«Этот Человек»

Пролог

Часто на ум приходит одна навязчивая мысль: что чувствует этот человек? Всем мы так или иначе связаны, что-то нас да объединяет, и поэтому случалось каждому из нас испытывать то же, что и другому, резко и непринуждённо. Мне то уж наверняка. Практически все эмоции людей настолько просты и банальны, что мы в состоянии самостоятельно их произвести за несколько секунд без какой-либо на то причины. Достаточно лишь взглянуть в глаза – и вот, всё отображается в голове также чётко, как ЭЛТ на экране. Если бы желание узнать, что чувствует этот человек являлось бы привычкой каждого или нормальной реакцией одного человека на другого, то может быть жить стало бы легче. Но мы носимся толпами из стороны в сторону, носим одинаковую одежду, несём одинаковые желания, недостойные жизни и одинаково не напрягаем мозг, чтобы исследовать кого-то. Иначе всё было бы слишком просто, мир стал бы практически идеальным, а может, и идеальным. Если представить, что каждый мог читать другого, словно книгу, ощущать одно и то же, то тогда, возможно, лгать бы не получалось, скрывать нервные импульсы, и оставаться одиноким тоже. Когда я был молодым, особенно после смерти моей жены, я никогда не задумывался о том, что чувствуют другие, будто есть я, а я есть они – чужие, другие… Оглядываясь назад, я не узнаю себя, что со мной стало тогда, может, именно это привело меня к погибели. Однако всё изменилось, когда я встретил этого человека посреди прогнившего мира. Конечно, Земля никогда не отличалась чувственными друг к другу людьми, полными любовью, мы всё время, сколько помню, и особенно в моё время, когда набирала всё новые обороты разрушающая сила Римской империи. Может быть, когда-то в прекрасной Греции, где-нибудь в Афинском полисе царила любовь, а может быть, и вовсе во времена первобытности, когда людям, чтобы понять друг друга и жить счастливо было достаточно лишь посмотреть друг на друга.

Ну ладно, чего уж говорить, тогда я не жил, но с тех пор мир изменился, что-то в нём точно преломилось, я хожу по нему с 113 г. до н.э., а умер в 142 г. до н.э. в…, как сейчас говорят, пунических войнах. Душа моя не находит покоя, она не улетела на небо и скитается призраком над другими, такими же душами. Знать моё имя необязательно, да и книга эта вовсе не обо мне. Я Искал исцеление от своего проклятия, я пытался понять, почему я воин Карфагена не был удостоен покоя, но не нашёл ответа, пока со мной не произошло кое-что…..впрочем, об этом я Вам и расскажу. Я, повидавший многое, хорошо изучил человека, слыша крики его души, понял, однако, что он не понимает себя и окружающих. Тогда я задумался, а отчего людям так сложно разобраться с самими собой и другими такими же людьми…вопрос этот душил меня и без того неживого. Душонки эти лишь уповали на всевозможные наслаждения для своей гедонистической натуры или же ежеминутно просыпались от фальшивой сказки, да лишь потирали слипшиеся глаза, и далекими от правды они снова покрывали их пеленой. Как же я устал бродить по этому прогнившему миру, был уже 1972 год, лето, когда ЭТО случилось со мной, помню, как вчера, как же мне тогда хотелось просто исчезнуть…

Часть I. Наивность. Глава I. Почему этот человек?

Гуляя по улице Пале де Гийем я как-то раз решил зайти в один из летних кафе. Я любил там гулять, там всегда было очень красиво, иногда туда даже приходили забавные поэты в поисках вдохновения. От безделья мне нравилось наблюдать за ними, за тем, как они усердно пытаются сочинить очередной французский роман, чтобы заработать на какой-нибудь модный парфюм для своей мадмуазель. Но зачастую кафе было набито людишками, которые сидели за своими маленькими столиками отяжелевшими и наполненными до тошноты скучными мыслями: «Какое же мороженное мне выбрать на десерт: фисташковое или клубничное, пожалуй, оба съем», «Как жаль, что я не заказал куриную ножку как у неё, наверное, так вкусно, сочно», «Почему всё так дорого, я и половину позволить себе не смогу, вот же я попала», «Ох, уж эти глупые официанты, сколько можно их ждать, гмм… вон идёт, не торопится, напишу на них жалобу», «Интересно, почему у неё такое грустное лицо? Может, купить ей десерт?», «Надо бы мне в туалет, шестой кусок пиццы был лишним». Стоп. Чья душа эта прокричала? Неужели этому человеку не всё равно? Неужели кто-то ещё интересуется, почему кому-то кроме него самого так грустно? Я подошёл к этому любопытному человеку поближе…

Этот человек сидел неподвижно как мертвец, губы его были сжаты крепко накрепко, казалось, их мечом не рассечь, руки легонько дрожали, словно после холодного летнего дождя. Этот Человек напоминал мне пожилого. Такой скисший весь, грязный, удивительно странный, совершенно нечеловекообразный человек. Я подошёл к нему аккуратно, сзади, почему-то мне не давало покоя чувство, будто он тут же обернётся и заглянет мне прямо в ГЛАЗА… Именно поэтому я решил следовать всюду за этим человеком, в конце концов выбор был не велик: либо таскаться по миру, осуждая души гедонистов, что я и делал последние несколько 6 веков, либо идти за человеком.

Человек сидел в кафе долго, около двух часов, я так устал ждать, когда эта душа подымет изнеженное тело и направит его хоть куда-нибудь, хотя признаюсь, я цвёл под его неравнодушными чуткими криками, что раздавались в его душе. Он очень любил наблюдать за людьми, будто пытался найти в них отклик, самого себя, ему было так одиноко, слёзы то и дело вспыхивали струйками по горячим красным щекам. Но всё же он встал, я охотно побрёл свою искалеченную тень ему вслед. Его крики не прерывались ни на минуту, что меня удивило ещё больше, обычно души не кричат так долго, кроме этого человека я не встречал тех, кто мог рефлексировать дольше трёх минут. Душа шла куда-то так медленно, будто неведомая сила тащила его обратно, толкала всё время её назад, а человек, сопротивляясь, ровно вышагивал каждый метр. человек пришёл в свою обитель, я послушно ринулся за ним.

– Куда ходил? – надменно спросила какая-то женщина с перекосившимся набок лицом

– Это не имеет значения. Тебе что-то надо? – ответил уставшим голосом человек, смотря куда-то в сторону. Может быть, он меня видит? – невольно подумал я, – нет, нет… это ведь невозможно. Его душа в этот момент кричала о чём-то совершенно непонятном.

– Я лишь забочусь о тебе, а ты… Как ты разговариваешь с матерью!?– казалось, что она сейчас расплачется, однако душа её говорила следующее: «Надо бы заставить его почувствовать себя виноватым, так он точно согласится»

Человек молчит.

– Вот недавно, когда в гости к нам приезжала твоя тётя Надя, с тобой было невозможно говорить, она бедная спрашивает, интересуется тобой, но ты как некумека. Не улыбнёшься в ответ, слова ласкового от тебя не дождёшься, чай тётушке не предложишь…ну как тебе не стыдно, что с тобой происходит?

– Со мной всё в полном порядке, мама. Прошу прощения, мне надо идти, – человек думал, как бы побыстрее уйти, он понял, что она что-то задумала.

– Стой, я не разрешала уходить! Сядь, надо поговорить.

– Мам, мне что-то нехорошо, давай как-нибудь потом, – я вдруг почувствовал как сердце человека забилось быстрее, даже пот выступил на лбу: «Я знаю, она хочет отправить меня к бабе Риме, ни за что не поеду, это же хуже жизни, она хочет избавиться от меня, руки у неё дрожат, зрачки увеличились, спину вон как выпрямила, чувствует себя распорядительницей судеб», – хуже жизни? О чём эта душа говорит…? Мне становилось всё интереснее…

– Рене, постой, воробушек, я принесу таблетки

«Зачем она называет меня воробушком, ну и воображение. Почему бы прямо не сказать, зачем какие-то беседы? Мне почти 17, а она до сих пор считает меня наивным ребёнком. Немудрено, она мной постоянно не довольна, хочет меня перевоспитать…Поздно»

Человек направился в какую-то комнату, сначала мне показалось, что это не комната, а оранжерея, всё было холодного зелёного цвета, отчего я почувствовал холодок по спине. Стены были пусты, полки тоже, ни одной картины, ни одной фотографии, казалось, что сюда только что переехали и ещё не успели заполонить пространство человеческими штучками. Экзотические растения словно не наполняли эту комнату, а просто присутствовали, прям как я. Человек лёг на белую, ещё пахнущую порошком кровать, слёзы снова охватили его, но он уснул, однако его сознание всё ещё оставалось запутанным в нескончаемых нитях мыслей.

А мне захотелось побродить по ночному Монпелье, пока Рене спит, потом я планировал вернутся к нему. Мне особенно нравились прогулки ночью. Я шёл, еле касаясь земли, летний асфальт щекотал мои потрескавшиеся пятки, а легкий тёплый ветерок дул мне прямо в лицо, я любил чувство умиротворения, но мысли об Рене переполняли меня и не давали мне покоя, я хотел узнать о нём, как можно, больше. Это новое чувство, которого я несколько опасался и которое ждал 2114 лет, одурманило меня, мне хотелось осознать всё хорошенько, что я тогда вдруг почувствовал, я и сейчас не смогу объяснить. Судя по акценту его матери и книгам Салтыкова-Щедрина, сборнику детских стихов Маршака, которые я заметил в фойе, она родом из России, наверное, заключила брак с французом, которого в доме не было. Сам человек не вызвал у меня ни малейшего отвращения, я заметил в нём кое-какой диссонанс: ртом он издавал мелкие звуки, больше походившие на бормотание, в то время как его душа драла глотку.

Готическая церковь стояла посреди пышных деревьев, которые будто одеяло окутывали её своими нежными руками, сквозь круглые окна слабо пробивался свет, служивший ночником скитальцам. Ещё немного и я усну под церковным деревом, но я не мог оторваться от звёзд, они горели для меня, закрыть глаза было бы настоящим кощунством, и я смотрел на них, покрываясь дрожью от непреодолимого волнения, которое я любил всем человеческим сердцем, смотрел до самого утра, пока они не растаяли наконец и не превратились в синие капли.

Солнце лениво поднималось, озаряя мрачную церковь, и та пробуждалась ото сна, на утреннюю службу спел всякий люд, кто-то шёл в надежде обрести силы, чтобы продолжать играть в жизнь, кто-то желал исцелиться, а кто-то сам не зная точно отчего ходил каждое утро в церковь, как на любимую работу, а не на ту, что приходилось идти.

Я очень любил наблюдать за людьми в церкви, здесь они были по-настоящему честны, именно в этом месте все их души говорили в унисон, прося всё об одном и том же: о счастье, здоровье, удаче и даже любви. С виду просьбы у них разные: «Боже, помоги моей матери, пускай она вылечится», «Господи, помоги мне, я не могу сдать этот тест, если я его не сдам, жизнь пойдёт под откос», «Дай мне знак, что я делаю не так?» Но все они отлично вписываются в выделенные мной категории, и лишь те, кто ничего не просит, а знает, что Бог поможет, верит в него всем своим существом. Помню, у нас в Карфагене все молились и высоко почитали богов, особенно в годы пунических войн, я тогда просил победы у Анат, но боги не всегда идут на встречу. Люди сейчас слабо верят в них, особенно в северной части Евразии, по их мнению, это антинаучно. Но у меня есть лишь один вопрос: что им даёт это «антинаучно»? «Антинаучно» не позволит людям найти утешение на грани жизни и смерти, единственный положительный эффект от «антинаучно» выражается в том, что многие наконец соберут волю в кулак и перестанут лениться, а не будут ждать чудо. Но что же делать, когда ничего кроме чуда помочь не может, ведь надежда на чудо может рождать и силы бороться дальше, а чёткое осознание того, что ты проиграл вынуждает пасть, ибо ты обречён, ведь чуда же нет, так? Какой смысл бороться?

Я в предвкушении полетел к человеку после прогулки. Всю ночь я думал о нём, об Рене, почему-то мне казалось, что я нашёл что-то важное.

Ранним утром я влетел в его комнату. Пусто. Осмотрел весь дом. Никого нет. «Где же этот человек? Куда же он подевался?» – думал я в страхе его потерять. Я решил заняться его родными, пока его нет, но все ещё спали. Тогда я вышел из дома и сел возле него на траву. «Как странно…» – подумал я, все дома, видят сны, а человека нет, и никто ведь не услышал, как тот выходил, а замок на входной двери издаёт громкий щелчок, значит он вышел тайно, и тут же я заметил, что большое окно в гостиной на первом этаже распахнуто.

Дом сейчас выглядел совсем иначе, при солнечном свете он переливался холодным лиловым оттенком, он был небольшим, больше походил на кукольный, чем на настоящий дом для семьи из четырёх человек. На двери я заметил перевёрнутую подкову, а на тесном крыльце красовался бархатный ковёр оттенка застывшей крови #7B001C с надписью: «Bienvenue!»

Ровно в 9:35 раздался звук мотора, к дому на мотоцикле подъехали двое, я узнал этого человека, а рядом с ним за рулём сидела белокурая девушка- ровесница человека, лица я не видел, лишь её аккуратно уложенные волосы торчали из-под шлема, будто она только что вышла из салона.

– Спасибо, что подвезла, Ли! – обратился человек к таинственной девушке, которая, ничего не ответив, помахала рукой человеку, нажала на клипоны и поспешила удалиться.

Человек ловко влез на подоконник и оказался в своём убежище в 9:37. Через 23 минуты в доме раздался будильник, звук исходил из спальни перекосившейся женщины и француза, с которым мы ещё с Вами не успели познакомиться. Они встали наконец, что, должен заметить, далось им нелегко. Человек сразу же ринулся готовить, он сделал омлет, позже к нему присоединились все остальные: женщина, француз и маленький мальчик лет 12-ти, у него были густые чёрные кудри и такие же чёрные глаза, в которых было невозможно разглядеть зрачки. Лицо его было чрезвычайно красивое, полное детского румянца только что проснувшегося ребёнка, его пухлые розовые губки и большой рот были готовы с жадностью поглощать омлет, приготовленный братом.

– Луи, не спеши, обожжёшься – заботливо проронила женщина, смотря точно в чёрные глаза мальчика и восхищаясь его детской красотой

– Рене, очень вкусно, – сказал парнишка, проглотив омлет целиком, затем он вскочил из-за стола и направился к двери

– Луи, не переусердствуй, будь добр, ты же не хочешь прийти с синяком в школу в сентябре…,– проворчал француз, глаза у него точно так же блестели чернотой

– Хорошо, пап, я пошёл, – мальчик вышел

– Рене, как себя чувствуешь? Тебе лучше? – обращается мать к человеку

– Да, мне лучше, – сухо пробормотал человек

– Хорошо, тогда у меня есть новость, угадай какая

– Ты отправляешь меня с Луи к бабе Риме на перевоспитание?

– Нет, у вас скоро школа, надо готовиться. Мы с отцом решили, что на свадьбу Анжели и Марселя пойдём всей семьёй!

– Кто такие Анжели и Марсель? И что значит, вы решили? Я вот не хочу идти, – рявкнул человек

– Анжели – моя кузина, стало быть, близкий человек. Мы непременно пойдём вместе – вмешался француз, произнося все слова чётко и размеренно так, что его небольшая фраза растянулась аж на 15 секунд

– Извините, я не пойду, эти мероприятия не для меня, вы же знаете, Его душа прокричала: «Боже мой, снова превращают меня в вещь»

– Рене, замолчи, ты пойдёшь и на этом точка! – повысил тон француз так неожиданно, что даже у меня сердце замерло

– Бернард! Не кричи, нужно спокойно объяснять, успокойся, – быстро проговорила женщина как молитву и её лицо снова перекосилось

– Дорогой, ты знаешь для нас с папой это очень важно, мы всё для вас делаем, можете и вы хоть чем-то нам отплатить?

– Мама, я готов ради тебя жизнью пожертвовать, навещать тебя каждый день в больнице, как когда ты лежала с неврозом, но ведь все эти мероприятия, зачем они, почему вы закрываете глаза на по-настоящему важные поступки и сейчас позволяете себе такие вопросы задавать?

– Рене, тебе что сложно сходить с нами, ты от этого погибнешь?

«Ты меня совсем не понимаешь, в твоих глазах одна Марианская впадина. Я не погибну, хуже, я буду чужим», – пронеслось вихрем в голове человека

– Ладно, – отрезал он

На лице женщины появилась ухмылка, она была зверски сыта.

«Она улыбается, а я страдаю, неудивительно…»

– Рене, сходи в магазин, купи себе всё к школе

– У меня всё есть, – «Она унижает меня, зачем? Она же добилась своего, что ей ещё надо?»– рассуждал человек

– Ну хорошо, кстати, я купила тебе праздничную одежду, иди примерь, она в моей комнате

Спустя пару минут человек вышел из комнаты родителей в какой-то мешуре, облепленной ярко- голубыми паетками, это выглядело отвратительно

– Ну вот прекрасно! Всё по размеру, – как тебе, воробушек?

«Это забавно, даже отвечать ей ничего не буду, я в этом не отличим от ребёнка ясельной группы», – человек, ничего не ответил матери и быстрым шагом направился в свою комнату. Привыкшая к такому безмолвному поведению сына, мать за последние два летних месяца, уже смирилась, и продолжила завтракать. Рене сел на свою мягкую кровать и глубоко задумался, также как в кафе: «Кто такие родители и как к ним относиться? Они такие же несовершенные люди, как и их дети, они наделали кучу ошибок и продолжают пополнять их число. Так почему же, согласно Библии, нужно почитать отца и мать? В Библии, которую я читал по диагонали, вроде что-то говорится о даре жизни и связь с Богом, но толком ничего не понял, надо бы узнать, может прочитать повнимательнее…да как-то мне лень…», – а я уважал свою мать за то, что она была всегда рядом со мной, я никогда не чувствовал себя одиноким, голодным, беззащитным. Отец умер, когда мне было 12 лет, но мама говорила, что он охраняет меня сверху. Когда умер я, то надеялся увидеть его снова, но я никого не встречал, искал его в небе, искал так долго, что вышел куда-то за пределы экзосферы, увиденное меня поразило и я поспешил сначала понять, где я оказался, а потом продолжить поиски. Пока мама была жива, я призраком наблюдал за ней, я видел, как ей было плохо, когда мои друзья сказали, что я погиб от римского копья…ах..её раздирало горе, но я был рядом, а она…она меня не слышала, как бы громко я не кричал! Всё было без толку…потом и она меня оставила…я остался совсем один.

Я планировал полететь на поиски моих родителей в конце июля, то есть сегодня. Но, кажется, у меня появился подопечный, может быть, если я за ним пригляжу, то Бог простит меня за грехи, которых я, по-видимому, совершил не малое количество, когда на войне перестал быть человеком, помню, я однажды загубил одного парнишку…вот так просто, просто за то что он был римлянином и отчаянно сражался у самого храма Афродиты, стремясь защитить её, но я одним махом ударил его по голове, этого мальчишку…ему, наверное, и 15 лет не было, он свалился под своими, его последний вздох так и отдаётся в моих ушах… «О Боги, я и сам не понял, что натворил», – вдруг воскликнул я. Раньше всё думал, почему же я не упокоился, мой злой разум всё ещё жаждал мщения, со временем я стал понимать, что был таким же бездушным как они…вот только намного, намного хуже этих гедонистов…я стал ощущать груз на своих плечах всё больше, с каждой новой мыслью о своём прошлом, при виде этих ненасытных лиц, погрязших в деньгах и разврате мне становилось так мерзко, но по сравнению со мной, они ангелы, да, да сущие ангелы… «Ахх, – всё таил я надежду, – может Бог простит меня, может он позволит мне спастись! Этот человек…я что-то определенно почувствовал…».

Глава II. «Она заставляет меня улыбаться, и я улыбаюсь»

Спустя месяц, как я наблюдал за Рене, в начале сентября, не помню в какой день, днём он отправился в ту саму готическую церковь, у которой я частенько скитался, я решил, что он пошёл что-то просить, как остальные? Я было разочаровался, но как только человек вошёл в церковь, он спросил, не поздоровавшись, у священника, худого, но симпатичного старика с длинными волнистыми как смоль чёрными волосами: «Почему нужно почитать отца и мать своих?»

Священник несколько удивился от неожиданности, это было видно по его высоко поднятым тонким и выразительным бровям, которые тут же омолодили его старое лицо, разгладив морщины на переносице, но тот ответил весьма кротко и несколько высокомерно: «Потому что так велел Господь- Бог»

Человек продолжил допрос.

– Но почему он так велел?

– Потому что отец и мать создали тебя, они породили в тебе жизнь, а сделали они это благодаря Богу, который послал им тебя. Они тебя воспитали, обучили, прокормили, ты должен любить их за это и уважать, – слегка призадумавшись, но всё ещё сухо, ответил священник.

– Это всё понятно, но ведь не каждый человек желает жизни, это родители меня возжелали.

– Что ты! Жизнь – это дар! Это дар, понимаешь, дар, который надо беречь, а те, кто дали его тебе СВЯЩЕНЫ, запомни это сын Божий. Разве можно не радоваться жизни? Разве можно её не ценить? Это ДАР, понимаешь? – наконец-то открылся священник, будто его задели за живое, его слегка тусклые, но всё ещё сохранившие ярко зелёный цвет глаза по-настоящему горели, а волнистые волосы то и дело вились у худого лица, мягко обрамляя его и предавая ему невероятный шарм.

– Почему жизнь – это дар? Её ведь так же легко создать, как и погубить. А дар – это то, что непостижимо для многих и есть лишь у некоторых.

– Такой вопрос задаёт лишь тот, кто не умеет жить, – многозначительно отвёл глаза священник, а затем медленно, доставая спичечный коробок, но всё ещё задерживая взгляд на одной точке, он всё же опустил голову и резко зажёг спичку, чтобы поставить свечу, – Жизнь дана человеку, – медленно продолжал священник, раздумывая про себя о чём-то своём, – чтобы он творил добро и боролся со злом, а это понимает не каждый, многие существуют и лишь некоторые живут, – тут он вдруг окинул Рене пронзительным, но добрым взглядом.

Человек задумался… он понял, что думает уже слишком долго, тогда он кивнул священнику, а тот перекрестил его и сказал: «Ступай, дитя, Бог милостив к тебе всегда, если этого желаешь». Человек медленными шагами пошёл к выходу, вдруг он обернулся, священник смотрел на него всё также пронзительно, человек поспешил выйти. Я заметил, что душа священника непоколебимо молчала, хотя что-то вырывалось у него внутри, будто кто-то насильно подавлял в нём голос… «Экий странный старик», – подумал я, и тут же наши мысли с Рене совпали.

Когда он оказался на улице, покинув мрачную готическую церковь, его душа прямо запела, вокруг всё так же цвело, осенние листопады, казалось Рене, не наступят никогда, он как будто почувствовал всю прелесть природы. Это чувство пробрало его до самих костей, я вдруг понял, что-то ему не давало ощутить эту красоту очень долгое время, я будто почувствовал его эмоции. Рене, и сам осознал это новое ощущение, которое настигло его так внезапно, что сердце в нём вдруг застучало очень быстро, или быть может, этому была и другая причина? Яркий солнечный свет пронзил его насквозь и наполнил всё его существо, затем он вдохнул всей грудью лекарственный аромат малиновых астр. И эта душа воскликнула: «Как же хорошо! Наконец-то сентябрь! И….Ли!»

Осчастливившая душа полетела куда-то очень быстро, я едва угнался…должно быть, к Ли…

Человек прибыл в зоологический парк Лунаре, он сел на скамейку возле жирафов и принялся их изучать:

«Животные… наверное, тоже ищут, так сказать, своего места под солнцем, как и мы. Они ничего не понимают, ходят из стороны в сторону, едят, спят, ходят в группах и ходят отдельно, в одиночестве, есть те, кто предпочитают валятся на песке, есть те, кто ест всё время, а есть те, кто и не знает, чего хочет, просто ходит да что-то под нос себе бормочет. Ну прям как люди! Вот она, недоделанная лошадь, ну точно я, лежит в тени и всё никак не встанет…да уж, аж плакать хочется…»

– Что с тобой? Ты видно…не в духе (pas d’humeur)? – подошла та самая Ли с аккуратно уложенными снежными локонами. Теперь, когда я разглядел её, то могу с уверенностью сказать, она уступала по красоте только братишке Рене. Если у Луи были ярко чёрные глаза, то у Ли они отдавали каким-то зеленоватым, еле уловимым цветом, сама она крупного телосложения, видно, что очень любит заниматься спортом, судя по её круглым плечам, плаванием. Всё её тело выглядело чрезвычайно атлетично, голова казалась в разы меньше, но несмотря на её непропорциональность, салатовые глаза и длинная улыбка производили большое впечатление. Слово humeur она произнесла изысканно, с придыханием, так, что оно вспорхнуло и тут же улетело, как бывает у аристократов, когда они свои светские ведут беседы где-нибудь на террасе у большого особняка.

– Ли, здравствуй! Да вот смотрю на жирафов… как ты? Родители не заметили твоего исчезновения той ночью? – поспешил ответить человек, игнорируя вопросы Ли, его сердце затрепетало.