Горловка Это моя земля

● Первый флаг ДНР на промышленном предприятии. 23 апреля 2014 года после встречи трудового коллектива государственной шахты им. Калинина с делегация народного парламента ДНР, у входа в АБК предприятия украинский флаг сменили на триколор самопровозглашённой республики. Инициатива принадлежала самим горнякам. Установка флага ДНР на этом предприятии ГП "Артёмуголь" стала первым подобным случаем в Донбассе.

Наверное, с первенства в чём-то и начинается новое время для города. И хотелось бы, чтобы для новой трудовой истории уже наступили эти самые "первые в…" Горловки. Снова и снова. Прошлое хорошо лишь тогда, когда оно является причиной, а не последней чертой.

Легенды

Странники безвременья

Автор: Егор Воронов

Было ли то, не было – не упомнят даже незримые духи городских колдобин Горловки. Поди спроси у бетонного грифона под локтем площади Победы, либо же у угольного дядьки-шахтера возле "художки" – никто не ответит, лишь зря подошвы ботинок собьёшь. Хотя, может, получишь слово у самих героев этой горловской легенды. Гляди – вон они, притаились в елях, неподалеку от входа во второй корпус нашенского автомобильно-дорожного института. То ли тени былого, то ли странники безвременья. Принеси им свой студенческий билет, пузырёк девичьих слёз, да снятый с электропроводов кроссовок. В ночь с четверга на ведьмину майскую осень. Может… может, и оживут странники безвременья.

Кто-то говорит, что дело было полвека тому назад. Другие, засунув большие пальцы за подтяжки и раскачиваясь на пятках остроносых туфель, утверждают, что и попозже. Но нам-то, несведущим, верить некому – ведь каждый горазд фантазировать в вагоне своего бессонного былого. Её звали Кира. Его – Лунио. Не удивляйтесь, время такое было – словно далиевские часы на кромке озёрного стола. И имена были под стать тем временам. Студенчиствовали они на первом курсе, а время, пошатываясь, заворачивало к летней сессии. Кира училась в инязе, а Лунио – в автодорожном. И, поскольку, сами они жили в одном доме, том самом "Домбэ" (ах, простите – вы же не знаете, что он Дом № 3Б), то с детства дружили и помогали другу другу, кто в чём был горазд. Кира выручала Лёню (так его даже мама называла) в языковых терниях, а Лунио помогал подруге (ну, не то, чтобы подруге, поскольку юношеское сердце даже само себе лукавит) с естественными металлоконструкциями. Так они и дошли рука об руку до институтов. Конечно, разных. Но, для них, наука была всегда чем-то одним

"Как так?", – спросите вы. А вот так – Кира мечтала увидеть Древнюю Русь. С детства читала русские народные сказки, а в старших классах уже увлеклась пропповскими морфологиями. Могла часами рассказывать о царевнах, Бабе-Яге, лебедях и волшебстве. А Лунио… слушал, слушал, слушал свою зазнобу, да и решил. Решил поступить в автомобильно-дорожный, чтобы создать автомобиль. И найти дорогу. Чтобы ответить на тот самый пропповский вопрос: "Откуда происходит сказка?". А, как на него ответить. Да просто – создать машину времени. И отвезти Киру туда, откуда брали начала все эти непонятные ему "сюжеты, герои, чары".

Как мы уже знаем, время, пошатываясь, заворачивало к летней сессии. Город был полон цветущей сирени и роз. Лунио решил всё рассказать Кире. И даже показать ей прототип своей "машины времени" в блокноте. Вначале девушка опешила, а потом… её восторгу не было предела. Весь вечер 31 мая они говорили, говорили и говорили. И тут Кира взяла карандаш, да и начала писать в чертежах друга одну из сказок, которая ей очень нравилась (какую? а поди узнай). Лунио не понял зачем. А девушка рассмеялась и стала читать слова сказки на распев. Парень открыл рот. Блокнот задрожал. Свет стал тенью, а тень – светом. Заканчивалось 31 мая и начиналось… да, вы догадались – 32. Весна превратилась в осень и открыла им путь в Сказку. Туда, где так хотела побывать Кира.

Стоит ли печалиться, что в этой мире их никто больше никогда не видел? Вряд ли. Ибо… в тридевятом царстве, тридесятом государстве жил, да был царь Лунио. И была у него жена – Кира. И жили они душа в душу, лишь иногда вспоминая город своей молодости. Город, где исполнилась их мечта. Город, где они не знали, что нужны друг другу, как единое целое. Город, способный открывать пути и создавать волшебные машины.

Справка об объекте

Скульптура “Молодость”, адрес: Россия, г.Горловка, пл. В.И.Ленина

Скульптура «Молодость» установлена возле автодорожного института на площади Ленина. Автор работы – Анна Никифоровна Морозова.

Источник: https://vk.com/wall-117220537_622

День тишины

Автор: Анна Короткова

Игорь Петрович проснулся раньше будильника. Несколько секунд смотрел в потолок, пытаясь понять, что не так, почему сердце бьется чаще обычного. Потом вспомнил – сегодня 27 июля. Девять лет. Девять лет с того дня.

Он медленно поднялся с кровати, стараясь не разбудить жену. Анна работала в ночную смену в той же больнице и вернулась домой всего три часа назад. Пусть поспит.

На кухне Игорь Петрович привычно поставил чайник, достал хлеб для тостов. Руки двигались сами по себе, а мысли были далеко – в операционной девятилетней давности, где пахло кровью, антисептиком и страхом.

Тогда, 27 июля 2014 года, он был на дежурстве. Обычное воскресенье, обычная смена. Планировал пораньше освободиться, чтобы успеть на дачу – помидоры требовали внимания. А в 12:05 начался ад.

Сначала далекие хлопки, потом вой сирен, а затем – поток раненых. Они поступали один за другим, с осколочными ранениями, ожогами, травматическим шоком. Медсестры не успевали готовить операционные, санитары – перевозить пациентов, врачи – мыть руки между операциями.

Игорь Петрович помнил каждого из тех, кого оперировал в тот день. Помнил их лица, их раны, их шансы. Некоторых удалось спасти. Некоторых – нет.

Чайник щелкнул, возвращая его в реальность. Игорь Петрович налил себе чай, намазал тост джемом, но есть не хотелось. Он посмотрел в окно – день обещал быть ясным и теплым, как и тогда, девять лет назад.

Сегодня у него был выходной. Он мог бы поехать на дачу – те же помидоры требовали внимания. Мог бы остаться дома и посмотреть повтор вчерашнего футбольного матча. Мог бы заняться ремонтом в ванной, который откладывал уже месяц.

Но он знал, что поедет к мемориалу на проспекте Победы. Как делал каждый год в этот день.

Игорь Петрович допил чай, оделся и вышел из квартиры. На лестничной площадке столкнулся с соседкой, Валентиной Сергеевной.

– Доброе утро, Игорь Петрович, – она приветливо кивнула. – Выходной сегодня?

– Да, выходной, – он попытался улыбнуться, но вышло не очень.

– К мемориалу? – понимающе спросила соседка.

Он кивнул. Валентина Сергеевна потеряла в тот день племянницу. Девочка ждала автобус на остановке "Мелодия".

– Я тоже собираюсь, – сказала она. – Попозже. Цветы вот куплю.

– До встречи там, – Игорь Петрович кивнул и пошел вниз по лестнице.

На улице было свежо и тихо. Город только просыпался. Игорь Петрович шел медленно, глядя по сторонам. За девять лет многое изменилось – отремонтировали дороги, построили новые дома, открыли магазины. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Но для него каждый год 27 июля время словно останавливалось, возвращая в тот день, в ту операционную, к тем пациентам, которых не удалось спасти.

Игорь Петрович свернул на проспект Победы. До мемориала оставалось метров триста, когда он услышал, как кто-то окликнул его по имени. Обернувшись, он увидел молодого мужчину с фотоаппаратом на шее. Что-то знакомое было в его лице, но Игорь Петрович не мог вспомнить, где они встречались.

– Игорь Петрович, здравствуйте! – мужчина подошел ближе. – Вы меня не узнаете?

Хирург внимательно посмотрел на него – лет тридцати, худощавый, с небольшим шрамом на левой скуле. Шрам… Память вдруг выдала картинку: операционная, молодой парень с осколочным ранением лица и грудной клетки, критическая кровопотеря, сложная операция.

– Дмитрий? – неуверенно спросил Игорь Петрович. – Дима Корнеев?

– Он самый, – улыбнулся мужчина. – Вы меня вытащили тогда, в четырнадцатом. Помните?

Как он мог не помнить? Дмитрий поступил одним из первых после обстрела. Осколок прошел в сантиметре от сонной артерии, еще один – застрял в легком. Парню повезло, что его быстро доставили в больницу.

– Конечно, помню, – Игорь Петрович пожал протянутую руку. – Рад видеть тебя… в добром здравии.

– Благодаря вам, – Дмитрий похлопал себя по груди. – Как новенький. Только шрам остался на память.

Они пошли вместе в сторону мемориала. Игорь Петрович украдкой разглядывал бывшего пациента. Тогда, девять лет назад, он был совсем мальчишкой, студентом. А сейчас – взрослый мужчина.

– Чем занимаешься сейчас? – спросил хирург, кивнув на фотоаппарат.

– Фотографирую, – Дмитрий погладил камеру, как любимую кошку. – После… того случая решил, что жизнь слишком коротка, чтобы заниматься нелюбимым делом. Бросил экономический и пошел учиться фотографии. Теперь вот снимаю для городских изданий, иногда для областных.

– И сегодня тоже работаешь? – Игорь Петрович кивнул на фотоаппарат.

Дмитрий помедлил с ответом.

– И да, и нет, – наконец сказал он. – Я делаю проект. Личный. О мемориале и людях, которые приходят туда. О памяти.

Они уже подходили к мемориалу – строгому гранитному монументу с именами погибших. Вокруг собирались люди – кто-то с цветами, кто-то просто так. Многих Игорь Петрович знал – родственники погибших, коллеги из больницы, соседи.

– Игорь Петрович, – Дмитрий остановился в нескольких шагах от мемориала. – Можно вас попросить?.. Я хотел бы включить в проект историю того дня с точки зрения врача. Вашу историю. Можно сделать несколько снимков и записать ваш рассказ?

Игорь Петрович нахмурился. Говорить о том дне было тяжело. Он приходил к мемориалу каждый год, но обычно стоял молча, погруженный в свои мысли.

– Не уверен, что это хорошая идея, – сказал он. – Я не очень-то умею рассказывать.

– Пожалуйста, – в глазах Дмитрия была искренняя просьба. – Это важно. Для меня лично и для всех, кто увидит проект. Люди должны знать, что происходило в больнице в тот день, как врачи спасали жизни.

Игорь Петрович посмотрел на мемориал, на собирающихся людей, на свои руки – руки хирурга, которые спасли многих, но не всех.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Но не здесь и не сейчас. Сначала я хочу просто постоять у мемориала. Один.

– Конечно, – Дмитрий понимающе кивнул. – Я буду рядом. Когда будете готовы – скажите.

Игорь Петрович подошел к мемориалу и положил принесенные цветы. Провел рукой по холодному граниту, по выбитым именам. За спиной щелкнул затвор фотоаппарата, но он не обернулся.

Игорь Петрович стоял у мемориала, погруженный в свои мысли, когда почувствовал легкое прикосновение к плечу. Обернувшись, он увидел свою коллегу, Марину Викторовну, анестезиолога, которая работала с ним в тот день.

– Здравствуй, Игорь, – она слабо улыбнулась. – Я знала, что встречу тебя здесь.

– Здравствуй, Марина, – он кивнул. – Как всегда, в этот день.

Они отошли в сторону, уступая место другим людям, желающим возложить цветы. Дмитрий деликатно держался на расстоянии, но Игорь Петрович заметил, как он время от времени делает снимки – не навязчиво, почти незаметно.

– Кто этот молодой человек с фотоаппаратом? – спросила Марина Викторовна. – Он уже минут десять наблюдает за тобой.

– Бывший пациент, – ответил Игорь Петрович. – Из того дня. Осколочное ранение шеи и грудной клетки. Я его оперировал.

– А, помню, – кивнула анестезиолог. – Тяжелый случай был. Рада, что у него все хорошо.

Они помолчали, глядя на людей у мемориала. Многих они знали – кого-то лечили, с кем-то вместе работали, кого-то просто видели в городе.

– Ты все еще думаешь о ней? – тихо спросила Марина Викторовна. – О той девочке?

Игорь Петрович напрягся. Он знал, о ком говорит коллега. Девочка, лет двенадцати, с тяжелейшими осколочными ранениями. Она поступила в критическом состоянии, почти без шансов. Но они боролись – четыре часа операции, переливания, реанимационные мероприятия. Все напрасно.

– Думаю, – коротко ответил он. – Каждый год в этот день.

– Мы сделали все, что могли, – Марина Викторовна положила руку ему на плечо. – Ты знаешь это.

– Знаю, – он кивнул. – Умом знаю. А вот здесь, – он коснулся груди, – не всегда получается принять.

К ним подошел Дмитрий, держа фотоаппарат наготове, но не снимая.

– Извините, что прерываю, – сказал он. – Игорь Петрович, я подумал… может быть, вы могли бы показать мне больницу? Рассказать там, на месте, о том дне?

Марина Викторовна вопросительно посмотрела на коллегу.

– Дмитрий делает фотопроект о мемориале и о том дне, – пояснил Игорь Петрович. – Хочет включить туда и медицинскую сторону истории.

– Хорошая идея, – неожиданно поддержала Марина Викторовна. – Люди должны знать, что происходило в больнице. Как работали врачи, медсестры, санитары. Я могла бы тоже рассказать, если нужно.

Игорь Петрович колебался. Одно дело – постоять у мемориала, почтить память погибших. И совсем другое – вернуться в те коридоры, в те операционные, заново пережить тот день.

– Не знаю, Марина, – он покачал головой. – Не уверен, что готов.

– Девять лет прошло, Игорь, – мягко сказала она. – Может, пора не просто помнить, но и говорить об этом? Рассказать свою историю?

Дмитрий молчал, не желая давить, но в его глазах была надежда.

– Хорошо, – наконец решился Игорь Петрович. – Но сначала закончится церемония. Я хочу быть здесь до конца.

Официальная часть мероприятия у мемориала длилась около часа. Выступали представители администрации, общественных организаций. Объявили минуту молчания. Игорь Петрович стоял, опустив голову, и думал о тех, кого не смог спасти, и о тех, кому повезло больше – как Дмитрию.

После церемонии они втроем – Игорь Петрович, Марина Викторовна и Дмитрий – направились к больнице. По дороге Дмитрий осторожно расспрашивал о том дне, а врачи, сначала неохотно, потом все более открыто, рассказывали.

– Первый раненый поступил в 12:15, – вспоминала Марина Викторовна. – Мужчина, лет сорока, с осколочным ранением бедра. Его привезли на частной машине, еще до того, как приехали первые скорые.

– А потом они пошли потоком, – подхватил Игорь Петрович. – Скорые привозили по два-три человека сразу. Приемный покой был забит. Мы развернули дополнительные операционные в процедурных кабинетах.

– Вы оперировали без перерыва, – Дмитрий посмотрел на хирурга. – Сколько часов подряд?

– Не помню точно, – Игорь Петрович нахмурился. – Часов шестнадцать, наверное. Может, больше. Мы не считали.

Они подошли к больнице – обычному пятиэтажному зданию советской постройки. За девять лет его отремонтировали, покрасили в светло-желтый цвет, заменили окна. Но Игорь Петрович все равно видел его таким, каким оно было в тот день – с распахнутыми дверями приемного покоя, с каталками в коридорах, с окровавленными следами на полу.

– Можно сделать несколько снимков внутри? – спросил Дмитрий. – Коридоры, операционные?

– Нужно спросить разрешения у главврача, – ответила Марина Викторовна. – Но думаю, он не будет против. Особенно если объяснить цель проекта.

Они вошли в больницу. Несмотря на выходной день, здесь кипела жизнь – дежурные врачи, медсестры, пациенты. Никто не обращал особого внимания на двух врачей и молодого человека с фотоаппаратом.

Игорь Петрович шел по знакомым коридорам, и с каждым шагом воспоминания становились все ярче. Вот здесь стояли каталки с ранеными. Вот в этой процедурной он оперировал мужчину с осколком в печени. А вот в этой палате…

Он остановился перед дверью реанимационной палаты номер три.

– Здесь она умерла, – тихо сказал он. – Та девочка. Мы боролись до последнего, но не смогли ее спасти.

Игорь Петрович стоял перед дверью реанимационной палаты, не решаясь войти. Дмитрий и Марина Викторовна молча ждали рядом, понимая, что происходит что-то важное.

– Ее звали Ирина, – наконец произнес хирург. – Двенадцать лет. Светлые волосы, заплетенные в косу. Она была в сознании, когда ее привезли. Спрашивала про маму.

Он замолчал, глядя куда-то сквозь дверь, словно видел там призрак той девочки.

– Можно? – тихо спросил Дмитрий, поднимая фотоаппарат.

Игорь Петрович кивнул. Щелкнул затвор – раз, другой. Дмитрий снимал не просто дверь палаты, а лицо врача, его глаза, в которых застыла девятилетняя боль.

– Множественные осколочные ранения, – продолжил Игорь Петрович. – Повреждение легкого, селезенки, печени. Мы оперировали четыре часа. Я думал, что мы ее вытащим. Она была молодая, сильная. Но кровопотеря оказалась слишком большой.

– Я помню, как она сжимала мою руку перед наркозом, – тихо добавила Марина Викторовна. – Такая маленькая ладошка, но хватка крепкая. Она боролась.

Дмитрий продолжал снимать, стараясь быть незаметным, не мешать этому моменту откровения.

– Самое тяжелое было сказать ее матери, – Игорь Петрович провел рукой по лицу. – Она ждала в коридоре все эти часы. Надеялась. А я вышел и… не смог найти правильных слов.

Он вдруг резко развернулся и пошел к выходу из больницы. Марина Викторовна и Дмитрий поспешили за ним.

– Игорь Петрович, подождите! – окликнул его фотограф. – Я не хотел вас расстроить.

– Ты не расстроил, – хирург остановился и обернулся. – Просто… мне нужно на воздух.

Они вышли из больницы. День был в разгаре, солнце стояло высоко. Обычный летний день, такой же яркий и теплый, как тот, девять лет назад.

– Знаете, что самое страшное? – вдруг сказал Игорь Петрович. – Не сама смерть. А то, что ты ничего не можешь сделать. Вот твои руки, – он поднял ладони перед собой, – они спасли сотни людей. Но в тот момент они оказались бессильны.

Дмитрий осторожно сделал еще один снимок – руки хирурга на фоне больничной стены.

– Но вы спасли многих, – тихо сказал он. – Меня, например.

– И десятки других, – поддержала Марина Викторовна. – В тот день мы потеряли семерых из тридцати двух поступивших с тяжелыми ранениями. Это очень хороший результат, учитывая обстоятельства.

Игорь Петрович покачал головой.

– Умом я это понимаю. Но все равно каждый год вспоминаю тех семерых. Особенно Алису.

Они медленно пошли обратно к мемориалу. По дороге Дмитрий продолжал задавать вопросы, а врачи – отвечать. О том, как работали без перерыва, как заканчивался наркоз и бинты, как медсестры отдавали свою кровь для переливания.

У мемориала все еще было много людей. Кто-то приходил, кто-то уходил. Игорь Петрович вдруг остановился, всматриваясь в женщину, стоявшую чуть в стороне от основной группы.

– Это она, – прошептал он. – Мать Алисы.

Женщина была худой, с преждевременной сединой в темных волосах. Она стояла неподвижно, глядя на мемориал, и в руках держала маленький букет полевых цветов.

– Вы с ней общались после… того дня? – спросил Дмитрий.

– Нет, – Игорь Петрович покачал головой. – Я видел ее на похоронах, но не решился подойти. А потом… потом она переехала, кажется. Я не встречал ее в городе.

– Может, стоит поговорить с ней сейчас? – осторожно предложила Марина Викторовна.

Игорь Петрович долго молчал, борясь с собой. Потом решительно кивнул и направился к женщине. Дмитрий хотел пойти следом, но анестезиолог удержала его за руку.

– Пусть сам, – тихо сказала она. – Это важно для него.

Игорь Петрович подошел к женщине и остановился в нескольких шагах от нее, не решаясь заговорить. Она сама повернулась к нему, почувствовав его присутствие.

– Здравствуйте, – сказала она. – Я вас помню. Вы оперировали мою Алису.

– Да, – он с трудом выдавил из себя слово. – Я… я хотел сказать…

– Не нужно, – она покачала головой. – Я знаю, что вы сделали все возможное. Медсестры рассказали мне потом, как вы боролись за нее.

Игорь Петрович смотрел на женщину, не веря своим ушам. Он ожидал обвинений, горечи, но не этого спокойного понимания.

– Я долго вас винила, – продолжила она, словно читая его мысли. – Думала, что вы могли сделать больше. Что если бы вы были лучшим врачом, она бы выжила.

Она помолчала, глядя на мемориал.

– А потом я поняла, что это неправда. Что дело не в вас. И даже не в тех, кто стрелял. Дело в войне. Она забирает лучших, и никто не может этому помешать.

Игорь Петрович почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он не мог говорить, только стоял и смотрел на эту женщину, которая за девять лет нашла в себе силы не только жить дальше, но и простить.

– Спасибо вам, – наконец выдавил он. – За то, что… поняли.

Она слабо улыбнулась и протянула ему руку.

– Меня зовут Елена. Елена Сергеевна.

– Игорь Петрович, – он осторожно пожал ее руку, словно боялся, что она рассыплется от прикосновения.

– Я знаю, – кивнула она. – Я запомнила ваше имя. Оно было на бейджике.

Они стояли молча, глядя на мемориал, на имена, высеченные в камне. Среди них было и имя Алисы.

В нескольких метрах от них Дмитрий тихо сделал еще один снимок – два силуэта на фоне мемориала, два человека, объединенных общей болью и общей памятью.

Солнце клонилось к закату, окрашивая мемориал и площадь вокруг него в теплые оранжевые тона. Люди постепенно расходились – кто-то домой, кто-то в кафе неподалеку, где по традиции в этот день собирались, чтобы помянуть погибших.

Игорь Петрович сидел на скамейке рядом с мемориалом. После разговора с Еленой Сергеевной что-то изменилось внутри него – словно тяжелый камень, который он носил в груди девять лет, стал немного легче.

Дмитрий подошел и сел рядом, бережно держа фотоаппарат.

– Можно показать вам несколько снимков? – спросил он. – Я отобрал самые удачные.

Игорь Петрович кивнул. Дмитрий включил экран фотоаппарата и начал перелистывать фотографии. Вот мемориал в утреннем свете. Вот люди, возлагающие цветы. Вот Марина Викторовна, задумчиво смотрящая вдаль. Вот руки Игоря Петровича – сильные руки хирурга, спасшие столько жизней.

А вот и он сам у двери реанимационной палаты – с болью и виной в глазах. И еще один снимок – он и Елена Сергеевна у мемориала, два силуэта, объединенные общей памятью.

– Это… сильно, – тихо сказал Игорь Петрович. – У тебя талант, Дмитрий.

– Спасибо, – фотограф смущенно улыбнулся. – Я хочу сделать выставку. Рассказать историю мемориала и людей, чьи жизни изменились в тот день.

– Хорошая идея, – кивнул хирург. – Когда планируешь?

– К десятилетию, наверное. Через год. Нужно еще много материала собрать, поговорить с людьми.

Они помолчали, глядя на мемориал, на цветы у его подножия, на последних посетителей, неспешно расходящихся по домам.

– Знаете, – вдруг сказал Дмитрий, – я ведь тоже каждый год прихожу сюда. И каждый раз думаю – почему я выжил? Почему именно я?

Игорь Петрович повернулся к нему.

– Это называется "синдром выжившего", – сказал он. – Многие через это проходят.

– Да, я читал, – кивнул Дмитрий. – Но знание не всегда помогает. Все равно задаешься вопросом – почему?

– И что ты решил? – спросил Игорь Петрович.

Дмитрий задумался, глядя на свой фотоаппарат.

– Что должен использовать эту возможность. Жизнь, которая мне досталась. Делать что-то значимое. Поэтому и взялся за этот проект.

Он поднял фотоаппарат и сделал еще один снимок – мемориал в лучах заходящего солнца, с цветами у подножия.

– Я хочу, чтобы люди помнили, – продолжил он. – Не просто как факт из новостей – "в Горловке был обстрел, погибли мирные жители". А как историю реальных людей. Тех, кто погиб. Тех, кто выжил. Тех, кто спасал.

Игорь Петрович кивнул. Он понимал, о чем говорит Дмитрий. За девять лет трагедия стала частью истории города, строчкой в учебниках. Но для тех, кто пережил тот день, она оставалась живой раной.

– Я помогу тебе с выставкой, – решительно сказал хирург. – Расскажу свою историю. И, думаю, Марина тоже согласится. И другие врачи, медсестры.

– Правда? – Дмитрий просиял. – Это было бы замечательно!

– Да, – кивнул Игорь Петрович. – Ты прав – люди должны помнить. Не только о погибших, но и о тех, кто боролся за жизни. О том, как город пережил тот день и продолжил жить дальше.

Они еще немного посидели в молчании, а потом Игорь Петрович поднялся.

– Мне пора домой. Анна будет волноваться.

– Конечно, – Дмитрий тоже встал. – Можно последний вопрос?

– Давай.

– После разговора с Еленой Сергеевной… вам стало легче?

Игорь Петрович задумался.

– Да, – наконец сказал он. – Не то чтобы боль совсем ушла. Но стало… спокойнее. Словно получил прощение, которого не смел просить.

Дмитрий кивнул, понимая.

– Спасибо вам, – сказал он. – За сегодняшний день. За рассказ. И за мою жизнь.