет, в котором лежала моя старая одежда: чёрная футболка, джинсы, синяя олимпийка и кроссовки. В этих шмотках я был на суде, и в них же меня привезли в Мичуринскую колонию для несовершеннолетних преступников. А теперь любимые вещи снова вернулись к бывшему владельцу. Правда, за прошедшие два года я успел подрасти ещё на три сантиметра и джинсы стали мне маловаты, а вот кроссовки вполне подошли, поскольку я покупал их на вырост. Раньше они были великоваты.

Пока я одевался, остальные пацаны зевали и протирали глаза спросонья. В выходные дни нам разрешалось спать на час дольше, до половины восьмого, поэтому они были недовольны, что их так рано разбудили.

Выйдя из туалета, я убедился, что всё моё при мне и крепко пожал руки пяти парням, с которыми успел сдружиться. Затем пожелал им скорейшей выписки и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

Михалыч тут же направился по коридору к дежурному посту, где за столом сидел младший инспектор по надзору. Я двинулся за ним в тишине. Лишь деревянный пол под нашими ногами слегка поскрипывал. В воздухе витал привычный запах, который когда-то казался очень неприятным. Но мне было всё равно. Я мысленно прощался с казенным домом и надеялся больше никогда сюда не возвращаться, хотя знал, что от тюрьмы и от сумы зарекаться не стоит.

После того, как дежурный надзиратель сделал в журнале учёта запись о моем убытии, мы пошли дальше. Спустившись на первый этаж, мы вышли из здания общаги и, дойдя до стоянки автомобилей, сели в старенькую «Ниву», местами потёртую и поцарапанную. У ворот КПП Виталий Михайлович взял у меня паспорт и справку УДО, показал их дежурным охранникам. Один из них ознакомился с документами и кивнул напарнику. Тот без лишних вопросов открыл ворота.

Мы спокойно выехали за пределы детской исправительной колонии. Последний раз я был за её периметром восемь месяцев назад, когда ко мне на длительное свидание приезжал отец. Тогда мы целый день гуляли по посёлку Мичуринску, ходили в кино и магазины. А потом батя приезжать перестал, предпочитая нашим встречам бухло. Вместо него несколько раз на короткие свиданки приезжала моя бабушка. Но с января от неё тоже не было никаких вестей.

Районный город Камышин находился всего в нескольких километрах, поэтому до автовокзала мы доехали минут за десять. Даже поговорить толком не успели. Михалыч лишь поинтересовался, куда конкретно я поеду – домой или к бабке в Каштаново.

– Сначала поищу отца в Гидрострое, а уж там будет видно, – ответил я, разглядывая дома и улицы незнакомого города, который в субботний день только начал просыпаться.

– Ты главное, не забудь зарегистрироваться в ОВД по месту жительства, чтобы тебя потом не искали с собаками, – напомнил он и тут же спросил: – Кстати, какие у тебя планы на ближайшее будущее? Будешь доучиваться в школе, или попробуешь поступить в какое-нибудь училище?

– Хотел пойти в колледж на повара, но не знаю, как получится с экзаменами. Уже, наверно, поздно куда-то поступать.

– Ну, желаю тебе удачи, – сказал Валерий Михайлович, выезжая на привокзальную площадь. – Ты как, с покупкой билета сам разберёшься, рейсы не перепутаешь? Или тебя проводить до автобуса?

– Да вроде не дурак, сам разберусь.

– Тогда смотри… Вон там касса, а там остановки междугородних рейсов. Прямой до Гидростроя должен быть в ближайшее время, – он остановил машину и протянул мне руку. – Давай, парень, счастливо.

– Спасибо. До свиданья, – ответил я, пожимая его широкую пятерню. – То есть прощайте.

– Вот-вот, – усмехнулся Михалыч, – выходя из тюрьмы и больницы до свидания лучше не говорить. Пока, Сергей!

Он первый раз назвал меня по имени, и это было приятно. Только теперь я по-настоящему ощутил себя не зеком, а свободным человеком.

Улыбнувшись, я вылез из салона «Нивы», забрал пакет с вещами и не спеша направился к кассе автовокзала. Не смотря на ранний час, жаркое августовское солнце уже начало припекать, поэтому я снял олимпийку, подставляя тело под лёгкий ветерок.

По расписанию нужный мне автобус действительно выезжал из Камышина через пять минут. Других рейсов по этому маршруту сегодня больше не было. Опоздай мы хоть немного, и мне пришлось бы ехать до Волжского с пересадкой.

Быстро купив билет, я пробежался по платформе и зашёл в красный «Экарус« с номером 585, который уже стоял на остановке. Пассажиров тут было немного, человек пятнадцать, и теперь я вместе с ними трясся на ухабах дороги, глядя в окно на окружающие пейзажи. До места назначения оставалось ехать ещё минут сорок, а поскольку завтрака у меня сегодня не было, в животе начинало урчать.

Я вытащил из пакета пол-литровую бутылку с водой и сделал несколько глотков, пытаясь утолить голод. Потом взял телефон, простоявший всю ночь на зарядке. Сим-карта в нём уже не работала, из-за того, что я ей давно не пользовался. Из колонии звонить разрешалось только с местного стационарного телефона. Поэтому сейчас я даже не мог ни с кем связаться. Только включить и послушать музыку. Этим я и занимался до конца поездки.

Когда же мы, наконец, добрались до Гидростроя и остановились в центре города, я торопливо вышел из автобуса. Отсюда до нашей съемной квартиры было совсем недалеко. Но прежде, чем туда отправиться, я подошёл к ларьку, торговавшему выпечкой и горячими пирожками. Не факт, что дома есть какая-то готовая еда, а так хоть можно будет перекусить.

Я купил батон белого хлеба, пару булок с изюмом и жареные пирожки с капустой. Сложил всё в пакет и быстрым шагом двинулся по переулку к соседней улице. С каждой минутой моё настроение становилось всё лучше и лучше, а стайки воробьёв, чирикавших в кронах деревьев, поднимали его ещё больше. Сегодня, как никогда раньше, я хотел жить и радоваться жизни.

Мне было весело,. Я представлял, как удивятся моему появлению отец и соседи по подъезду. Наверняка, сделают большие глаза, ведь никто не в курсе, что меня уже освободили. Беспокоило только одно. Я не знал, как они встретят бывшего зека.

Вскоре показался наш двор, с трёх сторон окружённый жилыми домами: двумя «хрущовками» и девятиэтажкой, в которой мы жили. На детской площадке уже играли малолетки, за которыми приглядывали мамаши, а рядом, на газоне, какой-то мужик выгуливал своего пса – крупную рыжую собаку неизвестной породы. Среди десятка автомобилей, стоявших во дворе, отцовскую машину я не увидел, хотя по субботам он обычно никуда не ездил, предпочитая отдыхать дома. Другое дело, если он её продал, или угробил, врезавшись по пьяни в фонарный столб. И хорошо, если сам не пострадал.

Предчувствуя что-то неладное, я зашёл в свой подъезд, поднялся на второй этаж и достал из кармана ключ. Однако, не успел я вставить его в замочную скважину, как увидел, что личинка имеет горизонтальную скважину. А мой ключ был вертикальным. Это было странно, но не удивительно. По какой-то причине отец мог просто поменять замок.

По старой привычке я трижды нажал на кнопку звонка и стал ждать. Но дверь так никто и не открыл. За ней не было слышно ни шагов, ни других звуков. Тогда я снова нажал кнопку и подержал её несколько секунд. Однако, результат был тот же.

Почти неосознанно я приподнял резиновый коврик, лежавший перед дверью, но ключа под ним не было. Да и зачем его тут оставлять, если в квартире живёт один человек.

Задумавшись о том, куда мог уехать отец, я услышал внизу неторопливые шаги человека, поднимавшегося по лестнице. Это точно был не мой батя, но от встречи с кем-то из соседей я бы сейчас тоже не отказался.

– Здравствуйте, тётя Зина! – воскликнул я, когда на лестничной клетке показалась ещё моложавая пенсионерка с подкрашенными губами и фиолетовыми кудрями на голове.

– Ой, Серёжка… Привет, – расплылась в улыбке добрая соседка, жившая в квартире напротив. – Неужто вернулся?! Да как подрос, ты смотри… А тебя что, уже освободили, или ты сбежал?

Последние слова она сказала с нарочитой серьёзностью.

– Нет, не сбежал. Меня по УДО выпустили, за хорошее поведение.

– Ааа, так это же ещё лучше, – обрадовалась она, роясь в своей сумочке в поисках ключей. – Хотя, если честно, я и раньше была уверена, что ты ни в чём не виноват. А если и виноват, то не очень. Ты же всегда был таким хорошим мальчиком. А тут вдруг раз, и сразу в детскую колонию. Вот, что значит попасть в дурную компанию.

– Ага, – согласился я, не желая вдаваться в подробности своей прошлой жизни. При этом сам невольно вспомнил о Витьке Гарееве, который сначала взял у меня деньги в долг, а потом наглым образом подставил. Этот урод был обычным парнем, и я не думал, что он окажется такой падлой.