Псы улиц

– Скажи, что просто хочется убиться, – сказал Макар, – нарик ты конченный.

– А что я? – возразил Витёк. – Ты сам не хочешь?

– Артём, прикинь, – начал рассказывать Макар, когда они с Витьком сели за стол и закурили, – вчера чувака на улице встретил, с которым в СИЗО сидели, у него шрам через всё лицо из-за меня.

– Как так? – спросил я.

– Короче на малолетке, как то я сидел внизу на нарах, а он сверху начал подначивать меня по поводу моего шнобеля, – начал рассказывать Макар.

– Ну, по поводу твоего шнобеля только ленивый на пошутит, – вставил Витёк и мы с ним рассмеялись.

– Да пошёл ты, на себя в зеркало давно смотрел? – огрызнулся Макар. – Ну, короче, он пошутил раз, два, и не успокаивается. Я думаю: нужно что-то делать. А у меня в руке большая металлическая кружка, где мы чифирь заваривали. Он лежит на верхних нарах, я встаю и этой кружкой, ободком со всей дури ему бью по лицу. У него лицо сразу кровью залило всё. Его потом увели в санчасть.

– Ничего ты свирепый, – сказал я.

– Тёма, а там никак по-другому, – вмешался Витёк. – Малолетки капец какие злые. Если ты пару раз стерпел, то потом тебя зачмырят обязательно.

– Ну слушайте дальше, – продолжил Макар. – Вчера иду по улице и встречаю этого пацана. У него от кругаля остался такой серьёзный шрам. И, получается, из-за меня всё.

– Ну, наверное, в тех условиях так нужно было, Макар. Не парься, – попробовал я успокоить его.

– Знаешь, как там прикалывались над только что заехавшими, – начал рассказывать Витёк. – Заплывает какой-нибудь пацан, он и так всего боится, а ему тут говорят: «А ты как сюда попал, это же хата для опущенных?». И некоторые теряются. Им говорят: «Ты что, п…р, раз сюда попал?», тот типа: «Нет, не п…р». Ему говорят: «Ну тогда тебя придется в жопу трахнуть, мы же здесь все такие». Некоторые начинают плакать и соглашаются.

– И остальные? – спросил я.

– Ну а кто соображает или его научили, сразу подходит к решке и начинает кричать: «Выпустите меня, я с п…и сидеть не буду».

– Да, там над новичками прикалываются жёстко, типа загадки разгадывать заставляют, – продолжил теперь Макар.

– Например, – опять спросил я.

– Ну, такие загадки, типа проверяют тебя, кто ты по жизни: «Х… сосал – селёдкой пахло?», нужно ответить: «Не сосал – не знаю, пососёшь – расскажешь».

– Да, или: «Заходишь ты в комнату, а там на одном стуле пики точёные, а на другом х… дрочёные. На какой стул мать посадишь, а на какой сам сядешь?» – сказал Витёк и спросил у меня: – Тёма, ну что там, варится?

– Да, всё нормально, – ответил я, – короче, весело у вас там было, я так понимаю.

– Как-то раз через продол вели баб-малолеток, – продолжил рассказывать Витёк, – а там две двери в камеру: одна наружная металлическая с окном, а вторая открывается внутрь с решетками – «решка» называется. Через окно схватили бабу одну за руку и затянули руку в камеру и привязали к решке. Дверь теперь не открыть. Начали требовать: «Вези сюда сгущёнки, конфет, курева». И когда всё привезли и все наелись, только тогда бабу отпустили.

– И что дальше было? – спросил я.

– Зашли в камеру и дубинками всех отмудохали и всё. Малолетки, что с них возьмешь, – закончил Витёк.

Когда маняга сварилась мы перелили её в кружки и поставили их остужаться в холодильник.

Перед тем как выпить, я спросил:

– А помните, на заводе, когда я работал, делали поджиг. Он у вас?

– Да, тебе нужен? Возьми, – ответил Макар.

– Только смотри, плотно не забивай, – продолжил Витёк, – а то у одного такой же в руке взорвался.

– Подожди, мы же испытывали его раз – нормально все было, – сказал я.

– Ну там нарик обдолбанный был, – вмешался Макар. – Он то ли забил плотно, то ли ствол из сырого металла был. Короче, тот хотел магазин выставить с поджигом, у него рука дрогнула и он зачем-то его запалил, но вместо выстрела поджиг взорвался прямо у него в руке. Он дал дёру – по кровавым следам так и нашли его.

– Хорошо, что не убил никого, – сказал я. – Мне только попугать, я надеюсь, стрелять не буду.

Мы достали манягу и выпили. Стали ждать приход. Через минут двадцать начало накрывать. Мы уселись в зале; Витёк и я сидели в креслах и смотрели на Макара. Он стоял посередине комнаты и рассказывал, как в первый раз участвовал в ограблении квартиры.

– Короче, дверь открывает бабка, Клык стоит и смотрит на неё. За ним стоит Витёк, а я самый последний. По наводке дома должна быть не бабка, а тётка. Короче, Клык, здоровый бугай, бьет бабку в торец. Бабка – брык и лежит, не двигается. Они вдвоем забегают в квартиру, а я стою на пороге. Одна нога в квартире, вторая в подъезде. Мне и страшно – бежать хочется, и нужно зайти в квартиру, потому что времени мало – нужно хватать что есть. Я стою и мечусь.

При этих словах Макар широко расставил ноги и показал, как он в растерянности качался то в одну сторону, то в другую и не мог решиться. Мы с Витьком держались за животы и смеялись до слёз.

– Ну чё в итоге? – спросил я сквозь смех. – Вынесли что-нибудь?

– Да видак впопыхах только и успели взять, – ответил Макар, тоже смеясь.

– Бабулька бедная, вообще офигела от такого… – я не мог говорить от смеха. Витёк и Макар тоже держались за животы и безудержно смеялись. Маняга действовала очень жёстко – всё вызывало смех, но мысли скакали очень быстро: как только ты обдумываешь одну мысль, и она тебе кажется смешной, как тут же ты забываешь о ней и начинаешь думать о другом, и оно тоже вызывает смех.

Каждый меялися над той картинкой, которую ему рисовало воображение – у каждого были свои ассоциации. Я подумал о том, что это похоже на сюжет из сказки, где каждый герой смеется над внешностью другого, не подозревая, что он – тоже объект для смеха.

Я вскочил с кресла, включил музыку и стал танцевать. Витёк с Макаром присоединились ко мне. Мне казалось, что мои движения очень плавные и пластичные, я наслаждался мелодией и представлял, что моё тело воспроизводит эту мелодию в танце, как будто музыка и мой танец – это одно целое, и если я остановлюсь, то и музыка остановится. Парни тоже выдумывали какие-то свои движения, и каждый представлял своё. Более того: каждый из нас в этот момент жил в каком-то своём воображаемом мире, и у каждого была своя картинка.

Как, например, кошка живет в мире кошек, и всё остальное для неё не важно. Собака обращает внимание на улице только на других собак, для неё люди – что-то второстепенное. Птицы живут в мире птиц, рыбы – в мире рыб. Детям интересны другие дети, подросткам – другие подростки, а взрослым интересны только взрослые, и что там у детей и подростков, им наплевать…

Через пару дней я как-то вечером зашёл к Дэну. Он только что вернулся с работы. Официально он где-то работал сварщиком, но помимо этого что-то ещё придумывал. Каждую встречу он рассказывал какую-то новую идею для легкого заработка. Чаще всего это был очередной бред, типа разместить в газете объявление: «Возьму в дар бытовую технику, телевизоры, видеомагнитофоны, магнитолы и т.д.», или найти на дороге дохлую собаку или убить бродячую, потом спрятать её в лесу и собирать опарышей, чтобы продавать рыбакам.

На этот раз у него родилась новая «гениальная» идея, он рассказывал мне её, пока мы шли к Диме, однокласснику Дэна:

– Вот смотри, Артём, ты не работаешь и у тебя двухкомнатная квартира. Можно выращивать грибы и потом оптом сдавать на рынок.

– Какие грибы, Дэн? – переспросил я. – Что за бред!

– А что, нормальные грибы – вешенку или шампиньоны, – ответил Дэн, нисколько не смутившись. – Или вот что ещё, смотри, – продолжал он сыпать своими идеями как из рога изобилия. – В большой комнате у тебя уберём мебель и поставим клетки в три ряда до потолка.

– Ничего себе, и что дальше? – мне стало интересно. – У нас работорговля запрещена, если что.

– Нет, ты не понял, будем разводить хомячков – знаешь, как они быстро плодятся? А потом сдавать в зоомагазины.

– Каких ещё хомячков? – спросил я.

– Джунгарских например. Или можно ещё белых крыс, – рассказывая всё это, Дэн то и дело посмеивался, – правда, вонь стоять будет.

– Вот именно что вонь, – подтвердил я.

Мы встретились с Димой. Это был высокий парень в очках, среднего телосложения. Он в основном был тихоней – мало разговаривал, но раньше всегда ходил с Дэном. Я его давно знал, ещё когда учился здесь, в школе мы вместе тусовались всей компанией. Дэну и Рыжему отец разрешал брать его «москвич», когда нам было 15—16 лет, и мы по ночам катались по городу всей толпой. Или брали бутылку водки, выпивали на всех и шатались по городу, часто попадая в милицию.

По пути я попросил немного изменить маршрут.

– Давайте в одно место зайдём. Мне буквально на минуту.

Мы подошли к подъезду, где жил Макар, и я оставил их стоять внизу, поднялся на пятый этаж и позвонил. Дверь открыл его брат. Он выглядел как душевнобольной, говорил с трудом и голова его всё время была наклонена как-то набок. Я попросил позвать брата. Макар подошёл к двери, сказал: «сейчас» и закрыл дверь. Через пару минут он вышел в подъезд с сигаретой и свёртком в руке. Протянул свёрток мне, и я его убрал в рукав куртки.

– Там ещё шомпол и дробь. Потом можешь оставить себе, – сказал Макар, закуривая сигарету.

– Чё, серьёзно? – я тоже закурил. – А что так?

– Да, мы с Витьком решили завязать с криминалом, – ответил Макар.

– Слушай, так, конечно, не спрашивают, – начал я, – я одобряю и всё такое, но всё-таки в чём причина?

– Короче, я тебе не говорил и ты никому, ладно? – Макар вопросительно посмотрел на меня.

– Да, конечно, – ответил я.

– Мы хотим эмигрировать.

– Что? – от смеха я чуть не поперхнулся. – Куда, в Израиль что ли?

– Ну да, – спокойно ответил Макар, – у нас с Витьком еврейские корни.

– Блин, ты серьёзно что ли? – я не верил его словам.

– Да, Тёма, серьёзно – готовим документы.

– Слушай, ну ладно, – сказал я, – в принципе нормально. Я только не понимаю: а чё там делать?

– А здесь чё делать? – вопросом на вопрос, ответил мне Макар.

– Тоже верно, но дело ваше, – я протянул руку и попрощался. Я не верил, что это серьёзно. Мне казалось, что это как-то нереально – взять и уехать куда-то. Тем более в другую страну.

Я спустился вниз, и мы продолжили шататься по городу. Дэн делился своими идеями, я спорил и смеялся, а Дима в основном молчал. Познакомились с тремя девушками. Посидели с ними на скамейке в аллее, посмеялись, потом пошли провожать их домой. Мне досталась девушка, которую звали Ксения. Ей было примерно столько же лет, сколько и мне. Она была невысокого роста, с волнистыми волосами каштанового цвета. Пока мы шли до её дома, говорили о разной ерунде. Она была довольно скромной и воспитанной, и я соврал ей, что учусь в университете на психолога. При знакомстве с порядочными девушками мне всегда как-то было стыдно говорить им, что я нигде не работаю и не учусь.

Мы договорились с ней встретиться завтра и погулять. На прощание она чмокнула меня в щеку и забежала в подъезд.

На следующий день вечером я серьёзно собирался на встречу с Ксенией, но неожиданно перед самим выходом в дверь позвонили. На пороге стоял Лёня Болт с Костылём. Я совсем забыл про них.

– Ну чё, Артём, идём сегодня? – спросил меня Болт, заходя в квартиру.

– Да, идём, – тут же согласился я, – но ещё рано же?

– А мы пока посидим, – улыбнулся Костыль и достал из рукава бутылку палёной водки.

Мы сели на кухне. Парни были на взводе, но когда мы выпили по паре рюмок, заметно успокоились. Главное, чтобы они не захотели догнаться – иначе я их потом не остановлю. Но, к сожалению, когда мы вышли из квартиры часов в одиннадцать вечера, они настояли зайти к «тете Маше», торгующей паленкой и взять ещё одну бутылку, которую мы выпили прямо в подъезде, недалеко от барыги.

– Слушайте, а вы с чем пошли вообще? – спросил я, решив не говорить им, что у меня в рукаве поджиг. Я ещё накануне зарядил его.

– С пером, – Лёня достал из кармана заточку.

Костыль показал охотничий нож. Мне вдруг стало жутко.

– Слушайте, парни, только без мокрухи, – предупредил я.

– Да ладно, не ссы, – начал успокаивать меня Костыль. – Зайдем технично, нож покажем – она сама всё отдаст.

– Подожди… – я немного ошалел. – Барыга – баба?

– Ну да, – ответил за него Лёня, – она там с дочерью живёт.

– Ещё и дочь? – вновь спросил я. Если я бы не был пьяный, я бы точно ушёл домой.

– Да ладно, Тёма, это всё херня, – продолжил Лёня. – У меня подруга когда-то тоже барыжила героином, пока не скололась.

Они оба по-идиотски заржали.

– Ладно, пошли, – я сделал большой глоток из горла и направился на выход из подъезда. Они допили бутылку и пошли за мной. Мне казалось, что я сам уже теряю рассудок, глядя на них – они были в кураже, громко разговаривали и смеялись, Костыль опять начал грубить прохожим, когда ему казалось, что кто-то на него не так посмотрел.

Наконец мы зашли в нужный подъезд. Квартира была на первом этаже. Дверь в квартиру была старая и обшарпанная, как и положено блат-хате. Мы с Костылём отошло подальше и прижались к стене, чтобы нас не было видно в дверной глазок. Лёня подошёл к двери и постучал условным стуком. За дверью молчали. Он постучал ещё раз. Наконец из-за двери послышался сиплый женский голос:

– Кто там?

– Открой, мне нужно срочно, – начал изображать из себя торчка Лёня. И у него это хорошо получалось.

– Нет ничего, уходи, – послышался ответ из-за двери.

– Открой, деньги есть – мне нужно срочно, – продолжал кривляться Лёня.

– Сказала: нет ничего, – вновь послышался грубый женский голос.

– Б…, меня ломает, я тебе сейчас дверь подожгу, – он начал импровизировать

За дверью поначалу стояла тишина, секунд через десять начал проворачиваться дверной замок. Мы с Костылём переглянулись и напряглись. Наконец дверь приоткрылась на цепочку, и в этот момент Лёня со всего размаху пнул ногой в районе замка. Раздался громкий удар, но дверь не открылась, подбежал Костыль и они синхронно ударили ногами, и только после этого дверь настежь распахнулась и мы втроём заскочили в квартиру. Я увидел, как Лёня и Костыль ломанулись в комнату налево, где горел свет и куда, по всей видимости, убежала барыга. Я закрыл входную дверь на замок. Справа находилась кухня, там горел свет. Заглянул туда. Там никого не было. Грязная старая мебель, какие-то пакеты на полу, все очень бедно, как в наркопритоне или на хате с алкашами. Услышал, как в комнате кричали одновременно Лёня и Костыль:

– Давай, гони лаве быстро сюда!

И бабский голос:

– Нет у меня ничего. Я сказала – я больше этим не занимаюсь…

Напротив входной двери была ещё одна дверь в комнату. Я резко распахнул её. Посреди комнаты стоял мужик с выпученными от страха глазами, в семейных трусах и грязной майке. В комнате так же было бедно. Мужик, видимо, только проснулся и встал с кровати. По лицу было понятно, что это обычный синяк.

– Ты кто такой? – грубо спросил я его.

Мужик вытянул вперед руки:

– И ничё… Я тут не при чём… – начал бормотать он.

– Сиди тут, не высовывайся, – сказал я, закрыл дверь и пошел в комнату, где продолжали орать.

Я зашёл в комнату и остолбенел. Напротив входа в инвалидной коляске сидела девочка лет четырнадцати с явными признаками ДЦП. Её искорёженное лицо выражало какую-то непонятную эмоцию. Она что-то невнятно бормотала и пускала слюни. Справа на стуле возле стола сидела толстая тётка и непрерывно кричала:

– Нет у меня ничего, я сказала же, что больше не торгую.

Лёня и Костыль бегали по комнате и открывали шкафы и полки. Выбрасывали всё на пол в поисках денег и наркоты. Я быстрыми шагами подошёл к тётке, вытащил поджиг из рукава, взял её одной рукой за волосы и приставил дуло к её башке.

– Чё ты тогда дверь открыла, тварь?

Тётка неожиданно замолкла, не зная, что сказать. Костыль набросился на неё:

– Давай гони сюда дурь быстро, – крикнул он, хватая её за шиворот.

Тётка заёрзала, поднялась и достала откуда-то из-за дивана маленький пакет.

– Это всё, что у меня есть, – завыла она.

Костыль выхватил пакет у неё из рук.

В этот момент в входную дверь громко постучались. Все резко замолкли. Баба залепетала:

– Ну всё, допрыгались, щас вам насуют х…

Я наклонился к ней и сказал:

– Закрой пасть.

Тётка замолкла. В дверь ещё раз настойчиво постучали. Я тихо подошёл к двери и посмотрел в дверной глазок. Перед дверью стояли два мужика лет тридцати в гражданской одежде. Я выдохнул с облегчением, засунул поджиг в рукав и открыл дверь.

Видно было, что оба мужика сильно поддатые. На бандитов они не были похожи.

– Ты кто такой? – сходу наехал на меня один из них.

– А ты кто такой? – спросил я в ответ.

– Уголовный розыск, – выпалил он, – ты чё здесь делаешь?

– Да ну нафиг, – не стал я отвечать на его вопрос. – Вот ты что тут делаешь?

– Тебе что, документы показать? – продолжал кричать он. – На, смотри: майор милиции Смирнов.

Он вытащил корочку, на секунду открыл её передо мной и вновь спрятал.

– Чё ты мне машешь ксивой, я тебе сам такую могу нарисовать, – ответил я ему.

Пока шёл этот диалог, в комнате все притихло. «Майор» вдруг толкнул меня в грудь и зашёл в квартиру со словами:

– Так, что это у вас тут происходит? Серега, не выпускай никого и вызывай наряд.

Он прямиком прошёл в комнату. Второй остался стоять в подъезде. Он блефует – если даже он мент, то точно по каким-то тёмным делишкам. Какой наряд мог вызвать Серега из подъезда? «Майор» зашёл в комнату и заорал:

– А ну всем лежать, не двигаться!

Я зашёл за ним и увидел, как Лёня и Костыль забились за дверь и, сидя на кортах, прикрыли руками головы.

– Ты чё тут орешь, начальник? – повысил голос я. – Ты вообще при исполнении или где?

– Щас наряд приедет, ты узнаешь, – продолжал кричать «майор».

– Парни, всё, пошли отсюда, – рявкнул я на Костыля и Лёню, – подъём, уходим.

Тётка, сидя, тоже непрерывно кричала, кричал «майор», кричал я, Костыль с Лёней тряслись от страха и тоже что-то буробили, девочка-инвалид что-то бубнила – всё это было похоже на дурдом.

Я подошёл к Лёне, пнул его ногой и взял за шиворот Костыля:

– Херли вы расселись, пошли отсюда.

– Они забрали дозу и не заплатили, – верещала тётка-барыга.

– Серёга, не выпускай их, – орал «майор».

Я шёл к двери и вытаскивал на ходу поджиг и заготовленный заранее спичечный коробок. Выйдя из квартиры, я вытянул в правой руке поджиг и крикнул:

– Ложись, с…а, – и провёл спичечным коробком по спичечной головке рядом с фитилём, подумав про себя: «Только, падла, не взорвись».

Мужик в подъезде, увидев направленный в его сторону ствол, ломанулся наверх по лестнице. Я отвернул голову и зажмурил глаза, и в этот момент раздался, как мне показалось, взрыв. У меня сразу же загудело в правом ухе, дым окутал весь этаж. Я, продолжая слышать только громкий гул в ухе и больше ничего, зашёл в квартиру и взял за шиворот Лёню, который, прикрыв уши, прижался к стене, и поволок за собой. Костыль опомнился и тоже побежал за нами. Мы вышли на улицу и быстрым шагом стали уходить.

Стараясь не выходить на широкие улицы и проспекты, в основном дворами мы добрались до дома Лёни. По пути я выкинул поджиг в мусорный контейнер в одном из подъездов многоэтажного дома. Мы вошли к нему домой, матери и отца не было дома.

– Ну чё, урки, – обратился я к ним, когда мы вошли в квартиру, – штаны не обмочили?

– Б…, Тёма, ты там гранату взорвал что ли? – спросил Костыль, глядя на меня круглыми глазами.

– Ага, гранату, – ответил я, – атомную бомбу. Скажите спасибо, что ваши жопы вытащил оттуда.

– В натуре, откуда там мусора взялись? – спросил Лёня. – Чуть не повязали.

– Не знаю, может это и не мусора были, а вы уже приготовились сухари сушить? – ответил я и рассмеялся. – Ты чек скинул или с собой приволок?

Я посмотрел на Костыля.

– С собой, – улыбнулся Костыль и достал из кармана пакет.

– А если бы это реально мусора были и потом шмонать стали?

– Артём, я чё-то тупанул по дехе, – начал оправдываться Костыль.

– Ты не по дехе тупанул, Костыль, а на хорошую такую статью, лет на пять, – пошутил я. – Ну-ка, Лёня, у тебя с арифметикой хорошо вроде, посчитай-ка.

У меня до сих пор гудело в ухе и колотилось сердце. Лёня и Костыль сидели за столом на кухне, я стоял и не мог успокоиться, адреналин продолжал бурлить во всём теле. Лёня раскрыл пакет. Там было немного белого порошка.

– Скорее всего, метадон, – сказал Лёня и, смочив мизинец, коснулся им порошка и попробовал на язык, – да, точно метадон, тут как раз на троих хватит.

– У тебя баян есть? – спросил его Костыль.

– Конечно, у меня же мать в больничке работает, – сказал Лёня и убежал из кухни. Через пару минут он принес целую коробку со шприцами, бинтами, ватой и прочими медицинскими причиндалами.

– Ну чё, Тёма, давай? – Лёня и Костыль начали быстро, по-хозяйски готовиться для инъекций.

– Хрен знает, я эту байду ещё не пробовал, – я засомневался.

– Да ладно, ты чё? – начал настаивать Костыль, – это, конечно, не герыч, но хоть что-то.

– Ладно, хер с вами, – я сел за стол, снял куртку и закатал рукав на правой руке.

Через двадцать минут, выйдя из подъезда Лёньки, я пошёл домой. Чувствовал себя легко и расслабленно. Гул из правого уха исчез, сердце билось ровно, громко. В теле всё ещё чувствовалось тепло от прихода. Не спеша дошёл до своего подъезда, поднялся на свой этаж, вошел в квартиру. Только теперь я понял, что всё это время слышу музыку – она приятная и спокойная, звучит у меня в голове. Зайдя на кухню, налил себе в стакан воды и большими глотками выпил всё до дна. Закурил сигарету и, взяв со стола пепельницу, пошел в комнату. Включил бра на стене, лёг в одежде на диван и, куря сигарету и слушая музыку внутри головы, начал смотреть в потолок.

Я стоял перед входом в старое заброшенное здание, похожее на большой магазин типа универмага или универсама. Но только давно пустое – нет ни оконных рам, ни дверей. Вокруг тоже ничего нет – только густой туман.

Я начинаю подниматься по широким ступеням, ведущим в здание. Вхожу в дверной проём и попадаю в большой зал. Через пустые оконные проёмы падает тусклый свет. Весь пол в зале усыпан обломками бетона, кирпичей и стёкол. Стоят голые бетонные колонны. Я вижу справа от себя проём в стене. Подхожу к нему, слыша свои шаги и то, как хрустит стекло под ногами и эхо раздаётся по всему залу.

Я иду по длинному и широкому коридору и заглядываю в дверные проёмы слева и справа. За ними просторные комнаты с высокими окнами, в которые падает свет, и на полу комнат отчётливо видны квадратные пятна света. Иду дальше и в конце коридора вновь попадаю в просторный зал. Всё те же бетонные колонны, тот же разбросанный на полу строительный мусор и стёкла. В противоположном конце зала вижу ещё один проём в стене, но отсюда видно, что там начинается спуск вниз.

Я делаю несколько шагов и оказываюсь в середине зала. Пытаюсь всмотреться в темноту проёма. Чувствую сырой холодный воздух, которым веет оттуда. Разворачиваюсь и смотрю в коридор, из которого я только что пришёл, и думаю куда мне идти – обратно или всё-таки туда, вниз по лестнице? Я вновь всматриваюсь в темноту. Какое-то необъяснимое любопытство манит меня туда, но другое чувство, чувство самосохранения, говорит обратное – уходи.

Я поворачиваю голову в сторону коридора и вдруг слышу резкий голос, идущий из темноты и зовущий меня:

– Артём!

Я просыпаюсь, открываю глаза и сажусь. Я в одежде, в комнате, на стене горит бра. Пепельница стоит на полу рядом с диваном, в ней – давно погашенный окурок. У меня в голове голос, что меня звал; пытаюсь вспомнить, кто ещё есть в квартире. Потом встаю, иду на кухню, понимаю, что никого нет, пью воду, раздеваюсь и ложусь спать.