Эволюция

Пещера

Я с сожалением смотрел на догорающие в костре куски своего рейдерского комбинезона. И тут одно из двух – либо заявленная инженерами температура устойчивости к пламени оказалась прилично так завышена, либо костер был совсем не прост. Правда наблюдать столь захватывающий процесс приходилось из очень неудобной позы – я висел, подцепленный к длинному шесту за связанные руки и ноги. Никогда бы не подумал, что столь характерную позу для героев древних приключений в диких дебрях Африки придётся примерить на себе…

…

Плановое трехнедельное исследование планеты показало полное отсутствие разумной жизни, а так же опасных для человека животных и растений. И только популяция огромных улиток содержала в мышцах смертельно опасный токсин. Но гурманов-французов на борту моего исследователя отродясь не бывало. Потому и расстраиваться было некому. Уверовав в полную безопасность, я заимел привычку в тихой охоте заходить всё дальше и дальше от корабля. Привычку, как оказалось, дурную. И однажды тихо доохотился…

Удар, на время погасивший свет, я не почувствовал, и только осознал уже после пробуждения – голова трещала нещадно, а на затылке ощущался приличных размеров синяк. Сознание вернулось в огромной тёмной пещере, где из всего многообразия предметов, за века приспособленных человеком как источники света, имелись только большой костер, пара факелов да лучины. И потому разглядеть своих похитителей долго не получалось. Единственное, что отметил для себя, это общее сходство с людьми – те же две руки, две ноги и голова. Да и черты лиц, иногда проступавшие из сумрака, напоминали вполне человеческие. Если бы не странного цвета кожа. Что вполне можно было отнести к неестественному освещению. И размеры тел… Огромные. Не хотелось проводить неприятные аналогии, но ни к месту припомнился циклоп Полифем из бессмертной Одиссеи.

С меня быстро срезали комбинезон – на удивление ткань, неприступная для любых механических воздействий, легко сдалась перед небольшими сколами какого-то местного минерала, используемого аборигенами в качестве режущего инструмента. Оставалось надеяться на пеленгатор, который обязан был успеть передать мои точные координаты на корабль, перед тем как отправиться в огонь. Кто бы мог подумать, что планета оказалась заселена гуманоидами!

Когда мою жердь пристроили на примитивные козлы в углу пещеры, соседство откровенно напугало – рядом висела туша местного подобия земного оленя. Милые животные, что во множестве паслись вокруг корабля. Стоит признать, вкус у приготовленного на углях оленьего мяса был восхитительный, и потому такое гастрономическое предпочтение пещерных жителей не удивляло. Но… Себя в качестве блюда я представлял слабо. Хотя… Может быть и напрасно. Надо было срочно что-то придумывать. Всё-таки существо, покорившее бескрайние пространства, не должно быть банально съеденным. Навязчиво всплывающий в уме пример Кука, я старательно гнал от себя. Интеллект обязан помочь выкрутиться из непростой ситуации. Но поза барана, висящего на вертеле, сковывала любую интеллектуальную деятельность. Как, впрочем, и болезненный синяк на затылке. Чёрт!

Аборигены, судя по всему, не имели развитого языка – между собою общались короткими гортанными выкриками и в основном жестами. Правда, почему в царящем здесь сумраке было выбрано настолько неэффективное средство коммуникации, оставалось тайной. Да и ладно. Проводить тонкий лингвистический анализ обстоятельства не позволяли.

И только меня сняли с шеста и потащили к общественному костру, как спасительная мысль молнией пронзила сознание. Судя по внешнему виду местных аборигенов, их метаболизм вряд ли сильно отличался от человеческого, и местные улитки должны были быть столь же ядовиты и для них. Когда меня положили на огромный плоский валун, судя по кровавым подтёкам, служащий для разделки на порционные куски, я быстро свернулся калачиком и начал очень похоже скрипеть, подражая брачным песням местных гигантских улиток. Спасение было только в проведении аналогии улиток со мной…

Неожиданно все притихли и рука, занёсшая каменный аналог молота, замерла. Я начал скрипеть ещё интенсивнее, вознося про себя горячую молитву всем земным богам сразу. И… О, чудо! Боги меня услышали. Аборигены побросали свои дела и сгрудились вокруг. Начали гукать между собой, показывая руками странную фигуру в виде кулака и оттопыренных крайних пальцев. Ага! Это они демонстрировали друг другу улиток. Значит возымело. Спасён!

Меня стащили с аналога разделочной доски и бросили на тонкую подстилку сена. Любознательные детишки обступили вокруг и периодически с интересом тыкали лже-улитку кривыми палочками. Пещерные жители сами по себе были раза в полтора крупнее обычного человека. И по габаритам, я больше походил на большого ребенка.

Аборигены тем временем провели замену в сегодняшнем меню – вместо меня притащили соседа по козлам и быстро разделали на жаркое. Пока олень жарился на ужин, всё население пещеры собралось вокруг костра. Чтобы не тратить время попусту, я занялся наблюдением за нравами самого настоящего первобытно-общинного общества. Конечно, в неглиже заниматься антропологическими исследованиями оказалось не совсем с руки, но на какие только ухищрения не пойдёшь ради науки.

Речь у местных, судя по всему, развита была слабо, только гортанные выкрики, в изобилии сопровождаемые жестами, ужимками и гримасами. Благодаря чему, даже избалованному обилием средств коммуникации цивилизованному человеку не составляло большого труда понимать эту примитивную речь. В ожидании ужина рассевшаяся вокруг костра аудитория внимала сильному полу. А те по очереди выступали, рассказывая о дневных успехах в охоте. Так очередной докладчик сперва начинал колотить себя кулаками по мощной волосатой груди, привлекая внимание, затем, устрашающе гукая и помогая себе жестами, демонстрировал, как завалил оленя или поучаствовал в загоне, или, надрываясь, тащил добычу в пещеру. В общем выступающие, кто как мог, хвалились своей силой и ловкостью. Женская половина пещеры с детьми слушали эти примитивные охотничьи байки открыв рты.

Когда очередной «рассказчик» начал подражать неловкой походке своей сегодняшней добычи, это вызвало всеобщее гоготанье зрителей и неприятно поразило меня – ещё совсем молодой самец неумело попытался повторить мою собственную походку. Нахал, судя по разыгрываемой сценке, подкрался сзади и огрел кулаком по голове. Зрители были в восторге от представления и потребовали выступление на бис. Повторно наблюдать охоту за своей персоной оказалось неприятно вдвойне. Да и исполнение весьма подкачало – добыча абсолютно не соответствовала оригиналу, лежащему теперь на подстилке. Не люблю самодеятельности. После такого успеха само собой наступил черёд и добыче поскрипеть улиткой на потеху непритязательной публике…

Я так понимаю, это у них было что-то вроде коллективного просмотра самых свежих новостей. Перед ужином. Когда же мясо достаточно приготовилось – слегка обуглилось и перестало истекать кровью, население пещеры мгновенно забыло о развлечениях и набросилось на еду. Первыми, как и положено в примитивных сообществах, вкушали самые сильные. Остальные с завистью наблюдали. Затем получали свою долю мяса молодые женщины, а уж потом все остальные – самки бальзаковского возраста, дети и трое стариков. Умяв всем кагалом здоровенную тушу, все тут же повалились где попало на пол и уснули. Мои настойчивые попытки освободиться от пут оказались безрезультатными – какими бы аборигены не были примитивными, связывать добычу они умели надёжно. После неудачных попыток пришлось тоже уснуть, в надежде, что утро вечера мудренее…

Проснулся от того, что какой-то ребёнок настойчиво тыкал в меня палочкой. В этом примитивном сообществе первыми просыпались дети, наверное не перегруженные плотным ужином – им со стола доставались только объедки. Впрочем, «улитке» вообще ничего не досталось. Возможно, все посчитали, что ей достаточно и того сена, на котором она прикорнула. Хотелось и есть, и пить, и в туалет. Мой быт пока не был должным образом обустроен, как то положено цивилизованному человеку.

Пришлось для поддержания ранее заявленного реноме немного поскрипеть, вызвав что-то вроде смеха. Затем богатой мимикой лица попытался показать девочке, что мне надо освободиться от пут, иначе бедная «улиточка» умрёт. Не знаю, насколько правдоподобно получилось показать смерть брюхоногой, но девчушка, что-то там сообразив, принесла немного воды в ладошках. Но освобождать категорически отказалась. Умственные способности у ребенка оказались достаточно развиты, чтобы понять, что освобождённая «улитка» по-быстрому слиняет подальше из местной общины. Девочке по виду было лет десять, и рост она имела вровень со мной, но казалась более развитой физически. Дневной свет уже достаточно проникал в пещеру, и глядя на спящих аборигенов, можно было оценить их габариты и конституцию. Ростом взрослый самец превосходил любого землянина раза в полтора, а то и более. И развитая мускулатура свидетельствовала о просто чудовищной силе. По моим прикидкам, после десятилетия любой абориген, вне зависимости от пола, вполне мог дать физическую фору среднестатистическому человеку. В остальном же, больших различий ни в строении, ни в чертах я не обнаружил. Очень крупные люди. Правда, по большей части абсолютно голые, но с густым волосяным покровом практически по всему телу. Непонятно было только почему исследовательские аппараты не смогли установить их присутствие на планете. Неприятный сбой в аппаратуре привёл меня прямиком в логово аборигенов. И теперь надо было как-то выживать. А если автоматы моего исследователя до сих пор не переполошились, значит пеленгатор ничего не запеленговал…

Ближе к полудню, племя начало постепенно пробуждаться. Дети уже вовсю шастали по пещере, когда поднялась женская половина. Время же самцов наступило где-то через час. Я, забившись в самый угол, с интересом наблюдал жизнь первобытно-общинного общества, так сказать, в самом сердце зарождающейся цивилизации.

Как ни странно, понятие о здоровом завтраке, который надо съесть самому, в данном племени ещё не укоренилось – все лишь попили водички из большой каменной чаши, наверняка выдолбленной вручную из местного валуна. Потолкались у тлеющих остатков костра, видимо подтверждая свой социальный статус либо занимаясь аналогом физической зарядки. И затем всё мужское сообщество свинтило на охоту… Ну, или куда там. Женская же половина занималась с мелкими детьми или просто завалилась опять спать. Понятия – домашняя уборка, видимо, ещё не существовало. Дети постарше носились, изредка получая подзатыльники и шлепки по мягким местам, когда своим гомоном будили кого-то из старших матрон.

Честно говоря, запашок в пещере стоял ещё тот. Тут и пот, и гниющие шкуры с остатками мяса, вкупе с чёрте чем, но тоже не из дезодорантов. Правда, вчера воняло гораздо интенсивнее. Наверное чувствительность рецепторов за ночь, проведённую в этом смраде, основательно так притупилась.

Пользуясь избытком свободного времени, я разрабатывал стратегию поведения, долженствующую быстро привести в вожди племени. Ну, или как вариант, в визири при местном падишахе. Земного образования, на мой взгляд, для этого вполне доставало. Только вот моё профессиональное умение диагностировать и поддерживать в рабочем состоянии главную двигательную установку на торсионных полях вряд ли могло найти здесь адекватное применение. Да и кто будет прислушиваться к мнению улитки в таких непростых для простого обывателя вопросах? Поэтому сперва необходимо было эволюционировать в сознании аборигенов из брюхоногого хотя бы до прямоходящего примата…

День прошёл в неге и ожидании возвращения мужской половины. Ко мне периодически подбегала юная подружка, тыкала палочкой, выслушивала всё более раздражённый скрип и опять убегала. Когда же послушать «улитку» попытался молоденький паренёк, он тут же схлопотал от моей поклонницы увесистую оплеуху и с рёвом покинул концертную площадку. Пару раз я даже заслужил порцию воды. Что уже было неким прогрессом на пути к завоеванию планеты…

Вечером заявились охотники, таща за собой ещё одну тушу оленя. Неожиданно для себя я почувствовал облегчение – ведь если бы охота оказалась не столь удачной, основным блюдом вполне могла послужить «маленькая улитка», пускай и с неповторимым меццо-сопрано. Подозреваю, что сентенция – «не хлебом единым» – ещё не стала в данном обществе непреложной истинной.

Далее повторилась программа вчерашнего дня – сольные выступления сильных мира сего, затем убойный номер молодого дарования с демонстрацией моего пленения и закрывающим программу номером – брачная песня терзаемой голодом «улитки». Довольные зрители, получив духовную пищу, переключились на насыщение плоти… И о чудо – моя покровительница принесла пару кусочков жаренного мяса и воду в ладошке. Благо ладошка у девчушки была совсем не маленькой. Видимо, она единственная догадалась, что улитку надо периодически подкармливать и не только сеном. Или, возможно, я перешёл в разряд её домашних животных, которых надо оберегать и кормить. Что можно считать началом пути к должности всесильного визиря…

Когда жизнь как-то наладилась в плане пропитания и питья, пришло время заняться реализацией коварного плана по порабощению этого пещерного мира. Для начала я решил расширить свой репертуар и в очередном выступлении весьма неплохо воспроизвёл арию Надира из «Ловцов жемчуга». Как ни странно, классика публике не зашла и была встречена весьма прохладно. Видимо, скрип улиток был более привычен неизбалованному слуху местных меломанов. Но не впервой артисту вытягивать интеллектуальный уровень аудитории из болота безликой серой массы. И на следующий день я спел детскую песенку про «Мы везём с собой кота…». Особенно местным понравился припев «Тра-та-та…». Когда в пятый раз повторял на бис, мне подпевала уже вся пещера. И весь следующий день из разных углов пещеры постоянно доносилось – «Кр-р-ра-кха-кха…». Успех был оглушительный. А я на одну ступеньку местной социально лестницы стал ближе к своей мечте.

Среди ночи совсем некстати вспомнилось наставление исследователя планет, потенциально заселённых разумной жизнью. Параграф три был неумолим – при обнаружении разумной жизни в любом её проявлении экспедиция сворачивалась и покидала планету в течение не более двух часов. С каким бы превеликим удовольствием я сейчас исполнил этот злосчастный пункт, но… Так выходило, что автоматы, направленные на мои поиски, вполне могли обнаружить следы моих пленителей и, посчитав этих дикарей разумными, свернуть экспедицию, бросив своего командора на произвол судьбы. И если меня не нашли и не освободили в первые сутки, шансы увидеть свою мягкую постель, душ и вожделенный пищевой синтезатор становились мизерно малы. А значит планирование дальнейших действий не должно ограничиваться жалкой парой-тройкой недель. Не хотелось в это верить, но пара лет, наиболее разумный срок для освобождения – пока информация дойдёт до метрополии, пока обсудят план мероприятий, пока решатся на отправку антропологической экспедиции. В общем, хочешь – не хочешь, но надо осваиваться…

После феноменального успеха незатейливой «Тра-та-та…» я неожиданно получил некую свободу – моя юная поклонница сняла путы с рук и ног, наверное посчитав, что от такой славы, неожиданно свалившейся на её подопечного, убежит только сумасшедший. Эх, если бы ещё знать в каком направлении бежать, и где остался исследовательский рейдер! Вполне вероятно, что глуповатая автоматика до сих пор считала планету необитаемой, а исчезновение единственного живого исследователя приемлемым сопутствующим ущербом. Но, здраво оценивая свою физическую форму – всё-таки последние дни я питался как попало, если это вообще можно назвать питанием – моих сил могло и не хватить для такого перехода. Необходимо было сначала подтянуть свою физическую кондицию…

А тут ещё конкурент по народной любви неожиданно нарисовался – очередное выступление моего пленителя со своей набившей оскомину пантомимой зрители грубо прервали, требуя появления на сцене своего «брюхоногого» любимца. Взбешенный пантомим, проходя мимо, так поддал мне, что лишь чудом я не оказался в самом центре полыхающего костра. Повезло, что концертная площадка довольно плотно была окружена зрителями. Но себе на ус я намотал, что ухо теперь надо держать востро. Неожиданно с моим появлением в незатейливой жизни этого примитивного сообщества, сюда стали проникать и все прелести цивилизованного мира, как то: зависть, борьба за тёплое место у костра и внимание публики. И конечно же неистребимое желание подставить ножку конкуренту. А возможно, это всё имело место быть здесь и ранее, как естественное состояние любого здорового социального общества. Но с конкурентом что-то надо было делать. Пещерный закон суров – каждый сам за себя.

Для начала я выдал убойное «Пум-пурум-пурум-пум-пум». Пещера лежала. Восторг был полный. На пантомима с его незатейливым репертуаром более никто даже смотреть не желал. Его единственный номер с моим пленением опустился в полный отстой. А ничего нового конкурент выдать не мог – его повседневное участие в загоне очередного оленя никак не могло отличиться новизной изложения. Я же, не напрягаясь, на следующий день ещё раз поменял программу выступления. «Ла-ла-ла ло-ли-ли, ла-ла-ла ло-ли-ли…» стала хитом на ближайшие три дня, затмив всё ранее исполненное. Каждый абориген безуспешно попытался повторить витиеватую модуляцию. А ведь я не добрался даже до Yesterday… Теперь кусочки мяса мне перепадали не только от юной хозяйки – их передавали уже и взрослые поклонницы. С пищей, кажется, вопрос решился. И меня пока разве что на руках не носили. Хотя для местных громил это не казалось чем-то затруднительным. Лишь от своего сброшенного с пьедестала оппонента я постоянно ожидал какой-нибудь гадости. Приходилось сторониться тёмных углов, коих в пещере было предостаточно. И где легко мог укрываться мой завистливый киллер. Учитывая габариты взрослых жителей пещеры, попытка затушить свечу жизни никаких проблем вызвать не могла. Моя слава стала надёжным щитом, но только на открытых, хорошо просматриваемых пространствах.

Некоторое время я потратил на углублённое ознакомление с иерархическим построением этого племени дикарей. Хотя, когда более-менее разобрался, ничего сложного там не оказалось – во главе племени стояла группа из самых сильных охотников, и это был некий коллегиальный орган. А в силу своей непроходимой ограниченности, никто из этих здоровенных самцов даже не пробовал узурпировать власть.

Каждое утро перед охотой, они обсуждали у костра, куда сегодня пойдут за добычей, кто будет загонять, кто переносить убитую тушу. Сами лидеры всегда стояли в засаде и последний удар наносился кем-то из них. О чём уже вечером у костра гордо повествовалось женщинам и детям. Остальные не столь мощные самцы стояли во время обсуждения в сторонке и благоговейно внимали.

И что интересно – как я понял, никаких индивидуальных имён в племени не использовалось. Так, если кому-то надо было обратиться к моей юной подружке, её звали запросто – маленькая женщина или недоженщина. Хотя, я не уверен, что этот знак сложенных пальцев руки и короткий гортанный звук означали именно женщину. Но употреблялся он ко всем представительницам слабого пола. Только вот как землянин, я бы поостерёгся утверждать насчёт слабого. Взрослая пещерная женщина ростом была под два с лишним метра и, по-моему, особо не напрягаясь могла кантовать килограмм этак сто пятьдесят. Мальчиков кликали недоохотниками или маленькими мужчинами. И индивидуально детей никто не различал. Никаких пап и мам. Общие дети, как впрочем и женщины. Только у нескольких старших охотников имелись индивидуальные подруги. Остальное племя жило во грехе, предаваясь порой свальному блуду.

Всех главных звали Большой Охотник, остальных взрослых мужчин – просто Охотники. Старики снова становились маленькими мужчинами. Но только стариков-то я наблюдал всего трёх, да и то, их возраст едва ли переваливал лет за пятьдесят. Но на охоту они уже не ходили. Кликали их также как и многочисленных детей, и социальные права при этом не особо отличались.

Чтобы не путать свою хозяйку с прочей шалупонью, я дал ей звучное имя – Кра. Получив индивидуальное прозвище, Кра страшно загордилась, неожиданно выделившись из прочей серой безымянной массы. Правда взрослые никак не могли привыкнуть к её новому имени и некоторое время продолжали звать по-старому. Но мой опыт нарекания неожиданно возымел удивительное продолжение. Ко мне как-то вечером подошёл один из Больших Охотников и долго меня о чём-то расспрашивал.

– Кра, кра. Кха-кха, ор-р-р-р.

– Чего? – не понял я, что ему вдруг понадобилось.

– Кра, кра! Кха-кха! Ор-р-р!

Тот страшно рычал, кхакал и кракал. А я всё никак не мог уловить, что же ему такое нужно. Наконец решив, что тот хочет послушать очередной мой хит, я затянул:

– Мы едем-едем-едем…

Чем тут же вызвал грозное рычание.

– Ты бы хоть говорить научился, что ли, по-человечески, – в сердцах высказал ему свое неудовольствие.

И мгновенно схлопотал крепкую затрещину. Уж в чём-чём, а в интонациях эти великаны разбирались очень даже хорошо. Особенно, когда высказывалось неудовольствие в сторону одного из пещерных лидеров. Некоторое время я с тревогой прислушивался к медленно затухающему гулу в ушах, словно мой усохший от бездействия мозг, этаким колокольным языком, явственно колотился о стенки черепной коробки. Ценой неимоверных усилий, всё-таки сообразил, что этот битюг требовал дать и ему личное имя. И ни какое-нибудь завалящее, а только Кра. Когда ж я попытался объяснить, что имя занято, он даже слушать не захотел, и поднял руку отвесить очередную порцию горячих. В конце-концов, осознав, что всё бестолку, я гордо именовал и его Кра. А моя подружка, неожиданно оказавшись наречённой именем одного из Больших Охотников, так загордилась, что перестала играть со своими сверстниками, а всё время стала проводить подле меня. Ничего в этом плохого я не видел и помаленьку обучал её нормальному языку и прочим достижениям цивилизации.

Только вот появление в пещере ещё одного Кра, вызвало такой ажиотажный спрос на это имя, что теперь вечерами ко мне выстраивалась целая очередь с требованием их тоже так наречь. Пещера стала стремительно заполняться многочисленными Кра. И если раньше имена хотя бы разделяли аборигенов на три группы – женщины, мужчины и дети, теперь же они все стали полными тезками. Но ни в какую не желали называться как-то иначе. Так очередным достижением цивилизации – модным безумием – неожиданно оказалось заражено и это примитивное общество.

Стоит признать, на раздаче имени Кра я неплохо поднял свой статус в иерархии племени – из разряда головоного домашнего животного перекочевал в уважаемый статус сродни коку на камбузе. И теперь ко мне все относились уже с неким почтением. Конечно, сравняться по значимости с охотниками я не мог, но некий шарм существа ни от мира сего приобрёл. В примитивных воззрениях аборигенов, не без моего участия конечно, укрепилась вера, что раздающий имена может также запросто их и забирать. И хотя до моего появления все обращались друг к другу чем-то вроде ничего не значащего окрика «Эй, ты», теперь же личное имя, пускай и одинаковое для всего племени, позволяло само-идентифицироваться его владельцу. Я же приобрёл статус незаменимого члена общины – певца и наделителя именами. А равноценной замены теперь просто не существовало. И у вечернего костра в очереди за мясом я оказался где-то после рядовых охотников и подруг лидеров племени, но впереди жадных ртов оравы женщин, детей и трёх стариков. Благодаря чему мой ежедневный рацион изрядно пополнился в плане калорийности.

Завоевав некое положение в местном обществе, я озаботился поиском какой-никакой одежонки. Мой рейдерский комбинезон, весьма удобный и имеющий два уровня защиты, бездарно сгорел в костре при пленении. А дефилировать голышом по холодной пещере удовольствие сомнительное. Местным аборигенам к таким жёстким условиям быта было не привыкать, но мне, цивилизованному человеку, изнеженному теплом и уютом, приходилось тяжко – эти примитивные создания даже самых завалящих одеял ещё не придумали.

В очередное наречение я в качестве платы вытребовал себе две шкуры оленя. Процесс дубления открыт пока не был, как и сама выделка. Свежие шкуры обычно использовались в качестве подстилки, пока вонь гниющих остатков жира и мяса не становилась просто невыносимой, и тогда эту подстилку просто выбрасывали. Потому пришлось двигать прогресс самому.

Высушив подарок, приступил к примитивной обработке. Плохо, конечно, что этим я никогда не занимался и имел весьма отдалённое представление о технологии процесса. Только то, что когда-то подсмотрел в документалках про примитивные цивилизации. Для начала, в попытках смастерить себе скребки для кожи, прибольно подбил три пальца на левой руке. Окончательный результат не впечатлял. Хорошо, что экспериментировать с изготовлением примитивных орудий труда начал днём, когда никого из охотников не было в пещере, и никто не видел моего позора. Думаю, что мой авторитет в их глазах изрядно бы просел. Но неожиданно помогла малышка Кра. И хотя пришлось долго объяснять, что хочу в итоге получить, изготовила она пару скребков буквально за минуту. Два ловких удара на каждый камень, и получился превосходный инструмент. Да такой острый, что соскабливая мездру, прорезал шкуры в пяти места и свою, как оказалось, тоже «оленя», в трёх… Но игра стоила свеч.