Наследник

Глава четвёртая

– Я же вам говорил, отдайте деньги, – раздражённо произнёс всё тот же то ли следователь, то ли дознаватель, с которым я беседовал накануне в отделе полиции. – Теперь по вашей милости оформлять вот это всё.

Он с тоской посмотрел на залитый пеной чёрный остов того, что ещё недавно было моей машиной. Пожарные уже уехали, но вокруг всё ещё стояла толпа зевак.

– Но как вы не поймёте! – взвился я. – У меня нет этих денег! Я понятия не имею, чего от меня хотят.

– Я тем более, – буркнул то ли следователь, то ли дознаватель.

– Но их же надо схватить, арестовать и…

– Арестовать? Вы знаете, кто это сделал?

– Да. То есть не совсем.

– Имена? Фамилии? Адреса?

– Я не знаю, – растерянно пробормотал я.

– Вот видите! Так кого же прикажете арестовывать?

– И вы даже не будете их искать?

– Кого?

– Ну… этих. Кто взорвал.

– А может, вы сами взорвали? – пристально взглянув на меня, сказал то ли следователь, то ли дознаватель.

Я чуть не поперхнулся.

– Я? Да… да вы что! Зачем мне…

– Ваша машина застрахована?

– Конечно!

– Ага! Вот и мотив! Хотите получить страховое возмещение?

– Погодите! Какое возмещение? Это же простое ОСАГО.

– Ну, значит, сами виноваты – надо было приобретать полную страховку.

– Вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу сказать, – перебил меня то ли следователь, то ли дознаватель. – В понедельник после обеда зайдите ко мне. Попробуем как-нибудь оформить. Например, как самовозгорание. А сейчас мне некогда, у меня ещё…

Он не договорил, что ещё, и, сев в припаркованную рядом полицейскую Ладу, укатил.

– Здорово, Колян!

Я обернулся. Это был Михалыч.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Твоя, что ли? – Михалыч кивнул на останки моей машины.

– Была. Наша с отцом.

– Чой-то с ней?

– Самовозгорание, – вздохнув, ответил я.

– А-а, – протянул Михалыч. – Ну, тогда ладно.

У меня в кармане зазвонил телефон. Снова неизвестный номер.

– Алло?

– Это было второе предупреждение. Даём тебе ещё сутки. И если снова к ментам сунешься, пеняй на себя.

Я машинально огляделся, полагая, что звонивший находится где-то поблизости. Но ни худощавого, ни мордоворота нигде видно не было.

– Не хочешь, партейку с нами? – спросил Михалыч. – Заодно здоровье поправишь, а?

– Нет, спасибо, – сказал я.

Войдя в квартиру, я принялся искать деньги или что-то, что могло подсказать, где эти деньги могут находиться. Хотя я до сих пор не верил, что мой покойный отец мог как-то быть связан с этими проклятыми двумястами миллионами.

Я прошёлся по всём тайникам отца, но нигде не нашёл и намёка на какие-нибудь деньги. Я уже отчаялся, когда вдруг в жестяной банке с пшёнкой, обнаружил небольшую фляжку. Потряс. Фляжка была полная. Я открыл её и понюхал. Это был коньяк. Видимо, отец припрятал его для особого случая. Я подумал, что этот случай как раз настал и сделал большой глоток. Внезапно в голове вспыхнула какая-то мысль и тут же улетучилась. Я даже не успел ухватиться за неё. Тогда я решил сделать ещё глоток. И ещё. После третьего глотка я тупо уставился на фляжку, словно именно она должна была дать мне подсказку. И она дала.

Забыв обо всём, я бросился в большую комнату, бывшую комнату отца, где возле окна стоял письменный стол, который, впрочем, редко использовался по назначению. Отец, помимо всякой мелочи, хранил в нём носки и нижнее бельё. Я рывком выдернул верхний ящик и, просунув руку, стал ощупывать столешницу изнутри. И нашёл. Что-то тонкое, завёрнутое в целлофан, было приклеено липкой лентой.

Осторожно, стараясь ничего не повредить, я оторвал липкую ленту и извлёк на свет прозрачный пакет, в котором была… сберегательная книжка. Боже! Да я таких с детства не видел. Я вытащил книжку и торопливо раскрыл. Сказать, что её содержание сильно удивило меня – значит, не сказать ничего. Я был ошеломлён. Судя по записям, тридцать лет назад, то есть когда я родился, на книжку было внесено два миллиона рублей. Затем ежегодно, аккурат в мой день рождения, на книжку поступало ещё по миллиону рублей. И теперь сумма на книжке составляла двадцать с лишним миллионов, включая накопленные проценты. Последняя запись была сделана в год моего восемнадцатилетия. Стало быть, процентами за прошедшие с тех пор двенадцать лет могло набежать ещё под миллион, а то и больше. У меня аж дух перехватило. Я тупо пялился в эту сберкнижку, не веря своим глазам и совершенно ничего не понимая. Я даже на какое-то время забыл про двести миллионов, которые с меня требовали бандюки, – так сильно поразила меня эта находка.

Я должен был немедленно узнать, откуда у отца такие деньги и почему он прятал их от меня. Впрочем, о втором теперь спросить уже было не у кого, а вот о первом… Я сунул ноги в кроссовки и выбежал из квартиры.

Банк встретил меня запертыми дверями, на которых русским языком, крупными буквами (видимо, для особо недоверчивых) было написано, что воскресенье – выходной. Я подошёл к банкомату и, сунув в него свою карточку, снял все оставшиеся на счету деньги – восемь тысяч девятьсот рублей. Что я, зря что ли в банк припёрся? Там ещё оставалась какая-то мелочь, которую всё равно снять было нельзя, но она уже никакой роли не играла. Главное, что банк был закрыт, а значит, то, зачем я, собственно, туда пришёл, мне всё равно узнать не удастся.

И я вернулся домой.

* * *

На следующий день чуть свет, я был уже на ногах. Торопливо позавтракал и отправился в банк. Периодически поглядывая на часы, я видел, что ещё рано, и пытался сбавить темп, но ноги сами несли меня вперёд. В результате я был у дверей банка за пятнадцать минут до открытия и вынужден был топтаться на месте, то заходя в «предбанник», где уже собралась группа нетерпеливых старушек, то выходя на воздух, где дымили сигаретами не менее нетерпеливые старички. Я порадовался, что догадался надеть ветровку. Погода в мае обманчивая. Вот и теперь солнце ярко светило, но на улице было от силы градусов пятнадцать.

Едва двери банка отворились, толпа пенсионеров, подхватив меня, хлынула внутрь. Отчаянно сопротивляясь, я смог задержаться у аппарата, выдающего номера, и, взяв талончик, стал ждать своей очереди.

Наконец прозвучал мой номер, и я подошёл к клерку.

– Мне нужно узнать, откуда на этот счёт поступали деньги, – сказал я и протянул ему сберкнижку.

Молодой прыщавый клерк взял её и несколько секунд таращился на сберкнижку, будто совершенно не понимая, что это такое. Потом он всё же догадался раскрыть её.

– М-можно ваш паспорт?

Я дал ему свой паспорт, который он тоже чересчур долго изучал и наконец изрёк:

– Простите, но это не ваш паспорт.

– Что значит, не мой? – воскликнул я.

– Здесь написано: Николай Павлович, а… – он вернулся к сберкнижке, – счёт открыт на имя Павла Александровича.

– Но я и есть Николай Павлович! А Павел Александрович – мой отец.

– Да? – Клерк снова посмотрел в мой паспорт, затем на меня, словно сравнивая фотографию с оригиналом, и принялся щёлкать по клавишам компьютера. – Но у нас нет вашей доверенности?

– Какой ещё доверенности?

– Ну… то есть доверенности вашего отца на вас. Или вы принесли от нотариуса?

– Ничего я не принёс!

– Простите, но мы можем дать информацию только владельцу счёта или его доверенному лицу.

– Но я же сын!

– Простите, но так полагается.

– Мой отец умер.

– Простите…

– Да прекратите вы извиняться! Я же не прошу вас выдать мне эти деньги, я только хочу узнать, кто их переводил, понимаете?

– Простите… – снова пробормотал клерк и, соскользнув со своего стула, куда-то убежал.

– Чёрт! – прошептал я и легонько хлопнул ладонью по стойке.

Не прошло и минуты, как клерк вернулся в сопровождении заведующей отделением, строгой женщины в очках, в костюме, с платком на шее.

Она изучила мой паспорт, затем сберкнижку, как-то странно покачав при этом головой, и, вернув мне документы, сказала:

– Николай Павлович, вам необходимо обратиться к нотариусу, который ведёт наследственное дело.

– Но у меня нет… – растерянно пробормотал я.

– Тогда вам нужно обратиться в нотариальную контору, чтобы открыли наследственное дело. Нотариус пришлёт нам запрос, и мы официально сообщим ему о состоянии счёта.

– Людмила Валерьевна, – обратился я к ней, прочитав имя-отчество на бейджике, пришпиленном к лацкану пиджака, – состояние счёта я и так примерно представляю себе. – Я помахал сберкнижкой. – Мне нужно узнать, откуда взялись эти деньги.

– А эту информацию, мы сможем вам дать, только когда вы вступите в наследство, – ответила она.

– И когда это произойдёт?

– Через полгода после смерти наследодателя.

– Полгода?!

Заведующая развела руками:

– Таков закон.

Я рассеянно поблагодарил её и вышел на улицу.

Ну и что теперь делать? В доме денег нет точно, я обследовал все возможные и невозможные места, где можно было хоть что-нибудь спрятать, разве что полы не вскрывал. Ну, если бы у нас был паркет, то ещё можно было предположить, что под какими-нибудь дощечками есть тайник. Но полы в нашей квартире были покрыты обыкновенным линолеумом, и вряд ли отцу когда-либо приходило в голову отодрать его и выдолбить в бетоне ямку, да такую, куда поместятся двести миллионов рублей. После того, как я обнаружил отцовскую сберкнижку, которую он, оказывается, всю жизнь прятал от меня, я почти поверил, что отец действительно имеет какое-то отношение к тем деньгам, о которых талдычили бандюки. Я надеялся разыскать того, кто посылал отцу деньги, и расспросить его – может, он знает что-то о тех призрачных миллионах, или хотя бы подскажет, где искать. Но теперь и эта надежда улетучилась.

Я зашёл в магазин и купил бутылку дешёвого коньяка. Отыскал неподалёку пустую скамеечку в сквере и сел с намерением сейчас же напиться. Рядом никого не было, но за спиной у меня стоял шум, гам, визг. Я подошёл к кустам, загораживающим вид, раздвинул ветви и увидал детскую площадку, почти такую же, как та, что была у моего дома, только вдвое больше. Десятка два детей носились вокруг всевозможных горок, забирались на них, скатывались или спрыгивали вниз, отважно раскачивались на качелях, то и дело норовя пнуть кого-нибудь. Подобное соседство совсем не располагало к выпивке – я, в отличие отцовских дворовых дружков, не мог пить под такой аккомпанемент, мне было неловко, даже стыдно.

Я уже повернулся было, чтобы пойти искать какое-нибудь более подходящее место, чтобы отдаться в объятия Бахуса, как вдруг услышал пронзительный женский крик и сразу раздавшийся за этим громкий плач. Я сунул бутылку в карман ветровки и побежал в сторону детской площадки.

Возле одной из горок, на земле, лежал мальчишка лет пяти и отчаянно голосил. Рядом стояла женщина в мешковатом костюме и дурацкой шляпке и кому-то звонила по сотовому телефону. Я подошёл к мальчишке и склонился над ним. Красный как рак, зажмурившись, он ревел и бил правой рукой себя по ноге, левая рука, слегка отведённая в сторону, плетью лежала на земле.

Я склонился над ним и осторожно ощупал левую руку. Мальчишка открыл глаза, испуганно посмотрел на меня и завопил ещё громче.

– Что вы делаете? – взвизгнула женщина в дурацкой шляпке, бросаясь ко мне.

– Пытаюсь ему помочь, – спокойно ответил я.

– Уберите руки! Ему нужен врач.

– Я и есть врач.

– Врач? Какой ещё врач? – недоверчиво переспросила женщина, покосившись на торчавшую у меня из кармана ветровки бутылку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.