Часть 1. Часовые пояса
Пообещай, что ты вернешься,
Не затеряешься, найдешься.
Что ты отыщешь путь назад,
И наши встретятся глаза.
Пообещай мне снова встречу,
Пусть через год, пусть через вечность.
Глава 1
Сергей
– Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту имени Джона Кеннеди города Нью-Йорк. Температура за бортом…
Слова стюардессы вонзились в мысли, словно острые кинжалы. Голова тут же разразилась болью. Открыв глаза, я несколько раз моргнул, стараясь прийти в себя и сбросить сон. Хотя я не уверен, что спал. Скорее я блуждал в еще свежих воспоминаниях, отчаянно пытаясь сохранить их навсегда.
Весь полет меня преследовала ее обезоруживающая улыбка, бездонные карие глаза, звонкий смех. Вновь и вновь я перебирал в памяти дни, проведенные с ней, до мельчайших деталей воспроизводя каждый миг, каждое слово и движение.
Мне нравилось, когда она была веселой и когда грустила. Я был без ума от любого ее настроения, ведь я никогда прежде не испытывал такой всепоглощающей любви. Девушки появлялись и исчезали, словно двадцать пятый кадр в кино. Но она перевернула все, разделила мое существование на «до» и «после». И то, что было прежде, я больше не смел называть жизнью. Лишь с ней я ощутил вкус настоящего. И никто не имел права отнимать у меня это чувство. Километры – ничто. Часовые пояса – пыль. Даже гнев наших отцов не станет непреодолимой преградой.
Я хочу быть с ней. И я буду!
Мельком глянув на родителей, поглощенных борьбой с неподатливой багажной полкой, я решительно проследовал к выходу. После всего, что произошло в Рейкьявике, самым правильным казалось держать с ними дистанцию. Какими бы благими ни были их намеренья, я не разделял их взгляда. Пусть каждый останется при своем мнении – так будет лучше для всех. Рано или поздно их влияние на мою жизнь все равно иссякнет. Нужно лишь немного подождать.
У выхода из самолета выстроились стюардессы, неестественно улыбаясь и прощаясь с пассажирами. Даже не посмотрев в их сторону, я ступил на трап, полной грудью вдохнув воздух самого шумного города на планете.
Нью-Йорк – город, сотканный из стекла и стали, вечно бодрствующий и манящий огнями. Мечта, живущая в сердце каждого. Даже я мечтал о нем. В последние месяцы жизни в Лос-Анджелесе я не мог дождаться переезда. Он был столь желанным, что я едва сдерживался, чтобы не зачеркивать дни в календаре. Тогда я еще не подозревал, что промежуточный этап моей жизни в Рейкьявике станет настолько фантастическим, что я не захочу улетать.
И сейчас, оглядывая аэропорт города моих грез, я испытал невероятное отвращение. Мне были противны люди, торопящиеся сбежать вниз и скорее запрыгнуть в автобус. Я не мог смотреть на самолеты с надписями «American Airlines». Даже здешний воздух, насквозь пропитанный керосином, вызывал ненависть.
Чья-то тяжелая ладонь опустилась на мое плечо, грубо прервав размышления. Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся.
– Чего застыл? – нахмурившись, спросил отец. Он обеспокоено окинул взглядом мое лицо.
– Нет, – ответил я на вопрос, который он не успел задать. – Я не в порядке.
Грубо сбросив его руку, я опустил голову и поспешил вниз. На короткое мгновение я всерьез задумался о том, чтобы затеряться в толпе, попасть в терминал и зарегистрироваться на ближайший рейс в Рейкьявик. Бросить родителей. Сбежать.
Представив, какой гнев вызовет у семьи подобный поступок, я не смог сдержать усмешки.
К сожалению, моему желанию было не суждено сбыться. Не сейчас.
Во время проверки документов я лихорадочно молился, чтобы неестественно приветливый мужчина за стеклом нашел любое нарушение, запрещающее мне въезд в Америку. Всякий раз, когда с его лица исчезала фальшивая улыбка, в сердце загоралась надежда. Отказ во въезде стал бы спасением. Родителям ничего бы не осталось, кроме как купить обратные билеты. Мы бы вернулись в Исландию. Я бы вернулся к Джил.
Мужчина, явно заметив мою нервозность, поправил толстые очки на носу и громко спросил:
– Цель вашего визита?
Внутренний голос истошно кричал, чтобы я сказал что-то невразумительное. Что угодно, лишь бы вызвать подозрения.
Я прилетел заниматься нелегальной деятельностью. Или свергнуть президента. Подошла бы любая чушь, способная заставить его усомниться.
Сделав глубокий вдох, я выдавил улыбку и тихо произнес:
– Учеба. Я же школьник.
«Тупица!» – моментально отреагировало сознание.
Я мысленно дал себе пощечину.
Мужчина бросил на меня последний оценивающий взгляд и поставил печать на свободную страницу паспорта.
– Добро пожаловать в Соединенные Штаты Америки!
Я ничего не ответил. Молча забрал документ и, убрав глупую улыбку с лица, проследовал дальше по коридору.
Грудь разрывало от запертой внутри боли. Как только работник пограничной службы произнес приветствие, я впервые с пугающей ясностью осознал: назад дороги нет.
***
Редкие облака пылали в цветах заката. Солнце стремилось к горизонту, спеша скрыться от людских глаз. Ночь постепенно опускалась на город, и вместе с ней на меня обрушивалась удушающая тоска.
Выглядывая из окна нашего нового дома, я хмурился, изучая незнакомый пейзаж. В Лос-Анджелесе я мог видеть океан, лежа на кровати. Здесь же – лишь вереницу припаркованных вдоль тротуара машин, унылый серый трехэтажный дом напротив и школу справа от него, огороженную мрачным черным забором. Слева обзор закрывало высокое дерево. Кажется, это был дуб.
До слуха доносился шум трассы и непрекращающийся вой сирен. Громкие, пронзительные звуки клаксонов резали слух, терзая уставшие нервы.
В памяти невольно всплыл наш дом в Рейкьявике. В те дни, когда за окном не завывал яростный штормовой ветер, на улице царили умиротворение и тишина. На участке росли аккуратно подстриженные кусты с большими бутонами цветов. Никакого асфальта и безликих бетонных зданий. Лишь гравиевые дорожки, изумрудные газоны и уютные деревянные дома с разноцветными крышами.
Там все казалось ярче и красочнее. Лучше.
В мыслях вновь возник образ Джил. Ее растрепавшиеся на ветру каштановые волосы и теплые карие глаза. Может, именно благодаря ей все вокруг казалось таким особенным?
Рука машинально потянулась в карман джинсов в попытке достать телефон, но я нащупал лишь смятую упаковку из-под жвачки. Мой мобильный остался где-то на улицах Рейкьявика вместе с номером ее телефона. Я потерял их безвозвратно.
Тяжело вздохнув, я оторвал взгляд от «потрясающего» вида за окном и перевел его на свою новую комнату. Коробка. Вот самое точное описание.
Выкрашенные в серый цвет стены давили своей безликостью, навевая грусть. Единственным предметом, не считая моего чемодана у двери, была узкая деревянная кровать в углу с белым матрасом и подушкой. Два шага от окна до кровати, еще два от кровати до выхода. Крохотная комната больше напоминала карцер в тюрьме, чем жилое помещение.
«Я точно прилетел в Нью-Йорк, чтобы учиться?» – прогремел вопрос в голове.
Однозначного ответа не существовало. Два месяца назад я бы с уверенностью заявил, что переезд в этот город – награда. Но за шестьдесят дней многое может измениться. И сейчас это казалось наказанием. Расплатой за грехи, которых я не совершал.
Сжав и разжав кулаки, я решительно вышел и спустился на первый этаж. На кухне папа готовил ужин. Я слышал, как он гремит посудой и что-то невнятно бормочет себе под нос.
Покачав головой, я отбросил идею сразу идти к отцу. Сперва стоило попытать счастья с мамой.
Я нашел ее в тесной кладовой под лестницей. Она увлеченно перебирала вещи в больших картонных коробках, не заметив моего появления.
Сложив руки на груди, я облокотился на дверной косяк и принялся наблюдать за ее действиями. Мама явно торопилась, стараясь скорее отыскать то, что ей было нужно. Неудивительно, ведь через час в христианской церкви, которая располагалась в соседнем здании, должна начаться вечерняя служба. Уверен, если бы самолет задержали, мы бы явились туда, волоча за собой огромные чемоданы.
– Мам, мне нужен телефон, – громко произнес я, привлекая ее внимание.
Она испуганно вздрогнула и обернулась.
– Сережа! – мое имя, сорвавшееся с ее губ, прозвучало как ругательство. – Возьми в сумке, в комнате.
– Нет, – я покачал головой. – Мне нужен новый мобильный взамен того, что я потерял, когда торопился к тебе в больницу.
Мама выпрямилась и мягко улыбнулась, заглянув мне в глаза. Я знал, что означало это выражение. Сейчас она скажет обратиться с просьбой к отцу, потому что такие вопросы должен решать глава семьи. Я пойду к папе, произнесу все то же самое и благополучно вернусь в свою ненавистную маленькую комнату, получив жесткий отказ.
– Понял, – кивнул я и поспешил уйти.
Они не купят мне новый телефон. Их страх, что с его помощью я смогу связаться с Джил, возьмет верх над разумом. Я знал, что ждет меня в ближайшем будущем. Неустанный контроль. Для меня больше не существовало личного пространства. С того момента, как родители узнали о моих отношениях с дочерью их врага, я был лишен права на личную жизнь. Переписки в социальных сетях, звонки и сообщения теперь будут тщательно проверяться. И я не хотел знать, что будет, когда они найдут там имя Джил.
Отважившись испытать удачу, я направился к отцу.
Как и все в этом доме, кухня оказалась чересчур маленькой, и мне пришлось тесниться у прохода в столовую. Длинная столешница, небольшой холодильник и новая плита, сияющая чистотой, – вот и все, что поместилось в этом крошечном пространстве.
Папа помешивал жидкость в кастрюле на плите новенькой деревянной ложкой. Когда он поднял на меня глаза, то подозрительно сощурился, поняв, зачем я пришел.
Решив не проверять его интуицию, я выпалил:
– Мне нужен новый телефон.
– Зачем? – бросил отец, отвернувшись обратно к кастрюле.
Его вопрос застал меня врасплох. Я растерянно молчал, плотно сжав губы.
– Ты хочешь связаться с той девушкой, – его фраза прозвучала больше как утверждение, чем как вопрос.
– Даже если так, то что? – выплюнул я. Раздражение пробежало вверх по позвоночнику.
– То телефон ты не получишь.
– А звонить я как буду? – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, спросил я.
– Тебе пока незачем звонить. Пойдешь в школу, тогда и поговорим.
Приложив невероятные усилия, чтобы ничего не сказать, я развернулся и покинул кухню. Пулей взбежав по лестнице, я влетел к себе в комнату и рухнул на кровать. На чужую кровать в чужой комнате и чужом доме, который для меня ничего не значил. Дверь за моей спиной закрылась самостоятельно с едва слышным скрипом.
Уткнувшись лицом в подушку, я крепко зажмурил глаза в надежде, что все вокруг исчезнет. Я молился, чтобы пропала эта отвратительная маленькая комната с серыми стенами. Чтобы я больше не слышал противного шума машин, несущихся по трассе где-то вдалеке. И чтобы за окном растворился этот мрачный, омерзительный город со всеми его жителями.
В темноте закрытых глаз я увидел россыпь белых точек, сигнализирующих о том, что я слишком сильно сжал веки. Пришлось открыть глаза и перевернуться на спину. Ничего не изменилось. Все тот же дом, все тот же город, шум…
От беспомощности хотелось кричать. Я никогда еще не чувствовал себя так отвратительно. Внутри взрывались петарды. Злость нарастала с каждым вздохом. Когда я уже был готов вскочить на ноги и мчаться вниз к родителям на коленях умоляя купить мне новый телефон, в дверь постучали.
Я резко сел и непонимающе уставился на нее.
– Серега! – послышался приглушенный вопль из коридора. – Я вхожу!
Дверь распахнулась с тем же противным скрипом. Нужно будет смазать эти старые петли, а лучше и вовсе заменить дверь на новую. Железную. С замком.
В комнату вошел короткостриженый высокий мужчина. Я едва узнал его. Он значительно набрал в весе с нашей последней встречи. Отстриг волосы. В уголках ярких светло-серых глаз появились морщинки, свидетельствующие о его возрасте. Но все же это был он. Мой старший брат.
– Кайл, – кивнул я в знак приветствия.
В ту секунду, когда Кайл переступил порог комнаты, в голове возник план. Уголки рта тронула улыбка, которую я не смог сдержать.
Глава 2
Впервые за много лет церковная служба показалась мне нескончаемо долгой. Часы, проведенные за чтением молитв, тянулись целую вечность. Мысли метались в голове, не давая сосредоточиться. Я украдкой бросал взгляды на Кайла, стоящего рядом, испытывая острое желание схватить его за руку и поскорее убраться из храма.
Согласится ли он помочь? Или встанет на сторону родителей? Сомнения одолевали, и был лишь один способ избавиться от них – остаться наедине с Кайлом и поговорить.
Когда вечерняя служба, наконец, завершилась, мама, словно воткнув нож мне в спину, пригласила Кайла с его женой Жаклин на ужин в наш новый дом. Я невольно стиснул зубы, предвкушая еще один час бессмысленных диалогов, пустую трату драгоценного времени.
Расположившись на своем месте за обеденным столом, я с отвращением покосился на еду. Аромат приправ, витающий в воздухе, вызывал тошноту. Есть не хотелось. Хотелось лишь одного – как можно скорее поговорить с Кайлом, а потом с Джил.
«Что, если она не захочет общаться со мной?» – проскочила внезапная мысль в голове.
Холодок страха пробежался по позвоночнику. Сердце забилось быстрее.
Я вспомнил, с какой ненавистью наши отцы смотрели друг на друга при случайной встрече в больнице. Казалось, они вот-вот бросятся в драку. Напряжение между ними ощущалось физически, искрилось в воздухе, готовое вспыхнуть пламенем.
После нескольких дней долгих уговоров отец лишь процедил сквозь зубы: «Андре опасный человек». Мне было приказано держаться от него и его дочери подальше. Я не собирался подчиняться. Но что, если Джил сказали то же самое? Неужели наш поцелуй был прощальным?
– Черт! – сорвалось с губ. Осознав ошибку, я моментально прикусил язык и поднял глаза.
В столовой воцарилась тишина. Все, кроме Жаклин, смотрели на меня с удивлением и нескрываемым осуждением. Жена Кайла едва заметно улыбалась, разглядывая суп в своей тарелке. Она явно находила ситуацию забавной.
Поймав грозный взгляд отца, я тихо извинился и опустил глаза.
Застучали ложки. Все вновь принялись за ужин, делая вид, будто ничего не произошло. У них это отлично получалось – притворяться, что все в порядке. Словно они не сломали меня. Словно не отняли самое дорогое.
Переливая суп из ложки обратно в тарелку, я отчаянно пытался вспомнить, когда ел в последний раз. От обеда в самолете я отказался, как и от сэндвича в аэропорту. Казалось, моему организму больше не нужна была пища. Я давно перестал чувствовать голод, лишь сосущую пустоту внутри.
– Сереж, что скажешь? – голос отца прорвался сквозь туман мыслей, эхом отразившись в голове. Я несколько раз моргнул, уставившись на него.
– Прости, а какой был вопрос? – нерешительно переспросил я.
– Ты где летаешь?
От резкого тона в голоса отца внутри что-то щелкнуло, будто кто-то прокрутил колесико зажигалки, безуспешно пытаясь добыть огонь. Искорки раздражения пронеслись по нервным окончаниям.
– Я здесь. С вами, – прошипел я сквозь зубы.
– Что-то незаметно. Ты опять думаешь об этой девушке?
Последнее слово отец произнес с такой брезгливостью, будто Джил была грязью на его ботинках. Я снова почувствовал щелчок внутри и сжал зубы так сильно, что челюсть разразилась болью.
– Нет, – ответил я как можно спокойнее.
– И правильно! С таким отцом из нее ничего хорошего не выйдет. Будет удачей, если она не угодит в тюрьму.
Щелчок. Искра. Пламя.
– Замолчи! – взревел я.
– Что? – вызывающе переспросил он, прожигая меня взглядом.
Я заметил, как Кайл вздрогнул от неожиданности, а Жаклин вновь ухмыльнулась. Мама, обреченно закрыв глаза, откинулась на спинку стула.
Но мне было плевать на них всех. Я разъяренно смотрел на отца, желая, чтобы он растворился под моим взглядом.
Органы плавились под внутренним пожаром. Я физически ощущал, как горю от гнева. Этот разбушевавшийся огонь было уже не остановить.
– Я сказал, замолчи! Не смей так говорить о девушке, которую я люблю! Мне наплевать, что ты об этом думаешь! Мои чувства никуда не денутся, и тебе придется с этим смириться!
Я вскочил из-за стола, с грохотом отодвинув деревянный стул. Не отрывая взгляда от отца, я вышел из столовой и направился к входной двери.
– Я его догоню, – услышал я голос Кайла за спиной.
– Сядь! Пусть проветрится, – со злостью приказал отец.
Распахнув дверь, я вышел наружу и широкими шагами направился прочь от дома.
На улице давно стемнело. Я не знал куда иду и как буду возвращаться, но мне было все равно. Единственное, чего я хотел – оказаться как можно дальше от отца и его отвратительных высказываний.
Смотря под ноги, я почти бежал, не разбирая дороги. Серый асфальт мелькал перед глазами, сливаясь в единую размытую полосу, и постепенно у меня начала кружиться голова. Я подумал остановиться, но ярость, бушующая внутри, не позволила этого сделать.
Пока я шел и ветер обдувал мое разгоряченное тело, я был в спокойствии. Мысли не множились в голове, кулаки не зудели от желания кого-то ударить. Я боялся, что если остановлюсь, то мнимое спокойствие улетучится. Ведь на самом деле его и не было.
Пронзительный визг шин вырвал меня из оцепенения. Я резко вскинул голову, и по глазам тут же ударил яркий свет фар, слепящий настолько сильно, что я едва сдержался, чтобы не зажмуриться. Втянув носом воздух от потрясения, я отскочил с проезжей части на тротуар. Автомобиль пронесся мимо, подняв осевшую пыль с дороги.
«Вряд ли с такой скоростью можно ездить по городу», – мысленно заметил я, как только машина с беспечным американцем скрылась за поворотом. Стоило автомобилю исчезнуть, как на меня обрушилась необычная тишина. Шум шоссе, доносившийся издалека, казался не таким громким, как в нашем новом районе.
Оглядевшись, я не заметил разницы между тем, что я видел из окна своей камеры комнаты несколько часов назад, и тем, что окружало меня сейчас. Те же однотипные серые домики. Одинаковые припаркованные вдоль тротуара машины. Разве что американский флаг, покачивающийся от слабого ветра на крыше одного из домов, отличал эту улицу от нашей.
Подняв глаза к небу, я принялся разглядывать редкие звезды, то появляющиеся, то исчезающие за пеленой быстро бегущих облаков. В который за этот день я оценил преимущество Рейкьявика перед Нью-Йорком. В Исландии хоть небо и часто затянуто грозовыми тучами, но в те редкие моменты, когда дождь отступает, звезды все-таки сияют ярче.
– Эй! – раздался едва слышный шепот. Я повернулся на звук. – С тобой все в порядке?
Я узнал голос. Медленно и бесшумно, словно опасаясь, ко мне приближался Кайл.
– Не думаю, что такое поведение считается нормой, – обреченно выговорил я, вновь устремив взгляд к небу.
– Расскажешь, что происходит?
– Неужели родители упустили возможность первыми рассказать обо всем? – усмехнулся я.
– О нет, – протянул Кайл. – Они говорили наперебой. Я впервые за много лет услышал имя, которое нам когда-то запретили произносить.
Я резко повернулся к брату.
– Ты знаешь, что произошло между отцом и Андре?
Кайл, приблизившись, заглянул мне в глаза.
– Понятия не имею. Я даже не знал, что между ними какой-то конфликт, пока однажды не спросил у мамы, куда пропали их друзья.
Шумно выдохнув, я разочарованно покачал головой. Анжелина сказала примерно то же самое, добавив, что, по ее мнению, переезд в Америку был спровоцирован этим конфликтом.
– Так ли важна причина? – нахмурившись, поинтересовался Кайл.
– Конечно! – выпалил я, не раздумывая. – В тысячный раз родители все решили за меня. Сказали, что Андре опасен, и поэтому я не могу быть с той, которую люблю. Но так ли это на самом деле?
Запустив пальцы в волосы, я вновь запрокинул голову, словно искал ответ в звездном небе. Я не верил ни единому обвинению, брошенному в адрес отца Джил. Не был готов поверить, пока не узнаю, что произошло на самом деле. Любые слова требуют доказательств. А в нашем случае их не было.
– Кстати, я оставил Жаклин один на один с родителями. Как думаешь, кто-нибудь выживет? – в голосе Кайла прозвучала усмешка.
Я не смог сдержать улыбки. Возможно, первой за последние дни.
Родители не питали теплых чувств к Жаклин, считая, что она вынудила Кайла жениться на ней. Отчасти это правда. Брат не любил ее. По крайней мере, той любовью, которую муж должен испытывать к жене. Но пока что ее чувств хватало на двоих.
Жаклин знала, какое положение занимает в семье, и никогда не пыталась угодить нашим родителям. Всегда резко отвечала. Не стремилась скрыть недовольства, когда ее что-то не устраивало. Всячески давала понять, что их мнение для нее ничего не значит.
Она была груба и бестактна, но рядом с Кайлом преображалась. Жаклин любила его. Бросилась бы за ним в ад. Именно поэтому Кайл и сделал ей предложение.
Я не представлял, каково это – жить с девушкой, которую не любишь. С той, чье присутствие не вызывает улыбки. Которую не хочется касаться каждую свободную секунду. Которая не заставляет сердце биться чаще.
Но Кайла устраивала такая жизнь. Он лишь раз откровенно признался, что никогда не любил Жаклин. Это произошло в первую годовщину их свадьбы. Брат напился вдребезги, отвел меня в сторону и открыл душу. Хотя все догадывались о его чувствах, я пообещал хранить его секрет.
– Так ты расскажешь мне о ней? – тихо спросил Кайл, прервав мои размышления.
Я несколько раз моргнул, все еще глядя на тусклые звезды. Брат хотел услышать нашу историю, а я страстно желал поделиться ей с кем-нибудь. Зная, что творится в его душе, я не сомневался, что он поймет меня. Не было ни одной причины отказать.
Медленно окинув Кайла взглядом, я кивнул и опустился на край тротуара, вытянув ноги. Он последовал моему примеру и достал из кармана помятую пачку сигарет.
Легкие вдруг заныли. Глотку саднило, словно ее когтями драли кошки. Дыхание сбилось.
Неосознанно облизнув пересохшие губы, я, сам того не поняв, выдохнул:
– Дай мне тоже.
Кайл на мгновение замешкался, как бы раздумывая, стоит ли, но потом протянул мне сигарету.
– Не знал, что ты куришь, – удивленно сказал он, щелкнув зажигалкой.
– Открытие века, – закатив глаза, усмехнулся я в ответ.
Сделав первую затяжку, я едва сдержал кашель. Последний раз я брал в руки сигарету, когда впервые заговорил с Джил. Казалось, с тех пор прошла целая вечность!
Наблюдая, как серый дым растворяется в воздухе, я начал свой рассказ с того дня, когда наши взгляды впервые встретились, столкнувшись у школьной столовой.
Я говорил без остановки. На губах играла улыбка. Произнося все события вслух, я снова проживал их. Чувства захлестнули мощной волной. Я вновь ходил по школьным коридорам, ища встречи с темно-карими глазами, пленившими меня. Вновь ощущал трепет, приглашая Джил на первое свидание. Еще раз испытал то невероятное, почти невыносимое желание прикоснуться к ее губам.
Я вспоминал наши встречи. Июнь, проведенный вместе. Ее объятия и поцелуи. Такие искренние искрящиеся счастьем глаза.
Она любила меня. Это было очевидно. И тем не менее, я позволил себе причинить ей боль, когда она впервые призналась в своих чувствах. Мне не хотелось вспоминать об этом. Я не мог смириться с тем, что она плакала из-за меня. Но это тоже часть нашей истории, и умолчать об этом дне было бы предательством по отношению к самому себе.
Мысленно вернувшись в те дни, мне стало значительно легче. Ее присутствие в моей жизни уже не казалось просто призрачным воспоминаем. И пусть я не знал, что Джил сейчас думает о наших отношениях, я верил всем сердцем, что она по-прежнему любит меня. Невозможно вычеркнуть из памяти все те яркие незабываемые моменты. По крайней мере, мне так казалось.
Когда я перешел к финальной части своего рассказа, я не мог сдержать гнева. Голос дрожал, срываясь на хриплое шипение. Злость на отца бурлила внутри, словно лава, заставляя кровь кипеть в венах.
Я в мельчайших подробностях пересказал последние четыре дня, проведенные без Джил. Поведал о том, как отчаянно пытался добиться правды от родителей. Как в порывах ярости крушил свою комнату, пытаясь хоть как-то унять бушующие внутри чувства. Я не ел. Не мог спать и говорить. Отец не оставлял меня ни на секунду, не давая возможности выскользнуть из дома.
Кайл слушал, не перебивая. Он не задавал вопросов, лишь изредка тяжело вздыхал, выражая сочувствие.
– Когда мама вернулась из больницы и сообщила, что мы немедленно улетаем, мне показалось, что мир рухнул. Я молил родителей о возможности хотя бы попрощаться с ней, но все было тщетно.
– Машина такси ждала у ворот. Я первым вышел из дома с чемоданом и увидел ее.
– Джил прибежала, чтобы обнять меня на прощание. Я испытал острую, пронзительную боль, столкнувшись с ее заплаканным лицом и покрасневшими щеками. И все это из-за меня.
– Тогда я последний раз говорил с ней. В реальности это было сегодня утром, но мне показалось, что прошла целая вечность. Минуты, проведенные без нее, кажутся часами. Часы – днями и так далее. Без Джил время растягивается, и я не знаю, что мне делать.
– Мне противен этот город. Противно думать о том, что мне предстоит жить здесь без нее неопределенное количество времени. Я не могу даже написать ей! Родители не оставили мне ни единого шанса.
Я опечаленно опустил голову, сосредоточив взгляд на своих коленях.
Все сказано. Больше нечего добавить. Разве что начать жаловаться на то, как паршиво я себя чувствую. Но не думаю, что Кайлу будет интересно слушать мое нытье. Он и так все прекрасно понял.
Достав из пачки очередную сигарету, Кайл молча протянул ее мне. Едва слышно прошептав слова благодарности, я зажал ее между губами и щелкнул зажигалкой. Дым мягко прошелся по гортани, а затем осел в легких.
Тишину, нависшую вокруг, прорезал гул проезжающей машины. Американцы возвращались домой после тяжелого рабочего дня. Они торопились к своим семьям, чтобы сесть за стол для позднего ужина и теплых разговоров.
Если бы кто-то из моей семьи спросил о том, как прошел мой день, я бы ответил, что он проехался по мне бульдозером. Сбил с ног на полном ходу, раздавил здоровенными колесами, а потом сдал назад и повторил все снова. И снова. И снова.
– Бред какой-то, – пробормотал Кайл, нахмурившись.
– Именно, – эхом отозвался я.
– Ты сказал, что Джил сразу понравилась нашей маме. Какая тогда разница, что там у родителей?
Ответа у меня не было. Я пожал плечами, сделав очередную затяжку.
– К дьяволу! – внезапно воскликнул Кайл.
Я встрепенулся, вопросительно глядя на него. Он засунул руку в карман, вытащил телефон и протянул мне. Я мгновенно все понял, но сделал недоумевающий вид.
– Напиши ей с моего аккаунта. И можешь делать это постоянно, – мягко предложил он. – Я не хочу знать ничего о прошлом отца. Это только его история. А ты должен создавать свою. Историю, в которой есть место Джил.
Кайл улыбнулся, и я ответил ему тем же. Без лишних вопросов я выхватил телефон. Вероятно, он догадался, что я ждал этого с того самого момента, как мы встретились, но ничего не сказал. Лишь усмехнулся и отвел взгляд в сторону.
Быстро барабаня пальцем по экрану, я открыл социальную сеть, нашел свою страницу и принялся искать страницу Джил. Родители еще в Рейкьявике заставили меня удалить ее из друзей, но, к моему счастью, после вечеринки в загородном доме Макс добавил ее к себе.
Буква за буквой я вбивал ее имя в строку поиска. Внутри все трепетало в предвкушении, что через несколько секунд я смогу написать ей. Или позвонить.
В друзьях у Макса была лишь одна Джил Хендерсон.
Я не поверил собственным глазам. Несколько раз моргнув, я принялся молиться, чтобы это была ошибка. Дрожащим пальцем коснувшись иконки, я крепко зажмурился. Дыхание перехватило.
– Ну, что там? – с нетерпением спросил Кайл, заглядывая через мое плечо.
Я не мог произнести ни звука. Воздух словно выбили из легких. В оцепенении я таращился на удаленную страницу, чувствуя, как надежда медленно покидает меня.