Хищники и динозавры

На негнущихся ногах она подошла к забору и заметила, что левая рука у него полностью перебинтована. Вчерашняя его выходка – это не ночной кошмар, как ей хотелось думать, а вполне реальная угроза его, а может и их жизням. О чем они так долго разговаривали, Фрося так и не узнала. Как только на горизонте появился Митенька, парень быстренько ретировался. Аспирант, заметив сладкую парочку, стремительно пошел к ним навстречу и не скрывая раздражения спросил у девушки, сколько это будет продолжаться. У нее отсутствовала привычки тушеваться перед кем бы то не было, а тут она сильно застеснялась. Глядя ему в глаза, она то и дело поправляла свои длинные кучерявые волосы и молчала. Симпатичная, все время улыбающаяся девушка ему очень нравилась, но ее поведение как-то не укладывалось у него в голове. Ведь даже внешний вид парня говорил о его недалеком уме и воспитании. И как любил говорить в этих случаях Вознесенский: «Лицо без признаков интеллекта!» «Чтобы это в последний раз!» – строго предупредил он ее, указывая на уходящего вдаль Виталия. «Не хватало еще Фросю во все это впутывать! Я видел, как ты поздно вечером бежала на базу! Скажи спасибо, что я ничего не сказал Александре Федоровне, думаю мало тебе не показалось!» – и он демонстративно поправил свой безупречный белый халат, с лежащим в кармашке накрахмаленным белым платочком.

Жанна вернулась с очередной бумажкой и не смогла сдержать слов и эмоций: «Как он мне надоел со своим Афганом! Со своей любовью! Делся бы он хоть куда-нибудь! Я уже не могу больше!» – она завалилась на кровать и зарыдала в голос. К этому моменту ребята ушли с минчанами на сенокос, ее не взяли, и Фрося раскладывала пасьянс. Пасьянс все не складывался. Раиса Максимовна принесла им чай, Жанна немного успокоилась. В воскресенье она снимала замеры значительно раньше обычного. Они вышли из комнаты. Митька их увидел и не пустил Фросю за пределы базы, Жанна села на велосипед и уехала.

Фрося осталась в одиночестве и не отрываясь смотрела на худую изможденную фигуру Виталия, вернувшегося под окна любимой девушки. Заметив, что она садиться на велосипед, он поспешил ретироваться и уйти в неизвестную сторону.

Она вернулась в слезах и со своим новым кавалером, увидев которого Фрося решила ни о чем ее не расспрашивать и ушла в лабораторию к Мите. Как ни трудно догадаться, минут через тридцать появился Виталий с очередной запиской в перевязанной руке.

Фрося наблюдала за происходящим из дали, как и приехавшие с покупками взрослые. Минчане и москвичи весело спускались с грузовика и подавали друг другу сумки и пакеты. Царило сильное воодушевление, они только и разговаривали о том, что им сегодня посчастливилось купить в магазинах. Больше всего Александра Федоровна осталась довольна необычайно красивым чайным перламутровым сервизом. И все отметили ее бесподобный вкус. Она первой заметила переливающуюся игру на чашках и больше никому не дала взять его в руки. Еще она купила два красивых свитера с леопардом и теперь демонстрировала их современный фасон перед Митенькой.

Между тем эмоциональный разговор Виталия с Лехой мог перерасти в банальную драку. Они кричали и со всей силы толкали друг друга, совершенно не обращая внимания на стоящих поодаль сотрудников. Жанка плакала, пыталась разнять их и умоляла успокоится. Коган вместе с Митей подошел к троице и решительно выгнал посторонних лиц с территории. «Еще один раз их здесь увижу!» – он показал на кавалеров: «Поставлю вопрос о твоем выселении, так и передай матери!» Он нарочно говорил как можно громче. Алексей повернул голову и аккуратно кивнул ему, показав, что понял начальника. При этом он держал Виталия под локоток, тот даже не сопротивлялся, его сильно шатало из стороны в сторону. Жанна не смогла сдержать рвущиеся наружу эмоции и громко зарыдала. Мите ничего не оставалось, как достать свой драгоценный платочек и вытереть ее капающие слезы. Она невольно уткнулась к нему в плечо, он ее отодвинул, и она побежала к себе в комнату. Фрося хотела броситься следом, властный крик матери остановил ее, и она покорно пошла мерить новую школьную форму, что ей купили. Форма оказалась в самый раз, да еще с воротничком со стоечкой, что она особенно любила. К форме прилагалось два комплекта великолепных кружев. «Такой красоты точно ни у кого в классе не будет!» – подчеркнула Александра Федоровна, прикладывая их к манжетам и воротничку. «Конечно, это же из Риги» – гордилась Фрося.

Перемерив новинки и восхитившись сотый раз красотой чайного сервиза ей удалось ускользнуть от пристального материнского взгляда и отправиться в комнату к Жанне. Тем более прозвенел звонок на обед. Девушка лежала ничком, всхлипывала, изредка потрагиваясь, не в силах прейти в себя. Больше всего ее тревожила мысль, что их выгонят с базы. Молодые люди с их чувствами ее совершенно не интересовали. На столе стояла не тронутая тарелка с обедом, а рядом измятый листок бумаги. «Что это?» – спросила она у Жанны прекрасно зная ответ. Ее так воспитали, что подглядывать, а тем более читать чужие письма без спроса она не осмелилась. Ей махнули рукой. Развернув малюсенький листочек бумаги, она узнала угловатый и местами трудно читаемый почерк Виталия: «Я не хочу и не буду жить без тебя моя любимая Жанна. Сегодня день, когда мне хочется умереть.» Она свернула записку, а затем перечитала заново. В свои юные года она ощутила огромную тревогу, совершенно не понимая, как сказать об этом расстроенной в конец подруге. В комнату заглянула Раиса Максимовна и увидела, что они сидят рядом. Безудержные рыданья прекратилась, дочь лишь всхлипывала, утирая Митькиным платком редкие слезы. Повар показала ей рукой – мол посиди, Фрося поняла ее жест по-своему.

Она вышла на улицу и сразу увидела Виталия идущего вдоль кромки леса по направлению к их любимой полянке, где еще вчера так весело пели песни. Он ее тут же заметил и прибавил шаг, скрывшись в глубине леса.

Неожиданно рядом с ней появился Митя и тоже заметил уходящего молодого человека: «А Жанка где? Горбатого могила исправит!?» – он не скрывал своего презрения к девушке и ее молодому человеку. Фросю буквально ударило током, как будто ее застали на месте преступления. Она посмотрела на Митю, пожала плечами и нехотя ответила: «Дома. Рыдает.»

Митя ушел, а Фрося продолжала стоять и думать. На фоне порезанных вен, его угроза о самоубийстве вполне могла стать реальной. Она присела за деревянный стол со скамейками, не далеко от столовой и обратила свой взор в сторону леса. Ей очень хотелось найти его и попробовать успокоить. На душе у нее было не спокойно. В отличии от Жанны она чувствовала, что парень на грани. Наконец она решилась и пошла к краю леса. Фрося даже не сомневалась, что он сидит на полянке возле потухшего костра или на краю им же разрушенного блиндажа. Там его часто заставали сотрудники, по ошибке принимая за хищников. Фрося заметила его издали, день стоял очень пасмурный. Окрикнув его по имени, она не получила ответ и поспешила к нему на встречу, от неожиданности уткнувшись в его грязные кеды. Она поняла все мгновенно, а потом уже подняла голову и увидела его висящего на собственном ремне.

Что есть силы она бросилась в сторону базы и у калитки врезалась в Митю. Он заметил ее уходящую в сторону леса и не раздумывая бросился следом. Фрося жестами, не в силах произнести в слух, что с собой сделал парень, показала рукой в направлении их полянки. Они побежал вдвоем. Коган, стоя на крыльце лаборатории заметил странное поведение обычно сдержанного аспиранта и дочери научного руководителя. Бросив недокуренную сигарету, он подозвал Тышковского и пару техников. Вчетвером они быстрым шагом направился вслед за молодыми людьми, ориентируясь на белоснежный халат аспиранта.

Фрося стояла в стороне, издали наблюдая, как Митя с двум мужиками вытаскивают парня из петли и аккуратно опускают на землю. Коган держал ее за плечи и пытался унять дрожь. Он так и не задышал. Он лежал на земле, и Митя прикрыл его сверху белым халатом. Коган оставил техников охранять тело, а сам поспешил на базу вызывать скорую и милицию. «Следуя поговорке "Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, Виталий повесился за день до расстрела» – не удержался он едкого комментария аспирант, оглядывая страшную картину.

Мите поручили отвести Фросю. Она перестала плакать, шла молча, пытаясь осмыслить произошедшее. Он все время что-то говорил, пытаясь отвлечь ее, она же была совершенно спокойно. В доме они оказались одни. Минут через пять подошла Александра Федоровна и Митя сам попросил ее удалиться, прекрасно зная через чересчур эмоциональную сторону ее характера. Следом подошел отец вместе с ТВ. Благодаря ее стараниям в доме всегда вкусно пахло высушенными растениями, они висели по периметру, привязанные на протянутые веревки. А в комнате у нее висели картины из засушенных цветов. Жители коттеджа давно привыкли к подобному антуражу. Александра Федоровна недовольно поджала губы и ушла обратно в лабораторию, узнавать последние новости. ТВ профессионально обнюхала несколько связанных пучков растений, срезала по несколько штук с каждого и заварила в большой химической колбе, что давно служила им вместо заварочного чайника. Пили они его, как и заведено с незапамятных времен из маленьких химических стаканов. Митя долго отказывался пить ароматно пахнущий напиток, она топнула ногой, пригрозив: «А ты знаешь, что стресс отупляет? У людей в состоянии стресса уменьшается гиппокамп – часть головного мозга, отвечающая за память и способности к обучению? А тебе еще диссертацию защищать.» Содержимое колбы они разделили на четверых, закусив сушками.

Фросе очень хотелось выйти на улицу, ТВ категорически запретила. Впрочем, отец махнул рукой и вышел покурить, а заодно посмотреть, что происходит. «Блажен, кто посетил сей мир в минуты роковые!» – сказал он словами великого русского поэта – пророка Тютчева. Они вчетвером стояли на высоком крыльце, с него дом Виталия проглядывался как на ладони. И тут душераздирающие, полные отчаяния крики, заставили снова похолодеть их сердца. Из дома появились мать, сестра и бабушка покойного парня. Они их тоже заметили, замахали в их сторону кулаками и не сворачивая побежали в сторону леса. На их лицах читался страх, злоба и отчаяние.

«И зачем я только Жанке все время помогала!» – сквозь набегающие слезы прошептала Фрося, глядя в спины удаляющихся женщин: «Если бы не я, то он бы точно не умер! И зачем я так долго тянула и ничего тебе не рассказала!» Она прислонилась к отцу с грустным лицом наблюдавший за происходившей суетой. «Благими намерениями выслана дорога в ад!» – отец процитировал слова святого писания: «А потом, почему ты думаешь, что мы ничего не знали?» Фрося удивленно посмотрела ему в глаза. Митя кивнул головой, как и ТВ: «Мы только сегодня утром ходили к его родителям! Отнесли нож, его нашел Митя, он лежал у нас под крыльцом. Они тоже удивились перевязанной руке и ничего ему не сказали.» «Так что не бери на себя избыточных полномочий!» – урезонил ее Митька: «Он, как и Жанка вполне взрослый человек и сам за себя нес ответственность!»

Они спустились с крыльца и пошли вчетвером в сторону леса. Мимо проехала милицейская машина, а следом заехала скорая помощь. Митя показал им рукой на место трагедии, где безутешная мать, потерявшая единственного сына, билась в истерике над его телом, а рядом истошно причитали сестра и бабушка.

Суета стояла страшная, почти все члены экспедиции высыпали на улицу, подошли местные жители и толпа наблюдала, как сотрудники милиции оттаскивают ревущих женщин и дают возможность медикам сделать свою работу. Фрося благоразумно решила избежать не нужного сейчас внимания и в сопровождении отца вернулась домой. Мите, вместе с техниками пришлось показывать, как они вынимали парня из петли на глазах у обезумевших женщин. Тело Виталия погрузили в салон скорой помощи и повезли в город на вскрытие. Тышковский без зазрения совести выхватил халат и понес его в сторону базы. Митька аж обомлел от увиденного и прямо заявил: «Я больше его не надену!» Игорь Семенович в обычной манере парировал: «А я не дам разбазаривать народное добро. Если так разбрасываться, то на вас же не напасешься!» Аспирант стоял на своем и вечером пошел жаловаться Александре Федоровне: «Платок Жанке отдал, халат у Тышковского! Разберитесь пожалуйста!» Увидев на пороге Александру Федоровну, зам с недовольным видом выдал новый халат и попросил расписаться: «Иж, какие мы нежные!» Вручая сверток, она сразу предупредила: «Платочек переживешь. Новый купишь, я к Жанке ходить не собираюсь.»

Толпа потихоньку рассосалась, кто-то из местных сопроводил женщин в их опустевший дом. Над базой повисла зловещая тишина. Жанна вышла из добровольного заточения ближе к вечеру, пришло время ехать на замеры. Она категорически отказалась от общения с кем бы то не было. Коган выглядел уставшим и сильно расстроенным, после разговоров с милицией настроение у него сильно испортилось, и он отменил еженедельную партию в преферанс, что на памяти Йося случалось не часто: «Последний раз, когда баня сгорела! Это лет семь назад!» Серега с ним согласился. Разгребая сено для минчан, они с Сусликом пропустили все самое интересное и вернулись на опустевшую базу, сильно удивившись произошедшим событиям. «Сегодня отличный день – всего два раза хотелось удавиться» – невесело пошутил Митя, они сидели за чаем и обсуждали сложившуюся обстановку. «Суицид – высшая форма самокритики!» – заключил напоследок Йося.

Жанна появлялась на улице, только на время замеров, ела она по-прежнему в комнате, не смея зайти в столовую. Ей не хотелось смотреть в глаза присутствующих, особенно после похорон Виталия. Ребята приходили к ней поиграть в карты, рассказывали последние новости. Их стали ежедневно брать на полевые замеры, дабы уберечь от пустого время препровождения, как резонно расценили последствия любовных похождений. Отец разрешил ей играть на компьютере гораздо больше отведенного часа, чем и воспользовались ушлые Йося с Серегой. Под эгидой поддержки сестры они сами с удовольствием резались в только что появившиеся, пускай и совсем примитивные компьютерные игры. Даже Митька времени от времени присоединялся к ним и увлеченно нажимал на кнопки. Им стало не до Жанны с ее муками совести и страхом выселения с базы. Вскоре появился Алексей на своем ревущем мотоцикле, его быстро отвадили, заявив, что напишут заявление в милицию.

Заяц затормозил так, что Митя влетел в борт, а картошка высыпалась из ведра и каталась теперь по всему кузову. «Это же опытный образец» – взвизгнул он, едва оправился от удара и принялся собирать ее, приговаривая: «Толю убить мало! Чуть не угробил корнеплоды!» «Он нас чуть не превратил в пюрешку» – не выдержал Серега, потирая шишку, он встал на колени и грубо бросил картошку в ведро. «Аккуратнее» – одернул его аспирант за руку: «Это же опытный паслён клубненосный!» «Solanum tuberosum6» – продолжил умничать Йося. «Откуда ты знаешь?» – приподнялся Серега и с удивлением посмотрел на друга. «Рыбанька, там на УДИ везде такие таблички! За столько лет выучишь поневоле!»

Заяц нажал на клаксон, подгоняя их покинуть грузовик: «Мне ехать надо!» «У тебя совесть есть?» – не выдержал Серега: «Ты нас размазал по всему кузову!»

Митя спустился на землю, принял два ведра, доверху наполненные картошкой, и потащил их в сторону лаборатории. Как хвост от павлина за ним волочилась ботва. Раиса Максимовна из своего окна сразу увидела аспиранта и провиант: «Митя, это ты нам?» Тот покачал головой и свернул в сторону. «Чудо чудное! Диво дивное!» – Коган смотрел на ведра, держал в руках клубни и удовлетворенно кивал головой. Вокруг них начали собираться сотрудники: «Неужели с одного куста, сразу ведро?» – удивленно переспрашивали они у Мити. Тот вытер пот и попытался приподнять ботву. «Два метра десять сантиметров!» – уточнил он: «Второй образец чуть поменьше!» Подошла Раиса Максимовна с ножиком и уставилась на картошку. «Это нам?» – спросила она второй раз. «Да нет же!» – взвизгнул аспирант: «В который раз повторяю! Опытные образцы! Есть пока рано!» «А нам завтра вообще есть нечего будет!» – безапелляционно подытожила повар: «Закрома пусты!» «Я макароны есть не буду!» – обернулся к ней Коган: «У меня рот при виде них уже не открывается!» «А вариантов нет!» – злорадно улыбнулась повар: «Придется потерпеть барин!» Все засмеялись: «Макароны им не понравились… Вы ещё про манку с комочками ничего не знаете! Вот где ад!!!» Подошел научный муж и рассудил всех присутствующих: «Проведем весь комплекс химических и биологических исследований! Определим химический состав! И убедившись, что наш Solanum tuberosum полностью безопасен для употребления, передадим на кухню!» «А завтра что есть будем?» – не унималась Раиса Максимовна. «По старинке накопаете!» – Митя поднял тяжелые ведра и засеменил в сторону лабораторий. «Серега!! Поехали спасать родину!» – Коган пошел в сторону своей машины. «А что значит по старинке?» – захлопывая дверь переспросила Рыбанька. «Примерно 130 центнеров на гектар!» – нажимая на газ ответил динозавр. «Не понял!» – он пребывал в полном недоумении. «Средняя урожайность картофеля в нашей области. На старом поле, где копать будем, может чуть выше.» «А!» – протянул Серега: «Это что ж получается! У Митьки под 1000 на гектар?»

«Быть аспирантом хорошо, только наука мешает!» – подытожила Раиса Максимовна.

На следующий день они смотрели на полученные результаты. Тышковский аж присвистнул: «Одним таким ведром можно роту солдат отравить! Не то что базу!» Ученый муж кивнул: «Все показатели превышают допустимые в четыреста раз!» «Митя, как тебе удалось добиться таких феноменальных результатов!» – смеялся Коган. Аспирант вытащил новый платочек и промокнул им испарину: «Вот отчислит меня и пойду в армию. Случись что, я же защищать вас не стану!» «Хватить слезу вышибать, сам знаешь! Труднее всего после вуза приходится химикам. Они знают, как взорвать или отравить любого человека, но держатся!» – примирительно пошутил Коган. «Так мы страну не накормим!» – согласился Вознесенский. «А разве мы не этим тут занимаемся?» – все тяжело вздохнули.

«Серега! Йося!» – позвал их через окно Коган. Оба дружно высунулись и увидели две лопаты. «Только на экзамене в аграрном университете фраза «Какого хрена?» может оказаться частью вопроса!» – первым возмутился Йося. «Вы же собирались Митькину картошку отдать на съеденье» – возмутилась Рыбанька. «Он создал оружие массового поражения!!» – подошел отец: «Мы же мирные атомы! Убивать никого не собираемся!» Йося присвистнул: «Все так плохо?» «Ну почему же!» – подошел Митя: «Нагнать такую концентрацию нитратов, не у каждого даже именитого агронома получиться!» Йося обернулся к другу: «Бери шинель, пошли копать! Я так давно не видел папу!»

Прошло еще несколько дней. Два десятка сотрудников базы стояли у ворот и с нетерпением ждали Толика, он как всегда сильно опаздывал. Они все собрались ехать на опыты на УДИ, неожиданно в их привычный мир ворвались люди со страшными криками и топорами. Родственники Виталия, поминавшие его сегодня на девятый день после смерти, заметили стоящих у ворот сотрудников и потребовали выдать им Жанну. «Мы убьём эту сучку собственными руками!» – закатывая рукава показывал отец погибшего на огромный топор. Они все поголовно пришли с топорами, включая женщин. Научные работники притихли, одна ТВ не растерялась и вышла к ним на встречу: «Уважаемые, примите наши соболезнования» – как можно мягче произнесла храбрая женщина: «Самосуд не самое лучшее решение!» «Ты че там вякаешь?» – наскочила на нее сестра погибшего: «Говори лучше, где она? Не то хуже будет!» Люди с топорами стояли против горстки безоружных людей. Ситуация выходила из-под контроля и становилась опасной. Силы явно не равные. Оглядев притихших научных работников, они развернулись и пошли вдоль базы, заглядывая в каждый дом. В первый дом они заходить не стали, прекрасно зная, что девушка в нем не живет, второй оказался закрыт на ключ и они попытались выломать двери, вовремя подоспевший Коган распахнул ее и они, убедившись, что в помещении пусто, пошли искать дальше. Вознесенский по солидному подбоченившись, как ни в чем не бывало проследовал мимо орущих людей, своей белой бородой и серьёзным видом давая понять, что ему нет до них никого дела. Никто не обратил внимания, как он зашел в кухонный дом и ждал, пока Жанка вылезет окно на противоположном конце и скроется в чаще леса. Рисковое предприятие он завуалировал все своей солидной фигурой.

Они обошли всю территорию, заглядывая в каждый дом, включая баню и столовую, девушки нигде не было видно. Коган терпеливо, стараясь не злить пьяных людей следовал вместе с ними, в сотый раз повторяя: «Уехала она?» «А мать ее, повариха?» – не унималась сестра погибшего. «Раиса Максимовна здесь, тоже собирается. Мы же не можем так сразу заменить ее? Кто нас кормить будет?» – увещевал он присутствующих. «Мы ее тоже убьём!» – подняв топор над головой неуверенно проговорила мать покойного. Ее тут же остудили: «Ну ее! Она же не виновата!» «Не виновата!» – взревела опухшая от слез женщина: «А кто эту гадину породил? Кто ее воспитал такой?» Все дружно согласились, но убивать повариху не стали. «Она у нас за все заплатит!» – повторяли они вновь и вновь и повернули в сторону ворот. Как назло, грузовика так и не было. «Я его лишу и машины, и премии!» – в сердцах думал Коган, наблюдая как они приближаются обратно к стоящим сотрудникам. И тут они заметили, как ни в чем не, бывало, стоящую Фросю, та, конечно, понимала, что происходит, но и не думала убегать или скрываться. Обращаясь к толпе громе всех кричала Виталькина бабушка, что если бы не проклятая экспедиция и Жанка, то ее любимый внучек был бы жив и здоров. «Эта стерва довела его! А ведь он любил ее!» утирая горькие слезы, она заметила девочку. С пьяных глаз ей показалось что перед ними стоит сама виновница произошедшего. Подняв высоко топор, она пошла по направлению к Фросе. Коган мгновенно сообразил, что происходит и заорал в ответ, что это другая девочка. Сестра покойного оглядев ее с ног до головы подтвердила: «Это ее подруга!» Взрослые, как по команде загородили Фросю своими телами, пытаясь предотвратить очередную трагедию. Александра Федоровна протиснулась и встала перед дочерью. Трое женщин и трое мужчин с топорами остановились напротив, мать твердо и решительно произнесла: «Это моя дочь! И я не дам вам ее покалечить!» Коган властным голосом попытался снова всех утихомирить и объяснить, что они не правы: «Жанна давно в Москве!» Все дружно закивали головами показывая жестами в сторону столицы. В какой-то момент натиск, да и поднятые над головами топоры произвели свое действие, и взрослые расступились, показав разъяренным людям стоящую позади них бедную девочку. Отец и мать погибшего подошли поближе и поняли, что они действительно ошибались. «Эта тоже ходила с ней» – с дикой ненавистью показывали она пальцем. И в этот момент на базу буквально влетел грузовик, с диким грохотом затормозив перед ними. Заяц высунулся из голубой кабины и присвистнул. Он оказался как нельзя кстати. «Где тебя носит?» – все дружно заорали на него, не сговариваясь. Водитель увидел людей с топорами и обомлел: «Чу! Галю, вы шо тут робите?» – обратился он к матери погибшего: «Витек? А че с топорами?» – обратился он к ним с относительно безопасного пространства кабины. «Мы Жанку вашу пришли убивати!» – качаясь на пьяных ногах еле выговорил двоюродный брат погибшего и показывал топором на испуганную Фросю. «Витя! Вы че! Это же дочка начальника по науке! А Жанку я давно в Минск увез!» – авторитетно соврал умный Толик. Бабка перестала голосить и еще раз посмотрела на Фросю. «Не берите грех на душу! А то сейчас милицию вызовут!» – уговаривал их земляк по-хорошему. Волнения утихли и топоры опустились на землю. Сотрудники проворно стали залезать в грузовик и первой среди них оказалась Фрося. С высоты кузова она с интересом рассматривала стоящих людей, пока кто-то не пригнул ее голову: «С ума сошла? Спрячься, пока они не ушли!» Слова Зайца окончательно урезонили безутешных родственников. На следующий день Коган вызвал милицию и пошел к родителям погибшего парня, уговорить их больше не браться за топоры и не заходить на территорию. «У нас же режимное предприятие!» – пугал он их: «Мы же передовой наукой занимаемся!» – вспомнил он Митенькину картошку.

В пять часов вечера в их доме существовал не низменный ритуал пить чай или кофе, исходя из его наличия. От слов режимное предприятие, Йося чуть не подавился конфетой. На что Митя, как всегда, обозвал их редкостными уродами и попросил удалиться: «Не надо портить атмосферу. Сейчас еще Тышковский заявиться, тогда и чай выпить не успеем!» При этих словах дверь распахнулась, и упитанная голова зама протиснулась в узкое помещение коридора, где стоял общий стол. «А, чаек как всегда пьете?» – смотрел он на палку сырокопченой колбасы и свежий хлеб, только что привезенный ребятами из пекарни. «Нет еще! В процессе!» – строго отреагировала ТВ, давая понять, что нужно идти восвояси. На то и приклеилась к нему кличка Тысяча, чтобы так просто не сдавался. «Вот как вы драгоценное рабочее время расходуете!» – начал он обычную песню. «Мы его не расходуем, а сублимируем!» – отшутился Митенька, прекрасно понимая к чему тот клонит: «Угощайтесь бутербродиком!» «Зефирку московскую возьмите» – пододвигая миску проговорила Александр Федоровна. «Ой! Ну что вы!» – протягивая жадную руку отнекивался мужчина, он взял два бутерброда и зефирку с сушкой: «Сублимируетесь дальше! Я не против!» Йося подытожил все анекдотом: «Самый жадный комар всегда захлопывает за собой двери и форточки, чтобы другим пискунам ничего не досталось!»