Одноранговая экономика

Глава 1. Время экономических сетей

Нам выпало жить в эпоху перемен. В первой четверти XXI века устройство мировой экономики, политики и даже самой социальной жизни подошло к точке качественных преобразований. Атмосфера подобных трансформаций всегда рождает чувство внутреннего трепета, а вместе с ним и интуитивное предвосхищение новой реальности. Но какой будет эта реальность? К чему приведут масштабные сдвиги в области технологий, коммуникаций и организации общественных институтов? Где возникнут очаги нового роста? Что произойдет с той частью нашего исторического багажа, которую придется оставить в прошлом? Сегодня мы можем попытаться дать ответ на поставленные вопросы, взглянуть на происходящие изменения в их перспективе. Хотя эта перспектива пока, говоря словами Апостола Павла, видится нам как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, некоторые детали постепенно приобретают известную четкость.

Одним из наиболее важных аспектов новой реальности является снижение роли вертикальных структур и иерархических связей, которые в прошлом обеспечивали эффективное функционирование сложных социальных и экономических систем. Иерархическая организация, столетиями занимавшая центральное место в системе управления, переживает один из самых драматичных кризисов за все время своего существования. В самых разных сферах человеческой жизни иерархии перестают отвечать на ежедневно возникающие вызовы информационного общества, а в некоторых случаях попросту исчезают в потоке быстро меняющихся процессов новой самоорганизации. На смену вертикальной модели управления приходит система сложных горизонтальных связей. Ключевым свойством данной системы является принципиально иной субъектный состав участников. Место традиционных институтов уходящего времени, комфортно чувствовавших себя в условиях иерархического общества, занимают новые, более динамичные и гибкие структуры.

В последние годы мы стали свидетелями лавинообразного появления совершенно новых систем коммуникации и организации социально-экономического взаимодействия. Эти новые системы охватывают человеческое общение, обучение, предпринимательскую деятельность, торговлю, финансово-кредитные операции и многое другое. Одним из примеров таких систем являются социальные сети, которые не только прочно вошли в жизнь современного общества, но и успели стать комфортной средой для межличностного общения, обмена информацией и самоорганизации. Для многих активных пользователей социальные сети служат основным пространством самоидентификации, а виртуальный образ начинает играть более значимую роль, нежели образ в реальном мире. Впрочем, дело не только в социальных сетях, представляющих собой лишь частное проявление растущего значения сетевых структур. Все мы чувствуем, что происходят фундаментальные изменения в социальной ткани общества, на всех этажах его огромного здания. Кардинально меняется роль информации в нашей жизни. Информационный поток сегодня живет по своим собственным законам, которые диктуют правила игры социуму и трансформируют нашу цивилизацию.

Обновление переживает не только информационная сфера. Материальная часть жизни общества, его экономическая основа также оказались восприимчивы к происходящим метаморфозам. Экономика 90-х годов XX века кардинально отличается от того, что мы видим сегодня. Кто мог представить 20 лет назад широту охвата, достигнутую в наши дни современными средствами связи и мультимедиа? В начале третьего тысячелетия не было даже намека на десятки тысяч новых компаний, бизнес-моделей и целых индустрий, определяющих сегодня вектор экономического развития по всему земному шару. Горизонтальные сети шаг за шагом становятся доминирующей организационной формой в корпоративном мире и в глобальной среде коммерческих отношений между более мелкими экономическими агентами. Такие платформы, как Amazon, Alibaba и eBay, революционизировали торговлю товарами по всему миру. Так, в 2018 году частные производители одежды в США продали через Amazon больше товаров, чем любая крупная компания модной индустрии. За считанные годы на этом отдельно взятом рынке произошел фантастический сдвиг в пользу небольших предпринимателей, использующих горизонтальные каналы продаж и распространения своей продукции. В то же время Uber, BlaBlaCar и Airbnb в корне изменили экономику пассажирских перевозок и размещения, сделав основой своей бизнес-модели децентрализацию и самоорганизацию контрагентов.

Традиционные транснациональные корпорации также переживают период обновления. Сегодня они стремятся к минимизации инвестиций в производство, а в некоторых случаях и к полному отказу от владения производственными мощностями. Компании Ikea, Inditex и Li & Fung больше напоминают агрегаторов, покупающих готовые товары у разветвленной сети производителей по всему миру и обеспечивающих маркетинг, дистрибуцию, брендирование и продажи этой продукции. Иными словами, на переднем крае современных ТНК происходит отказ от капиталоемких инвестиций и жестких иерархий управления. На смену им приходит управление потоками информации и компетенций. Особенно активный рост за последние годы продемонстрировали сектора экономики, связанные с информационными технологиями и массовыми коммуникациями. Крупнейшие компании этой сферы – Google, Facebook, Yandex, Netflix, Twitter и многие другие – определяют сегодня курс дальнейшего развития технологий, производства, потребления и использования свободного времени.

Испанский социолог Мануэль Кастельс одним из первых предложил называть общество, возникшее в результате последних изменений, сетевым. С его легкой руки термин «сетевое общество» стал использоваться для обозначения современного состояния человеческой цивилизации, в рамках которого ключевые социальные структуры и практики складываются на базе информационных сетей. Сети, таким образом, превращаются в базовые единицы, из которых сплетается вся социальная ткань. По мнению Кастельса, ключевую роль в новой социально-экономической организации играют технологические свойства сетевых связей и коммуникаций, но при этом их логика становится определяющей для производственных, культурных и управленческих процессов, находящихся за пределами одних только информационных технологий. Горизонтальные сетевые структуры вытесняют корпоративные и государственные бюрократические иерархии, что приводит к разложению всех форм централизованного управления: «Сети растворяют центры, дезорганизуют иерархии и делают практически невозможным само существование иерархической власти вне прохождения управленческих сигналов через сети с учетом их морфологических правил»1.

Конечно, для экономики сети не являются чем-то неизвестным или в высшей степени исключительным. Сетевые формы организации существовали как важный фактор хозяйственной жизни общества с древнейших времен. Торговые сети опутали Средиземноморье еще на заре Античности; то же, но с большим размахом повторилось в средневековой Европе; в Юго-Восточной Азии сетевая коммерция процветала задолго до этого2. Однако ни в одном из этих случаев система горизонтальных экономических связей не была центральным элементом экономического уклада. Она всегда играла второстепенную, хотя и важную роль, так как древнее хозяйство основывалось в первую очередь на иерархичных производственных моделях (античное рабовладение, феодально-ленная система и пр.). Но главное, горизонтальные сети никогда не охватывали такое количество людей, обладающих относительной свободой в экономической деятельности, да еще и по всему миру. Как справедливо указывает Кастельс, в современном мире сети оформились в новую социальную морфологию общества, а информационные технологии обеспечили материальную базу для ее внедрения в социальную структуру, сделав сетевые формы организации доминирующими. Это, в свою очередь, породило социальные установки более высокого порядка, чем специфические социальные интересы, выраженные сетевыми элементами3.

Проблематика сетевого общества привлекла внимание многих исследователей. В 70-х годах XX века французские философы Жиль Делез и Феликс Гваттари в своих работах «Капитализм и шизофрения» и «Тысяча плато» использовали биологический термин «ризома» (корневище) для обозначения новой нелинейной и неиерархической модели организации социальной целостности. Согласно их концепции, у ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа («генетической оси»), ни единого кода4. Ключевым свойством ризомы является множественность, которая противопоставлена иерархическому принципу линейности и единства, характерных, например, для дерева. Ризома отражает горизонтальные (межвидовые) и плоскостные связи, древовидная модель – вертикальные и линейные связи. У ризомы отрицание единства – центрального свойства дерева – на всех уровнях проявляется в отсутствии главного стебля или главного корня5. Хотя в работах Делеза и Гваттари ризома относится к общефилософским категориям, данный подход может оказаться полезным и для описания некоторых качеств новой экономической системы, построенной на сетевых принципах. Например, мы знаем, что классической досетевой модели экономики свойственен определенный набор стержневых отраслей или сегментов; в экономике сетевого общества, напротив, такие оси размываются вследствие усиливающейся конвергенции между различными отраслями, индустриями и рынками большого экономического пространства.

Сегодня ни у кого не вызывает сомнений, что мир и его экономическая организация за последние два десятилетия претерпели кардинальную перестройку. Взрывной рост новых технологий, компьютеризация, цифровизация и ускорение обмена информацией оказали мощнейшее влияние на все сферы деятельности человека в общем и сферу коммуникаций в частности. Изменение характера коммуникации в социальной и экономической жизни стало центральным элементом наиболее важных процессов эволюции человеческого общества. Это неудивительно, так как сознательная коммуникация всегда была отличительной характеристикой человека как вида. Получив доступ к новым средствам коммуникации, связывающим социальные группы, информационные пространства, финансовые и товарные рынки в единое целое, человек стал непосредственным участником макропроцессов, к которым ранее не имел прямого доступа. Всемирная сеть открыла эту возможность для большей части населения земли. При этом за относительно короткий (по историческим меркам) отрезок времени в Интернете сформировался новый рынок труда, производства и потребления, а виртуальность стала неотъемлемой частью повседневной жизни миллиардов людей (График 1).

Сети становятся доминирующей формой организации социальной активности и информационного обмена. Наряду с этим происходит развитие новой системы экономических связей, также опирающейся на сетевые принципы организации. По своей сути это сетевая экономика, в которой значение прямых связей между отдельными (иногда разновеликими и удаленными друг от друга) экономическими субъектами становится выше, чем экономическая централизация и иерархические формы управления. Длительное время господствовала точка зрения, согласно которой электронные сети являются лишь сегментом (пусть и инновационным) более широкой экономической системы. Сегодня очевидно, что они представляют собой нечто большее, нежели отдельный сегмент экономики. Скорее, это формирование нового экономического уклада, который характеризуется определенными техническими особенностями (скорость обмена информацией, электронная форма, информационный характер), а также собственными уникальными качествами. Речь идет о новых способах организации производства и потребления, горизонтальном характере взаимодействия между участниками экономических отношений и увеличении степени автономности их поведения.

Входные барьеры для субъектов экономических отношений в глобальной сети являются чрезвычайно низкими. Фактически любой индивид, имеющий в своем распоряжении несложный электронный гаджет и доступ к сети, может беспрепятственно стать экономическим агентом, действующим в этой системе. Кроме того, отсутствуют и значимые препятствия для взаимодействия между участниками при проведении транзакций. Социальный статус, национальная принадлежность, формальный уровень образования и прочее теряют свою актуальность как факторы, определяющие экономические и профессиональные возможности. Такое положение дел было красноречиво описано менеджментом одной из скандинавских компаний, запустившей проект электронного обменного сервиса, который конвертирует криптовалюты в традиционные денежные знаки. Основной целевой аудиторией данного проекта стало многомиллионное население Ближнего Востока (преимущественно Пакистана, Афганистана и Ирака). Главный образом проект ориентирован на лиц, которые обладают доступом к глобальной сети, но при этом не имеют ни счета в банке, ни банковской карты. Маркетинговые исследования показали, что для такой аудитории выполнение несложной и оплачиваемой криптовалютами работы на рынке услуг онлайн является единственной реальной возможностью заработать, а затем потратить полученные средства на приобретение цифрового контента. На данном примере мы видим, что информационные сети имеют колоссальный потенциал проникновения даже в самые архаичные и экономически неразвитые социальные среды.

Однако если сетевое информационное общество несет в себе зерна новой экономической организации, мы вынуждены подвести черту под существовавшим ранее порядком. В том числе это означает, дать ответы на вопросы, как сетевое общество соотносится с капитализмом, совместимы ли они, могут ли быть приведены к одному знаменателю. В свое время американский социолог Даниел Белл использовал понятие постиндустриальной экономики для описания экономической системы, в которой удельный вес сферы обслуживания и информационных технологий в общем объеме экономической деятельности превышает вес индустриального производства. Белл подчеркивал, что в постиндустриальном обществе увеличивается роль информации и знания, вокруг которого выстраивается новая система социального контроля и инновационного развития, тогда как сам концепт капитализма в значительной степени утрачивает адекватность для описания формирующегося общества, ибо в своей классической форме, основанной на «принципах прибыли и экономического рационализма», уже не соответствует времени. На смену доминировавшему в индустриальную эпоху капиталистическому классу приходит класс технократов и менеджеров, выступающий в роли новой меритократической элиты и авангарда постиндустриальной модели экономического развития6. Однако последние десятилетия показали: хотя прогнозы Белла и высветили важные признаки трансформации экономической системы, указав на растущую роль информации и знания как фактора производства, они не были реализованы в главном. Система продолжила воспроизводить базовые признаки капиталистического способа производства даже в своей постиндустриальной форме. Тем не менее институциональный дизайн капитализма действительно изменился: кардинально выросла доля сервисных и информационных отраслей в глобальном валовом продукте, сократился разрыв в развитии между регионами мира, состоялась трансформация политической и экономической элиты.

Мануэль Кастельс был менее радикален в своих прогнозах и не стал отказывать капитализму в праве на существование в связи с происходящими переменами. В одной из своих поздних работ Кастельс писал, что «вертикальная дезинтеграция корпораций не означает конец концентрированной экономической власти как таковой»7. Сетевое общество делает капитализм более эффективным, снижает издержки, меняет роли основных участников производственного процесса, создает дополнительный потенциал для инновационной деятельности, но не исключает основные принципы капиталистического производства. В отличие от индустриальной эры, на новом этапе развития капиталистические рынки приобретают новую динамику развития, связанную с переходом от простой иерархической модели к системе горизонтальных корпораций, сетевых предприятий. Массовое производство и потребление постепенно уступают место более гибким моделям взаимодействия потребителей и производителей.

Действительно, мы видим все больше свидетельств того, что в сетевом обществе перестают эффективно работать социальные механизмы, основанные на вертикальных и формализованных структурах. Между тем распространение сетевой морфологии не означает их полного исчезновения. Любая сложная система, в том числе и сетевая, может включать в себя множество сложных иерархий. Правда, характер иерархичности в таких случаях кардинально отличается от линейных (вертикально интегрированных) структур. В значительной степени он подчинен законам сетевой логики и сопряжен с ними. Следовательно, мы можем рассматривать простую модель горизонтальной сети в качестве отправной точки для анализа этой сложной системы. Такое упрощение позволит нам яснее представить динамику развития всего сетевого общества и решить вопрос о его «совместимости» с капитализмом.

Глава 2. Исторический капитализм

В первой главе мы поставили многоточие в вопросе о соотношении сетевого общества и капитализма. Данная проблема имеет принципиальное значение: невозможно обсуждать трансформацию современной экономики, не разобравшись, совместимо ли дальнейшее развитие сетевых структур с капиталистической средой или одно исключает другое. Сам по себе капитализм представляет собой историческое явление. Его возникновение и развитие происходят в определенном историческом контексте, характер которого задает рамки для нашего исследования. Кроме того, у капитализма имеется особое экономическое содержание, которое необходимо раскрыть, проводя ревизию его современного состояния и ближайших исторических перспектив. Решая эту задачу, мы не можем обойтись без целостной картины, уходящей своими корнями в основы политической экономии. Таким образом, очевидна потребность в использовании интеллектуального наследства Карла Маркса – хотя бы той его части, которая сохранила свою актуальность в XXI веке. При анализе нам также поможет современная мир-системная теория, сочетающая в себе широту взгляда на исторические условия возникновения капитализма с глубоким пониманием его структурных основ как мировой системы. Необходимо отметить, что в настоящей книге капитализм рассматривается «по модулю», то есть без положительных или отрицательных оценок. В первую очередь нас интересуют закономерности его функционирования и развития.

Согласно Марксу, возникновение капитализма относится к XVI веку и происходит в Европе на фоне упадка экономической структуры феодального общества8. Основным условием этого процесса является освобождение непосредственных производителей – крестьян, ремесленников, работников – от крепостной зависимости и цеховых ограничений. Избавившись от влияния феодальных институтов, непосредственные производители превращаются в рабочих и получают возможность относительно свободно распоряжаться своей рабочей силой. Происходит постепенное изменение способа производства; именно наличие свободно продаваемой рабочей силы превращает простое товарное производство в капиталистическое. В экономике появляются два отдельных макросубъекта – владелец стоимости (денег) и владелец рабочей силы. На историческую авансцену выходит капитал – общественная сила, обеспечивающая новый механизм соединения средств производства и непосредственных производителей, то есть наемных рабочих. Маркс писал: «Кооперация наемных рабочих есть, далее, только результат действия капитала, применяющего этих рабочих одновременно. Связь их функций и их единство как производительного совокупного организма лежит вне их самих, в капитале, который их объединяет и удерживает вместе»9. С другой стороны, толчком для развития капиталистических отношений выступает изменение производительных сил европейского общества. Поначалу оно проявляется в развитии мануфактурного производства. Именно мануфактура становится первой формой организации общественной кооперации труда через конструирующую роль капитала. В дальнейшем эта модель будет воспроизведена в машинной промышленности, где переворот в способе производства происходит уже не только за счет рабочей силы, но и за счет средств труда, то есть машин или машинного капитала. Таким образом, Маркс понимает капитализм как общественно-экономическую формацию, которой соответствует особый способ производства. Эта капиталистическая формация стоит в одном ряду с другими экономическими эпохами: первобытнообщинной, рабовладельческой и феодальной.

Мир-системный анализ рассматривает капитализм как единую мировую систему, то есть совокупность связанных в единое целое исторических сообществ и отношений между ними, обусловленных общей логикой экономического и политического взаимодействия. Эта система на разных отрезках времени определяет характер функционирования всей мировой экономики. Иммануил Валлерстайн так характеризует соотношение капитализма и мир-экономики: «С возникновением современного мира-экономики в Европе XVI в. мы видим полное развитие и преобладание рыночной торговли. Это была система, которую называют капитализмом. Капитализм и мироэкономика (то есть единая система разделения труда при политическом и культурном многообразии) являются двумя сторонами монеты»10. Изучение капитализма как мировой системы позволяет детально рассмотреть динамику его развития, сформировать панорамную картину капиталистических механизмов и практик в глобальном масштабе. Такой подход дает ответы на важные вопросы, которые оказались в тени внимания классиков марксизма, не умаляя при этом их основных выводов (например, сосуществование в мировой капиталистической системе различных экономических укладов, вопрос о территориальной экспансии капитализма и др.).