Последний танец в Этрета

И они оба громогласно заржали, швырнув друг в друга электронными сигаретами и чуть было не опрокинув при этом пару бокалов с вином. Всё это время Мишель наблюдала за ними, чуть покачивая головой и мягко улыбаясь, как смотрела бы няня на своих расшалившихся воспитанников.

– А мой главный провал был ок…около-ло… локо… Да чёрт возьми! – голос Вито, все последние полчаса плотно занимавшего стратегическую позицию возле бармена, прозвучал резко, но язык его уже явно предательски путался, – О-ко-ло-тан-це-вальным!

Испанец, с трудом проговорив последнее слово, сделал паузу и торжествующе оглядел компанию, словно только что выполнил виртуозный трюк и теперь ожидал услышать заслуженные аплодисменты. Не дождавшись, он вздохнул, спрыгнул с барного стула и, покачиваясь, сделал несколько шагов. При этом он попытался продолжить свою мысль.

– Я же не понял тогда. Не почуял. Мишель, вот он, мой провал. Никогда, слышишь… А танцевали долго, – Вито перешёл с английского на испанский, – Как так могло… Трини, как? Вот тебе и кизомба.

Он растерянно поискал глазами жену. Трини залпом допила вино, встала с дивана и направилась к совершенно расклеившемуся мужу. Обычно она весело подшучивала над Вито, когда тот позволял себе несколько перебрать. Но на этот раз испанка просто повелительным жестом направила его к выходу. Вернулась она к компании, чтобы прихватить забытый на диване парик и вежливо пожелать всем спокойной ночи.

– Чё это было-то? – после паузы хрипло спросил Матей, тоже в этот вечер бывший изрядно навеселе, и уставился на сидящую с каменным лицом Мишель, – Мне показалось или он у тебя сейчас прощения просил?

– Ну напился человек, не цепляйся, – тотчас зашикала на него Наджа, – Если просил – значит, виноват.

И она многозначительно округлила глаза. Голос Мишель, прозвучавший следом, вне танцевальных занятий я услышала, пожалуй, впервые.

– Действительно виновные себя такими не считают, – медленно проговорила она.

Высокая и тонкая Мишель сидела прямо, с большим интересом разглядывая, казалось, орнамент на собственном бокале с вином. Затем она вытянула руку с бокалом прямо перед собой и направила её сначала на Сашу, затем на Фабиану, а после – на меня. Француженка ещё слегка поводила кистью из стороны в сторону, будто прицеливаясь. Я внутренне поёжилась от неприятного ощущения и, чтобы сбросить его, нарочито весело сказала:

– А как насчёт моей истории?

И я принялась старательно разряжать обстановку, в красках рассказывая о своём пока единственном в жизни, но запомнившемся навсегда публичном танцевальном провале. Это была нежная и романтичная история о том, как одна маленькая, но очень старательная снежинка, одетая в юбочку из фатина, на собственном детсадовском утреннике так плотно вжилась в роль, что после кружения и мягкого падения на землю категорически отказывалась изображать вместе со своими товарками вьюгу и позёмку. Дело в том, что по хореографической задумке воспитательницы, снег, выпав, полминуты лежал тихо, уступив на это время площадку весёлым зайчикам. А если учесть то обстоятельство, что дело происходило в тёмные декабрьские восемь утра, снежинка посчитала подобный ход представления для себя большой удачей. Ведь она никогда-никогда (и во взрослой жизни, к слову, тоже) не была жаворонком. В общем, сценический дебют мой был слегка подпорчен, зато проснулась эта снежинка однозначно звездой утренника.

– Ну и денёк выдался, – устало сказала я, когда мы с Фабианой уже пришли в номер, умылись и улеглись в свои постели, – Какое счастье, что нас всё же покормили. С Этьеном мы завтра встречаемся? Надо только везде носить с собой расписание приливов.

– Ммм, – очевидно, согласилась со всем сразу Фабиана.

– Такое ощущение, что едва мы объединились в компанию, именно мы с вами трое, – продолжила я, зевая и плотнее натягивая на себя тонкое одеяло, – Только тем и занимаемся, что попадаем в истории.

– Главное – чтоб не в легенды, – тихо отозвалась итальянка, выключая свет.

– В каком смысле? Почему? – приподнялась на локте я.

– Потому что они обычно очень печальные, – задумчиво сказала Фабиана, – А местные – похоже, особенно.

– Ты что-то читала, пока мы сидели в баре, – догадалась я, – Расскажешь мне перед сном, Фаби?

– Да пожалуйста, – ответила она, – Хочешь послушать местную легенду о трёх девушках, одном мужчине, пещере в скале над морем и … голодной смерти?

– Хватит издеваться, – тихо засмеялась я в подушку, – О нас сочинить легенду здесь наверняка ещё не успели.

– Я вообще-то не шучу, – полусонным голосом произнесла итальянка, – Вот слушай. Однажды здесь, в Этрета, жили три юные прекрасные сестры19. Все они были помолвлены с молодыми рыбаками, подолгу пропадавшими на промысле в море. А в замке на холме жил жестокий и похотливый лорд. Он заметил трёх красавиц и повелел доставить их в замок. Но девушки ослушались, и чтобы больше не попадаться ему на глаза, стали гулять только ночью. Но и это их не спасло. На ночной прогулке они внезапно столкнулись с лордом. Сёстры побежали прочь, и чтобы спрятаться от преследователя, протиснулись через расщелину в тёмную и сырую пещеру. Но лорд заметил это. По его приказу расщелину замуровали. Три дня и три ночи из маленького отверстия на верхушке скалы был слышен плач и стоны девушек. А потом одна из местных женщин увидела, как из него вылетают три белые тени. Кто-то посчитал их душами невинных девушек, ставших ангелами, кто-то – тремя белыми голубками. А лично ты можешь думать, что это были маленькие танцующие снежинки.

– Как печально, – сказала я, когда Фабиана замолчала.

– Да. Но зато…Che bello!20, – услышала я сквозь дрёму ответ итальянки.

Глава 6.

Такого плотного скопления стройных, подтянутых пенсионеров, облачённых в рубашки поло и наброшенные на плечи пуловеры неизменно светлых пастельных оттенков, я не видела, пожалуй, больше нигде. Было очень трудно избавиться от ощущения, будто я нахожусь на съёмках телевизионной рекламы известного бренда, эмблемой которого является симпатичный мультяшный крокодил. По крайней мере, за каждым столом ресторана «Реми-Хаус», освещённого сейчас неярким солнцем нормандского утра, восседали мужчины и женщины, одетые именно в него.

Я даже попыталась сосчитать их количество, но из-за постоянных перемещений этих очень похожих друг на друга (по крайней мере, на мой взгляд) людей между буфетными столами, сбилась уже на третьем десятке.

– Мне это не нужно, спасибо! – громко сказала Саша старательному официанту, попытавшемуся добавить сливки в её кофейную чашку, – Не уверена, что мой желудок, в котором лежит уже столько сырого лосося и зелёного салата…м-да. Я в шоке, мы что, попали в дом престарелых?

Последняя её фраза, конечно же, предназначалась не ему, однако гарсон, не поняв этого, замер с фарфоровым сливочником в руках, вопросительно глядя на странную клиентку в облегающем танцевальном комбинезоне и чёрно-синих дредах.

– Да нет же, нет! Это я не Вам говорила! – принялась объяснять парню Саша, снова по-русски, чем ещё больше запутала его, – Люба, да переведи ты ему!

– Моя подруга любит чёрный кофе, спасибо, – с улыбкой сказала я гарсону, а затем, не удержавшись, аккуратно спросила, – Кто все эти уважаемые месье и мадам? Просто они выглядят все так…

– Одинаково? – добродушно рассмеялся в ответ официант, – Да, они любят носить классический спорт-шик. Это члены нашего местного гольф-клуба. Очень хороший, кстати, гольф-клуб. Так говорят. Я сам в гольф не играю, предпочитаю футбол. А эти пожилые месье, некоторые с дамами, специально приезжают сюда, чтобы погонять шары по травке. Летом это наши постоянные гости.

– А разве поблизости от Этрета есть гольф-поле? – искренне поразилась я, – Просто… я пока заметила лишь красивые скалы и Ла-Манш.

– Что Вы! – пришла пора удивляться гарсону, – Конечно, есть. Известное. И превосходное! Давайте я добавлю Вам кофе… Получается, по тропе таможенников ваша компания ещё не ходила? Значит, и местных красот вы ещё… как это говорят… наесться досыта не успели.

– Наесться – да, – чуть заметно усмехнулась я, – Пожалуй, не успели.

– Ну конечно, – продолжал воодушевлённо болтать парень, не обращая внимания на мой двусмысленный комментарий, вызванный исключительно пережитым накануне голодным приключением, – Вы же только что приехали и толком не гуляли. Иначе обязательно обратили бы внимание на отличные площадки для гольфа, а большое поле – оно там, на скале, прямо над морем. Вот когда пойдёте на тропу таможенников, – увидите. Почти на полукилометровой высоте. Вы знаете, поле оборудовали в самом начале прошлого века. Это настоящая историческая достопримечательность.

– Скалы настолько высокие? – спросила только что вернувшаяся из дамской комнаты Фабиана, – Мне сливки, пожалуйста.

– О да! – мигом переключился на итальянку и принялся щебетать с новой силой гарсон, изящно орудуя сливочником, – Если быть точнее, средняя высота скал в Этрета – примерно четыреста пятьдесят метров над уровнем моря. Впечатляет, правда?

– Тропа таможенников, – повторила я дважды упомянутое парнем наименование, – Звучит весьма серьёзно. И главное, сразу ясно, по какой причине её так окрестили.

– Граница веками просматривалась здесь идеально, всё верно, – горделиво подбоченился наш собеседник, будто не природа, а он сам являлся автором столь прекрасного и стратегически удобного для охраны рубежей государства скального образования.

Он явно хотел дополнить чем-то свою начатую столь пафосно фразу, однако его перебила Саша. К тому моменту моя подруга вот уже минут пять демонстративно хмурила свои идеальные брови и мелко крошила на блюдечко ни в чём не повинный круассан.

– Вот про что вы с ним болтаете? – вслух закапризничала она, – Опять историческая экскурсия проходит мимо меня?

– Алекс, не будь невежливой, ещё чуть-чуть внимания этому приятному молодому человеку, – и всё тебе расскажу, – прошептала я, наклонившись к самому уху Саши.

Затем немедленно вернулась к беседе с гарсоном. Тот как раз заканчивал свою речь, обращаясь к Фабиане. Очевидно, итальянка показалась ему наиболее заинтересованным слушателем из всей нашей троицы, и парень теперь заливался соловьём, наслаждаясь вниманием симпатичной сеньориты.

– Причём картинка чёткая как с одной стороны, так и с другой, – неспешно собирая с нашего стола посуду, разъяснял он, – На море, если подойти к краю скалы, видна каждая лодка, даже самая маленькая. Но и любого человека, который захочет спуститься сверху к причалу, к примеру, с грузом контрабанды, всегда будет на этой тропе хорошо видно. Даже с того места, где сейчас расположен городской пляж, что уж говорить о холме с часовней. Оттуда в лунную ночь даже силуэты на вершинах окрестных скал просматриваются. Кстати, вы и часовню с дельфинами, наверное, ещё не видели? – подскочил он и тотчас принялся рассказывать об очередной не лишённой, как и всё здесь, романтического флёра достопримечательности Этрета.

Когда разговорчивый официант наконец упорхнул, а его устный рекламно-туристический проспект был кое-как переведен для Саши, я направилась к уже давно манившим меня роскошным блюдам с сырами. По пути я невольно продолжала украдкой разглядывать бравых пожилых спортсменов. Старички чинно и размеренно обменивались между собой ничего не значащими фразами возле буфетных столов. Все как один, они имели сосредоточенные, но при этом вполне открытые и добродушные лица. Мне лишь отчасти показалось, что некоторые из них слишком уж старательно пытались произвести впечатление своей принадлежности к высшему обществу. Впрочем, здесь я могла ошибаться.

Моё любопытство было вполне объяснимо: до этого я видела гольфистов только в голливудских фильмах о жизни богатых и знаменитых, где к объёмистым чехлам для клюшек непременно прилагалась ещё, как минимум, многометровая яхта, трёхэтажный особняк и гараж с десятком коллекционных автомобилей. Да ещё, пожалуй, они попадались мне в списках и рейтингах самых высокооплачиваемых спортсменов мира. Память даже услужливо подсунула мне одно из имён. Вроде бы, гольфист Тайгер Вудс21 был первым спортсменом в истории, заработавшим миллиардное состояние.

И вот, оказалось, данный вид спорта может быть вполне будничным, и даже являться одним из вариантов активного хобби для массы пожилых людей. Вряд ли все эти милые месье и мадам, одетые как под копирку, – обладатели несметных миллионов. Обязательно сегодня же пойду гулять по той самой исторической тропе над морем, и как раз заодно полюбуюсь на игру сей рафинированной публики, твёрдо решила я. Всё равно остальные, судя по присланному Кофи расписанию, почти целый день будут разучивать свою сложную кизомба-хореографию для предстоящей съёмки.

На площадку, где занималась танцевальная группа, я всё же заглянула. Не то чтобы я всерьёз надеялась многое понять из материалов вводного мастер-класса, рассчитанного на профессионалов. Будь я даже трижды поцелованной в лоб самой Терпсихорой22, и вдобавок нагруженной зазубренными «на пять с плюсом» знаниями музыкальной и танцевальной терминологии, – даже тогда, уверена, тех нескольких месяцев опыта посещения занятий и вечеринок, которыми я обладала, было бы категорически недостаточно. Я видела этих ребят в деле. У них совершенно иной уровень восприятия и ощущения музыки, плюс тонкое, почти абсолютное владение телом. Всё это нарабатывается годами упорных занятий, а ещё терабайтами прослушанных и разобранных композиций и километрами шагов, пройденных по танцполу.

Другими словами, я как безнадёжный перфекционист, прекрасно осознавала, что по сравнению с остальными членами компании, в которую мне выпал случай ненадолго влиться, в кизомбе я пока полный ноль. Поэтому ничем кроме лёгкой зависти поддержать это творческое мероприятие, мне казалось, я была не в состоянии. Зашла же на него перед своей запланированной прогулкой я лишь с целью праздно поглазеть и поотираться среди классных танцоров в их, так сказать, привычной профессиональной среде. Ибо во всех иных сферах они, как мне не раз пришлось убедиться за последние сутки, мало чем отличались от обычных людей. Кроме того, мне всё же было интересно узнать, что именно на этот раз задумал поставить и отснять признанный новатор Кофи Рои.

Я застала группу сидящей кружком на одной из лужаек в «тихой» части отельного парка. Очевидно, в «Реми-Хаус» заезжают регулярно не только гольфисты, потому что небольшой, стилизованный под пряничный домик сарайчик, спрятанный в парковых зарослях, оказался набит инвентарём и аксессуарами для всевозможных активностей. По совету Фабианы, я последовала примеру большинства и достала оттуда мягкий коврик для йоги. Пусть при этом я и ударилась ногой об один из стоявших там среди прочего хлама велосипедов, зато теперь не рисковала испачкать травяной зеленью свои белые джинсы.

Потирая ушибленное бедро, я уселась в общий круг. Группа слушала музыку. Ту самую композицию, под которую планировалась итоговая видеозапись. Трек я слышала впервые. Однако в некоторых его моментах ухо безошибочно улавливало упакованные в необычные звуковые обёртки кусочки знакомых кизомба-мелодий. Очевидно, это была новая работа Седра, и видеоклип должен был стать для них с Кофи Рои общей премьерой. Друзья, как мне уже успела сообщить Саша, любили работать в коллаборации.

Музыка однозначно мне нравилась. Она то плавно убаюкивала, то будто плескалась кипящими эмоциями. Насколько я могла судить, картинка в итоге обещала быть очень динамичной. Кофи поставил тот же трек с начала и принялся вкратце объяснять свою задумку в части хореографии. Завязалось активное обсуждение, танцоры принялись задавать вопросы, суть которых мне была не всегда ясна. Слушая вполуха что-то о врезках, синкопах и эштреллах23, я медленно оглядела сидящие пары.

Фаби после завтрака сняла свою длинную белую тунику и теперь красовалась в коротком спортивном топе и светлых леггинсах со смело заниженной талией. Такие модели чаще всего предпочитают очень худенькие девушки, чтобы зрительно придать веса области бёдер. В случае же Фабианы эта самая область, на взгляд мой и, уверена, подавляющего большинства мужчин, была и без того прекрасна и очень приметна, и данный приём предсказуемо вызвал эффект повышенного внимания к итальянке. По крайней мере, Паоло, сидящий на коврике рядом с ней, заметно нервничал, а Седр, находящийся ровно напротив, открыто и с удовольствием пялился на её голый живот.

Матей и вовсе получил от жены вполне заслуженный нагоняй, когда проводил поднявшуюся, чтобы показать мне дорогу к сарайчику со спортинвентарём, Фаби неотрывным взглядом. Я отметила, что на этот раз сербы не стали устраивать показательной сцены. Наджа быстро и очень тихо наговорила что-то мужу на ухо, лицо её при этом было предельно злым. Очевидно, не всегда эти их милые игры в ревность были таковыми как виделись окружающим, так же как не всегда они были вызваны лишь взаимными шутливыми провокациями. Сегодняшний облик Фабианы, явно наслаждавшейся производимым им на мужчин эффектом, вызвал между Матеем и Наджей реальный конфликт.

Мишель, высокая и тонкая, и вдобавок затянутая в простой чёрный танцевальный комбинезон с открытыми плечами, была великолепна по-своему. Когда она изящно вставала с коврика, чтобы подать Кофи блокнот со схемой расстановки танцевальных пар, я невольно подавила завистливый вздох и в очередной раз с грустью подумала, отчего же длина ног между людьми распределяется так неравномерно. Моя Саша выбрала для первого занятия очень похожий костюм, и теперь, сидя по обе стороны от Седра, они с Мишель представляли собой очень гармоничную и цельную картину. Я, пользуясь привилегиями бездельника, даже не удержалась и сделала несколько снимков этой троицы, и заодно, поднявшись и побродив вокруг, пофотографировала для истории остальных участников мастер-класса.

Трини, заметив мои манипуляции с телефоном, толкнула Вито, и они принялись позировать и дурачиться. Кадры с испанцами получились очень эффектными. Йохан, напротив, от камеры мягко отворачивался, очевидно, считая, что недостаточно свеж этим утром после вчерашних барных возлияний. Объективно он, пожалуй, был прав. Глубокие тени под глазами, небритость и неаккуратно уложенная бородка предательски выдавали количество выпитого им накануне кальвадоса. В отличие от него, Айла смотрелась хорошо выспавшейся и бодрой. Она не обращала внимания на мои репортажные съёмки, гораздо больше её интересовали детали будущего видеоклипа. Наиболее активно вопросы Кофи задавала именно она.

Тот же возвышался в центре круга во весь рост на манер древнеримской статуи чёрного гладиатора. Он аккуратно отвечал на все вопросы, сосредоточенно указывая что-то на схеме и ставя там же цветные точки маркером, изображал движения руками и сложные связки шагов. Но при этом параллельно умудрялся, кажется, следить за моими перемещениями с телефоном и, будто ненароком, принимать максимально выигрышные для снимков весьма атлетичные позы. Вот это я понимаю, профессионализм, – мысленно восхитилась я. Впрочем, уходя, я поймала на себе его быстрый взгляд и подумала: возможно, принесённые Сашей слухи правдивы, и Кофи Рои просто испытывает непреодолимую слабость к блондинкам.

Упомянутый словоохотливым гарсоном за завтраком прогулочный маршрут оказался тропой в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова. Узкая, протоптанная ногами десятков поколений суровых норманнов дорожка вилась между пучками весело цветущей травы и зарослями низкорослого кустарника и на первый взгляд выглядела вполне обыденно. Разве что ветер, жестоко трепавший мои распущенные волосы, не давал ни на секунду забыть о весьма необычном её расположении.

Гуляя по тропе, поначалу я просто любовалась окрестными пейзажами, рассматривала показавшийся вдалеке изумрудно-зелёный холмистый ковёр гольф-поля со снующими по нему, словно белые букашки, машинками, и слушала крики океанских чаек. Странные ощущения начали настигать меня не сразу. Время потребовалось также и на осознание их причины.

Дело в том, что обычно, находясь на открытой местности, лишённой высоких зданий и деревьев, мы видим вдалеке горизонт. Будь это ровной линией скругляющаяся морская гладь, чуть припорошенная отдельными рощами и перелесками волнообразная кривая полей или тоже кривая, но зигзагообразная, сформированная заснеженными вершинами гор, – однако край обозримого мира виден взору, а значит, осязаем нашим сознанием. Здесь же, на этой тропе, по крайней мере, на большей части маршрута по ней, горизонт по одну сторону будто бы отсутствовал вовсе. Я видела только траву, небольшие каменистые уступы в нескольких метрах от себя, сидящих на них громадных чаек, – и сразу небо.

Это обстоятельство, откровенно говоря, несколько дезориентировало и требовало привыкания со стороны моего вестибулярного аппарата. Пусть я обычно и не отличаюсь особой чувствительностью, однако головокружение и смутные неприятные ощущения в желудке мне испытать во время этой прогулки всё же довелось. И ещё, очевидно, их следствием явились лёгкие галлюцинации, потому что, присев отдышаться на более-менее чистый с виду камень спиной к обрыву, я отчётливо увидела на дорожке неподалёку от себя очень хорошо знакомого мне человека. Его здесь быть никак не могло, а между тем – вот он. Стоит и смотрит на меня в упор. Я зажмурилась, затем снова открыла глаза. Никакого человека на дорожке, конечно же, не было.

– Всё, Люба, приплыли, – печально сказала я вслух, – Пора тебе показаться психиатру.

До ближайшей оконечности гольф-поля я добралась с небольшим опозданием. Этьен уже ждал меня там, держа в руке бумажный пакет, из которого выглядывали верхушки белых и красных садовых роз. Подойдя ближе, я не смогла удержаться от короткого смешка, потому что наш новый знакомый сегодня вырядился ровно в такой же костюм, как половина дедушек на завтраке в «Реми-Хаус». Я начинала смутно подозревать, что рубашка с логотипом в виде крокодила является чем-то вроде обязательной местной униформы для туристов. Впрочем, на Этьене и розовое поло, и небрежно накинутый на плечи белый пуловер, и тем более узкие прямые брюки светло-серого оттенка смотрелись куда лучше.

– Здравствуйте, Люба. Вот, тайком похитил несколько штук у тётушки Сесиль, – по-мальчишески подмигнул мне ходячий амбассадор известного бренда, поспешно выуживая из сумки и вручая мне букет, – Нет, Вы понюхайте… Да? Чувствуете? Такие ароматные только у тётки в саду получаются.

– Спасибо, Этьен, – улыбнулась я, – Действительно, пахнут чудесно! И… надеюсь, Вы не сильно расстроились, когда я написала, что Саша и Фаби весь день будут заняты репетициями, и Вам придётся пока довольствоваться лишь моим обществом?

– Что Вы, Люба, – галантно расшаркался француз, – Наоборот, я очень счастлив, что такая восхитительная и прекрасная юная мадемуазель согласилась составить моей скромной персоне компанию на прогулке. Я буду идти рядом, мучить Вас своей болтовнёй о Нормандии и Бордо и втайне представлять, что у нас с Вами свидание. Кстати, выглядите Вы сегодня просто изумительно!

Не такая уж и юная и, имея в наличии сына-школьника, не такая уж и мадемуазель, я между тем внутренне просияла, как сияет каждая женщина от пяти до ста пяти, заслышав в свой адрес умелый, а главное, заслуженный комплимент. Очевидно, эмоция явственно отразилась на моём лице, потому что Этьен, воодушевившись, тотчас попытался приобнять меня за плечи. Однако делать это он очень быстро передумал, заметив мою удивлённо приподнятую бровь.

– Как там продвигаются танцевальные репетиции у мадемуазель Алекс и мадемуазель Фаби? – ловко сменил тему француз, отстраняясь от меня на допустимое приличиями расстояние, – Когда можно будет лицезреть, так сказать, танцевальный шедевр в видеозаписи? А быть может, мне даже будет позволено присутствовать при его создании?

– Они же только сегодня начали, – рассмеялась я, – Дайте ребятам хотя бы пару дней. И тогда они уже будут записывать дубли на видео. Вы очень нетерпеливы, Этьен.

– Пару дней, – кивнул француз, – Ну конечно. Да, Люба, Вы правы, я нетерпелив. Но мне простительно! Вы же помните, что я южанин. У нас очень горячая кровь, – и он проникновенно заглянул мне в лицо.

Ну начинается. Всё же мужчины очень предсказуемы. Если следовать этой их логике, все, кто родился южнее 48-й24 параллели, должны были давно погибнуть от разрыва сердца, половина из них – по причине несчастной любви, вторая – в ожидании отложенного авиарейса. А где-то в районе экватора и вовсе должно быть перманентно безлюдно. Я навесила на лицо скучающее выражение и принялась наблюдать за парой пожилых гольфистов, неуклюже забирающихся в один из специальных открытых автомобильчиков.

– Вы хотели рассказать мне о своём Бордо, – после небольшой паузы сказала я.

– Да! – обрадовался Этьен, – И кстати, вот то вино, о котором я говорил, – он нежно погладил ладонью бумажный пакет, в котором, очевидно, лежала искомая бутылка, – Если не возражаете, то когда Вы сполна насладитесь зрелищем размахивающих клюшками старых зануд и обратите на меня своё драгоценное внимание, мы откроем его, и тогда я расскажу Вам о своей прекрасной родине.