Февраль

3

Автомобиль Артёма, съехав с загородного шоссе, продолжил движение по гладкому асфальту в коридоре высоких сосен и елей. В наступивших осенних сумерках атмосфера темного леса давила на пребывающего в мрачном настроении Пашу. В черноте влажного леса он представлял холодную землю, глухой звук лопаты и запах мха и сырой земли. Закуривая сигарету, он произнес, повернувшись к Артёму:

– Включи музыку, что ли, а то как будто на поминки едем.

Артём посмотрел на Пашу и, улыбнувшись, вставил кассету в магнитолу. Из динамиков зазвучал голос Новикова:

– В пятна белые земли,

В заколюченные страны,

Где слоняются туманы,

Словно трупы на мели…

В пятна белые земли —

Ожерелья Магадана,

В край Великого Обмана

Под созвездием Петли.

Паша смотрел в окно и молчал, прислушиваясь к словам песни. Через минуту он развернулся к Артёму и сказал:

– Братан, если это самое веселое, что у тебя есть, то боюсь представить, что у тебя там грустное.

– Почти приехали – расслабься, Паша.

Машина подъехала к воротам загородного клубного ресторана. К ним, не спеша, с рацией в руках подошел охранник, вышедший из будки. Артём опустил стекло со своей стороны.

– К Степанычу, – сказал он, высунув руку и в нетерпении постучав по двери машины.

– Кто? – коротко спросил охранник.

– Артём. Привёз Февраля.

Охранник поднял рацию и повторил слова Артёма. Через несколько секунд из рации послышалось шипение, а затем голос:

– Пускай проезжают.

– Проезжайте, – повторил охранник и махнул рукой второму, который сидел в будке. Шлагбаум поднялся.

– Гран мерси, – произнес Артём, и машина с буксом тронулась. Через триста метров они подъехали к широкому крыльцу огромного кирпичного особняка и припарковались между дорогих внедорожников и машин представительского класса. Выйдя из тачки, Артём с Пашей поднялись на крыльцо и прошли через резные дубовые двери внутрь здания.

Там их встретили еще несколько охранников в костюмах.

– Где Степаныч? – спросил Артём у одного из них, и тот показал рукой в глубь зала.

Они прошли через зал ресторана, где за столиками сидели редкие посетители – в основном представительного вида мужчины в костюмах в компании молодых красивых девушек. На небольшой сцене, освещенной прожекторами, мужчина средних лет с чувством пел блатную песню.

В дальнем углу они вошли в еще один просторный зал, где стояли несколько бильярдных столов, но играли только за двумя из них. За одним – компания молодых людей, за вторым – мужчина с двумя стройными девушками в коротких юбках. Слышались звуки шаров и легкая музыка.

Пройдя мимо столов Паша с Артёмом подошли к двери приватной комнаты для Vip-персон, возле которой стоял высокий парень в рубашке с рацией. Он узнал Артёма и поздоровался.

– Привет, Артём. Степаныч ждёт вас.

Он открыл им дверь, и они прошли внутрь. В просторной комнате был приятный полумрак. Одна стена была полностью застеклена и выходила на деревянную веранду, за которой располагался импровизированный дзен-сад, с карликовыми деревьями, островками газонов, прудом с мостиком и усыпанными гравием дорожками. Напротив стеклянной двери находился большой камин, обрамленный малахитом, в котором потрескивали дрова.

Правее камина стоял широкий резной стол на двенадцать персон с расположенными вокруг него резными стульями с высокими спинками. Во главе стола сидел пожилой мужчина с короткими седыми волосами и тяжелыми морщинами на лице. На нём был простой вязаный свитер, и он сосредоточенно смотрел на шахматные фигуры, стоящие перед ним на доске.

Когда к нему подошли Артём с Пашей, он, не глядя на них и продолжая всматриваться в фигуры, произнес:

– Артём, тебя только за смертью посылать.

– Извини, Степаныч, накладочка вышла, – ответил Артём. Затем достал из кармана две пачки, которые он забрал у Климова, и положил их на стол.

Степаныч молча взял деньги и бросил их на журнальный столик, стоящий рядом.

– Иди, Артём, погуляй. Я пока с твоим корешем побалякаю.

Артём, поймав взгляд Паши, хлопнул его по плечу и вышел из комнаты.

– Хороший парень Артём, – сказал Степаныч, когда дверь закрылась, – на отца своего похож. Зарезали его в семьдесят восьмом на этапе… Да ты садись – что ты стоишь? В ногах правды нет.

Паша отодвинул стул и сел. Степаныч продолжал сосредоточенно смотреть на фигуры.

– Кликуха у тебя смешная – Февраль, – наконец произнес он, по-прежнему не глядя на Пашу, – что она значит?

– Долгая история, – коротко ответил Паша, глядя перед собой.

– Не хочешь рассказывать, значит? – после небольшой паузы произнес Степаныч, – ну, дело твоё. Это мне, старику, торопиться некуда, а ты еще молодой. Как там говорится: «Живи быстро, умри молодым, оставь красивый труп»?

Паша молчал. Степаныч откинулся на стул и, взяв со стола пачку сигарет и костяной мундштук, вставил в него сигарету, затем взял мундштук в зубы и, чиркнув спичкой о коробок, прикурил, закрыв сигарету ладонями, как будто защищая пламя от ветра. Бросив коробок на стол, он произнес, не вытаскивая мундштук изо рта:

– Да, ты кури, Февраль, что ты сидишь как не родной?

Паша достал сигареты из куртки и прикурил, подвинув к себе хрустальную пепельницу.

– А ты знаешь, какое у меня погоняло было? – спросил Степаныч, прищурив глаза, глядя на Пашу.

– Знаю – Почтальон, – ответил Паша.

– А знаешь, почему?

– Нет, – ответил Паша и покачал головой.

– Дружок у меня был в интернате, Коля Сивый. Говорит он мне как-то: «Хочешь трёху заработать»? – (три рубля, значит). Я говорю: «Хочу, а что нужно сделать?». «А нужно, – говорит, – почтальоном поработать – пакет отвезти людям». Мне тогда только двенадцать исполнилось, а ему уже шестнадцать было. Для меня, пацана, деньги огромные – я согласился. Он мне этот пакет дает, а пакет запечатанный, что в пакете – не знаю. Приношу его, значит, людям, отдаю и хочу уйти, а они, значит, беглые – на хате гасятся от мусоров. «Погоди, – говорят, – не спеши, пацанчик». Открывают пакет, а там, значит, вместо денег – макулатура. Это я уже потом узнал, что они вместе со старшим братом Коли кассу взяли – их повязали, а его брат соскочил. Вот они за своей долей и пришли. Ну, брат Коли и послал его деньги передать своим кентам, а тот меня вместо себя отправил. Ну, они, значит, достают нож и говорят: «мы тебя сейчас, малец, по кусочкам резать будем, и по частям отправим обратно, ты-то, наверное, деньги не брал, но тех, кто такие новости приносит, пускают в расход». Я вижу, что моё дело худо, и понимаю, кто меня кинул. Говорю им: «дайте мне сутки – я вам деньги принесу». Не знаю, то ли я убедил их, то ли мне шанс решили дать, но вернулся я в эту же ночь в интернат и подкрался к Коле, который спал. Приставил заточку к горлу и говорю: «а ну, пойдём со мной в туалет, заорешь – сонную артерию перережу, а потом истыкаю ножом». Увел его, значит, в туалет и начал пытать – порезал его хорошо тогда. Но зато он сознался и рассказал, где деньги спрятал. Я в эту же ночь деньги и отнёс на хату. Ну, а когда вернулся, то поехал по этапу, а Коля Сивый инвалидом так и остался на всю жизнь. После этого кликуха эта и прилипла ко мне.

Паша молча слушал, глядя перед собой. Степаныч, после непродолжительной паузы, продолжил:

– То, что ты приехал сюда, а не ломанулся, уже говорит о тебе с хорошей стороны. И я с тобой не первый день работаю, и пока серьезных косяков от тебя не было. Я же поручился за тебя пред людьми. С меня они не спросят – кишка тонка, а вот репутацию могут подпортить. Я мог бы им сразу тебя слить, но ты мне нравишься, Февраль. Кто бы тебя ни кинул – конкуренты, мусора – это твои головняки. Я тебе деньги передал – ты должен был передать людям. Но люди сыграли в жмурки, денег нет, а ты на изоляторе торчишь – это многих в городе напрягает. Сейчас вокруг завода большие мутки намечаются. И такие косяки никому не нужны. Если это не разрешится в ближайшие дни – польются реки крови. И первая голова полетит твоя – но я верю, что ты найдешь решение.

Степаныч сделал долгую паузу. Потом вновь закурил и продолжил:

– Они мне дали три дня. После этого я тебя объявляю, и ты сам по себе. Найди эти деньги, Февраль, а захочешь встать на лыжи – до самой смерти будешь ходить и оглядываться. Разве это жизнь? Всё, Февраль, иди с Богом.

Последнюю фразу он договорил, снова упершись взглядом в доску, взявшись за виски пальцами. На одном пальце сверкнул большой золотой перстень с короной.

Паша встал, молча вышел из комнаты и пошёл искать Артёма. Тот в это время возле бара трепался с девушкой, сверкая улыбкой. Девушка непрерывно смеялась. Паша подошёл к Артёму.

– Артём, поехали, – коротко сказал он.

– Всё, Анжела, пока, – позвони мне, – сказал Артём девушке, и они под её пристальным взглядом направились к выходу.

4

По дороге в город Артём спросил Пашу:

– Куда тебя подбросить?

– Давай к ресторану, где меня менты взяли, у меня тачка там осталась, – ответил Паша.

– Без проблем, а что делать будешь?

– У меня, Артём, выбор не велик – или ломиться в бега, или искать бабки, – вновь ответил Паша и, помолчав немного, продолжил: – В первом случае, как подметил Степаныч, – это жить в постоянном страхе. Да, можно новую ксиву сделать, уехать ближе к центру и затеряться в большом городе, но…

Паша задумчиво смотрел в окно на промышленную зону за окном, примыкающую к заводу: огромные корпуса, железнодорожные линии, ремонтные мастерские.

– Мне интересно, кто завалил этих четверых, взял деньги и тем самым подставил меня? – продолжал Паша. – Ведь Роберт не будет там сидеть и ждать, когда за ними придут, значит, как только я отдал ему кейс, потом сел в машину и уехал, киллер вошел и завалил его и его телохранителей.

– А мог войти, когда ты был еще там, – подхватил мысль Артём, – но он дождался, когда ты уедешь, чтобы можно было повесить на тебя.

– Верно, – продолжил Паша, – значит, это был не какой-то залетный гастролер, а он должен был знать меня. Выходит, это кто-то из своих.

Паша еще некоторое время молчал.

– Из разговора со Степанычем я понял, что эти деньги – только первая часть большой сделки, – вдруг произнес он, будто размышляя вслух.

– В смысле? – Артём посмотрел на Пашу.

– Тёма, у тебя вроде есть какие-то знакомые в администрации города? – Паша посмотрел на него.

– Ну, как знакомые, – ответил Артём, улыбнувшись, – я с одной дамочкой шашни кручу, а она замужем за каким-то там депутатом, – Артём покрутил рукой в воздухе, – хрен его знает, короче, кто он там…

– Ты закинь удочку, спроси, какие вокруг завода дела мутятся? – Паша вновь задумчиво посмотрел в окно. – Есть маза, что кто-то не просто хотел бабки прибрать, а хочет как-то помешать сделке по поводу завода.

– Ничего себе, – удивился Артём, – ладно, я попробую что-нибудь разнюхать.

– Я пока пообщаюсь с Мурадом, – всё так же задумчиво, как бы сам с собой, произнес Паша.

Артём удивленно посмотрел на Пашу:

– Паша, зачем тебе это надо? Степаныч уже за тебя с ним перетёр. Мурад человек взрывной – у него может переклинить, и он может ствол достать и шмалять начать.

– Слушай, Артём, когда речь заходит о таких делах, то тут концов не найдешь, и я, по сути, уже труп ходячий, поэтому мне терять нечего. Мне нужно спокойно разобраться со всем этим делом, не нарываясь на его головорезов. Может, он даст какую-то наводку.

– Ну, смотри, Паша, дело твоё, хочешь, я с тобой пойду? – предложил Артём.

– Спасибо, Тёма, я разберусь.

Они подъехали к ресторану, где была припаркована машина Паши. Серая Лада восьмой модели за несколько дней покрылась пылью и опавшими листьями. Паша сел в машину и завел двигатель. Артём вышел попрощаться.

– Может, все-таки сходить к Мураду с тобой? – спросил он, подойдя к открытой водительской двери Пашиной машины.

– Нет, Тёма, все нормально, не парься, – ответил Паша, включив стеклоочистители, которые стали сметать ворох листьев с лобового стекла машины. – Я найду тебя.

– Удачи, братан, – Артём подал руку Паше, и тот, пожав её, закрыл дверь и тронулся. Артём проводил взглядом уезжающую тачку и пошёл к своей машине.

Паша подъехал к дорогому ресторану, где любили отдыхать бизнесмены и бандиты города, особенно из кавказской диаспоры. В тамбуре ресторана его остановили двое охранников.

– Мест нет, столик заказывали? – спросил его высокий охранник в костюме, с пренебрежением оглядывая с головы до ног.

– Я к Мураду, – коротко ответил Паша.

– И что? – охранник явно был не расположен к гостям.

– Передай, что с ним Февраль хочет поговорить, – глядя прямо в глаза охраннику, твердо сказал Паша.

Тот повернулся ко второму охраннику, стоящему рядом, и что-то ему сказал на ухо. Тот, взглянув на Пашу, ушел внутрь ресторана. Охранник, широко расставив ноги, в упор смотрел на Пашу, но он отвернул голову и задумчиво смотрел туда, куда ушел второй.

Через пять минут второй вернулся.

– Пойдём, – сказал он, и Паша пошел за ним.

В просторном помещении ресторана царила атмосфера оживления. Все столики были заняты, играла громкая живая музыка, слышался смех и пьяные разговоры. Носились официанты с подносами и, покачивая бедрами, между столиков ходили стройные девушки. Охранник провел Пашу к барной стойке.

– Жди здесь – тебя позовут, – сказал он и удалился.

Паша заказал себе водки и посмотрел в сторону кабинок для особых клиентов. Возле одной из дверей стояли два здоровых чеченца в кожаных куртках, там, по всей видимости, находился Мурад. Выпив водки, он закурил сигарету.

Через минут десять из кабинки, где на двери стояла охрана, вышел парень лет тридцати и подошёл к барной стойке. Он был среднего роста, в кожаной куртке, крепко сбит, короткая прическа, темные волосы, и во взгляде, который он бросил на Пашу, было что-то суровое. Хмурое лицо, которое выражало презрение и вместе с этим какую-то обреченность, показалось Паше знакомым, но он не мог вспомнить, где он его видел.

Парень заказал водки и закурил сигарету. Паша задумчиво смотрел на него, и тот, почувствовав его взгляд, обернулся и, взглянув на Пашу, спросил:

– У тебя какие-то проблемы?

Паша молча смотрел на него, пытаясь вспомнить, где он его видел. В этот момент к нему подошел один из людей Мурада.

– Тебя Мурад зовёт, пойдём, – сказал он, и Паша, еще раз взглянув на парня в кожанке, пошел вслед за человеком.

Он вошёл в кабинку. За широким столом на мягких диванах сидело несколько человек, все чеченцы, с очень серьезными лицами.

Сам Мурад, мужчина лет тридцати, сидел во главе стола прямо напротив того места, которое освободили для Паши. Все молчали и смотрели на него.

– Присядь, короче, – сказал Паше боец, который его привел, и вышел из кабинки.

Паша сел за стол.

– Ты мне деньги принес? – нарушил наконец тишину Мурад.

– Нет, – ответил Паша.

– Тогда зачем здесь? – спросил спокойно Мурад. – Я с твоим Степанычем всё обговорил – он за тебя три дня выпросил, а ты приходишь ко мне. Приходишь без денег. Скажи мне, тебе заняться больше нечем?

– Мурад, – начал Паша, глядя прямо на него, – я на Степаныча не работаю. Но иногда что-то для него делаю. Он попросил меня приехать, взять кейс и отвезти Роберту. Что я и сделал. Но Роберта я не знаю и не знаю, какие у тебя с ним дела. И мне не нужно это знать. Поэтому я и выполняю такие поручения, как третье лицо – не заинтересованное. Что мне нужно от тебя – это больше информации про Роберта.

Паша закончил говорить. Мурад и люди за столом внимательно его слушали. Один, который сидел рядом с Мурадом, наклонился к нему и что-то начал говорить ему на чеченском. Мурад молча его слушал, и когда тот замолчал, он спросил Пашу:

– Ты сам как думаешь, кто это мог быть?

– Кто-то, кто знал меня, знал Роберта и знал про эту сделку, – сказал Паша и, сделав небольшую паузу, продолжил: – И еще кто-то, кто не хочет, чтобы срослись ваши дела вокруг завода.

– Откуда ты про эти дела знаешь? – спросил Мурад.

– Кто будет валить трёх хорошо вооруженных бойцов, когда можно завалить курьера на старте и спокойно забрать кейс? Тут очевидно, кому-то нужно было убрать Роберта и сделать так, чтобы все выглядело как грабеж. Поэтому мне нужно знать, кто в этом заинтересован?

– Степаныч мог это сделать? – вдруг задал встречный вопрос Мурад.

– Не исключено, – ответил Паша.

Мурад молчал, сидящий рядом человек вновь что-то начал говорить ему на ухо. Наконец Мурад заговорил:

– То, что ты приехал ко мне – хорошо. Не боишься. Но дело в другом. Я долго подбирался к Роберту, так как он выводил меня на нужных людей. Я полгода выстраивал эти отношения. Это большой бизнес – там многое делается на доверии. И теперь люди не хотят со мной работать, потому что им не нужны такие проблемы. На кону стоит крупный договор, и я представляю здесь интересы больших людей. Если мы спокойно не сможем расчистить дорогу для сделки, то через неделю начнётся война. И первыми под каток попаду я и Степаныч. Но я не думаю на него, это не его уровень. Крышевать киоски и стоянки это одно, а брать под опеку завод – совсем другое.

Мурад сделал небольшую паузу, затем продолжил:

– Попробуй прощупать через ментов, может быть, они здесь замешаны? У тебя осталось два дня по факту – потом меня вызовут на родину, а сюда приедут совсем другие люди. Я хотел приставить к тебе человека, но передумал – тебе можно доверять. Тебе дадут мой номер телефона – если нужно будет моё вмешательство – звони сразу мне. Не Степанычу, а мне. Теперь иди.

Паша встал из-за стола и кивнул Мураду и вышел из кабинки. Парня возле барной стойки уже не было. Вслед за ним вышел один из людей Мурада и дал ему листок с записанным на нём номером телефона.

Паша вышел на улицу и сел в тачку. Было уже поздно, но его волновал ещё один вопрос, который нужно было решить безотлагательно. Он завел машину и поехал к Светке.

5

Было уже ближе к полуночи, когда Паша припарковался возле пятиэтажной хрущёвки. Возле подъезда кучковалась компания молодых людей. Двое сидели на спинке скамейки, один играл на гитаре и пел дворовую песню. Вокруг толпились еще несколько человек – парни и девушки шестнадцати – восемнадцати лет. Парень отчаянно бил по струнам и громко орал песню:

– Туманный вечер на город опуститО,

Погасли свечи, и дело шитО-крыто,

Укутав плечи, гуляют сеньоритЫ,

С туманным взором и строго по тарифу.

В магнитофоне кассета Челентано,

А мы на съеме и снова пьянЫ, пьянЫ,

Давайте деньги – очищены карманы,

В кармане «Camel» и три пакета плана…

Паша закрыл машину и, когда проходил мимо компании, один из парней обратился к нему:

– Сигаретки не найдется?

Паша молча достал пачку и протянул пареньку.

– Можно две, не в падлу? – начал наглеть парень.

– Оставь себе, – ответил Паша и махнул рукой, заходя в подъезд.

– От души, – услышал он вслед, и сразу за этим послышались другие молодые голоса: