Ашара. Начало

– Тогда напишешь две или три, а может даже пять! – перебила её Кайра. – Ты наверняка станешь известной как… – тут девчонка попыталась было выудить из памяти имя хоть одного дореновского учёного, но дырявый невод её вернулся пустым, – ну, в общем, известной, – закончила она неловко.

Кайра искренне верила в то, что Алье говорила. В глубине души она знала наверняка: у такого честного и умного – другими словами, совершенно неприспособленного к жизни! – человечка, как её лучшая подружка, не было иного выбора. Ей суждено провести жизнь за письменным столом, среди рукописей с заумными титулами, и достичь небывалых высот в мало кому известной области никому не интересных наук.

Чёрные тучи, нависшие над улицами и площадями города, поглотившие его крепостные стены и башни, вспыхнули, словно бы подсвеченные изнутри. Затем раздался ужасающий грохот, и маленькая девочка, судорожно всхлипнув, снова расплакалась – теперь от страха.

Гроза, какой давно не видели эти места, готовилась разразиться над одинокой цитаделью, затерянной в песках Великих пустынь.

***

Новобранец внутренней стражи угрюмо топтался под скромным тряпичным навесом у каменной арки Врат на площади Трех безумных консулов.

Настроение у новобранца было отвратительнейшее. Вернувшись с дневного патруля, он весьма необдуманно – что простительно для незнакомого ещё с тонкостями службы новичка – решил, задержавшись в гарнизоне, воспользоваться правом казарменного ужина.

И когда он шагал на кухню, мечтая о жидкой, зато бесплатной похлёбке, перед ним, словно из-под земли, вырос господин помощник начальника караула…

Ежедневно, на протяжении всей службы, господину помощнику начальника караула приходилось решать хитрую математическую задачку: как разместить находящихся в его распоряжении гвардейцев по караульным постам так, чтобы на каждый пост приходился хотя бы один, а лучше два, целых гвардейца? Хитрость её заключалась в том, что количество гвардейцев, увы, неизменно оказывалось меньше числа караульных постов.

Глубоко внутри необразованного солдафона жил, вероятно, великий математик, ибо до сегодняшнего дня ему всегда удавалось найти частное решение этой проблемы.

Сегодня же господин помощник начальника караула уныло бродил по гарнизону, то мысленно взывая к духам ученых мужей, изобретших арифметику, то проклиная излишнее усердие некого Ольша из отряда Трёхпалого. Тот бросился – подумать только! – разнимать сцепившихся из-за какой-то ерунды торговцев, и неожиданно для себя и соратников очутился в эпицентре кулачных боёв. Теперь пятеро незадачливых гвардейцев жаловались на судьбу в гарнизонном лазарете, а числа в задачке никак не желали сходиться.

«А ведь всё, что от них требовалось, – тоскливо думал господин помощник начальника караула, – это гонять мелких воришек, дабы те не слишком докучали честному люду, и ни в коем случае не делать ничего сверх того…»

Тут он, конечно же, вспомнил о приключившейся с его сиятельством господином послом неприятности, мысленно возопив: «Впрочем, менее того, им делать тоже было не положено!» – и уже готов был провалиться в бездну отчаяния, но в этот момент сама богиня удачи, сжалившись, явилась ему в лице – плохо выбритом! – куда-то спешащего новобранца.

«Ольш – чтобы ему со стены свалиться! – скотина такая, – думал новобранец, – валяется сейчас в теплом лазарете, поужинавши, а я – мёрзни тут до утра на пустое брюхо!»

Поплотнее закутавшись в куцый, без подклада плащ, молодой гвардеец прошелся туда-сюда перед Вратами.

Непогода в Дорен Джане была гостем нечастым. Безоблачные жаркие дни сменялись ясными теплыми ночами, наполненными пением цикад и благоуханием цветов. Эта же ночь принесла с собой холод… и не только. С темного, низкого неба, сыпалась морось, а налетавшие время от времени порывы ледяного ветра, толкали новобранца то в костлявую спину, то в тощую грудь, стремясь сбить его с ног.

Будь незадачливый гвардеец чуть более правоверен, он, пожалуй, призадумался бы, за какие провинности покровительница Дорена Благая Уль-Уль разверзла над городом небеса, полные ледяной воды. Но новобранец не был обременен излишней правоверностью, и божеств рассматривал сугубо утилитарно. Так же, как и подавляющее большинство горожан Дорена.

«Говорят, что древние боги – те, которых кличут Многосильными и Безрассудными, были о-го-го, – размышлял он, – хоть их дары – Врата, да Путеводные пирамиды, да Гармонии – порой и ведут себя не так, как следует. А нынешние – недаром их называют Малосильными! Тьфу! – не могут плошку подставить, чтобы мне на голову не капало. Никакого толку от них нет! Благая Уль-Уль, за нами, неразумными, присматривающая, – молодой гвардеец привычно сложил ледяные пальцы в жесте почтения, – так в последнее время совсем разленилась. Даром ей по святым дням подносят жирного барашка! Эх… помнится дед – да упокоятся кости его – рассказывал, что во времена его прадеда, вода не падала с неба, а оставалась там, где ей положено – в колодцах и фонтанах. Всё же, боги были раньше куда более трудолюбивы…»

Плащ новобранца давно промок насквозь, и, чтобы согреться, он снова принялся, хлюпая, отмерять шаги, изредка поглядывая на темнеющую арку.

Врата на площади Трёх безумных консулов пользовались дурной славой. Горожане верили, что порой они ведут не туда. Мальчишка аптекаря из лавки в Яшмовом квартале, которого отец отправил за снадобьями, воротился, когда его уже и искать перестали, и от историй о месте, куда завели его Врата, вставали дыбом волосы даже у искушённых слушателей. А жена школьного учителя, решив навестить сестру, покинувшую Оду в пользу более «цивилизованного» мира, не вернулась и вовсе. Некоторые, впрочем, полагали, что мальчишка, растратив деньги на сладости, свои злоключения выдумал, дабы не быть поротым отцом, а жена школьного учителя использовала визит сестры, как предлог, чтобы сбежать от опостылевшего мужа с торговцем, непременно состоятельным и иноземным.

Как бы то ни было, желающих воспользоваться именно этими Вратами, было немного, и в любую другую ночь новобранец счел бы назначение за удачу.

Но его ночь была сегодня.

Домаршировав до тряпичного навеса, новобранец скомандовал сам себе «Кр-р-ругом!», и, развернувшись, заметил неясную тень, что мелькнула среди обрамляющих арку Врат парковых деревьев.

Вытянув масляный фонарь, новобранец вгляделся в мокрый сумрак, царящий за пределами небольшого светового пятна – но не увидел ничего, кроме раскачивающихся ветвей.

«Почудилось… – подумал он. – Темень, да дождь этот, будь он неладен! Не видно ни зги! Почудилось… наверняка почудилось… Кому взбредёт в голову шляться по кустам в такую-то ночь?»

Убеждая себя, что воображение сыграло с ним злую шутку, молодой гвардеец продолжал стоять на месте, не в силах опустить фонарь. И чем дольше он всматривался в темноту парка, тем больше убеждался, что кто-то или что-то смотрит оттуда на него.

«Любого… любого, кто возрастом вышел и в преступлениях против города не замечен, выпускать вольно… да, выпускать вольно, – начал бормотать себе под нос новобранец строки из устава Караульного Врат, в поисках подсказки, как поступить. – Входящих же… входящих людей, кто из них подозрение вызывает, задерживать, а кто не вызывает – впускать, тоже вольно… Если же входит то, что должно оставаться в пустынях, немедля бить тревогу. Ну это и так понятно… Как там дальше было? Если же город ведёт войну… Но мы-то, стараниями Благой Уль-Уль, хоть в чём-то она не оплошала! – новобранец снова сложил пальцы, – в мире со всеми соседями…»

Последний раз Дорен Джан воевал во времена его прадеда, предпочитая ныне торговлю, а от порождений пустынь защищала выбитая на арке Врат обережная вязь. Людей же полагалось пропускать, с оговорками, вольно.

К огорчению молодого гвардейца, про смутные тени, шмыгающие в мирное время по окрестным кустам, в уставе то ли ничего определённого не говорилось, то ли он, дрожа в луже жалкого света фонаря, не смог этого припомнить.

Новобранец нерешительно попереминался на месте, по-прежнему не отрывая глаз от чёрных силуэтов деревьев. Засевший в груди ледяной страх, слегка припорошенный здравым смыслом, надрывно вопил, что надо звать подмогу. Самолюбие новичка, с другой стороны, ехидно обещало нескончаемые насмешки, когда соратники, прибежав на звуки колокола, найдут парк пустым.

Потоптавшись ещё чуть-чуть, он собрал всё своё мужество и крикнул, как ему казалось, громко и уверенно:

– Кто тут? А ну, покажись! – но голос его сорвался и вряд ли произвел впечатление на того или на то, что наблюдало из темноты.

Деревья заросшего парка, стоявшие тут с момента основания Дорена и успевшие многое повидать на своём веку, что-то проскрипели в ответ. Но было ли это ободрение или, наоборот, предостережение, новобранец, увы, не разобрал.

Наконец, он решился и, перехватив поудобнее короткую дубинку, сделал шаг в сырой полумрак. Затем ещё один и ещё один…

И тень, бесшумно встав за спиной, шла по его следам.

***

В переулке возникло шевеление, и в нишу втиснулись Сауль с Тамилем.

За их спинами болтались объёмные котомки, а в руках они держали по ружью, завернутому от чужих глаз в тряпьё. В нише сразу стало тесно, а когда братья совершенно по-собачьи отряхнулись, ещё и сыро.

Кайра невольно принюхалась: хоть парни и догадались переодеться, тот самый, удивительно стойкий запах стойла, никуда не делся. Впрочем, к вони мбангов примешивался незнакомый аромат, и девчонка задёргала носом в поисках его источника. Алья с Плаксой, завертев головами, тоже беспокойно заёрзали.

– Скучали? – спросил Тамиль жизнерадостно.

– Мы чуть не окоченели от холода! – рявкнула Кайра. – Где вас носило?

– Гм, там-сям, – заухмылялся Тамиль, – горячая ванна, вкусный ужин, кроватка, гм, уютная…

Струйки дождевой воды стекали по обрамлявшим его лицо чёрным волосам на мокрую рубаху.

– Угу, если бы так… – вздохнул Сауль и риторически, хоть слова он такого не знал, спросил: – Где же нас могло носить? Сама-то как думаешь?

– Понятия не имею, но ванны, ни горячей, ни ещё какой, там точно не было, – огрызнулась Кайра и, потянув носом, передвинулась туда, где пахло, по её мнению, сильнее.

– Никто ничего не забыл? – деловито огляделся Тамиль. – Так, припасы здесь. Здесь ведь, брат? Ружья тоже. Шкатулка… Эй, Кайра, шкатулка при тебе?

– Ага, – похлопала Кайра по перекинутой через плечо сумке, а про себя негодующе воскликнула: «Чем всё-таки воняет?!»

– Мы, выходит, берём маленькую с собой? – пробасил Сауль, кивнув на ребёнка.

– Она не против, – быстро сказала Кайра, – даже скорее за. Она не из Оды, а оттуда, куда мы собираемся… э-э-э, наверняка оттуда! Сюда малявка случайно попала: её в пустынях нашли, – девчонка протиснулась между Альей и бывшим божком, и снова принюхалась.

«Заблудшая», – догадался Сауль.

Про тех, кого называли Заблудшими, парень, конечно же, слышал. Они, обитатели других бусин Ожерелья, объявлялись время от времени в пустынях. Счастливчики – под стенами обитаемых цитаделей или в окрестностях ближайших к ним кордонов. Менее же удачливые… Редкие странники, осмеливавшиеся зайти в глубь Великих пустынь, находили там порой человеческие останки в полуистлевших чудны́х одеждах. Говорили, что попадают несчастные в мир Ода через Врата, зовущиеся Миражными. Врата те не имеют каменной арки, лишь призрачные её очертания, и являют собой провал, что на короткий миг соединяет земли случайных миров.

– Так вот, – продолжила Кайра, – мы поможем ей вернуться домой.

– Какие мы, оказывается, благородные, – насмешливо сказал Тамиль. – Она тебя, конечно же, сама попросила?

Их путешествие за сокровищем кулончика начиналось иначе, чем планировалось, но, по мнению парня, так было даже интереснее.

– Ну да, – не моргнула глазом Кайра. – Не веришь, спроси её сам!

Тамиль хмыкнул, а Кайра, снова поведя носом, резво сделала с полшага и уткнулась в Сауля.

– Чем от тебя так воняет?! – завопила она, едва не заплакав от возмущения. Будто мало было донимавших её холода и сырости!

– Я не успел помыться, – хмуро сказал Сауль. – Из-за тебя, между прочим.

– Не-не-не, – бесцеремонно потянула Кайра к лицу мокрую рубаху парня, – это не мбанги… Они, конечно, тоже. Но это что-то другое! Ещё раз, чем от тебя воняет?!

Для бродяжки-беспризорницы у Кайры было, пожалуй, слишком острое обоняние, что причиняло ей кучу неудобств.

– Так это, должно быть, подстенник, – догадался Сауль. – Я тут взял парочку, на всякий случай. Он отбивает дурной запах… ну должен отбивать…

Парень полез за пазуху и выудил оттуда несколько корявых, покрытых мятой листвой прутиков, выдранных вместе с корнями.

– Он не отбивает! – ещё громче завопила Кайра. – Он перебивает! Твой подстенник смердит хуже мбангов! Что, если ты вдруг не знаешь, не очень-то и просто!

Тут Тамиль громко заржал, а девчонка, недовольно покосившись на него, поуспокоилась и добавила, проникновенно и немного угрожающе:

– Сауль, я тебя прошу, даже умоляю, выброси эту гадость!

– Для вас старался, – обиженно пробасил парень, но прутики вышвырнул.

Тамиль, с самого начала подозревавший, чем закончится дело, развеселился ещё больше. Кайра же громко фыркнула и со словами: «Идём уже!», – вытолкала обоих парней в дождь. А потом, схватив маленькую девочку одной рукой, а Алью другой, шустро потащила их за собой к площади.

«Заблудшая, надо же! – почесал мокрый затылок Сауль, глядя на спины быстро удаляющихся девчонок. – Небось, из каких-нибудь далёких сказочных земель. А с виду – вылитая моя сестрёнка, ну точно, как она мне помнится… Веснушек только не хватает».

Потом он подтянул лямку котомки и побежал догонять друзей.

В стародавние времена, задолго до рождения дедов и прадедов Сауля, считалось, что Заблудшие приводят с собой беду. Под страхом сурового наказания воспрещалось впускать их в цитадели, и единственной милостью, на которую могли рассчитывать несчастные, была прицельно пущенная с зубчатой стены стрела.

Впрочем, просвещённые жители Дорен Джана давно избавились от глупых предрассудков.

***

Очередной порыв ледяного ветра пролился дождём.

Новобранец внутренней стражи лежал на мокрой траве, неловко свернув голову, и смотрел в мелькающее среди ветвей небо. Капли падали вниз, омывая его лицо, стекали из широко распахнутых глаз, словно он оплакивал свою довременно окончившуюся жизнь.

Тень стояла над ним. У тени не было лица – его скрывала сплошная маска жёлтого золота, испещрённая по краям вязью, и свет фонаря гвардейца тускло отражался в ней. Тёмный плащ был распахнут, открывая взгляду чешуйчатую броню, перевязанную через грудь сереющей в полумраке лентой.

Потом тень потушила фонарь и аккуратно поставила на землю возле головы того, кто совсем недавно был единственным сыном, надеждой и отрадой стариков-родителей – новобранцем Ремом.

***

От навеса к навесу, в тщетных попытках укрыться от дождя, невольно вздрагивая, когда небо озаряли очередные всполохи молний, друзья добежали до площади Трёх безумных консулов.

Полукруглая площадь, с примыкавшим небольшим парком, и в обычные ночи не могла похвастаться многолюдством. Сейчас же она была особенно пустынна, темна и неуютна. Безумные консулы стояли, опутанные тяжёлыми цепями, и смотрели на возвышающуюся поодаль арку Врат.

В сумраке можно было лишь смутно различить очертания их фигур, но Сауль совершенно точно знал, что они смотрели. И когда парень вслед за остальными мелкой рысью труси́л к арке, он отчётливо, каждым вставшим дыбом на спине волоском, ощущал их взгляд.

Легенда гласила, что в незапамятные времена, приглашённое тремя консулами, тогда ещё известными под истинными именами, через эти Врата вошло в цитадель то, что должно оставаться в пустынях. Лишь вмешательство кзархов – полумифических воинов, что не служат ни земным правителям, ни даже богам, но самим лишь Неусыпным Ильхорам – позволило отстоять город. Не дало ему превратиться в одну из населённых призраками цитаделей, которую путники, завидев издали, спешат обойти стороной.

Сами же консулы… кто-то говорил, что они бежали в пустыни, став частью того, чему, предав род человеческий, открыли Врата. Кто-то – что были схвачены кзархами и заточены в наказание за преступление в подземельях Опалённой цитадели, откуда нет выхода ни в жизни, ни после смерти. Кто-то – и это было вероятнее всего – что консулы, как и многие другие, кровью и плотью своей отметили путь, которым прошли через город порождения пустынь.

Как бы то ни было, уцелевшие в тот злополучный день, желая справедливости, вершили суд.

Три каменные статуи, возведенные по традиции ко времени вступления консулов в должность, сняли с почетных постаментов перед дворцом магистрата и переволокли на площадь, к Вратам – ведь последние были призваны в качестве свидетелей. Показания арок, судя по всему, удовлетворили судей: консулы были признаны виновными и приговорены стоять в цепях до самого Поправления Ожерелья… Либо до тех пор, пока камень, из которого они высечены, не обратится в песок.

Поправления Ожерелья – будь оно чем-то большим, чем страшная сказка, – на горизонте не наблюдалось, а камень статуй был крепок, и обратиться в песок консулам в обозримом будущем было не суждено, о чём Сауль, говоря откровенно, слегка сожалел.

«Вечность – это очень уж долго, – думал он, – и консулы, должно быть, весьма недовольны приговором».

И парень, хоть он и сочувствовал их судьбе, полагая наказание чересчур суровым, каждый раз, оказываясь поблизости от статуй, втайне надеялся, что цепи достаточно крепки.

Когда до арки Врат осталось шагов десять, друзья, вымокшие и заледеневшие, не сговариваясь, сбавили темп.

Оглядевшись по сторонам, насколько позволяла натянутая от дождя на голову рубаха, Сауль удивлённо пробасил:

– Сколько себя помню, тут всегда торчал заморыш в шлеме, да с дубинкой. Куда ж он подевался-то?

Площадь – та её часть, что тёмными силуэтами проступала из окружающего сумрака, – была пуста. Порывы ветра, яростно налетая, били о камень Врат подвешенные на крючьях давно угасшие масляные лампы, ожесточённо трепали полотнище караульного навеса.

– До ветру он отошёл, гм, заморыш твой, там-то его и сдуло! – жизнерадостно заржал Тамиль. Такие мелочи, как струящиеся по спине и стекающие из рукавов липнущей к телу рубахи струйки дождевой воды, над его настроением были не властны.

Парень, конечно, нисколечко не верил, что гвардейца и впрямь унесло ветром. Но даже будь это так, кольчуга со шлемом и увесистая дубинка – сомнительное подспорье в воздухоплавании, и тот в любой момент мог вернуться. Встречаться с ним, учитывая обстоятельства начала их путешествия, парню казалось неразумным.

Кайра рассудила так же и, не медля, заскакала по ведущим к арке пологим ступеням. Плаксу, то и дело спотыкающуюся и оскальзывающуюся, она тащила за собой.

Врата на площади Трёх безумных консулов – два массивных каменных пилона, удерживающих перекрытие, – на первый взгляд ничем не отличались от тех, которыми подружки со своей невольной малолетней спутницей недавно пришли в Дорен.

Но то лишь на первый взгляд, ведь эти Врата были зрячими. Слева и справа на отполированном бесчисленными ладонями камне пилонов, обвитые затейливой вязью, проступали Первоначала.

Кайра вряд ли смогла бы подсчитать, сколько раз она переступала Порог миров. Порожек слепых Врат, связывающих землю приюта с городом, девчонка не стала бы и учитывать. Поэтому сейчас, стоя перед правым пилоном арки, благоговейного трепета она не испытывала.

Смахнув со лба мокрую прядку волос, Кайра присмотрелась: в темноте, на мокром камне, Первоначала были едва различимы.

«Ну давай, полыхай! – подумала девчонка, недовольно взглянув на небо. – Что прекратило-то? Мне теперь надо!»

Но небо, обложенное ватой туч, то ли не расслышало, то ли попросту проигнорировало запрос.

Тогда Кайра в сердцах воззвала к богине Иман, а потом, не дождавшись помощи и оттуда, раздражённо полезла в сумку в поисках спичек. Нащупав среди раскрошившихся пресных лепешек тонкую палочку, Кайра выудила её и чиркнула по сырому камню Врат. Естественно безрезультатно. Она попыталась ещё пару-тройку раз, и спичка, возмущённая подобным обращением, сломалась напополам. Девчонка, мгновенно вскипев, громко зашипела от злости и разочарования.

– Не зажигается? – насмешливо спросил из-за правого плеча Тамиль. – Смотри, как надо!

Клик – и в его руке вспыхнул огонек, тут же заботливо прикрытый от ветра. У парня была зажигалка.

– Огненная коробочка! – восхитился Сауль, заглядывая через левое плечо Кайры. – Где взял?

– Эт-то наз-з-зывает-тся з-зажиг-г-галка, – клацая зубами, поправила его умничка Алья. Обхватив себя руками, она прыгала на месте пытаясь хоть немножко согреться.

– Где взял, там уже нет! – подмигнул Саулю брат. Зажигалка – редкая иноземная вещица – обошлась парню чуть ли не в половину его накоплений.

– Выпендрежник! – мгновенно отреагировала Кайра, и Тамиль, довольный произведённым впечатлением, осклабился.

Теперь, в прыгающем свете огонька зажигалки, девчонка могла разобрать хоть что-то, из начертанного на пилонах. Отыскав первое Первоначало, – круг-с-точкой – она дотронулась до него. Под её пальцами рельефный знак осыпался песком. Не медля, девчонка протянула руку к следующему… И когда последнее Первоначало осыпалось с пилона, Врата распахнулись в ничто.

– Никто не передумал? – насмешливо спросил Тамиль.

Возможно, Алье или Саулю и было, что сказать, но тут низкие тучи над их головами снова вспыхнули, беззвучно и страшно, и на пустой, как ей хотелось верить, площади Кайра увидела человеческую фигуру.

– Там стража! – подхватив Плаксу, она резво прыгнула в пустоту.

– А, впрочем, неважно, – заключил Тамиль и, затолкав замешкавшихся Алью и брата в арку Врат, шагнул в неё сам.

***

Сполохи молний в очередной раз озарили окутанную тьмой площадь пронзительно-белым электрическим светом.

И в нём, чуждом этому миру нездешнем свете, тень в золотой маске недвижно стояла у каменной арки. Потом молнии угасли… а когда небо опять вспыхнуло, перед Вратами уже никого не было.

Безумные консулы со своих каменных постаментов безмолвно смотрели на опустевшую площадь. Они, как и старые деревья парка, могли бы о многом предостеречь ныне живущих, но – увы! – неизвестный скульптор, следуя давним традициям этих мест, не озаботился вырезать статуям уста.