Структура таланта. От иллюзий к реальности. Как стать настоящим художником

Выбор кажется очевидным, но его недостаточно просто сделать. Казалось бы, можно сразу раскрыть читателю заветный секрет, открывающий путь в мир искусства. Нужно просто взять на себя ответственность сместить приоритет с удовольствия на развитие и, изучив структуру таланта, представленную в этой книге, браться за карьеру художника.

Если бы наш разговор состоялся ещё 100 лет тому назад, мы бы так и сделали. Если бы в те времена наука располагала достаточными знаниями о работе мозга, людей можно было бы обучать таланту и направлять по пути дальнейшего профессионального развития сразу, не опасаясь за их творческую судьбу. Но современная реальность, помимо отмены таланта, обладает спецификой, к которой полезно иметь особый иммунитет.

Невидимая рука рынка

Рынок беспощадно оживил консервативную среду фактом создания альтернативы. Заслуженные преподаватели-академисты, до недавних времён и не помышлявшие о проведении мастер-классов, были вынуждены осваивать новый формат взаимодействия с аудиторией. Многие видят в этом плюсы. Людям кажется, что проникновение рынка в академическую среду порождает конкуренцию, а значит, повышает качество обучающих продуктов. Но на самом деле рынок это качество усредняет. Академия сильна до тех пор, пока не начинает обслуживать запросы широкой аудитории, где вынуждена клиентам угождать.

Многие на полном серьёзе полагают, что мастера, которые оставили стены академии и занялись созданием частных проектов, в итоге создадут «академии с человеческим лицом».

Действительно, ведь рынок имеет не только свою внутреннюю конкуренцию, но и бросает вызов самой академии, пытаясь отобрать её аудиторию. Он не только расширяется, но и растёт вверх. На нём закрепляются длительные системные курсы рисования, часто не уступающие в качестве традиционной обучающей программе. Почему рынок не может превзойти академию? Всё по той же причине: он зависит от конъюнктуры широкой аудитории.

Ещё в XVIII веке шотландский учёный Адам Смит – один из отцов экономической науки ввёл известное понятие «невидимой руки рынка». Согласно этому принципу, рынок не нужно регулировать, он сам естественным образом (невидимой рукой) приводит общество к наилучшим результатам, когда эгоистичные мотивы обогащения каждого участника рынка в условиях свободной конкуренции порождают всеобщее благо. И это действительно так, рынок необходим там, где дело касается насущных потребностей, к которым искусство не относится.

Люди прекрасно производят смартфоны, автомобили, изобретают различные услуги, которые в массовом потоке становятся всё лучше и лучше. Искусство же исходит из идеи уникальности, а значит, исключает массовость. Более того, оно презирает массовость, определяя её как посредственность. Все порывы сделать искусство инклюзивным и демократичным приводят к его обесцениванию. Искусство – это тайна, которая исчезает после её раскрытия.

Попытки безусловного стремления к идеалам на рынке имеют место, но это всегда трудовой подвиг отдельных энтузиастов, который совершается в ущерб их бизнес-плану. Их старания противоречат механизмам самого рынка, где в борьбе за клиента побеждают продукты, дающие быстрые и зрелищные результаты. Искусство требует жертв, которых рынок не может себе позволить. Невидимая рука рынка не только направляет его участников к новым и неожиданным результатам, но и ограничивает их потолок.

Централизация и децентрализация

Теория о невидимой руке рынка была скорректирована, когда люди поняли, что такие социальные надстройки, как образование и здравоохранение, не могут существовать в развитом виде без экономического регулирования извне. Теория была скорректирована, но в умах всё осталось по-прежнему: частное – значит хорошее.

В чём причина устойчивости этого суждения? В несовершенстве академии. Она стремится к высшим целям, но управляется живыми людьми. Ей не чужды человеческие пороки. Проекты рынка даже в самом усреднённом виде вполне могут фактически быть лучше академических, потому что сама академия, стремясь к идеалам, часто отрывается от реальности. Как это свойственно русскому менталитету – сохранять верность высшим ценностям, забывая о насущных. Неудивительно, что каждый покинувший академию мастер или ученик хотя бы временно находит плюсы в своём решении.

И плюсы действительно есть. Взгляд на рынок с постоянной претензией как на явление, попирающее невинную академию в её чистых помыслах, утопичен. Рынок не достигнет заявленной высоты, но и не уронит уровень обучения ниже среднего.

В этом смысле рынок вернул фактор естественного отбора и сильно зачистил ряды тех, кто не был к этому готов. В России в конце ХХ века многие мастера не вышли из академии на рынок не по причине своей принципиальности, а просто потому что не сумели этого сделать. За время пребывания в «инкубаторе системы» они утратили способность адаптироваться к новой реальности.

Централизованная структура бывает прочна лишь в период, когда сама может выдержать собственное напряжение. В её механизмах постепенно разбалтываются гайки, возникает коррозия коррупции и общая усталость металла. Она способна запустить импульс высоких стремлений на небывалые высоты, но после вынуждена оплачивать это собственным износом. Вавилонская башня по законам библейского сюжета должна обрушиться. Развитие человечества пульсирует чередой подъёмов и падений. Общество то твердеет принципиальностью, то обретает приторную рыхлость. Стягиваясь по горизонтали, идеи объединяются под общим знаменателем высших целей и вырастают вверх, а после, достигнув критической массы, храм обрушивается, чтобы возродиться вновь. История культуры пульсирует сменой периодов централизованных стремлений и децентрализованных стагнаций.

Примером второго может служить американская культура, не имеющая собственного министерства. Она существует в рыночной среде в формате «высокой самодеятельности». Нередко она демонстрирует изящные проявления. Именно демонстрирует, поскольку формат шоу, который требует рынок, пропитывает её изначально. Её трагедия купируется хеппи-эндом, который раз за разом оплачивает широкая аудитория. Таким образом рынок усредняет стремления американской культуры. На протяжении всей истории Америка идеально создавала насущные блага, притягивая этим носителей других культур, которые, получив образование в централизованных академиях в основном России и Европы, задавали уровень культуры американской.

Следует отметить, что американская киноакадемия как раз является централизованной структурой и демонстрирует соответствующий высокий уровень. Изобразительное искусство и прочие его виды существуют в Соединённых Штатах Америки на уровне частных студий по законам рынка и поэтому усреднены им.

Я не сторонник обобщений в стиле того, что Восток всегда стремится к проявлению коллективизма и жёсткой централизации власти, а Запад опирается на индивидуальность и оттого приходит к децентрализации всех социальных сфер. Современный мир уже нельзя подвергнуть столь грубому разделению. На Западе существует множество примеров централизованных корпоративных субструктур. Глобальные американские компании подчинены внутренней идее и, по сути, являются авторскими творениями их создателей, от личностей которых в них зависит многое, если не всё. Даже если ключевая личность в силу объективных причин уходит со своего поста, как это было в случае со Стивом Джобсом, компания стремится заместить её «по образу и подобию». Централизованной системе необходим лидер, одержимый высокой идеей. Если стоит задача сделать что-либо хорошо, это следует организовать централизованно. Россию можно привести как пример централизованного государства в целом, но сохраняют ли эти функции её институты, где рынок давно сделал своё дело? В условиях свободного рынка возможна ли тотальная централизация в принципе?

Я не призываю вас вступать в академии. Этот путь хорошо выбирать с самого детства. Искусство полнится большим количеством великих художников, начинавших свой путь в середине жизни и даже ближе к её завершению. Но очень важно на любом жизненном этапе определить принципы, дарующие истинное развитие для себя самого. Всегда отвечать на вопрос: это развивает меня или создаёт иллюзию?

Мы не знаем, приведёт ли идея децентрализации этот мир к тотальной деградации, после чего он соберёт силы для нового рывка централизованного развития, или общество перейдёт к балансу, где централизованные системы обретут автономность в виде глобальных корпораций. Но, понимая суть процессов, мы можем управлять своим развитием внутри них. Мы вполне можем, развиваясь, отбирать и использовать обучающие продукты рынка, сохраняя верность ориентирам академического наследия.

Цензура рынка

Если вы зайдёте в античный зал музея, ваше восхищение неизбежно будет смешано со скорбью утраты. Абсолютно все скульптуры, образцы бесценного совершенства, предстанут перед вами в прямом смысле в изувеченном виде. У них будут отломаны пальцы, отбиты носы, от некоторых, разбитых вдребезги, будут представлены лишь скромные фрагменты. Вы найдёте в них пулевые отверстия и следы ударов холодного оружия, и, конечно, почти у всех обнажённых статуй будут отсутствовать гениталии. Именно эта деталь формы вызывает первую реакцию вандалов – служителей мелкой морали.

Такова судьба произведения искусства, погружённого в среду широкого общества, когда каждый желающий может воплотить в реальность своё личное мнение о совершенстве. Искусство буквально гибнет в общедоступной среде. На рынке с ним происходит нечто подобное.

Цензура – ещё один пример усреднения. Она бывает разной. Прежде всего мы вспоминаем цензуру как направленный акт ограничения в некой централизованной структуре, например в государстве. Парадокс в том, что на свободном рынке цензура обретает самую страшную и скрытую свою форму. Широкая аудитория плодит цензуру, которая усредняет искусство до рыночного уровня.

В социальных сетях, живущих по законам глобализации, искусство подвергается тотальной и, можно сказать, естественной дискриминации. С работами художников происходит то же самое, что и когда-то с греческими скульптурами в руках варваров. Современный художник не может чувствовать себя свободно, находясь в агрессивной среде широкой аудитории. Рынок не только не может его защитить, но и, правду сказать, не хочет. Задача отделить произведение искусства от непристойного контента ему не по карману, а значит, это не его цель.

Рынок – великий уравнитель. Глобальные социальные медиа являются идеальными тоталитарными моделями. Их иерархия восходит к единой личности, они имеют кодекс правил, репрессивный аппарат в виде автоматических систем контроля и почти нулевую возможность к апелляции. Они в точности моделируют исторические репрессии в их самой жёсткой форме, когда людей уничтожали без суда и следствия по одному анонимному доносу. В современном свободном обществе в отношении творчества художников происходит именно это. Любой желающий может написать анонимную жалобу даже на признанное произведение искусства. Это может быть некомпетентный в области искусства зритель, несостоявшийся коллега, не получивший личного внимания поклонник, религиозный фанатик или просто человек, страдающий психическим расстройством. Картина Рубенса, обнажённая скульптура, любое проявление вашего творчества, которое не укладывается в формат среднего мнения, – всё будет подвергнуто санкциям в угоду меньшинству. И это невзирая на прописанные правила, защищающие искусство. Их фактическое соблюдение требует индивидуального подхода, искусство требует индивидуального подхода, оно нуждается в защите, но диктатура капитала требует жертв.

Второй абзац бестселлера «Как работает Google», написанного его бывшим руководителем[2] в соавторстве с главными топ-менеджерами компании, начинается со слов: «Компания Google действительно в первую очередь руководствуется принципами».

Принципов десять. Они поданы с расшифровкой в свободном доступе.

Первый гласит: «Интересы пользователя превыше всего».

Четвёртый: «Демократия в Интернете существует».

Восьмой: «Информация должна быть доступна всем».

От имени огромного количества художников, подвергающихся необоснованной дискриминации в социальных сетях и поисковых системах, я ответственно заявляю: эти принципы фактически не соблюдаются.

Страницы помощи Google изобилуют предложениями подачи анонимных жалоб на что-либо. И, безусловно, часто это имеет прямые благие цели. Но что касается апелляции – ключевого компонента полноценной правовой процедуры, – этой опции нет.

Если она где-то фиктивно существует, то даже самый пытливый пользователь вряд ли сможет её обнаружить. Можно долго искать и найти сложный для непрограммиста механизм переиндексации, но в случае жалобы на выдачу вашего аккаунта в рекомендациях социальной сети совершить эту процедуру не получится в силу того, что вы не являетесь настоящим владельцем индексируемого сайта. Проще говоря, вы сможете оформить анонимную жалобу в несколько кликов и не сможете оспорить исчезновение своих аккаунтов из поисковой выдачи.

Вы всё ещё хотите быть художником? Талантливым художником? Свободным художником? Вы можете им быть до тех пор, пока будете рисовать скетчи еды и виды архитектуры. Вы будете им до тех пор, пока не захотите сделать нечто большее, что положено сделать истинному художнику – исследователю этого мира. Как только вы совершите шаг к чему-либо уникальному или хотя бы оспаривающему порядок посредственной нормы: коснётесь политических тем или затронете тренд бодипозитива, показав иную красоту обнажённого человеческого тела, пусть в самом достойном, наполненном эстетикой виде, – в ту же секунду вы станете уязвимы. Вы окажетесь в одиночестве против монополии глобальных социальных медиа, репрессивный аппарат которых сделает всё, чтобы угодить невежественной посредственности.

Художники во все времена испытывали давление; когда-то Леонардо да Винчи в результате доносов едва избежал меча инквизиции за свои анатомические исследования, но никогда ещё в истории дискриминация не имела такого скрытого, циничного и одновременно поощряемого характера и столь глобального масштаба.

Маховик рыночной цензуры затронул огромное количество людей искусства. Все переживают это по-разному. Я знаю тех, кто пал духом и отказался от своего дела. Мне тоже приходилось видеть, как исчезают из поиска ссылки на мои обучающие ресурсы, приходилось терять верификации аккаунтов и даже сами аккаунты в полмиллиона последователей. Всем, кто сталкивается с подобным, я могу дать совет или добавить понимания: повышенное внимание к деятельности художника, даже в такой форме, является одним из подтверждений его статуса. Конечно, если вы испытываете в свой адрес только осуждение, скорее всего, вам стоит проанализировать свою деятельность, но если рефлексия возникает на фоне всеобщего признания, примите её как исключительное подтверждение заслуг. Всё, что было ограничено вопреки общей воле, в итоге получит умноженный интерес.

Одной из главных причин, потакающих цензуре, является анонимность в процедуре подачи жалобы. Это явление плодит безответственность. Задача зрелого демократического общества – сделать взаимодействие между людьми максимально прозрачным, деанонимизировать цифровое пространство.

Каждая социальная сеть требует от своих пользователей подтверждения личности в целях осуществления контроля. Какое общество породит система, которая стремится контролировать своих членов сверху, но позволяет им избегать моральной ответственности друг перед другом?

Гиперинклюзия

Эксклюзивный – уникальный, исключительный.

Инклюзивный – доступный каждому.

Инклюзия – вовлечение.

Я ввожу термин «гиперинклюзия» для фиксации феномена искажения инклюзивного тренда в условиях рыночной глобализации.

Политические изменения могут создавать колебания инклюзивного тренда, поддерживая или ограничивая его распространение. Но в современном мире они не отменяют его принципиально. Гипертрофированная форма инклюзии есть следствие рыночного триумфа. Когда общественных благ становится слишком много, они порождают излишества.

Изначально инклюзивный тренд – это доброе намерение, помогающее людям с ограниченными возможностями приобщиться к труднодоступным для них по объективным причинам общественным благам. Но рынок успешно эксплуатирует эту идею, возводя её в абсолют. В результате инклюзия выходит за рамки начального смысла и используется как катализатор продаж. Например, людям продают больше еды, лоббируя в масскультуре идеи об относительности красоты человеческой фигуры.

В искусстве этот феномен достигает парадоксального апогея. И это уже не просто отрицание врождённого таланта. Подобно тому, как тело спортсмена не может быть признано лучше любого другого, успехи в рисовании профессионала не могут затмить «творческого» порыва дилетанта.

Вдумайтесь, клиента убеждают в несуществовании таланта и даже в неэтичности какой-либо уникальности одних перед другими, продавая ему этим самым мастер-класс по развитию его собственной творческой уникальности.

Перегибы гиперинклюзии антидемократичны. Демократия опирается на голосование, где решение принимается всем обществом в пользу большинства. Представители меньшинства имеют равные со всеми права на этапе изъявления воли, по результатам решения власть передаётся большинству. Гиперинклюзия же стремится удовлетворить любой протест.

Представьте заснеженную местность, где расположен одинокий отель. Вокруг него замерзают люди. Где-то далеко есть и другие отели, но путь к ним так далёк, что в условиях холода непреодолим. Хозяин отеля открывает двери и разжигает камин. Он рад большому количеству посетителей. Люди собираются вокруг очага, чтобы согреться. Каждый приносит с собой ветви хвороста и кладёт их в общий костёр. Пламя разгорается, дарит тепло и свет. В какой-то момент одному из посетителей, сидящему у самого огня, становится жарко. Он может пересесть, но отказывается это сделать, да и хозяин не хочет выделять отдельный угол. Вместо этого владелец заливает пламя, оставляя на его месте лишь тлеющие угли. В помещении воцаряется мрак. Всех возмутившихся хозяин готов выставить за дверь. Все понимают это. Виновник события наслаждается своим комфортом и значимостью. Люди не могут уйти в другое пристанище, поскольку везде владельцы поступают подобным образом. Если в одном из отелей начнут решать вопросы, проявляя индивидуальную заботу о посетителях, это придётся делать всем остальным. Может быть, хозяева сговорились?