Код Забвения. Книга третья

– «Франкендрон» дергается! Чин, успокой его! Нагрузка скачет! Лёд… он не такой однородный, как показывали сканеры. Есть вкрапления какого-то темного материала. Тверже.

– Прекратить бурение? – тут же отреагировала Келлер, в ее голосе послышалась – нет, не надежда, а готовность.

– Нет, – отрезал Звягинцев. – Продолжайте. Карпов, доложите, когда будет пройдена внешняя оболочка.

– Понял. Продолжаем. Чин, давай, перенаправь мощность со стабилизаторов на буры. Будь что будет.

Прошло еще несколько долгих минут. На мостике все молча наблюдали, как на телеметрических графиках медленно ползли вниз столбцы, отмеряя испаренный лед.

– Пробиваем последний сантиметр! – голос Карпова снова стал собранным, деловым. – Готовьтесь… Контакт!

На экране изображение с камер дронов резко изменилось. Белая, испещренная трещинами стена сменилась чернотой. Прожекторы дронов, до этого отражавшиеся от ледяной крошки, устремились в пустоту, выхватывая из темноты первые детали.

Оплавленные края пробоины. Оборванные кабели, свисающие с «потолка» как замерзшие лианы. Глубина.

– Буры убраны, – доложил Чин. – Дроны на позиции перед входом.

Карпов присвистнул.

– Ну, здрасьте… Проходим, что ли?

Звягинцев посмотрел на Келлер. Та, все так же не поворачиваясь, медленно покачала головой. Предупреждение.

– Нет, – сказал капитан. – Зависнуть на входе. Карпов, Чин – картографируйте предзонду. Первые пять метров. Такахаши, весь поток данных на запись. И ищите аномалии. Любые.

Он откинулся в кресле, чувствуя, как по спине пробежал холодный пот. Первый барьер был пройден. Теперь они смотрели в зев. Оставалось ждать, зевнет ли он в ответ.

Изображение с камер дронов, переданное на все экраны «Светлячка», было зернистым, дрожащим, но от этого еще более жутким. Прожекторы «Сокола-2» и «Франкендрона» выхватывали из непроглядной тьмы фрагменты кошмара.

Сначала – просто туннель. Но это был не коридор, каким его знали люди. Стены не были параллельны, они плавно изгибались, словно это были не сваренные листы металла, а выросшие, вылепленные органические формы. Материал был матово-черным, поглощающим свет так же жадно, как и корпус «Светлячка», но испещренным паутиной тонких, серебристых прожилок, которые мертво блестели в луче прожекторов.

– Конструкция… – голос Карпова в динамиках звучал приглушенно, почти благоговейно. – Ребята, я такого не видел. Это не сварка, не клепка… Смотрите на стыки. Их нет. Это будто… единый кусок. Так не бывает!

Затем камеры зафиксировали детали. Вмятины. Глубокие, рваные впадины во внешней обшивке туннеля.

– И смотрите… – Карпов снова заговорил, и в его голосе прорвалась тревога. – Вмятины… Дима. Они идут изнутри. Что-то било по корпусу не снаружи, а изнутри. Рвало его.

По кораблю прокатилась волна леденящего молчания. Слова «изнутри» повисли в воздухе, наполненные новым, чудовищным смыслом.

Звягинцев видел, как на мостике Амара Туре отвернулась от экрана, ее пальцы снова начали выбивать тот самый нервный ритм по штурвалу. Он видел, как Такахаши замер, его бесстрастная маска на мгновение дрогнула, выдав чисто человеческое недоумение.

Из научной лаборатории по общему каналу донесся сдавленный возглас Прии Вадхвы. Не крик триумфа, а скорее стон.

– Символика… – прошептала она. – На стенах. Видите? Те же группы… тот же базовый синтаксис, что и на Артефакте…

Но в ее голосе не было ликования первооткрывателя. Был леденящий ужас. Она видела не ключ, а эпитафию. Девика Рао, стоявшая рядом с ней, молча смотрела на экран, ее пальцы сжимали и разжимали четки с такой силой, что костяшки побелели.

– Дроны продвигаются, – доложил Чин, его голос был неестественно ровным, некой попыткой вернуться в русло процедур. – Глубина – пятнадцать метров от входа. Температура стабильна: минус двести тридцать девять по Цельсию. Атмосферы нет.

Камеры показывали все новые ужасы. Обугленные участки стен, где плазма прожгла материал насквозь. Разломы, из которых торчали пучки волокон, похожих на замерзшие нервы. И повсюду – иней. Тонкий, кристаллический слой, покрывавший все, как саван. Миллионы лет абсолютного покоя.

Вдруг изображение с «Франкендрона» резко дернулось и накренилось.

– Черт! – крикнул Карпов. – Зацепился! Чин, левый стабилизатор!

– Вижу! Зацепил за какой-то выступ… Осторожно… Отводим…

На экране качнувшейся камеры на секунду мелькнуло нечто, заставившее замолчать всех. В боковом ответвлении туннеля, в свете прожектора, лежало нечто большое, продолговатое, частично присыпанное ледяной пылью. Не машина. Не механизм. Нечто, что даже в своем явно неживом, замерзшем состоянии сохраняло черты, отдаленно напоминающие биологическую форму. Слишком длинные конечности, слишком крупная, наклоненная набок голова… или то, что ей служило.

Из медпункта по связи тихо, но четко прозвучал голос Лейлы Белькасем:

– Капитан. Рекомендую прекратить трансляцию на общие экраны. У нескольких членов экипажа в отдаленных отсеках начинаются панические атаки. Они не должны это видеть.

Звягинцев молча смотрел на это изображение. Он не видел инопланетянина. Он видел еще одного мертвеца в бесконечном космическом морге. Еще одно доказательство того, что теория Темного Леса была ужасающе правдива.

– Карпов, – его собственный голос показался ему чужим. – Отвести дроны от… объекта. Продолжайте картографирование основного туннеля. Такахаши, оставьте трансляцию только на мостике и в лаборатории.

– Понял, – голос Карпова тоже изменился. Вся его бравада куда-то испарилась. Теперь он говорил так, как говорят на похоронах. – Уводим «Франкендрона». Продолжаем движение вперед.

Звягинцев перевел взгляд на Келлер. Она смотрела на экран, и в ее глазах, обычно таких холодных, читалось нечто новое – не страх, а глубокое, почти физическое отвращение. Она была солдатом. Она привыкла к смерти. Но не к такой. Не к этой, древней, непостижимой и бесконечно одинокой.

Они смотрели в зеркало собственного возможного будущего. И это будущее было ледяным, темным и безмолвным.

После шока от увиденного на мостике и в лаборатории воцарилась мертвая, тягучая тишина, нарушаемая лишь монотонными докладами телеметрии. Дроны, словно призраки, плыли по главному туннелю, их прожекторы выхватывали все новые детали инопланетной архитектуры, но теперь это воспринималось как механический ритуал. Шок сменился оцепенением.

Прия Вадхва в лаборатории не отрывала взгляда от спектрографов и лидарных карт, ее пальцы бесцельно бродили по сенсорной панели. Она искала знакомые узоры, структуры, но разум отказывался анализировать. Перед ней была не научная сенсация, а вещественное доказательство вселенской бойни.

Девика Рао сидела, закрыв глаза, ее губы шептали что-то неслышное, будто пытаясь очистить пространство от тяжелой, древней энергии, что витала в эфире переданных изображений.

На мостике Келлер снова уткнулась в свои тактические дисплеи, но теперь ее внимание было абсолютным. Она искала не внешние угрозы, а малейший намек на то, что эта гробница может быть не такой уж и мертвой. Каждый нерв был натянут.

Именно поэтому она первой заметила едва уловимое изменение. Не на своем экране, а в позе Арики. Инженер-энергетик, обычно сгорбленный над своими консолями, вдруг резко выпрямился, будто его ударило током. Он не сказал ни слова, просто уставился на один из мониторов, его лицо под матовым светом экранов стало землистым.

– Капитан… – его голос был не криком, а сдавленным, хриплым шепотом, который, однако, резанул тишину острее любого сигнала тревоги.

Все на мостике, включая Звягинцева, разом повернулись к нему. Такахаши замер с полусловом в очередном докладе.

– Флуктуация… – Арики проглотил комок в горле, его палец дрожал, указывая на график. – В низкочастотном диапазоне. Не фоновая. Стабильная, ритмичная… как… как пульс.

Звягинцев встал. Его кресло с тихим шуршанием отъехало назад.

– Доложи четко, инженер. Что ты видишь?

– Источник… – Арики провел пальцем по экрану, выводя данные на главный дисплей. – Глубоко. В центральной части корпуса. Герметичный отсек, судя по структуре каркаса. Мощность… ничтожна. Но она есть. И она… постоянна.

На главном экране рядом с изображением с камер дронов появился новый оконечный график. Ровная, почти прямая линия, на которой виднелись крошечные, но идеально повторяющиеся всплески. Не хаотичный шум. Сигнал.

– Подтверждаю, – голос Такахаши прозвучал механически, но в его интонации впервые зазвучало нечто, похожее на изумление. – Обнаружен слабый, но стабильный энергетический след. Частота 0.002 герца. Паттерн повторяется без отклонений. Объект не полностью мертв.

Слово «мертв» повисло в воздухе, получив зловещее, новое значение. В лаборатории Вадхва резко вскочила, уставившись на данные. Ее научный азарт пронзил слои страха.

– Это не система жизнеобеспечения… Слишком низкая частота… Это больше похоже на… режим сохранения энергии. Спящий режим. Или… хранение данных. Активное хранение.

Голос Карпова ворвался в общий канал, срываясь от натуги и возбуждения:

– Капитан! Слышишь? Я же говорил! Это не просто железка! Там есть питание! Значит, есть что сохранять! Мы можем…

– Молчать! – Резкий, как удар хлыста, голос Келлер отрезвил всех. Она уже стояла, ее лицо было искажено холодной яростью. – Капитан. Это может быть маяк. Все это время он мог передавать сигнал. Или система пробуждения. Наш вход, наше сканирование… мы могли запустить таймер. Протокол «Отход». Немедленно. Пока не поздно.

– Прекрати нести чушь, Келлер! – парировал Карпов. – Это крошечная мощность! На то, чтобы прошить один кристалл! Это не оружие, это – архив! Последняя батарейка, которая тлеет миллионы лет! Мы должны посмотреть! Хотя бы одним активным импульсом сканировать этот отсек!

Звягинцев смотрел на пульсирующую точку на схеме корабля-призрака, которую вывел Такахаши. Он чувствовал, как в висках стучит кровь. Он видел не ее, а лица. Лицо Келлер, готовое к бою. Лицо Карпова, жаждущего ответа. Лицо того замерзшего существа в туннеле. Он вспоминал слова Арики о схемах защиты и слова Вадхвы о послании. И его собственный голос прозвучал глухо, обреченно, но без тени сомнений:

– Карпов. Отвести дроны на дистанцию пятьдесят метров от точки входа. Келлер… – он повернулся к ней, и их взгляды скрестились – сталь о сталь. – Один импульс. Активного сканирования. Только на этот отсек. Никакого широкого луча. Такахаши, все остальные системы – в режим полного радиомолчания. Если через три секунды после импульса хоть что-то в энергополе объекта изменится – хоть на йоту – мы уходим. Без дискуссий.

Келлер замерла на секунду. Вся ее стать, вся ее дисциплина кричала против этого безумия. Но приказ был отдан. Ее пальцы, холодные и точные, ударили по клавишам.

– Готовлю импульс. Локализованный луч. Цель – координаты источника. Мощность – минимальная. Импульс… послан.

Звягинцев не дышал, вцепившись пальцами в стойку так, что суставы побелели. На экране с телеметрией промелькнула крошечная вспышка – отметка отправленного сигнала.

Тишина, что последовала за этим, была громче любого взрыва.

Они ждали. Слушали тишину. Слушали, не превратится ли этот слабый, ровный пульс в сердце инопланетного корабля в оглушительный набат, в похоронный марш по «Светлячку».

Три секунды, отсчитанные Звягинцевым, растянулись в вечность. На мостике не дышали. Даже Карпов и Чин в ангаре замерли, прислушиваясь к эфиру. Казалось, сам корабль-призрак затаил дыхание, замер в ожидании.

– Никаких изменений в энергополе объекта, – на четвертой секунде доложил Такахаши, его голос был ровным, но в нем слышалось легкое недоумение. – Энергопотребление источника стабильно. Внешние системы не активированы.

– Видите? – тут же врезался в эфир голос Карпова, в котором смешались облегчение и торжество. – Никакого маяка! Никакой защиты! Я же говорил – архив!

– Это ничего не доказывает! – парировала Келлер, но ее голос уже потерял стальную уверенность и в нем появились первые трещины. – Система могла просто… не счесть наш импульс угрозой. Или таймер еще тикает.

– Данные поступают, – перебил их Такахаши, его пальцы порхали над панелью, складывая мозаику из вернувшегося сигнала. – Структура отсека… Высокая плотность. Материал идентичен материалу Артефакта. Внутри… Матрицы. Сотни, тысячи кристаллических матриц. И один центральный модуль. Энергетический след исходит именно от него.

Из лаборатории донесся голос Прии Вадхвы. Она говорила быстро, захлебываясь, ее научная одержимость прорвала плотину страха:

– Это не двигатель! Не оружие! Это… библиотека, капитан! Автономное хранилище данных! Их «Ноев ковчег»! Они сохранили самое ценное, что у них было! Знания! Историю! И центральный модуль… он все еще жив. Он поддерживает память.

– Их последнее послание, – тихо, почти про себя, сказала Девика Рао и ее голос прозвучал как эхо из той самой гробницы.

Звягинцев медленно разжал пальцы на стойке. Под ними остались влажные отпечатки. Адреналин отступал, сменяясь ледяной, всепоглощающей усталостью. Он посмотрел на Келлер. Та отвернулась, уставившись в свой экран, но он видел, как напряжена ее шея. Она проиграла этот раунд. И они оба это знали.

– Карпов, – сказал капитан. Его голос вернул себе привычную, мертвую монотонность. – Ваша оценка. Можно ли извлечь этот модуль?

В ангаре послышался сдавленный смех.

– Дим, да это же и есть то, зачем мы летели! Это капсула! Она автономна! Мы не лезем в его системы, мы просто… отключаем его от сети и забираем с собой. Как чемодан. Чин, моделируй.

Голос Чина прозвучал тут же, деловито:

– Моделирую. Если энергоустановка корабля-носителя мертва, то модуль питается от внутреннего источника. Радиоизотопный термоэлектрический генератор (РИТЭГ), скорее всего. Низкоэнергетический, долгоживущий. Риск облучения минимален. Задача сводится к физическому отключению и транспортировке.

– Капитан, – Келлер все же повернулась к нему. В ее глазах не было смирения, лишь холодная констатация факта. – Даже если это так. Операция по извлечению потребует выхода. Выхода в открытый космос. Наш корпус поврежден. Наши скафандры… мы не проверяли их после кроны. Любая микротрещина – смерть. И мы все еще на виду.

Звягинцев смотрел на центральный экран. На пульсирующую точку – крошечное, упрямое сердцебиение в теле мертвого гиганта. Оно билось миллионы лет, дожидаясь кого-то. Дожидаясь их. Проигнорировать это… было бы кощунством. Но лезть в эту могилу с голыми руками…

Он принял решение. Не победное. Не триумфальное. Тактическое. Как ход в шахматной партии, где все фигуры уже изранены.

– Карпов. Чин. Готовьте подробный план операции по дистанционному отключению модуля. Я хочу видеть каждый шаг. Каждый риск. Келлер – вы рассчитываете схему прикрытия. «Светлячок» должен быть готов к немедленному отходу в любой момент операции. Такахаши – продолжайте мониторинг. Никаких больше сюрпризов.

Он обвел взглядом мостик, встречая глаза каждого.

– Мы не штурмуем этот корабль. Мы проводим хирургическую операцию. Быстро, тихо и с готовностью отступить при первом же признаке опасности. Это не про любопытство. Это про выживание. И про долг.

Капитан не стал ждать ответа. Развернулся и направился к выходу с мостика, к своей каюте, где его ждал дубовый стол и давящая тяжесть единоличного решения. Он чувствовал на спине взгляд Келлер. Взгляд, который говорил яснее любых слов: «Ты сделал свой выбор. Теперь нам всем жить с последствиями».

Дверь за Звягинцевым закрылась, отсекая его от гулкой тишины мостика, где висел не просто призрак инопланетного корабля, а конкретная, измеримая цель. И смертельный риск, что за ней последовал.