Nаши в городе. Занимательные и поучительные байки о наших за границей

От себя

Сегодня вряд ли уже отыщется хоть одно государство на нашей планете, где ну совсем не было бы наших. Они повсюду – от крохотной деревушки, затерянной в австралийской саванне, до центра мегаполиса по имени Лондон. Сотни, тысячи, миллионы людей разных национальностей, отечеством для которых был и навсегда останется русский язык, разъехались, разлетелись по мировым городам и весям, нашли свое место на других континентах, каждый по своим причинам предпочтя поменять заснеженный Новосибирск на городок в штате Теннесси, «ЮЭСЭЙ». Еще вчера не выездная страна с такой силой и энтузиазмом рванула за внезапно рухнувший железный занавес, что местные западные граждане, дежурившие когда-то у советских диппредставительств с плакатиками в защиту свободы нашего передвижения, в пожарном порядке заторопились огородить себя от хлынувшего потока долгожданных гостей с Востока частоколом из виз и запретов.

Наивные люди, нам ли с нашим бесценным опытом взаимодействия с самым гуманным строем на Земле не суметь обойти все бюрократические барьеры, которые только может изобрести против соплеменников обозленное на них человечество?

В этой увлекательной борьбе за самые уютные места, по праву принадлежащие только нам, но по какому-то странному капризу природы оказавшиеся отчего-то на другом конце Земли, вырабатывались свои правила, рождались свои истории, формировался свой, если хотите, фольклор. Опыт общения наших как с аборигенами, так и с прибывшими ранее уже местными «своими», накапливаясь, прямо-таки рвался наружу в обычных и электронных письмах, телефонных беседах, застольных историях.

Сегодня он уже поистине неисчерпаем, и эта книжка лишь одна из первых попыток собрать приключившееся с нашими людьми под одну обложку. У этих текстов со всего мира множество авторов, согласившихся бескорыстно поделиться кусочком биографий – собственных или своих близких – с читателями. Оставалось только чуть отредактировать наскоро набросанные повествования, уточнить пару абзацев, расставить забытые второпях знаки препинания, слега поправить стиль или, напротив, постараться его бережно сохранить…

И еще: рассказывая свои простые истории, люди делают это абсолютно свободно, как происходит в обычной жизни при общении с друзьями – не стесняясь использовать всю силу образной, но ненормативной лексики нашего родного «великого и могучего». Исправлять их в данном случае, мне показалось, значило бы взять на себя роль уже не литературного редактора, но цензора. А их в нашей, и так в последнее время опять не очень свободной стране, и без того хватает…

Если откровенно…

Вы помните эту историю: на улице стоят два еврея и, оживленно жестикулируя, беседуют о чем-то. На другой стороне наблюдающий за ними третий наконец не выдерживает и, перейдя через дорогу, подходит к ним:

– Слушайте, я, конечно, не знаю, о чем вы тут спорите, но ехать все равно надо…

Вот и все мы как-то послушались третьего и приняли однажды решение – надо ехать…

И не куда-нибудь на жаркий Ближний Восток, где усатые люди в крапчатых головных платках, отчего-то тоже считающие эту землю своею, время от времени подкладывают в наиболее посещаемые места всякие неаппетитные предметы типа ручных гранат, а именно сюда – в цветущую капиталистическую Европу, под покровительство сумрачного немецкого гения, столь неожиданно вдруг распахнувшего свои объятия предмету своей недавней активной нелюбви. И не стоит твердить – хотя бы самому себе, – что бежали мы из-за сурового государственного антисемитизма, особенно, мол, ярко вспыхнувшего во времена перестройки… Согласитесь, ситуация тогда действительно изменилась. Кроме того, в стране вдруг начала цениться истинная предприимчивость и вместо одного показательного зампредсовмина Дымшица управлять всеми денежными потоками России стали люди с отчествами, еще недавно вызывавшими кривую ухмылку кадровиков. Да и на бытовом уровне хуже, право, не стало; стало труднее – так ведь всем одинаково…

Но вдруг выяснилось, что любезные немцы по доброте душевной именно теперь решили, что, поскольку таких как мы у них тут по известным причинам осталось не так чтоб много, их правительству не стоит особо возражать, если вы вдруг выразите активное желание соседствовать с местными бюргерами, – то ли в качестве немого укора из прошлого, то ли просто как напоминание, что не все когда-то удалось… Причем, обратите внимание, при этом никто, собственно, никого никуда не приглашал и не уговаривал. Они просто любезно согласились благожелательно рассмотреть вашу настоятельную просьбу о постоянном пребывании на их территории. В качестве же знака особого доверия, германцы выразили готовность предоставить приезжающим уникальный статус «континентального беженца», который давался когда-то несчастным вьетнамцам, на утлых джонках улепетывающим от прелестей существования в социалистических субтропических джунглях…

Быстро сообразив, что к чему, каждый из нас недрогнувшей рукой быстренько написал заявление, особо красочно мотивируя обстоятельства, препятствующие его выезду на свою историческую Родину, куда, собственно, и следовало бы направлять свои стопы человеку, резко осознавшему собственную принадлежность к богоизбранному народу… Вежливые немцы, помурыжив полученные бумаги не так чтоб уж и долго – по сравнению со сроками долготерпения следовавших через пустыню за Моисеем, – уже через год аккуратненько вклеили в предъявленные паспорта милые сердцу зелененькие визы с красивыми голографическими орлами, не подозревая, что тем самым выписывают себе рецепт на вечную головную боль…

Очень скоро выяснилось, что, представляя как бы обиженным по месту рождения гражданам разгромившей их когда-то страны практически те же самые права, что и своим собственным, за исключением разве почетной обязанности голосовать и занимать пару-тройку должностей в армии и госсекторе, они не оценили до конца всех различий нашего менталитета, обусловленного – в полном соответствии с вечным учением наших общих соплеменников – опытом бытия…

Обнаружилось, что, начиная в общем-то с одной и той же нулевой точки отсчета – если у кого-то всерьез хватает наглости считать одинаковыми стартовые условия напрочь разгромленного режима и страны, его победившей, – мы за последние десятилетия пришли к совсем разным результатам не только в смысле уровня жизни народонаселения, но и – главное – в менталитете, в сформировавшихся взглядах на взаимоотношения с себе подобными и, собственно, с государством… Можно долго спорить, отчего это произошло, – на мой взгляд, от наличия национального мужества, позволившего одной из двух наций искренне покаяться в содеянном, – но дело не в этом. Важно то, что на немецком острове благополучия, возделанном местными жителями в общем-то для самих себя и своих детей, начали появляться люди с совсем иными целевыми установками. Принципиальная разница состояла в том, что если для аборигена высшей гордостью является провозглашение себя как налогоплательщика, поддерживающего своим трудом усилия властей по созданию нормальных условий функционирования государственных институтов, то для вновь прибывших, привыкших десятилетиями решать прямо противоположные задачи по натягиванию властей, главным оказалось, наоборот, стремление урвать максимум, немало не заботясь при этом не только о моральной стороне дела, но и просто об элементарном здравом смысле…

Приобретя, что называется, «на шару» почти все основные права коренных жителей, которых, кстати, становится все труднее добиться переселяющимся в СВОЮ страну этническим немцам, наши люди искренне уверовали, что именно так и должно, собственно, быть. При этом вопрос о возникающих наряду с правами обязанностях как-то сам собою отпал, точнее, просто не возникал изначально…

«Они нас пригласили – значит, они должны…» – и далее шел список категорических требований, само предъявление которого властям своего недавно покинутого отечества вполне могло бы обеспечить соискателю подробное знакомство со всеми особенностями национальной психиатрии. Тут и полная оплата отдельной квартиры с коммунальными услугами, и бесплатное обучение иностранному языку, включая деньги на проезд до места обучения, и оплата всех медицинских услуг, включая стоматологию и дорогостоящие лекарства, бесплатное обучение детей с оплатой их дороги до школы плюс ежемесячные «детские», деньги на одежду, рождественские выплаты, скидки на оплату телефона «унд зо вайтер, унд зо форт»… При этом, получив все это и кое-что еще от слегка ошалевших от напора местных чиновников, наши люди вовсе не удовлетворились свалившемся на них изобилием. Казалось бы, пришла пора наконец «успокоиться и начать жить», как писал Карнеги.

Но не тут-то было…

– Мой муж – участник Отечественной войны, понимаете… Вот документ… – на полном серьезе втолковывает дама на «великом и могучем» несчастному служащему Социаламта. – На каком основании вы отказываетесь оформлять ему такую же пенсию, какую получают тут, в вашей Германии, его ровесники?.. Я сама слышала, что Могилевичам в другой земле дали-таки такую пенсию… Имейте в виду, мы будем писать лично вашему канцлеру…

Затюканный чиновник, мало что понимая, только покорно кивает головой, даже не пытаясь объяснить, что супруг уважаемой посетительницы, как бы это помягче выразиться, конечно, воевал… но… так сказать… с другой стороны и упомянутых немецких ровесников видел главным образом сквозь прорезь прицела, причем иногда в первый и последний для них раз, а потому логичнее было бы все же адресовать подобные требования властям государства, которое он защищал и гражданином которого до сих пор остается…

Лавина желаний нарастает со скоростью щелкающего таксометра, и если появляется отказ в чем-то совсем уж запредельном, это обстоятельство воспринимается с каким-то даже садомазохистским удовлетворением: «ну вот, так мы и знали, чего же еще от этих немцев можно было ожидать…» Когда же, спустя некоторое время, все же выясняется, что в общем все основное, что можно было выбить из принимающей стороны уже выбито или во всяком случае этот благородный процесс запущен и остается только ждать, внимание наших людей переключается с местных госучреждений на житейские будни…

И тогда создается впечатление, что их – НАШИХ – здесь куда как больше, чем местных жителей…

– Соня, иди уже сюда, я тут два места заняла, – громко кричит по-русски на весь огромный полупустой автобус женщина, с трудом пристраивая на обшитое светлой тканью сиденье «альдиевский» пакет с замороженной рыбой и явственно давая локтем понять испуганной немецкой старушенции, что тут ее явно не ждут…

Вокруг большого контейнера с удешевленной обувью, специально поставив свои тележки таким образом, чтобы перекрыть к нему подход всем конкурентам, уже час с упоением роются несколько человек, на весь зал обмениваясь впечатлениями по-русски…

В громадном супермаркете у аккуратных деревянных кадочек с огурчиками шести различных посолов две дамы с формами, оживляющими в памяти известный совет из песни по поводу пропеллера, с нескрываемым удовольствием лакомятся извлекаемыми из рассола огурцами, даже не делая попытки набрать вышеозначенные овощи в предназначенные для этого коробочки.

– Слушай, она уже на нас смотрит… – громко шепчет по-русски своей подруге одна из них, кивая на остолбеневшую магазинную служащую.

– Ну так и что, я еще вот тех не пробовала, и потом она все равно ничего не понимает… – хрустя очередным огурцом, беспечно отмахивается другая.

И, в общем-то, это правда… Окружающие немцы действительно не понимают, как можно, например, встать в очереди в банке вплотную за тем, кто стоит впереди, и с любопытством пытаться разглядеть сумму в чужом денежном переводе или, повернувшись спиной к киоскеру в вокзальном магазинчике, за полдня исхитриться прочитать одну за другой несколько газет на родном языке, а при удаче – еще и умыкнуть домой самый интересный вкладыш… В их головах не укладывается, как люди с высшим образованием, все как один называющие себя главными инженерами и старшими врачами, могут гордиться полученной социальной помощью, сделав ее сумму главным предметом обсуждения со знакомыми – вплоть до следующей ежемесячной выплаты.

Пока ты не доказал, что ты не такой, – я априори считаю тебя порядочным. К этому принципу, положенному тут, на Западе, в основу любых деловых взаимоотношений, надо привыкать… Изначальное доверие незнакомому человеку автоматически воспитывает в каждом анонимную ответственность перед окружающими за собственные поступки. Именно эта ответственность не позволяет переходить улицу на запрещающий сигнал светофора даже при отсутствии поблизости полицейского и свинчивать жутко дорогие краны в абсолютно пустом общественном туалете… Она же, врожденная, заставляет наших хозяев предполагать, что, выплачивая большие деньги, полученные за счет налогов с работающих соотечественников приехавшим к ним иностранцам, они помогают действительно малоимущим, которые вовсе не успели перед отъездом продать или сдать внаем свою питерскую трехкомнатную квартиру или записать приобретенный уже тут роскошный джип на имя имеющего работу троюродного брата жены знакомого земляка…

При этом никто не требует от нас, оказавшихся тут уже не очень молодыми людьми, глубинной интеграции в чужое общество, развивавшееся совсем по иными правилам и законами. Нам простят, как правило, и наш ломаный немецкий, но не хотят, не будут прощать бытового хамства, самоуверенной нахрапистости, наглого стремления урвать, ничего не давая взамен.

Смешно считать устройство жизни окружающих нас немецких обывателей идеальной моделью бытия. Нам никогда не понять коренного обеспеченного немца, требующего от своей российской жены – в целях экономии – ванну принимать раз в неделю и исключительно после него, не выпуская воду, а уж затем уступать там место ее взрослой дочери от первого брака… И это у нас, а не у них недавние книжные тиражи напоминали нынешние немецкие номера телефонов…

Все это так. Но сегодня, тем не менее, не они рвутся на наши просторы – мы попросились и нам позволили приехать в их тесноту! При этом каждый из нас получил тут, в Германии, то, что хотел: кто просто спокойную старость, лишенную страха неожиданно остаться на улице без хлеба насущного; кто оплаченный дом творчества; кто – увы, не часто – реальные новые перспективы приложения собственных способностей… Дети наши, не обремененные в такой степени грузом прошлых привычек, будут жить уже по-другому, они станут для окружающих своими. А пока мы тут все в гостях, не забыть бы завтра утром об этом! И хорошо бы попробовать жить так, чтобы пригласившим нас хозяевам с каждым днем не казалось все сильнее, что НАШИХ в их городах – уже слишком много…

P.S. Через пять лет прием Германией наших эмигрантов был фактически прекращен. Так что невысказанная в то время идея – прямо в ОВИРЕ кое-кого награждать медалями «За освобождение Москвы» или «За освобождение Одессы», а уж по приезде в консульстве вручать награды «За взятие Берлина, Мюнхена» и т. д. – теперь реализована уже быть не может…

Теперь я Чебурашка…

Мой муж иностранного происхождения до тех пор, пока не запомнил имя любимой игрушки своей дочери, называл ее просто – «русский гремлин».

А что, похож…

Случилась эта история в 2004 в Китае на выставке. Поехали мы туда вчетвером, т. е. я с напарником (ужасный матершинник) и еще два чела (своего рода коллеги). Отмечу, что все – бывшие спортсмены, я в этой четверке оказался самым маленьким, несмотря на свой рост в 180 см и карьеру штангиста в молодости (но с одним преимуществом – English знал только я). Началось все с прибытия в аэропорт. Прилетевших из бывшего СССР попросили проследовать за высокой китаянкой… В наших рядах начинается истерика – все смотрят под ноги и подшучивают над тем, как бы не наступить.

Через несколько секунд смех переходит в шоковое состояние… Появляется ОНА – на каблуках, под 190 см – и, хотя с акцентом, но все же на русском просит пройти за ней. Всякое видели, но такое…

Заселились мы в hotel, все путем. Гуляем по выставке, ну и как это часто бывает, приперло моего приятеля по-маленькому… Он уходит по нужде, а я остаюсь его ждать недалече, читая какой-то каталог… Дальше – картина: бежит мой приятель ко мне и, оглядываясь, кричит:

– Пидарасы!..

Он пролетает мимо меня и, также оглядываясь, улепетывает подальше от общественного туалета. Меня пробирают сомнения, и я осторожно двигаюсь в сторону приятеля. На вопрос «что случилось?» слышу:

– …только пристроился и ожидаю надвигающееся чувство эйфории, как вдруг подходит ко мне местный policeman и, не скрывая своего явного интереса к моей «собственности», начинает так откровенно ее рассматривать, потом смотрит на меня, улыбается и продолжает осмотр… Я даже забыл зачем пришел…

Бедный мой приятель, он категорически отказался ходить в китайские общественные туалеты и справлялся только в номере…

Во время нашего пребывания научил я его некоторым стандартным фразам, так что на выставке он себя начал чувствовать как рыба в воде. Однако здесь была одна характерная для китайского бизнеса черта: они никогда не дадут каталог со своей продукцией, пока не получат взамен вашу визитку, business card, или name card. Об этом я приятелю сказать забыл.

Ввиду его самостоятельности и возможности хоть и примитивно, но общаться с братьями нашими меньшими на английском в тандеме с жестикуляцией оставляю его и начинаю заниматься своими делами, при этом всегда держа его в поле зрения – чтобы не потеряться. Через некоторое время слышу, как мое имя разносится над всей выставкой в безумном крике, – делать нечего, иду на подмогу.

Наш диалог:

Я: Че орал-то?

Он: Попросил каталог, а она не дает – ни х…я не пойму, че этой дуре надо. Я рассказал ей все, чему ты меня учил (Сan you give me the catalogue with your products… I from… Мy name is…. I work for… etc.)

Я обращаюсь к девушке с вопросом, в чем, мол, дело-то?

Она: Your name card please.

Я начинаю просто «ржать» и сквозь слезы говорю корешу: мол, визитку просит…

Он: Ё…ная дура, сука тупая, убил бы… – ну и т. д.

Наконец мой приятель положил визитку на стол, взял интересующие его каталоги, посмотрел на прощание грозным взглядом и удалился. Вид у этой девушки был такой, как будто ее несколько раз стукнули, а потом она увидела динозавра, – она просто онемела и застыла…

Ближе к вечеру встретились с двумя другими приятелями и пошли перекусить в местный ресторанчик. При нашем появлении воцарилась тишина, что нас немного удивило, но ненадолго. К нам подошел официант, чтобы проводить за свободный столик. Этот официант был ниже меня более чем на голову и более чем на две – моих приятелей. Мы тут только и поняли причину удивления.

Ну, решили мы отдохнуть, как говорится, от души. Около трех часов мы ели, пили и – как следствие этого – в конце концов спели «Ой мороз, мороз…» Все это время весь ресторан глазел на нас. Когда мы уходили, раздался такой гул аплодисментов и комплиментов, что вы, мол, лучшие наши клиенты и т. п. Так стало приятно, что мы хоть и из бывшего, но СССР.

Дней через десять начали засматриваться на местных девушек, хотя до этого просто и не решались, да и шарахались от их внешнего вида, а уж вступить с ними в диалог…

По отъезду на родину решили затариться местной водкой. Купили 24 бутыля (друзей угостить, ну и себе…) Для тех, кто не знает: через КПП можно провозить только 2 бутылки – и то в багажном отделении. Мы же смогли уговорить местные власти порядка пропустить нас, и при этом они не взяли с нас никакой мзды. Когда вернулись домой и увидели приятные лица наших милых девушек, то начали вертеть так быстро головами, что чуть не потеряли их по дороге домой…

По приезде на родину гуляли неделю, наслаждались обществом наших милых дам и вспоминали китайских братьев меньших…

Вспомнил тут байку про «аусзидлеров» (русских немцев в Германии) – недавно мне рассказали. Надо заранее сказать, что большинство переселенцев имеют проблемы с немецким, что и немудрено, если учесть, что зачастую у жены-немки муж является стопроцентно русским (казахом, украинцем и т. д.) или наоборот. Вот о такой паре и пойдет речь.

Жена мужа пилит: мол, везде все я хожу, проблемы все я решаю, а ты дома все отсиживаешься, даже в магазин сходить один не можешь. Ну мужик и пошел в магазин, а купить надо было свиные ребрышки, которые он благополучно купил и принес домой.

На вопрос жены, мол, как ты без знания немецкого ребрышки-то купил, гордый муж показал наглядно, как все происходило, – задрал рубаху и тыча себе пальцем в ребра произнес:

– Diese von Schwein! (что в переводе означает «Эти от свиньи!»)

Жена начинает хохотать, причем самозабвенно и до слез. На вопрос мужа, чем вызвана такая истерика, она сквозь судороги смогла произнести:

– А если б я тебя за ЯЙЦАМИ послала?!!

Австрия, город Вена. Чудесное утро. Подхожу к киоску с цветами и вижу, что два негра безуспешно пытаются что-то объяснить по-английски продавцу-иранцу. Тот только разводит руками – не понимает и все. Тогда эти два негра просят меня перевести с английского на немецкий. Я перевожу. Продавец, видимо по акценту, догадывается:

– Из России?

– Да…

– Можэтэ гаварит по-русски. Я панимаю!

Тут же в наш диалог вклиниваются мои негры:

– Да, да! Мы тоже учили русский языка!!! Товарищ прадавец, хочу покупать этот и тот цветы…

Больше я им не был нужен. Нашли они общий язык.

Реальная история произошла с моим знакомым, который недавно приехал в Штаты и английского толком не знает. При входе в метро он взял бесплатную газету (на английском языке, конечно), которую обычно раздают как рекламу. Пока ехал, разглядывал картинки – создалось ощущение, что читает. Неожиданно кто-то его о чем-то спросил на английском языке. Он, недолго думая, ответил:

– I don’t speak Russian. (Я не говорю по-русски…)

Я по образованию – помесь философа с культурологом. Иногда сижу в чате, общаюсь с иностранными коллегами. И как-то речь зашла о манускриптах в целом и о «Ключиках Соломона» в частности. Для тех, кто их не видел: это текст по церемониальной магии, между прочим имеющей дело с ангелами.

Диалог в чате с коллегами (К):

Я: Я уверена, этот текст – русская шутка!

К: Почему?

Я: Только русские могли ТАК назвать одного из ангелов!

К:???

Я: Ангел Заимель, Ангел Моисеевого Жезла.

К (естественно): А что такое Zaimel?

Я: Ну… Это… Как вам объяснить… Значит приблизительно… обращение сексуального партнера ко второму партнеру мужского пола с намерением проинформировать его про чрезмерно продолжительный сексуальный контакт. Иногда используется просто в значении «надоел».

В чате минута молчания. После чего кто-то выдает:

– А у вас, что, для такого есть СЛОВА?

Я поспешила их заверить, что есть еще и не для такого…

За давностью истории могу теперь ее рассказать.

Дело происходит в Америке. Мой знакомый – назовем его Вася – глубокой ночью и в пьяном состоянии ехал домой. Ему приспичило в туалет, по-большому. Вокруг все закрыто, никаких лесов и укромных мест нет – одни частные домики. Тут он видит, что на частном подъезде у одного из домов припаркованы два больших внедорожника. Он припарковался на улице и между двумя внедорожниками сделал свое грязное дело…

На следующее утро у него звонит телефон, на другом конце провода незнакомый голос:

– Алле, а Васю можно?

– Вася слушает.

– Пишите адрес: улица такая-то, дом такой-то…

– Для чего адрес?

– Сейчас поймете. Записали адрес?

– Записал.

– Значит так: сейчас вы по этому адресу приедете, отмоете ваше дерьмо от моего асфальта, и, смотря на ваше поведение, я подумаю, отдавать вам ваш БУМАЖНИК или нет…

Звонит телефон, хватаю на автомате. Женский голос привычным тоном снабженца с прямым вопросом сразу:

– Это Уралпромавтоматика?..

Мой ответ такой же скорый:

– Нет, вы ошиблись!

Кладу трубку с выдохом «дура!» – сразу же просыпаюсь от потока вопросов… Почему в 3 часа ночи? Почему спрашивали на русском языке? Почему на мобильный? И, в конце концов, почему для этого надо звонить в Калифорнию?..

Я учусь в Гарвардском университете и между делом нахожусь в составе университетской команды по фехтованию.