Ангедония

Поднимаясь из-за стола, ощутила весь выпитый алкоголь одним мощным ударом в висок и лёгким наклонением горизонта. Возможно, последний коктейль, принятый в себя после пяти самбук, был лишним.

Неровной походкой поплелась к барной стойке, виртуозно лавируя между назойливыми взглядами и откровенными предложениями. Достигнув пункта назначения, заказала виски со льдом и солёные орешки. И пока ждала, кожей почувствовала на себе тяжёлый, пристальный взгляд. Правая щека буквально вспыхнула, посылая по затылку разряд статического электричества. Я повернула голову – и взгляд зацепился за него. Широкоплечий, темноволосый, в чёрной кожаной куртке, на том конце бара. Но он не смотрел на меня, а сидел вполоборота, о чём-то оживлённо беседуя. С моего ракурса было плохо видно, но даже отсюда он смотрелся как воплощение самого сладкого греха и самого горького разочарования.

Как раз в моем вкусе.

Стук стакана о стойку вернул меня в реальность. Поблагодарив бармена, я расплатилась, забрала виски и решила остаться тут, чтобы ещё немного понаблюдать за этим воплощённым соблазном. Но когда мои глаза снова метнулись в ту сторону, его место было пусто. Возможно, мне померещилось. Возможно, я достигла той стадии опьянения, когда мозг начинает материализовывать твои же греховные фантазии. С лёгким вздохом сожаления я опрокинула виски, закусила орешком и, развернувшись к бару спиной, намеревалась вернуться к столу. И тут мои глаза, словно притянутые невидимым магнитом, нашли его.

Он стоит, облокотившись плечом о стену, скрестив на груди руки. И в отличие от всей этой шумной толкотни, был абсолютно статичен, безразличный к окружающему веселью.

И не моргая, он смотрит на меня.

А я на него.

Он высокий и чертовски красивый. А я уже в подходящей кондиции, чтобы этих двух критериев было достаточно. Не иначе как его глаза поймали меня в ловушку, потому что других причин почему я не двигаюсь с места у меня нет. Заметив, какой эффект он производит на меня, уголок его рта – следует отметить, великолепного рта – пополз вверх, явив этому миру самую трусослетательную ухмылку в мире. Незаконно быть таким горячим. Где-то на задворках сознания зашевелилась мысль о галлюцинации – уж слишком он был идеален для этого мира, где мне встречались одни чертилы.

Или же я в одной из своих прошлых жизней всё-таки сделала что-то хорошее, и Вселенная, смилостивившись, прислала мне своё лучшее творение.

В ту секунду, когда я собрала волю в кулак и решилась подойти к нему, он демонстративно отвёл взгляд и погрузился в беседу с каким-то типом, бесстыдно игнорируя моё существование, словно я – самая бесполезно потраченная минута в его жизни. Разочарование, острое и колкое, сжало внутренности в тугой комок, но я тут же задавила его в зародыше. Внешне это проявляется лишь едва заметной приподнятой бровью. Поняв, что запланированного веселья не предвидится, я двинулась к Кларе, чтобы объявить о своём решении уезжать.

За столом все пятеро мальчишек борются за внимание белокурой красавицы, но на её лице я уже читала бегущую строку: «Боги, как же они все задолбали». Никакого осуждения, подруга, только стопроцентное понимание. Мы переглянулись, и между нами пробежал беззвучный диалог, где она ещё пыталась уговорить меня остаться, а я мысленно, но с любовью, посылала её в задницу. Она рассмеялась, ценя наше взаимопонимание. Я жестами показала, что забегу в уборную и можно валить.

Пересекая зал, я снова почувствовала тот же жар, тот же электрический разряд на коже. С надеждой бросила взгляд через плечо, но парня у стены как и не бывало.

Сомнений в том, что это была галлюцинация стало меньше на сорок четыре процента.

Я замерла на перепутье в коротком коридоре, где налево уходила дверь в дамскую комнату, а направо – в тёмный закоулок для персонала. И снова – это покалывание, это ласкающее прикосновение на коже. Повернув голову направо, в сторону исходящего оттуда горячего потока, я увидела высокий силуэт, почти полностью скрытый тенями.

Не знаю, как поняла, что это он. Я просто знаю это. Словно это знание было вшито мне под кожу и впечатано в сознание.

От него исходил осязаемый флёр опасности, который не пугал, а бросал вызов, возбуждая каждый нервный рецептор. Когда он сделал шаг вперёд, его лицо высветилось тусклым лучом, и я увидела взгляд его голодных, по-волчьи ярких глаз. Мне почудился треск наэлектризованного воздуха и запах озона перед грозой.

Не спеша, плавно, с грацией хищника, уверенного в своей добыче, он начал движение. И не нужно было быть гением геометрии, чтобы понять: его траектория неминуемо приведет ко мне. Мои ноги сами понесли меня навстречу. Он приближался, ни на миг не отводя глаз, будто боялся, что я растворюсь, как мираж, стоит ему моргнуть.

Мы смотрим друг на друга, будто уже собираемся поцеловаться.

Его пальцы, тёплые и шершавые, поправили выбившуюся прядь и, словно невзначай, провели по моей щеке. От этого прикосновения в животе завязался тугой, сладкий узел, а пальцы ног в кроссовках судорожно сжались. Все мое внимание было сосредоточено на этом касании, поэтому язык оказался не в состоянии произнести слово. Вообще любое слово.

Да, такое случается, когда твоя самая горячая эротическая фантазия становиться явью и пахнет словно грех, обещая адский рай.

Он такой высокий, что мне приходиться запрокинуть голову, чтобы смотреть в глаза, когда он подошел ближе, нарушая все мыслимые нормы приличия. Легкое головокружение подкашивает колени, но я не успеваю упасть. Его сильная рука обхватывает мою талию и спасает от неловкости. Всему виной крепкий алкоголь и резкое движение головой. Жар, исходящий от его тела тут совершенно ни причем.

Не-а.

Вторая ладонь ложится на бедро и медленно ползет вверх, заключая меня в объятия. Его руки уютно расположились на моей талии, будто это их законное место, и я заключаю, что они отлично сморятся на моей фигуре. Взглянув на него с такой близости, я отметила цвет его глаз – как ночное небо перед штормом. А когда мои ладони легли на его широкие, мускулистые плечи под грубой тканью куртки, я уже на 97% была уверена в его реальности.

От него пахнет порывистым ветром и грозовой тучей. Проливным дождем и стихийной бурей.

Резким, но точным движением он прижал меня к прохладной стене, и из моей груди вырвалось нечто среднее между всхлипом и стоном.

Я успела заметить его хищную ухмылку за секунду до того, как его губы накрыли мои.

Его поцелуй уверенный и настойчивый. Губы мягкие, но требовательные.

В ответ я прикусила его нижнюю губу, и он в ответ довольно рыкнул, сильнее вдавливая меня в стену, зажимая между штукатуркой и своим богоподобным телом. Он схватил мой хвост и, намотав волосы на кулак, запрокинул мою голову. Мой стон был немым согласием, и я раскрыла губы, позволив ему углубить поцелуй. Когда наши языки сплелись в немом танце, я ощутила вкус неприятностей и пепла. Мгновенно решаю, что отныне это мой любимый вкус. Все еще сжимая хвост, он сильнее отклонил мою голову, открывая шею. Оторвавшись от моих губ, он позволил мне глоток воздуха и принялся прокладывать мокрую дорожку поцелуев вниз, к ключице. Вторая рука спускается с талии на ягодицу с животной страстью захватывая ее в плен, в то время как первая всё ещё держала в заложниках мои волосы.

Я решила перехватить инициативу, вцепилась пальцами в его чёрные, удивительно мягкие волосы и, приподняв его голову, сама притянула его губы к своим. Вибрация, прокатившаяся в его груди, была похожа на мурлыканье, смешанное с тихим смешком. Теперь обе его руки сжимали мою попку, прижимая к очевидности его возбуждения.

Он целует меня медленно, не торопясь, словно все время в мире замерло, боясь помешать ему насладится любимым десертом.

Его правая рука скользнула под футболку. Пальцы коснулись края кружевного бюстгальтера и двинулись выше, чтобы тяжёлой ладонью накрыть всю грудь. Когда он издал удивлённо-восхищённый стон, это означало, что он обнаружил: тонкое кружево не испорчено поролоном. Я застонала в ответ, когда он, опустив чашечку, принялся играть с соском, настраивая моё тело на нужную волну. Его левая ладонь нашла вторую грудь и повторила те же манипуляции, заставляя меня дрожать от нарастающего желания.

Внезапно он схватил меня за запястья и резко поднял их над головой, сцепив в одну мертвую хватку.

Ага, этот парень привык, чтобы ему подчинялись.

Одной рукой он держал меня, а другой грубо задрал футболку, обнажив мой живот и грудь.

– Как красиво, – прохрипел он.

И я была уверена, что это в мои уши стекает жидкий мёд. Его низкий, хриплый от страсти голос оказывал на меня такой эффект, какой не должен бы. Я поймала себя на мысли, что готова позволить ему всё. Прямо здесь, в грязном коридоре бара.

Не мучая ни себя, ни меня он припал к груди. Его тёплый, влажный рот лизал и посасывал, язык вырисовывал круги вокруг соска, а потом зажимал его зубами, вырывая из меня новые и новые стоны. Решив, что вторая грудь обделена вниманием, он переключился на неё, одаривая её такими же ласками и лёгкими покусываниями.

Если бы мне сказали, что это и есть рай, я бы стала самой послушной богослужительницей. Я извивалась в его руках, требуя большего. Он, словно читая мои мысли, оторвался от груди и, подхватив меня под бёдра, заставил ноги обвить его талию. Прижавшись к нему плотнее, я ощутила всю силу его желания. Теперь его очередь стонать мне в губы и я, улыбаясь, краду еще один страстный поцелуй. Он жестко ударяет по мне бедрами и попадает в ту самую точку, где я больше всего хочу его чувствовать. Двигаю попкой и трусь о всю прекрасную длину его возбуждения, заставляя его дышать чаще и глубже.

Внезапный, громкий звук вырвал меня из объятий страсти, развеивая пелену похоти. Я инстинктивно отстранилась от своего чудесного видения. Когда собираюсь спросить не слышал ли он то же, он снова целует меня, скорее всего, чтобы заткнуть мне рот, но мне все равно. Любая причина для того, чтобы его губы были на моих – прекрасная причина.

Снова звук, теперь отчётливый и звенящий, врезался в сознание. И с леденящим ужасом я осознала, что это крик. И что ещё хуже – я знала этот крик. Это кричала Клара.

Молниеносно оттолкнув от себя мужчину-искушение, я спрыгнула на пол, стремительно опустила футболку и бросилась на помощь подруге.

В центре бара какое-то столпотворение и Клара в эпицентре всего этого. Она сурово смотрит куда-то в толпу и держит в руках горлышко разбитой бутылки шампанского. Я начала подходить к ней сбоку, и она, заметив движение периферийным зрением, резко развернулась в мою сторону.

– Моника, вот ты где. – не прозвучало как угроза, её лицо расплылось в знакомой, сияющей улыбке.

Не знаю почему мы использовали чужие имена. Скорее, просто по привычке.

– Что случилось, Ванесса? – Я окинула взглядом её с импровизированным оружием в руке и толпу, окружающую ее. Она не выглядит напуганной. А вот люди вокруг – вполне.

– Ничего такого, с чем бы я не могла справиться. – Она безразлично пожала плечами и, подойдя, протянула свою миниатюрную ладонь. – Нам пора.

Я обернулась назад на случай, если он последовал за мной.

Но из темного коридора надо мной потешалась пустота.

Взявшись за руки мы покинули бар; она все еще хватаясь за разбитую бутылку, а я – за иллюзию образа идеального мужчины.

Следующее утро впилось в мои виски стальными когтями. Каждый пульсирующий удар сердца отзывался эхом в пересохшем горле, напоминая о вчерашнем алкогольном предательстве. Пока страдала от ужасного похмелья поклялась себе, сквозь тошноту и головокружение, что никогда – слышите, никогда – больше не буду так кощунственно смешивать напитки.

В промежутках между безропотным поклонением белоснежному фарфоровому другу, я лежала на холодном кафеле ванной, прижавшись щекой к прохладной поверхности. И в эти редкие мгновения затишья, сквозь похмельный туман, пробивалась навязчивая, сладкая мысль: а что, если те пьяные грезы с участием самого порочного и желанного плода моего воображения… не совсем грезы?

Кончики пальцев дрожаще коснулись губ. И тело, отозвалось внезапной волной жара. В памяти всплыли не тени, а яркие, чёткие образы: шершавые ладони, властно лепившие мою фигуру, влажный язык и лёгкая острая боль от зубов на разгорячённой коже. Я вдруг снова ощутила тот дикий, ни на что не похожий запах – дикого ветра и надвигающейся бури.

И это было реально. Слишком реально.

Но тут же, как удар хлыста, пришла трезвая, язвительная мысль. Нет, алкоголь и моё отчаявшееся одиночество наверняка сговорились. Они взяли заурядного, пусть и симпатичного незнакомца, и дорисовали его, приукрасили, превратили в самую сладкую, самую мучительную иллюзию. Тот бог с голодными глазами и руками, знающими дорогу к раю, не мог существовать. Это был всего лишь мираж, сотканный из паров спирта и моих же тайных желаний. Горькая насмешка моего разума над моим же измученным телом.