Последний танец в Этрета

– Да потому что если ты не попробуешь устрицы здесь, ты никогда не узнаешь наверняка, «твоё ли» это блюдо, – отрезала я, – Между прочим, я читала, что здесь они чуть ли не лучшие в мире. Мы же не знаем наверняка, что именно тебе подавали раньше. Вдруг эта разница тебя поразит.

После недолгих колебаний, Саша признала мою правоту, и мы с охотно присоединившейся к нам Фабианой заказали для начала дюжину устриц, попросив невозмутимого официанта положить нам для сравнительной дегустации моллюсков трёх разных сортов. Паоло брезгливо отодвинул подальше от себя принесённое гарсоном блюдо с раскрытыми неровными раковинами и принялся уплетать что-то, по виду больше всего напоминавшее блинчики, правда, непривычного тёмно-коричневого цвета.

За большой стол, где сидели Кофи с Седром в компании испанцев и по-прежнему молчаливой Мишель, тоже было доставлено большое блюдо с устрицами. Столик же голландцев и сербов предпочёл отдать должное иным закускам.

– Как вы можете есть эту гадость? – отклонившись назад вместе со своим стулом, спросил Матей.

– Легко и с удовольствием, – ответила я, в чью спину упёрлась спинка стула серба и в чьё ухо, соответственно, прогремел его вопрос.

В подтверждение своих слов я сразу же лихо опрокинула в рот содержимое одной из раковин и принялась энергично жевать нежную, отдающую солоноватой океанской свежестью мякоть. Саша, глядя на меня, смело последовала моему примеру. Она взяла одну из устриц, плеснула на неё маленькой ложечкой какой-то розовый соус, вероятно, на основе винного уксуса, и, зажмурившись, сунула в рот обречённое быть съеденным заживо создание. Фабиана тоже приступила к обстоятельной дегустации.

– Фу, – весело, но демонстративно скривившись, прокомментировал наблюдаемое действо Матей, – Паоло, обрати внимание, твои девушки сплошь живодёрки. Я бы на твоем месте поостерегся оставаться с ними наедине. А уж тем более если их сразу трое, – и он протяжно просвистел что-то не особенно художественное.

– А ты не завидуй, – с набитым ртом отозвался Паоло, уже расправившийся со своей закуской, которая, как я обнаружила, в меню именовалась скучным словом «галета», и принявшийся за жареную рыбу, – Можешь сколько угодно прикрываться своими «фу», однако, в отличие от тебя, это я сижу тут один в целом цветнике. Пусть этот цветник и питается, твоя правда, чем-то омерзительным. Но розовые кусты ведь тоже не сиропом поливают.

– Ты слишком легко раскусил меня, – загоготал Матей, – Да, я завидую! Как можно тебе не завидовать? Три девочки сидят рядом с тобой и поглощают афродизиаки. Ай!

Этот его возглас был следствием тычка локтем от вспыльчивой жены. Похоже, парню очень нравилось её регулярно провоцировать. Наджа произнесла пространную гневную тираду на родном языке, после чего неожиданно и страстно поцеловала мужа и быстро отвернулась, возвращаясь к неоконченной трапезе.

– А вообще, – снова обратился к нашему столику, по-видимому, вполне удовлетворённый произведённым на жену эффектом, Матей, – Я и правда, не доверяю этим сырым продуктам. Особенно после того случая с девушкой в Бордо. Ведь явно она не просто так с ума соскочила. Я слышал, дело как раз было в несвежих устрицах. Вот так тоже наешься, пожалуй, сдуреешь и…

Скрежет резко отодвигаемого стула прервал фразу парня. Я невольно вздрогнула и посмотрела на столик Кофи. Спокойно сидевшая напротив него ещё минуту назад Мишель оставила своё место и быстрыми шагами удалялась теперь в сторону дамской комнаты. Кофи перестал есть и молча смотрел на стол перед собой. Его лицо, мне показалось, из лоснящегося иссиня-чёрного на какое-то мгновение, словно бы побледнев, превратилось в грязно-серое. Седра я видела только со спины. Но и с этого ракурса было хорошо заметно, что он замер и пристально наблюдает за другом. Вито и Трини, сидевшие с французами за одним столом, принялись хмуро потягивать своё вино, старательно делая вид, что наблюдают за работающим на набережной художником-маринистом.

Матей, уже осознав, что своим беспечным трёпом каким-то образом задел, а то и вовсе обидел красавицу Мишель, притих и начал рассеянно ковырять столовыми приборами поданное ему блюдо. По крайней мере, за моей спиной слышался теперь только мерный скрип ножа по тарелке. Соседи Матея по столу тоже молчали. Я внимательно посмотрела на Сашу. Та ответила мне растерянным взглядом и повернулась к Фабиане. Ах да, моя подруга понимала далеко не всё из того, что говорили окружающие, хотя общую волну беседы она сейчас явно уловила. Теперь мы обе с надеждой смотрели на итальянку, потому что Паоло, чуть слышно пробормотав себе под нос интернациональное «идиот», продолжал невозмутимо поглощать свой ланч. Фабиана поморщилась, затем грустно покачала головой и взяла свой бокал. Свободной рукой она тронула меня за локоть и, наклонившись к моему уху прошептала:

– Узнаю позже, что там… Расскажу.

Воцарившуюся на несколько минут общую тишину нарушил Седр. Он встал, выбрал несколько устриц со своего блюда и принялся шумно и настойчиво угощать ими слабо отнекивающегося Матея. Выглядело это поначалу слегка натужно. Ди-джей явно пытался быстро разрядить глупо и по непонятной причине накалившуюся обстановку. Однако следом за ним словно встрепенулся Кофи Рои. На этот раз моллюски лучшего местного сорта (по заверениям обоих французов) достались нам с Фабианой. Особой разницы с уже опробованными, к слову, я не ощутила, но вслух, конечно же, вежливо восхитилась. Окончательно лёгкость беседе вернул подоспевший официант с порциями головокружительно ароматного рыбного супа, миской поджаренных сухариков и сыром.

Остаток пути до пункта нашего назначения был предельно живописным. Участки ярко-зелёных приморских лугов с пасущимися на них толстобокими, будто бы мультяшными коровами сменялись одиночными домиками, часто обманчиво древнего вида, под покатыми замшелыми крышами. Эти домики были традиционно окружены пышными плодовыми садами, яблоневыми и грушевыми. Немудрено, что регион ими издревле славится, а местные лавки ломятся от продукции из этих фруктов, главным образом, напитков: сидра и его более крепкого и бесспорно знаменитого собрата кальвадоса.

Мост Нормандия15 восхитил всю группу своей двухкилометровой вантовой конструкцией, напоминающей колоссальную зеркальную сцену, подготовленную к арфовому концерту. Такими изящными выглядели веера металлических тросов-вантов на фоне сверкающей на солнце воды. Стремительный подъём на мост был сопровождён одобрительными и даже восторженными возгласами, особенно со стороны женской половины компании. С некоторых точек моста благодаря ясной погоде можно было прямо из салона микроавтобуса увидеть, как соединяется самая известная французская река с водами Атлантического океана.

Но вскоре остался позади и мост, и вся заболоченная плоская равнина вокруг обширного устья Сены, и многолюдный Гавр с его бегущими трамваями, портовыми кранами и снующими, казалось, повсюду броско одетыми студентами. Ещё немного лугов и придорожных открыточных пейзажей, – и вот, наконец, мы прибыли в местечко с романтичным названием Этрета.

Отель «Реми-Хаус», один из немногих относительно крупных в этом малюсеньком нормандском городишке, располагался на высоком холме. Его стилизованное под средневековый замок здание становилось видно уже на подъезде к городу. Равно как и небольшую церковь, или часовню, построенную на вершине второго холма, составлявшего пару «отельному». Между этими возвышениями, как мы смогли наблюдать, пока наш микроавтобус пробирался на гостиничную парковку, находилось что-то вроде маленькой лодочной пристани, довольно короткий променад, да и тот отнюдь не переполненный прогуливающейся публикой, а также обширная ярко-зелёная зона, широким языком вдающаяся в море. По этой зелени то тут, то там неспешно сновали люди.

– На который час вы желаете забронировать столик на ужин в нашем ресторане? – спросила у меня длинноногая девушка в строгом сером костюме и без малейших признаков макияжа на загорелом лице, проводившая нас с Фабианой в просторный, изящно обставленный номер на третьем этаже отеля «Реми-Хаус».

Она деловито заправила за ухо выбившуюся из гладко уложенной короткой стрижки прядь и раскрыла блокнот. Фабиана уже успела выйти на балкон, чтобы оценить открывающийся оттуда вид. Я же, не решившись в данной ситуации определяться в одиночку, мягко отослала девушку, пообещав непременно обратиться к ней позже. В конце концов, подумала я, необязательно ужинать в собственном отеле, когда ты находишься, пусть и в маленьком, но всё же курортном городке.

– Люба, иди сюда! – послышался через балконный проём голос Фабианы, когда за вышколенной работницей отеля захлопнулась входная дверь, – Вот это я понимаю, безупречная красота

Я поспешила присоединиться к итальянке и, приподняв полупрозрачную, раздувавшуюся причудливыми фигурами от проникающего в номер свежего морского ветра занавеску, вышла на балкон. Надо сказать, что представившийся вид я однозначно оценила. Прямо под нами, на контрастной, уложенной в шахматном порядке крупной плитке был припаркован спортивный чёрный Porsche самого агрессивного из всех возможных вида. Своим левым бортом он едва ли не касался плетёного кресла открытой веранды принадлежавшей отелю кофейни (по крайней мере, на её зонтиках тоже значилось наименование «Реми-Хаус»). Других автомобилей на этой площадке, с виду и вовсе исключительно пешеходной, не наблюдалось.

Кроме безусловно прекрасной, да к тому же ещё и натёртой до сверкающего блеска машины, возглас Фабианы о безупречной красоте был обязан, я уверена, наличию неподалёку от Porsche двух беспечно резвящихся между идеальными цветочными клумбами собак породы далматинец. Вся эта картина была столь умиротворяюще гармоничной, что я невольно залюбовалась ею, повиснув животом на перилах балкона, на добрых пять минут.

Выдернул меня из созерцательной неги голос Саши, прибежавшей в наш номер с напоминанием о запланированной прогулке на какой-то жутко знаменитый местный пляж.

– О! – для начала отдала и она должное пленившему меня зрелищу и запыхавшимся от беготни по этажам голосом прокомментировала, – Для кого-то тут, видимо, предлагается индивидуальный сервис. – Однако она быстро вернулась к собственной теме и поведала, – В общем, там все зависли по своим номерам. А мне не терпится увидеть засветло хоть что-то. Да и репетиции завтра начнутся… Поэтому предлагаю прогуляться прямо сейчас.

– Ты же знаешь, в подобных вопросах я всегда только за! – с готовностью отозвалась я и, схватив выполнявший в этом путешествии роль моей дамской сумочки бежевый рюкзачок, направилась к выходу.

Выбегая из отеля следом за взявшей прямой курс на достопримечательность, и оттого, по своему обыкновению, перемещавшейся теперь резвым галопом Александрой, я одновременно предприняла хитрый, как мне казалось, обходной манёвр. Он был предпринят с целью улизнуть от маячившей за стойкой рецепции служащей, той самой девушки в сером костюме, которой несколькими минутами ранее я опрометчиво пообещала записаться на ужин. Манёвр, впрочем, оказался не особенно удачным. Я была застигнута расторопной отельной работницей у самого выхода. На удивление, на этот раз она не пыталась вынудить меня забронировать столик, а лишь вложила в мою ладонь листок с чёрно-белой ксерокопией какой-то таблицы.

– Обратите, пожалуйста, пристальное внимание на это расписание, – любезно, но настойчиво сказала девушка.

Я как могла вежливо улыбнулась, кивнула и выскользнула на отельное крыльцо. Злосчастный листок с расписанием работы ресторана, предварительно скомкав, я сунула в рюкзак. Вот существуют же приверженцы столь агрессивного маркетинга, – с досадой пронеслось в моей голове.

Сашу и попросившую взять её с собой на вечернюю ознакомительную прогулку Фабиану я нагнала уже на асфальтированном спуске за воротами отеля. Местный приморский променад, втиснутый между двумя густо поросшими цветущим кустарником холмами, словно узорчатое седло между пушистыми верблюжьими горбами, был действительно невелик. Зато неожиданно большой оказалась полоса влажной суши, покрытая живописными ярко-зелёными кочками и отделяющая променад от воды. И там, и по прогулочной дорожке набережной медленно перемещались туристы весьма респектабельного вида.

Однако разглядывать их, равно как и окружавший нас в эти минуты местечковый пейзаж, подробнее я решила уже после возвращения с обещанного нам Александрой пляжа. Сейчас же времени на это действо совершенно не было, так как подруга неслась на всех парах, постоянно сверяясь с предварительно загруженной в телефон картой и лавируя между скользкими кочками, куда-то к подножию почти отвесной скалы цвета топлёного молока.

Через несколько минут нам с Фабианой стало ясно, куда так целенаправленно вела нас Саша. Приблизившись к природной каменной стене на расстояние последнего спринтерского рывка, мы отчётливо разглядели в скале тёмное отверстие неправильной, очевидно, вылепленной самой природой, формы. К отверстию вела очень ржавая, когда-то крашенная красной краской металлическая лестница, а рядом с этой дырой был прибит не менее ржавый информационный знак, судя по рисунку, возвещавший о том, что влезая сюда, ты подвергаешь себя опасности. Сопроводительный же текст был крупным, но приведён исключительно на французском.

Пока мы пробирались, скользя по влажной почве, к лестнице, из отверстия в скале постепенно выходили и спускались на землю люди. В основном, они улыбались и выглядели вполне расслабленными. Поэтому моя обычная, начавшая было просыпаться, невнятная и до сих пор официально не диагностированная клаустрофобия была успешно подавлена моим же трезвым голосом разума.

– Слава отличному приложению! – воскликнула Саша, довольная собой и точностью собственноручно загруженной карты, и смело полезла в интенсивно пахнущую сыростью дыру.

Глава 4.

Тоннель оказался не настолько протяжённым, как рисовало моё воображение, и заканчивался чем-то вроде округлого неглубокого грота. Однако внутреннего освещения в нём не было, отчего нашим привыкшим к яркому солнечному свету глазам пришлось приспосабливаться к темноте, лишь чуть затронутой попадавшими извне рассеянными лучами. К счастью, в этом скальном проходе мы были втроём. Да и навстречу нам попалась мирно воркующая на французском пара, судя по дружно шаркающим подмёткам, пенсионеры. Однако, признаюсь, выйдя из этой тёмной дыры на открытый воздух, я испытала грандиозное облегчение. О том, что по этому же сырому тоннелю нам предстоит проделать и обратный путь, я предпочла пока не думать.

– Я же говорила, я говорила, что в обалденное место вас веду! – взвизгнула выбежавшая наружу последней Саша.

Она принялась стягивать с себя через голову цветастую футболку прямо у выхода из тоннеля, не обращая ни малейшего внимания на пытавшегося обойти её высокого, худощавого и бородатого мужчину в коротких плавательных шортах.

– Алекс! Алекс! – тщетно взывала к ней полушёпотом стоявшая неподалёку Фабиана.

Но Саша, не слыша её, продолжала бороться со своими плохо проходящими в стандартную горловину футболки черно-синими дредами. Мужчина всё же исхитрился увернуться от размашистых движений моей подруги и хотел было уже войти в тоннель, но замешкался в гроте и теперь топтался там, нерешительно поглядывая в нашу сторону. Я, вспомнив о предусмотрительно надетом заранее купальнике, принялась расстёгивать платье.

Мужчина деликатно, но громко откашлялся и быстро заговорил на французском. Отдельные слова показались мне знакомыми. Впрочем, уверена я в их переводе не была, да и в любом случае, при таком маленьком исходном наборе я не смогла уловить даже примерной сути фразы. Не прекращая начатый процесс раздевания, я вопросительно посмотрела на Фабиану. Та выглядела озадаченной не меньше моего. Ситуацию разрешила освободившаяся, наконец, от своей футболки Саша.

– Уйди, мужик, мы не знакомимся, – с самой очаровательной из широкого ассортимента своих улыбок сказала по-русски подруга.

И резво запрыгала к воде по камням, огибая лишь особенно большие глыбы. Мы с Фабианой машинально проводили глазами её загорелую фигуру в неоново-розовом купальнике. Мужчина сделал то же самое, затем ещё немного помялся и, неожиданно развернувшись, исчез в темноте тоннеля. Я стянула платье и осторожно огляделась. Какое же здесь всё замечательно белое. Память услужливо подбросила слышанную мной когда-то отрывочную информацию об Алебастровом береге и его легендах. Возможно, речь тогда шла именно об этих местах.

– Невероятный какой-то пляж! Просто невероятный! – восхищённо повторяла я уже через пару минут, изо всех сил пытаясь зафиксировать свой взгляд хотя бы на одном из имеющихся здесь художественных видов.

Глаза, и правда, разбегались. Оказывается, для того чтобы увидеть всю эту красоту, стоило всего лишь отойти на пару десятков шагов от выхода из тоннеля и оглядеться. Пляж представлял собой небольшой, заполненный крупными, светлыми, местами острыми камнями участок суши, с трёх сторон ограниченный высоченными и отвесными, словно стены, почти белыми скалами. Если приглядываться к скалам, можно было рассмотреть чуть заметную их слоистость, как если бы кто-то отрезал хороший кусок очень искусно выпеченного торта «Наполеон».

Впереди было море. Холодное, градусов восемнадцать, не больше. Окунуться в него после привычного снятия пробы босой ногой решилась только бесстрашная Саша. Мы же с Фабианой предпочли, усевшись на тёплые камни, предаться неспешному созерцанию. Благо кроме нас, на пляже больше никого не было, а особенно ласковые предзакатные лучи подсвечивали главные местные достопримечательности как нельзя лучше. Вот уже во второй раз я тайком от Фабианы легонько ущипнула себя за запястье, дабы убедиться, что не сплю. Я сидела молча, медленно переводя свой взгляд то на левую оконечность пляжа, то на правую.

Кто бы мог подумать, совершенно очарованная, размышляла я, что случайно примкнув к компании увлечённых танцоров и не успев толком даже пары слов прочесть о месте, куда они направлялись для своих съёмок, я при этом окажусь словно внутри картин Клода Моне16. Не то чтобы я была изысканным ценителем творчества художников-импрессионистов. В этом плане я могу назвать себя вполне обычным, «средне» образованным человеком. Однако странным образом сейчас в моей памяти всплывали картины этого великого живописца. Точнее, репродукции, виденные мной в роскошном подарочном альбоме в доме моей двоюродной сестры. Я тогда рассматривала их с невесть откуда взявшимся благоговением. До сих пор не могу ответить наверняка, что поразило тогда меня больше: воздушный ли мазок мастера-человека или размах в созидании прекрасного от кого-то рангом заметно повыше.

И вот сейчас по правую руку от меня взору представлялось одно из природных творений, запечатлённое на известнейших полотнах Моне, а по левую – другое17. Колоссальная округлая арка, словно тщательно вырезанная в огромной белой скале острым ножом великана, могла бы, кажется, с лёгкостью пропустить небольшой круизный лайнер. А ведь мастерила её исключительно бригада из воды и ветра, правда, наверняка очень долго.

Я снова жадно осмотрела невероятное творение природы и уже в который раз повернула голову вправо, вцепившись взглядом в другую композицию. Она состояла тоже из скальной арки грандиозного размера, но здесь напоминающей скорее кокетливо выставленную из-за дверного косяка обнажённую женскую руку (точнее, плечо, чуть согнутый локоть и часть предплечья, тогда как запястье и кисть этой изящной руки были погружены в море) и отдельно стоящей скалы. Скала эта с поэтичным названием Игла (его я также почерпнула из воспоминаний о просмотре альбома импрессионистов) для меня больше казалась похожей на язык пламени, чем на заявленную швейную принадлежность. Способствовали этому моему впечатлению, считаю, два основных обстоятельства: то, что основание скалы отличалось более тёмным оттенком от остального массива её тела, а также оранжевые отблески, которые начало лить на неё вечернее солнце.

– Ох уж эти извращенцы, – раздражённо пробурчала Саша, вырывая меня из оцепенения и кивая куда-то в сторону большого валуна, лежащего у подножия основной скалы справа от нас.

– Что случилось? – не поняла я.

– Ты слепая, Люб. А вот твоя новая подружка тоже его заметила, – хихикнула Александра и весело подмигнула Фабиане.

Итальянка спокойно улыбнулась и пояснила мне, без перевода распознав, что имела в виду Саша:

– Тот мужчина, он всё ещё здесь, – сказала она, не пытаясь особенно понизить голос, – Похоже, снова вышел из тоннеля, пока мы трогали воду, и теперь сидит вон за тем камнем и смотрит на нас.

И Фабиана указала мягким жестом на теперь уже и не стремившегося скрываться бородача. Тот, убедившись, что окончательно рассекречен, быстро собрал в охапку свои вещи и направился прямиком к нам.

– Ну началось. Что ему от нас надо? – недовольно пробурчала Саша.

– Да подожди ты, он один, а нас тут трое. Да и не похож он, вроде, на маньяка, – попыталась купировать её тревожность я.

Фабиана чуть заметно вздрогнула и уставилась на меня. Ах, да, слово-то это, как говорится, общеевропейское.

– А ты вот прямо точно знаешь, как все эти маньяки выглядят? – между тем зашипела на меня Александра.

Фабиана переводила непонимающий взгляд с Саши на меня и обратно. Я положила на плечо итальянки свою ладонь, чтобы немного успокоить, но девушка только нахмурилась.

– Всё в порядке, Фаби, мы просто шутим, – быстро проговорила я ей по-английски и обернулась, так как мужчина уже приблизился к нам.

– О, какое счастье, хотя бы на островном вы говорите! – просиял он, очевидно, расслышав мои последние слова.

– Говорим, – осторожно, но приветливо улыбнулась я бородачу, – Вы что-то хотели?

– Да! Для начала – увести вас поскорее отсюда, – ответил он и решительно указал рукой по направлению к входу в тоннель.

– Да чего ему надо-то, Люб? – снова заворчала Саша, не разобравшая быструю английскую речь.

Повисла пауза. Каждый участник этой сцены, очевидно, по-своему переваривал и осмысливал ситуацию. Первой отмерла Фабиана.

– Здесь опасно, не так ли? – неожиданно резко спросила она и встала с камня.

– Ну конечно! – закивал наш странный собеседник, – Вы же наверняка видели расписание. Совсем не следите за временем, девочки. Пойдёмте уже скорее.

Итальянка поспешно сгребла брошенную на соседнем булыжнике одежду и принялась натягивать её на себя. Я, озадаченная, машинально последовала её примеру. В конце концов, разберусь со всем этим позже, решила я. Только Саша неподвижно стояла напротив нас, капризно надув губы и даже не думая начинать собираться.

– Не знаю, что он там вам наобещал, но я и шагу не сделаю, пока вы мне всё не объясните, – твёрдо заявила она.

– Поторопи её, здесь и правда опасно оставаться, – шепнула мне Фабиана и медленно пошла к тоннелю.

Да узнать бы ещё самой, в чём дело. Может, тогда бы и удалось быстрее уговорить мою упрямую подругу. Идиоткой я выглядеть категорически не люблю, и оттого ни возвращать окриком Фабиану, ни заваливать всё ещё стоявшего рядом с нами мужчину лавиной своего непонимания мне очень не хотелось. В итоге я немного помялась, размышляя, и задала бородачу, как мне казалось, идеальный в этой ситуации вопрос:

– А что будет, если мы здесь останемся?

Нет, всё же он в ответ посмотрел на меня именно так, как смотрят, пожалуй, лишь на неразумного щенка, сожравшего новые хозяйские ботинки и вдобавок напрудившего в квартире пару луж: вроде бы, хочется его немедленно убить, но жалко, дурачок же. Чуть заметно скрипнув зубами, мужчина медленно и отчётливо пояснил:

– Погибнуть вы, скорее всего, не погибнете, просто измучаетесь. А если найдут спасатели – для вас будет ещё хуже. Заплатите большой штраф.

Мужчина, судя по его тону, вовсе не шутил. Я внутренне похолодела, хотя до сих пор так и не поняла, о чем конкретно он говорил.

– Пошли быстро, – рявкнула я Саше, – Объясню всё на той стороне.

Подруга, вероятно, считав изменения в моём побледневшем лице, подчинилась и, прихватив вещи, прямо в купальнике направилась к тоннелю. Мы с бородачом поплелись за ней. Фабиана ждала нас в гроте у входа, наверняка не решаясь в одиночку ступить в темноту.

– Фаби, объясни наконец, если ты поняла, в чём тут опасность, – прошептала я на ухо девушке, когда мы пробирались по тоннелю следом за умчавшейся вперёд Александрой и припустившим следом за ней загадочным мужчиной.

– Вода, – сначала коротко ответила она, а затем, вздохнув, пояснила, – Мы с вами все немножко идиотки. Здесь местность с одними из самых сильных в мире приливов. Мы должны были обязательно взять расписание и внимательно за ним следить. Если бы не этот парень, мы могли бы попасть в неприятную историю, ведь вода обычно наступает очень быстро, мы просто не успели бы вовремя оттуда убраться.

– Так это что, как цунами, что ли? – хихикнула я, но осеклась, так как в свете включённого итальянкой телефонного фонарика увидела выражение её лица, – В смысле, мне кажется, всегда можно, заметив прилив, по тому же проходу убежать. Или… разве нет?