Может ли традиционная любовь быть вне стереотипов?
1
Меня зовут Франко. В начале октября 1997 года мне исполнился двадцать один год, и я переехал в Турин. Облагоразумившись, я стал студентом. Отец перестал спонсировать мои гонки. И это несмотря на то, что я за этот сезон занимал места на подиуме целых восемь раз: мне сулили светлое будущее в автоспорте… при наличии надёжных спонсоров. Их не оказалось. Да тут ещё неприятный случай с папиной машиной, которую я взял на время. В общем, родители решили: ближайшие три года я должен посвятить высшему образованию. Причём пройти, как говорится, школу жизни: жить одному, рассчитывать бюджет, в одиночку следить за бытом. Мне выделили сумму на приличную однокомнатную квартиру в центре города, но я предпочёл распорядиться суммой иначе. Я снял комнату на окраине, тем самым, сэкономив, обезопасил себя на первое время небольшим капиталом. Комната эта находилась в новом доме, так что мои соседи-хозяева только полгода как въехали и знают, каково это – на новом месте.
"Кто же хозяева квартиры?" – спросите вы. Она эффектная и красивая. В ней, кажется, отсутствуют изъяны. С первой минуты, как я её увидел, она стала для меня самой необыкновенной и несравненной ни с кем на свете. Она отличалась ото всех окружающих меня с детства женщин. И неудивительно – она же ведь иностранка. Она приехала из России, ее семья была родом из Санкт-Петербурга. Звали её Аделина. Я почти не чувствовал акцента – она жила в Италии уже больше пяти лет. Она красавица, но дело далеко не во внешности… Что я говорю? Конечно же, дело и во внешности тоже! Красиво описывать я не умею, но скажу про волосы. Они у неё чёрные и ниспадают ласковой волной, отливающей бронзой, на плечи. Сколько вечеров я любовался этим отливом, наблюдая за тем, как она идёт по дорожке к дому, возвращаясь с работы. Я не знал, ни кем она работает, ни кто по профессии её муж; не спрашивал и поначалу даже не интересовался. Аделина могла быть певицей (у них в комнате стояло пианино) или актрисой (у неё очень пластичная мимика, спортивная фигура). Я завидовал ему: её муж мог обнимать её, не отпуская. Правда, этого ни разу не происходило при мне.
Квартира была уютная: сразу видно, здесь приложила руку женщина со вкусом. Общую картину портили лишь плакаты с боксёрами, развешанные на стенах. На полках стояли автографы знаменитых спортсменов в рамочках, несколько кубков… Боксёр? Он? Не слишком высокий, ненакачанный. Я бы даже сказал, что он мягкотелый. Не уверен, что муж Аделины когда-либо посещал спортзал. Я намного выше и крупнее его. Я даже своих родителей выше на две головы. А он вообще не спортсмен. С виду – обычный офисный работник. Ещё и очки носит. Я не знал более молчаливого и серьёзного человека. Не грубого, но чересчур неулыбчивого. Я бы не стал пересказывать ему и самую смешную шутку: даже если бы шутка ему понравилась, он не дал бы этого понять – что обидело бы меня. А если бы шутка ему, вдруг, не понравилась или он её не понял… В общем, не стал я проверять, боксёр он или нет. Возможно, этот мужчина только и умел, что хмуриться. Ещё он не вылезал из костюма с галстуком. При этом был всегда так хорошо выбрит, что я задавался вопросом: растёт ли борода на этой гладкой, как у ребенка, коже? На безымянном пальце он носил обручальное кольцо. Оно ему, наверное, не очень нравилось: такой тип должен был презирать всякого рода украшения. Пообщавшись с ним два месяца (точнее – не перемолвившись ни словом), я понял, что из-за таких вот личностей и происходят конфликты. Одни вступают в открытый спор с желанием переубедить таких непереубеждаемых, как он. Другие действуют против их воли – втихую – и создают ещё большие проблемы.
Супругов не посещали гости – из этого я сделал вывод, что у него нет друзей. Только один раз, вернувшись из магазина в выходной, я застал Аделину с подругой. Они сидели на диване и шептались. На Аделине была надета кожаная куртка, как обычно, а подруга была облачена в элегантное красное платье. Насколько я понял, её подруга была женщина хоть и немолодая (впрочем, я не разглядывал), но страшно стеснительная. Заметив, что я вошёл, бедняжка не знала, куда деть руки, и предприняла неловкую попытку подняться с дивана. Поэтому, чтобы не мешать им, я, быстро положив продукты в холодильник, занял свою комнату. Женщина приходила ещё несколько раз, но об этом я узнавал только со слов Аделины, когда она убирала с гостевого дивана забытые подругой вещи: то косметику, то какое-нибудь бельё, покупками которого они хвастались перед друг другом, то украшения… всякую ерунду.
– Сплетни, да и только. Вон, лучше бы луну исследовали. Что там на другой стороне луны? Кажется, у Pink Floyd есть такая песня, – произнесла Аделина, махнув рукой на газету, а потом в сторону окна.
За окном действительно светила яркая луна. Она говорила громко, потому что сушила голову феном. На ней был лёгкий халатик. А её муж сидел в кресле и будто бы читал ту самую газету. Как в это время там оказался я? Я был вхож в общие покои без разрешения. Он этим был, конечно, недоволен, всё поглядывал на меня искоса, будто, кроме глаз, ничем больше не может двигать.
– А, Франко, ты, наверное, телевизор хочешь включить? Сейчас как раз новый мульт начинается, а я феном розетку заняла, – засмеялась вдруг Аделина, кивнув в мою сторону.
Кажется, её предположение его успокоило. Чего обо мне точно не скажешь.
2
Настали рождественские каникулы, домой я не спешил. Нужно было показать родителям, что я тут так привык к самостоятельности, что без неё уже никак не могу.
Тем временем муж Аделины уехал по делам в Сан-Ремо. Он не хотел уезжать и, если я правильно понял, даже уже отказался. Но тут она его убедила:
– Ты должен ехать. Тебе нужно развеяться. К тому же, я знаю, что тебе этого очень хочется.
– Ладно, я подумаю. Я очень хорошо подумаю, – ответил её муж.
Короче, мы с ней остались одни. Я купил себе одеколон, а она… вела себя со мной так же, как раньше. Но однажды вечером, когда увидела мой чемодан и поняла, что я и впрямь собираюсь уезжать, заговорила со мной по-особому, на особую тему. Не знаю, может, праздничное вино ей так ударило в голову, и это самое вино я должен благодарить за такую откровенность со мной. Я не постеснялся воспользоваться её разговорчивым настроением и узнал, кем она работает.
– Я борец. Выигрывала бои десятки раз подряд в женской категории.
Она! Боец? Боксёр!.. Ну да… сейчас я вижу, что у неё крепкие руки и ноги… Но всё-таки! Всё-таки если бы она сказала, что танцует в ночном кабаре перед кучей мужиков, я бы принял это куда радушнее. Эта новость стала первым откровением за вечер и, как позже оказалось, не самым сильным.
– Нет, сейчас… Сейчас я просто тренер. А вот, видел бы ты меня десять лет назад…
– Ты тогда училась в школе, наверное?
– Это ты тогда учился в школе, а я выиграла титул, мне было двадцать три года.
Она старше, чем я предполагал! Ни за что в жизни не дал бы ей больше тридцати… двадцати пяти… А какая разница! Что это меняет?
– Ты напомнил мне о годах, и я вспомнила, что сегодня годовщина…
– Свадьбы?
– Нет, – она еле сдерживала улыбку. – Это было ещё до встречи с тем человеком, которого ты знаешь как моего мужа.
– А он что, не ваш муж?
Я подумал, что сейчас мне расскажут, что они шпионы под прикрытием, и на самом деле она совершенно свободна, но…
– Нет-нет. Самый что ни на есть настоящий. Это случилось ровно семь лет назад. Мои подружки повели меня в одно место – как они сказали, посмеяться. У меня на родине такого не бывает.
– Чего такого?
Мне было уже интересно.
– Таких заведений.
– Каких заведений?
– Место, где поют мужчины, переодетые в женские платья.
Ответила она так, словно я мог бы потом произнести: «Подумаешь! Нам действительно привычно ходить в такие места по выходным».
– Когда я впервые его увидела, он исполнял песню на сцене, а я сидела за столиком в четвёртом ряду и чувствовала себя так, словно я опьянела. Я почти не пью, но совершенно ясно: я испытывала волшебный дурман. Я улыбалась и не могла успокоиться. Но он не смешил – он дарил радость… А когда его взгляд случайно попал на меня, совершенно случайно и на несколько секунд, я поползла под стол. Такая безудержная энергия – и целиком направлена на меня!
– Чем же всё кончилось? – не терпелось мне узнать. Признаться, я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться: чем ещё, кроме как концом, эта смешная история могла закончиться?
– А кончилось всё тем, что я стала приходить туда каждую пятницу. Это было главным событием моей недели, самым счастливым. Место, где я была сама собой, а для всех остальных – зрителем, наблюдающим за происходящим со стороны. Но внезапно тот самый артист заставил меня почувствовать сопричастной к происходящему: он стал смотреть мне в глаза с каждым разом всё дольше. Представляешь? В мои глаза! На меня! И это несмотря на грандиозные успехи у всей остальной публики. Зрители аплодировали, кричали, подпевали, а я почти не двигалась и молча наслаждалась. Я садилась всегда в одно и то же место, публика менялась, и никто не мог распознать, куда именно смотрит исполнитель. Если кто и оглядывался, все смотрели на какого-нибудь мужика – но не на меня.
