- -
- 100%
- +
И он был. В его люксе – два входа. Над одним – камера, над другим, в глубине коридора, – лишь слепая дверь на лестницу. Через неё и проскользнула Клара.
Сцена была отрепетирована до мелочей. Моя звонкая пощечина – сигнал. В момент, когда я открывала дверь, делая вид, что ухожу, Клара нанесла удар сзади. Быстро, тихо, профессионально. Она проскользнула мимо, оставив у моих ног спортивную сумку, и исчезла, громко хлопнув дверью для антуража.
Альфонсо лежал без сознания. Его пришлось обездвижить – связать, завязать глаза. Кляп я не стала использовать – оглушительная музыка и так заглушала всё. Но затем… затем я увидела его лицо. И воспоминание о его жирных, ползающих по мне пальцах вспыхнуло в мозгу белым огнём. Я не сдержалась. Пнула. Сначала трижды по животу. Потом ещё два. А потом – точный, карающий удар в пах. Он застонал. Так тебе и надо, мразь.
Я отыскала его ноутбук. Подключила наше устройство. Тихий щелчок, потом звук входящего сообщения – сигналы успеха от Марка. Программа пошла. И тут, от скуки, я начала листать его файлы. И наткнулась на них.
Тошнотворные фотографии.
Всё закружилось. Ярость, острая и обжигающая, как удар током, вырвалась наружу. Я больше не думала, не планировала. Я просто била. Кулаками, ногами, снова и снова, пока он не захрипел, захлёбываясь собственной кровью. Это был не контроль. Это был древний, животный ужас, вырвавшийся на свободу.
Горький запах пота и холодной крови ударил в нос и подарил удовлетворение. Сердце било так, что я думала, что сейчас исчезну вместе со звуком. Это была не победа. Это был взрыв чего-то, что копилось годами – крошки унижений, запоздалые обиды и вес несправедливости.
Я резко вынырнула из воспоминания, снова ощутив под собой жёсткий стул в допросной. Внешне – лёд. Внутри – извержение вулкана.
Нужно связаться с Джексоном. Срочно. Он придумает, что предпринять. Я планировала зайти к нему сегодня после обеда, но придется немного сдвинуть планы и навестить его, когда меня отпустят. А меня отпустят.
Я знаю, в участке уже проверили мой паспорт и ничего не обнаружили. Документы были идеальной подделкой, а «отпечатки пальцев» – всего лишь тончайшие силиконовые перчатки, неотличимые от кожи. Марк – гений.
Через пятнадцать минут оба мужчины вернулись, сказав, что мои показания полностью совпали с кадрами на камерах видеонаблюдения, а так же с показаниями свидетелей. Как я и предполагала, все вспомнили высокую темноволосую девушку в красном пальто, входящую и уходящую из отеля тогда, когда мне было нужно, чтобы они запомнили.
Людей проще всего обмануть, когда они не знают, куда смотреть.
Я вышла из участка, и первый же глоток свежего воздуха показался триумфом. Сдернув перчатки, я швырнула их в канализационный люк. Они бесшумно исчезли в темноте. И только тогда, отвернувшись от здания полиции, я позволила себе победную ухмылку.
Глава 2
Я так давно бегу, что не помню уже от чего.
– Фредерик Бегбедер
Выселившись из гостиницы, я села в заранее вызванное такси до аэропорта. За рулём сидел Марк. Он не смотрел в мою сторону, поддерживая иллюзию, будто мы не знакомы. Мы ехали по городу, который в утренней дымке уже не различал ночь от утра. Свет фонарей ломался на стеклянных фасадах небоскрёбов, и каждый отблеск напоминал мне, что мир продолжает движение, даже когда твоё собственное сердце застыло в ледяной паузе. Я знала, как звучит пустота внутри – безболезненная, как снег, который не тает, а просто ложится на душу мёртвым грузом. Ничего не радовало, ничего не тревожило. Просто было «есть» – и этого «есть» мне катастрофически не хватало, чтобы называться живой.
Мы свернули с автомагистрали на узкую грунтовую дорогу, ведущую к неприметному складу. Так как он принадлежит Джексону и мы единственные, кто может им пользоваться. Здесь не было ни души, ни камер – лишь пыль, поднимающаяся из-под колёс. Пока Марк глушил двигатель, я уже отстегнула ненавистный парик и с наслаждением сбросила тесную юбку. Словно сбрасываю с себя кожу Андреа Гонсалес.
Марк остановил машину внутри амбара около одиноко стоявшей девушки. Я молча вышла из тачки к уже протянутой руке девушке и передала ей все вещи принадлежавшие Андрее Гонсалес. Взамен она вручила мне пакет с моей одеждой. Пока натягивала чёрные джинсы и кеды, наблюдала, как она перевоплощается в новую личность – быстро, без лишних движений. Она не задавала вопросов. Её роль была простой: сесть в самолет и исчезнуть, используя фейковые документы, которые мы ей только что отдали.
Мы не платили ей ни цента. Наши интересы совпадали: ей нужно было скрыть свою настоящую личность, а нам – избавиться от одной фальшивой. В таких случаях Джексон выступал благодетелем, помогая пострадавшим девушкам бежать. Не знаю от каких монстров она бежит, но надеюсь, что там, в другом месте ее ждет лучшая жизнь. Безопасная.
– Ты молодец, Сливка. – тихо сказал Марк, и в его приглушённом голосе я уловила нотки заботы.
Наклоняюсь к приоткрытому спереди окну у пассажирского места и встречаюсь с такими знакомыми глазами цвета теплого чая. Его медно-каштановые волосы, как всегда, в сплошном беспорядке, но это лишь добавляет ему определенного шарма.
– Будь осторожен. – Вторю ему таким же тоном.
– Как всегда. – Коротко кивнув, разорвал наш зрительный контакт. – Босс ждет тебя. – Добавил он в конце, неторопливо газуя с места, и уезжая с территории склада.
Оказавшись одной без необходимости поддерживать чужой образ, опускаю все щиты и снимаю маски, возвращаясь в свое тело. Впервые ощущаю тяжесть всех событий за прошедшие сутки. Адреналин в крови сошел на нет, оставив после себя пустоту внутри, усталость в мышцах и пульсирующую боль в висках. Теперь, став самой собой, не ощущаю никаких эмоций и чувствую себя опустевшим сосудом. Я уже забыла, когда в последний раз чувствовала что-то сама, не используя чужое лицо и не играя определенную роль. Иногда мне кажется, что я не вижу, а просто регистрирую цвета и фигуры – без вкуса, без запаха, без движения внутри. Лишь изредка внутри мелькает искорка: иногда она раздражительно-едва заметна, как стальная ниточка в ткани, которую сшивают из чужих историй. Я тяну эту ниточку, чтобы проверить, останется ли что-то, если ее дернуть.
Я научилась жить с тем, что чужие переживания кажутся ярче моих собственных. Возможно, именно это и есть путь: не сопротивляться пустоте, а пытаться жить в ней так же, как проживают ночь в доме, где никто не зовет по имени.
Когда-то давно, я запретила себе чувствовать боль. Изучила, как укрощать сопутствующие ей эмоции. Это была вынужденная мера, чтобы выжить. И в последствие забыла, как чувствовать что-либо вообще. Созданный мною белый шум внутри помогал лучше улавливать чужие настроения. Я приспособилась предугадывать намерения, приноровилась давать людям то, чего они ждали. Овладела искусством лжи и манипуляций.
Давала им то, что они хотели. Притворялась, что страшно, когда пугали. Делала вид, что заинтересована неинтересной историей. Зажигала огоньки страсти в глазах при соблазнении. Изображала восхищение, когда меня хотели впечатлить. Это превратилось в простой механизм: включила – выключила.
Мои эмоции были не моими, а взятыми в аренду. Каждая улыбка, каждый взгляд – блестяще отыгранная роль. И я стала считать это своим даром. Именно поэтому мне всё удавалось. Мне не мешали собственные чувства. Я видела людей насквозь и всегда была на шаг впереди.
Подавление эмоций подарило мне абсолютный контроль. Внешне я всегда была спокойна и невозмутима, потому что внутри не было ничего.
И поэтому та вспышка ярости в номере у Альфонсо была так на меня непохожа.
Я думала, что знаю вкус собственной тишины – он был как выдержанное вино, терпкий и знакомый. Но в ту ночь тишина лопнула.
Это случилось внезапно, как если бы кто-то включил лампу в пустой комнате и оказалось, что в ней спрятано слишком много теней.
Я сидела на полу, нажимая клавиши ноутбука, слыша стук дождя за окном. Всё началось с тихого шепота – будто что-то пошевелилось под толщей льда, когда листала папки на его ноутбуке. А потом я увидела их. Фотографии. Сначала просто обнажённые девушки, потом – с синяками, сломанными конечностями, с глазами, полными ужаса и боли.
И тогда лед треснул.
Я не считала себя человеком, который превращается в бурю. Но ярость – она не спрашивает о согласии, она знает только свой маршрут.Она вырвалась на свободу, как зверь из клетки, которого слишком долго держали в цепях.
Резко вдохнула и потрясла головой, прогоняя образы несчастных жертв. Разворачиваюсь на пятках и иду в направлении оставленного для меня автомобиля. На этот раз, это матовый «Урус» серого цвета.
Широкая улыбка расцветает на моем лице, грозя свести мышцы судорогой.
Чертовски люблю свою работу за такие ништяки.
Джексон знает, как поднять мне настроение.
Залетаю на водительское сидение и поворачиваю оставленные ключи в замке зажигания, заводя машину. Слышу, как рычит мотор и чувствую отклик во всем теле. Я держу ладони на кожаном руле и слушаю, как двигатель ровно дышит подо мной, как будто машина сама знает дорогу к моим тайнам. Покалывание на кончиках пальцев посылает импульсы к сердцу, разгоняя кровообращение. Приятное тепло разливается в груди и спускается к нижней части живота.
Зарождается потребность.
Эйфория отвлекает от боли и усталости. Сладкое предвкушение велит приступить к немедленному движению. Не имея никакого желания противиться своим инстинктам, вдавливаю педаль газа в пол и с визгом шин вырываюсь со стоянки на магистраль. Вот оно. То, что я могу чувствовать. То, что хочу ощущать.
Скорость. Риск. Драйв. Адреналин.
Магистраль простирается, как длинная лента, растворяющая шум города в отдаленных пригородах, и мои мысли, как маленькие птицы, разбегающиеся в стороны, нашли свой путь обратно к одной цели – к свободе, что так часто прячется в треске асфальта и дыхании мотора. Дорога блестит под палящим солнцем и каждая полоска на асфальте – это не просто разметка, а карта к новым ощущениям: ощущение ветра на лице, легкая дрожь в животе от того, что скорость может превратить секунды в целые истории. Я не думала о прошлых тревогах, не думала о будущем – только о настоящем, где каждый оборот колеса звучит как аплодисменты моему выбору. Машина подо мной дышала ровно и уверенно, как животное, которое знает дорогу лучше, чем человек.
Набирая скорость, граничащую с угрозой получения огромного штрафа, мчу в сторону офиса Джексона. Авто держится уверенно, как если бы знало мои тайные мечты и двигалось точно по ним. Я нажимаю и отпускаю педаль так, чтобы двигатель пел, но не кричал, чтобы не разрушить этот нежный баланс между контролем и полетом.
Я ловлю момент, когда дорога становится однообразной, но не скучной, потому что машина превращает обычное движение в разговор – тихий, уверенный разговор между мной и миром вокруг. Я улыбаюсь снова – потому что знаю, что эта магистраль сейчас часть моего пути к себе самой, к ощущению, что могу больше, чем думала.
И я понимаю: дорога не просто путь, она – история, которую пишу я сама, строками скорости и паузами дыхания, пока спорткар держится за ритм моих мыслей и не отпускает меня до следующего поворота, до следующей остановки внутри себя.
Глава 3
Урок 1: В этом мире нет справедливости.
Смиритесь.
– Джордж Карлин
– Ты перешла все границы! – Джексон мечет в мою сторону ледяные стрелы, и кажется, воздух в кабинете трещит от напряжения.
Я недвижно расположилась в глубоком кресле, запрокинув голову, и лишь глазами
наблюдаю, как босс нервно вышагивает из стороны в сторону, словно загнанный в клетку лев. Да, я перестаралась с Альфонсо. Но мерзавец заслужил каждый синяк и каждую пролитую каплю крови.
– Допустим, я слегка вышла из себя, – бросаю с показным безразличием.
– Слегка? – Он резко оборачивается, и его голос срывается на визг. Замерший взгляд прожигает меня насквозь.
Я лениво меняю позу, опираюсь локтями о колени и смотрю на него немигающим, тяжелым взглядом.
– Ты видел, что он хранил на своем ноутбуке? – произношу я медленно, вдавливая в него каждое слово, расставляя убийственные паузы.
– Мне плевать, Кая! И тебя это ебать не должно!
Вывести Джексона из себя – высшее достижение. Заставить его кричать и материться – почти невозможная миссия.
Сегодня я бью все рекорды. Кажется, от него вот-вот пойдет пар.
– Ты потеряла контроль и подвела всех! Если бы Марк не взломал систему и не стер запись, ты бы сейчас гнила в камере!
Оказывается, я попала на камеры наблюдения, когда покидала отель мистера Стуэрзи через черный вход. Изначально все системы слежения в отеле были взломаны и контролировались Марком. Конкретно эта камера показывала заранее снятую картинку пустого внутреннего двора, так же позволившая Кларе войти в здание никем не обнаруженной. Но чтобы никто не заметил постороннего вмешательства, время входа в систему было ограничено.
А я, заинтересованная выбить из Альфонсо все его дерьмо, увлекшись, просрала дедлайн.
Впрочем, даже без помощи нашего компьютерного гения я бы выкрутилась. На записи – лишь сгорбленная фигура в капюшоне, а не шикарная брюнетка, вошедшая в отель.
Всегда идеального состояния серебристые волосы Джексона – единственное, что выдает его возраст – торчат в разные стороны, так как за последние тридцать минут он взъерошил их примерно тридцать раз. Да, я считала. Не знаю, что сильнее взволновало его: угроза моей безопасности или же риск срыва операции. Возможно, и то, и другое. В карих глазах горит огонь и я уверена, он готов сжечь меня в нем прямо сейчас, не взирая на его почти отцовскую любовь ко мне. Хорошо, зная его характер, пытаюсь снизить градус ссоры, вкрадчиво произнося следующее:
– Ты говорил, что мы твоя команда Робин Гуда. – Встаю из кресла, подхожу к разделяющему нас столу и облокачиваюсь на него руками. – Мы – орудия наказания там, где царит вседозволенность. Крупицы справедливости, выравнивающие весы несправедливости! – Почти кричу на последних словах, встречая его несогласный взор. – И ты готов закрыть глаза на ужасное преступление? На это абсолютное зло?!– Спрашиваю, раздосадованная его непониманием.
Он тяжело вздыхает и качает головой. Очевидно, сдаваясь моему натиску, произносит голосом полным печали и бессилия:
– Я ничего не могу с этим поделать, милая. Эти люди переживут потерю миллионов – заработают снова, украдут. Но если мы посягнем на их власть, последствия будут сокрушительными. Они обрушат на нас такую лавину, что мы не устоим.
Он подошел вплотную к столу со своей стороны и отзеркалил мою позу.
– Я не готов рисковать вами. – Протянул руку и коснулся ладонью моей поврежденной кожи на щеке. – Рисковать тобой. – Он смотрел твердо и нежно взглядом, подразумевающим глубокую привязанность. Смотрел глазами любящего отца, которого я никогда не знала. И затем произнес наставническим тоном, желая запечатлеть в моей памяти.
– Любое действие рождает противодействие.
Эта фраза любимое высказывание босса и девиз нашей организации. Не знаю точно, какой смысл вкладывает в эти слова он сам, но надеюсь наши взгляды совпадают. А я понимаю их так: ты должна быть достаточно хитра и мудра, чтобы предвидеть действия до их свершения. Должна быть сильна и готова отразить любой ответный удар противника.
Джексон научил меня многому. Закалял характер. Укреплял мышцы. Развивал воображение. Оттачивал реакции. Он дал мне цель и желание жить. Наполнил мою жизнь смыслом. В благодарность я стала его лучшим творением.
Он отступает и тяжело опускается в своё кожаное кресло, закидывая ноги в позу «американской четверки».
– Чистая удача, что тебе удалось уйти незамеченной и завершить дело, – произносит он с выдохом.
Я выпрямляюсь, предвкушая похвалу. Он всегда разбирал наши успехи и промахи.
А результат-то достигнут! Но его следующие слова повергают меня в ступор:
– Я подумал, тебе нужно отдохнуть. Перезагрузиться.
А следующая фраза бьет под дых, словно удар КамАЗа.
– Я отстраняю тебя от всех операций на три недели. Считай это принудительным отпуском.
Нет.
– Нет. – Язык меня не слушается, а горло сдавило мертвой хваткой, но мне удается прошептать, – Ты… ты не можешь.
– О, еще как могу. И уже сделал это.
Тело предательски немеет. Голова тяжело падает на грудь, взгляд упирается в кроссовки.
– Ты не посмеешь меня выгнать, Джексон, – слова, полные боли, с трудом пробиваются наружу. – Эта работа – всё, что у меня есть. Ты знаешь это.
Слышу, как он щёлкает языком, затем – скрип кожи кресла. Через невероятное усилие поднимаю взгляд. Он придвинулся к столу, его уставшие глаза изучают моё искажённое болью и страхом лицо.
– Никто тебя не выгоняет. Ты на грани выгорания. Тебе нужен отдых.
Будто я устала. Да, мне не помешают сон и горячий душ.
И горячий красавец в моей постели после пары бокалов вина были бы кстати. Необязательно в этой последовательности.
Но то, что делает Джексон чтобы наказать меня – а он именно наказывает – это слишком жёстко. Решаюсь на рискованный ход, пытаясь сменить гнев на милость. Все мужчины любят, когда их превозносят. Манипуляция – моё второе имя.
– Джекс, ты научил меня всему. – начинаю с легкой закуски и надеваю маску благоговения, – Твои методы уникальны. Все разработки —это шедевры. Я восхищаюсь тобой. – Придвигаюсь ближе, сменяя маску верного друга на любящую дочь, в качестве главного блюда. – И ты не просто наставник и учитель, ты заменил мне отца. Дал мне силу. И теперь, мне нет равных. Твои страхи беспочвенны. – И, на десерт, – Обещаю, больше никогда не буду использовать одну личность дважды.
– Разумеется, не будешь. Ты отстранена. Не заставляй меня увольнять твое милое личико. Вернешься через месяц.
– Но ты говорил о трёх неделях!
– Так и было, пока ты не попыталась мной манипулировать. Теперь пять.
– Но …
– Шесть, – он сужает глаза и указывает на меня пальцем. – Скажешь ещё слово – и отправишься на острова на месяцы.
Молниеносно закрываю рот с такой силой, что раздается глухой стук зубов. Провожу пальцами по губам, будто закрываю молнию и поворачиваю ключ. Глупо было думать, что мне удастся обхитрить папочку-Джекса. Но попытаться стоило.
Должна ли я сожалеть об этом? Да.
Буду ли я делать так снова? Разумеется.
И возможно однажды, ученик превзойдет своего учителя.
Глава 4
Нормальность – это асфальтированная дорога,
по ней удобно идти, но цветы на ней не растут.
– Винсент ван Гог
Любой нормальный человек был бы рад отпуску, скажете вы. И будете правы. Но стоит отметить, что я что-то диаметрально противоположное определению нормального человека.
Клара винит во всем аварию и посттравматический синдром.
Джексон уверен в моей избалованности.
Марк подозревает во мне адреналиновую наркоманку. .
Действительно забавная история: они думают, что знают меня.
А вы бы решили, что я просто безумна.
Но ни одно из ваших мнений не даст мне много денег и не купит классных шмоток, так что мне все равно.
Но проблема вот в чем: я не думаю, что люди понимают, как сложно объяснить, что творится у тебя в голове и душе, когда ты сам этого не понимаешь. Я просто… потеряла вкус к обычной жизни. Радость притупилась, а удовольствие требует таких доз адреналина и риска, что обычному человеку и не снилось. Работа на Джексона – единственный якорь, что удерживает меня на плаву в этом море безразличной пустоты. И если его убрать, я погружусь на дно, в кромешную тьму, где меня уже ждёт моё собственное отражение. Поэтому отпуск, да еще такой продолжительный, сведет меня с ума.
Будет клише, если скажу, что авария разделила мою жизнь на до и после?
Да? Ну и плевать. Потому что так оно и есть.
Два года назад жуткое ДТП едва не забрало мою жизнь. Я сидела на пассажирском сиденье – том самом, что статистически считается самым опасным. Но по иронии судьбы, или по её злому умыслу, я выжила. А водитель скончался на месте, не приходя в сознание.Сломанные нос и рёбра оказались моими самыми лёгкими травмами. Моё тело буквально собирали по частям, как разбитую вазу. А черепно-мозговая травма едва не лишила меня зрения на один глаз. Позже ко всему этому добавили диагноз – временная ретроградная амнезия. Врачи предупредили, что психика будет защищать меня от травмирующих воспоминаний, и, скорее всего, я никогда не вспомню момент аварии и несколько часов до неё.
Но я все помню.
И эти воспоминания унесу с собой в могилу.
Когда моя недовольная и обиженная задница покинула кабинет начальника, на моем пути возникло препятствие в виде очаровательной платиновой блондинки. Ее каре подпрыгивало у подбородка в такт прыгучим шагам. Голубые глаза искрились озорством, а на лице сияла улыбка, обнажавшая ровные белые зубы с крошечной аккуратной щербинкой. Меня до сих пор поражает её дар всегда выглядеть так, будто завтра Рождество, а ей уже разрешили распаковать все двадцать пять подарков. Но что действительно восхищает так это то, что я всегда подписываюсь на все авантюры, которые она предлагает. Во мне нет и толики силы сопротивляться этим полным воодушевления глазам и заражающим энтузиазмом энергетике. И она нагло этим пользуется.
– Чтобы тебе ни сказал босс, предлагаю отправиться в бар и в зависимости от ситуации —либо отпраздновать, либо утопить это дело в реке самбуки!
Эта женщина способна заразить меня воодушевлением, даже когда я физически и эмоционально измотана. Ее предложение звучит как нельзя соблазнительно кстати. Быть может удача будет на моей стороне и желаемый горячий душ я приму уже не одна, а в компании привлекательного обладателя мускулов.
– Ты платишь.
– Еще чего! – Ее мягкий смех похож на нежную песню соловья. – Но я найду того, кто заплатит.
Подмигнув, она ловко подхватила меня под руку и увлекла за собой – моё тело прочь из здания, а мысли – прочь от прошлого.
***Бар гудел, как растревоженный улей. Воздух был густым и тягучим, пах перегаром, парфюмом и сладким забвением. Это популярное место, но не такое фешенебельное, какие обычно предпочитает моя подруга. Здесь не водилось заносчивых миллионеров с пустыми глазами и власть имущих мужчин, чьи улыбки острее бритвы. Наш маленький круглый деревянный столик, заляпанный воском от свечей, осадила компания миловидных парней. Трое уже заходились в припадке хохота над очередной шуткой Клары, а двое других со всей серьёзностью, решали спор о том, кому выпадет честь оплатить наши коктейли. У Клары никогда не было трудностей с общением. Влиться в любую компанию и за пять минут стать её солнцем и душой – её врождённый дар. Я же никого близко к себе не подпускаю. Я – крепость с поднятыми мостами, и никому не позволю рассмотреть настоящую меня. А из-за моего естественного выражения лица я постоянно выгляжу недовольной, что очень удобно, потому что это чаще всего правда. Стать холодной бессердечной сукой – не совсем то, чего я хотела добиться в этой жизни, но вот она я.
Шрамы, украшающие лицо и тело не добавляют мне очарования. Я уже давно свыклась с мыслью о своей потерянной красоте и научилась использовать их себе на пользу. Скрывать – под слоем тона или высоким воротником, когда нужно остаться незаметной. И демонстративно выставлять напоказ, подобно клинку, когда ситуация требует запугать. Большинство они отталкивают, мужчины находят их уродливыми, но я – виртуоз перевоплощений и тонких манипуляций.
С фигурой повезло куда больше. Мой рост возвышает меня над толпой среднестатистических женщин. Даже эта простенькая чёрная футболка, выуженная утром из пакета со сменной одеждой, сидит на мне безупречно, выгодно облегая грудь третьего размера. Такие же чёрные, в облипочку, джинсы на высокой талии подчёркивают длину стройных ног и осиную талию. Светлые волосы убраны в небрежный хвост – времени на мытьё после душного парика не нашлось. Глаза по-прежнему прикрывают карие линзы, но шрам, рассекающий правую бровь, так и манит праздные взгляды, словно магнит для неприятностей.
Парни вокруг, конечно, симпатичны. Но ни в одном из них не проскакивает та искра, тот самый ток, что зажигает во мне азартный интерес. А мне это было нужно. Хотя бы на одну ночь.
Клара флиртовала с нашими благодетелями так естественно и легко, словно научилась этому раньше, чем ходить. Я же до того привыкла притворяться другими, что забыла, как это – флиртовать, будучи собой. Без чёткой цели и прописанного кем-то сценария я чувствовала себя голой. И вот он, вердикт: эти мальчики мне смертельно наскучили. Если Клара может сиять и хохотать над их туповатыми шутками, то у меня для этого напрочь отсутствует мотивация. А выпивку я и сама себе могу купить. Уже большая девочка, сама завязываю шнурки, заказываю вибратор онлайн и все такое.






