Гномики на мотороллерах и другие рассказы

Набросок

Любовь – это счастье, но одного счастья

для счастья недостаточно.

В утреннем вагоне на кольцевой линии народу тьма. Поставив тяжелую сумку к дверям, Саша, наконец, отдышался. Отходя от станции, поезд разгонялся – приходилось крепко держаться за поручень. Напротив, за поджарым седовласым мужчиной с выкрашенной в яркий грин челкой, стояла белозубая мулатка, рядом с ней – девушка в очках, к оправе которых были подцеплены длинные широкие подвески, по-восточному закрывающие часть лица. Чуть дальше, адски выделяясь, краснели шаровары, ботинки такого же цвета и пурпурная дамская сумка сидящей бабули с всклокоченной, петушиной прической и весьма довольным лицом. Невольно потянулись ассоциации: «Все-таки никакая африканская разносортица не может сравниться с выбором пассажиров Московского метро. В Питере тоже хватает оригиналов, но здесь, похоже, соревы. Креативчик!»

Окончив второй курс института, Саша добирался из Питера к Банке – Антону Баишеву – однокласснику, который жил на родительской квартире. Впереди была встреча, ночевка и вылет домой на Север. Но до вечера следующего дня еще уйма времени: он улетает из Домодедово в ночь, а Банка из Шарика, позднее, утром. Выйдя из метро в спальном районе, Саша обнаружил, что пока он, нырнув в подземку, изучал местный нарратив, на улице изменилась обстановка. Чистая асфальтовая дорога, облитая чугунным глянцем дождя, сияла свежестью. Приевшиеся стереотипы гласили, что Московские погоды несомненно приятней переменчивых Питерских капризов. Но там, дома, на дальних континентальных Северах, сейчас властвует невозможное лето: солнце пылает в розовых закатах, слившихся воедино с лиловыми рассветами, и небо стынет в глубокой безоблачной синеве. Здесь такого неба не увидишь. Пребывая в прекрасном расположении духа отстрелявшегося без троек студента, невольно сравнивая малую родину с Москвой и Питером, в этот момент он чутко ценил все родное, северное – несносная злобная мошкара не вызывала негатива, и даже массивные рыжие комары, у которых, по словам отца: «слышно, как вылетают тяжелые колени, когда их бьешь», отзывались знакомым, теплым чувством. Мама, отец, бабушка и дед – все они ждут, предвкушают и готовятся к встрече. Кое-кто из одноклассников и друзей детства – уже там. Миновал целый год, каждому есть, что рассказать и чем поделиться. Солнечное летнее утро дарило трепетное великолепие, потому как серьезные парни знают, что после сдачи сессии ничего прекрасней дороги домой быть не может. Может только… Хотя нет, согласен, это тоже не то. Точно, ничего.

Банка – плотный якут с объемной, в форме колокола, причёской, мощными икрами и безмятежным, скучающим взглядом, проживающий один в шикарной двухкомнатной квартире рядом с метро в новом жилищном комплексе, нахрапом прописавшемся среди старых панельных домов. Саша даже представить не мог, во сколько обошлась крутая отделка с дорогими дизайнерскими решениями, необычной мебелью и высококачественной техникой. Ночевал он там однажды, когда ехал прошлым летом в конце августа в Питер на учебу. Дома в жилищном комплексе замкнуты в несколько прямоугольных секций, внутри каждой из которых красуется двор без машин. Высотность – великодушие девелопера – до десяти этажей, что удивительно в наше время.

Вообще, чем занимаются родители Банки, Саша не знал: работают они много, бывают в Москве нечасто, а потому живет Банка, как хочет: родители оплачивают учебу, ежемесячно присылают ему деньги на жизнь, а он сначала учился вполсилы, затем в треть, а потом учебный ресурс оставил его, и долги стали накапливаться с нарастающей быстротой. Банка великолепно рисует. Он может играючи накидать портрет человека, но особенно по душе ему изображать животных: летящих в порывистой горячке лошадей, лающих собак, парящих стрекоз крупным планом. Все это он штрихует шутя, карандашом, и будто от скуки. Учится он на дизайнера, точнее, учился. Видимо, этот процесс ему тоже окончательно надоел, и в один момент Банка взял академический отпуск и предался мечте многих сограждан – святому российскому ничегонеделанию за праведный, родительский счет. С наступлением тепла Банка по нескольку раз в день выходит во двор, садится на скамейку и, затягиваясь электронной сигаретой, смотрит на резвящихся детей.

– Тут живешь? Каждый день тебя вижу, – присевший рядом с ним парень мелькнул бейджиком на форменной жилетке. Банка не отвечал, было слышно, как, вскипая, скоблит сигарета. Он выдохнул и, не глядя на собеседника, откинулся назад на спинку скамейки:

– Солнца мало, одни стены. Бастилия.

Парень уловил его темп и, ввинтив для проформы носок кроссовка в тугой абразив асфальта, сделал паузу:

– Это да. Зато магазины под боком. Работа нужна?

– Думаю над этим. – Банка снова затянулся, темная прядь волос укатилась со лба, мечтательно прикрыв один глаз. – Скорее да…

– Давай к нам, платят не так чтобы, но регулярно, да и не пыльно. К тому же тебе удобно – вышел из подъезда и уже на работе.

– Заманчиво.

– Конечно. Меня Руслан зовут. Спросишь в магазине, я каждый день тут. Ну почти.

– Лады, посмотрю.

Через неделю на скамейке к Банке подсел тот же парень, в той же жилетке:

– Привет. Надумал?

Банка не хотел его расстраивать:

– Не уверен, но… да.

– Тогда приходи завтра утром в магазин, обговорим, в курс дела введу. Добро?

– Ага.

– Давай!

Утром Банка никуда не пошел, зато теперь стал выходить из подъезда в другую сторону, на улицу, где была скамейка.

Грузовой лифт пришел первым. Саша вошел и сразу наткнулся на крупную надпись, нанесенную черным маркером на временную древесную стену: «Ремонт квартира». Кто-то, поставив тире, добавил: «Коса криво». Под надписью едва угадывался зачеркнутый номер телефона. Ремонт в доме был фактически завершен, однако защитное покрытие лифта снимать не спешили.

На этаже – площадка, приятный запах новизны, ничего лишнего. Дверь в квартиру приоткрыта. Войдя, Саша запер за собой и, сняв кроссовки, громко выкрикнул:

– Привет!

Из ванной комнаты вывалился Банка с зубной щеткой во рту:

– Здорово! Проходи. Придётся, правда, на раскладушке переночевать – на кровати Артур спит, – он протянул пухлую руку и, шаркая тапками, исчез, продолжая вести диалог сквозь щель приоткрытой двери.

– Как доехал?

– Норм, – войдя в комнату, Саша отдернул штору, освободив окно. – Тусуетесь?

– Не, из общаги сбежал. С октября так живет, нелегально, – голос Банки прерывался шумом воды, несущейся из-под крана.

– Как это?

– Родаки прилетают, он заселяется. Без палева. Потом опять ко мне.

– Ха-ха!

– Ему там не нравится: убого, холодно, да и вообще… сам понимаешь – общежитие, – закончив умываться, Банка вышел из ванной.

– Да уж.

– Я послезавтра улетаю, квартиру закрою – он вещи перевозит. Скоро должен быть. Мыться будешь?

– Ага.

Артур появился, когда голый по пояс Саша уже вышел из душа и, сидя на краю кровати, рылся в стоявшей на полу сумке, объявив в розыск свежую футболку.

– Саня, ни че се ты раскачался! В зал ходишь? Привет!

– Привет! Ага, только на сессии пропускал, – поднявшись, он шагнул навстречу, подал руку для рукопожатия, ладонью свободной руки хлопнув Артура по предплечью.

– Слушай, у тебя зачётка с собой? Мне надо фотку родакам отправить.

– Сессию завалил?

– Типа того.

Присев к сумке, Саша чиркнул молнией и, не оборачиваясь, откинул руку назад:

– Держи, но у нас предметы разные.

– Да, ладно. Никто не поймет.

Артур положил зачётку на стол и, прижав край ноутбуком, стал целиться смартфоном, одновременно рассказывая:

– Парни, мне Даша школьный фильм скинула. Там, правда, ее десятый класс, но наша школа, в кадре кое-кто из знакомых учителей. Будете смотреть?

– Конечно.

– Сейчас отправлю.

Пройдя на кухню, Саша сел за стол, который утопал в море грязной посуды, засохших недоеденных бутербродов, пустых пакетов из-под чипсов и печенья, заветревшихся отрезков сыра и колбасы, стянувшихся в сухие, ломкие лепестки. Освободив перед собой пространство, он уткнулся в смартфон, где на фоне популярной мелодии плыли звонкие голоса.

– Нормально так. Артурио, это кто? Не знаешь?

– Где? – из дальней комнаты протяжно донесся глухой голос.

– Вот, на две двадцать четыре.

– Я не в курсе.

Погрузившийся в недра холодильника Банка развернулся:

– Кто там? Нависнув над экраном, он звучно жевал, развешивая налево и направо сосисочное амбрэ.

– А-а… понимаю. Ни че так.

– Симпатичная…

– На улице духота, а у вас – вообще парилка, я вспотел, капец. Щелкни назад, я посмотрю, – вошедший в кухню Артур вытирал полотенцем лицо, его футболка взялась многоточием проступившего пота.

– А? – Саша, вглядываясь, смотрел то на экран, то на Артура, продолжавшего елозить полотенцем.

– Не знаю. Хочешь, у сестры спрошу?

– Ну…

– Да, ладно, узнаю.

– Только меня не коннекти.

– Сделаю. Никто не поймет, что ты интересуешься. А что, комплексуешь?

– Брось. Хочу справки навести, что и как. Вдруг у нее кто-то есть.

– Если и есть, то, наверняка, школота зеленая. Потеснишь.

– Э-э. Не-е. Если она его отошьет… – он чуть задумался. – В общем, так не пойдет.

Согнув спину, Артур перебирал содержимое кухонных шкафов:

– Санчес, ты зануда. Надо проще быть. Раз два и новая.

– Скажешь!

– Не заморачивайся. Москва – большая деревня, а у нас тем более – все на виду. Выяснишь всё до детского сада. У меня сестра – отличница, умница, все знает, всем верит… всех сдаст.

– Ха-Ха!

– Банка, чай есть? – закрыв очередной шкаф, Артур выпрямился и кивнул в его сторону.

– Чай есть, заварка кончилась. Зато с сахаром!

– Ха-ха! Банка, кстати, я тебе привез пару-тройку питерских корюшек, как ты просил. Чуть не забыл, – Саша вышел из кухни и вернулся с плотно упакованным свертком.

– Спасибо. Чего должен?

– …ста пятьдесят.

– Ща переведу.

Утром следующего дня Артур уехал в общежитие, после обеда Саша вместе с Банкой вышли из подъезда во двор.

– Надо в магаз зайти, в дорогу прикупить печенья и воды – в аэропорту дороговато будет.

– Слушай, давай в другой магазин пойдем. Я там человеку обещал на работу выйти.

– Серьезно? Ты? На работу? Да, ладно!

Расстались коротко:

– Скоро увидимся!

– Стопроц! И, да, это от меня за рыбу, – улыбающийся Банка вручил лист формата А4, уложенный в тонкий полиэтиленовый файлик. – Сейчас не открывай, в аэропорту глянешь, и смотри, не мни.

– Оке, – открыв плоскую сумку ноутбука, Саша аккуратно уложил подарок и застегнул кнопки.

Сидя в метро, он не выдержал и вынул листок. Вернее, их было два: один чистый лист прикрывал другой. Саша долго рассматривал портрет девушки, искусно выведенный пухлой рукой Банки. Всматриваясь в грациозные прикосновения карандаша к бумаге, он невольно пытался проникнуть дальше – за тень идеализированного образа, вспоминая слова отца: «Бывает, что хорошенькая девушка, к которой вяжется мужское внимание, делает ошибочный вывод, что всеобщий интерес и вибрирующая вокруг нее симпатия – не только отблеск ее приятной внешности, но и суть выдающихся умственных способностей. Когда некоторые модели открывают рот, хочется прикрыть глаза:

– Галя, у нас отмена!»

Наверняка, в силу возраста он не рассуждал так пространно, принимая факты размышлений интуитивно, четко и по-мужски понятно. «Как ее зовут? Интересно…»

В долгом полуночном перелете никому не было дела до высокого парня, скролившего видосики и изредка бросавшего взгляд на черно-белый портрет, вертикально прятавшийся за экраном ноутбука. В самолете, вообще, вызывает интерес только очередь в туалет и работает ли usb-зарядка.

Фудкорт гудел: играла фоновая музыка, пищали кассы, спорили подростки, молодая мама, отряхивая штаны, отчитывала ребенка, опрокинувшего на себя стакан с напитком. За столиком, глядя в экран смартфона, сидела девушка. Тёмные волосы спадают ниже плеч, светлая футболка и синие джинсы подчёркивают будничную рутину, лишь по единичным, отрывистым жестам можно догадаться, что она напряжена. Со стороны эскалатора показалась пара: женщина шла уверенно, держа спутника под руку. Белая со стразами блузка одним краем модно заправлена за пояс, бриджи в обтяжку и узкие лодыжки на высоком каблуке. В походке было больше актёрского, чем модельного: лёгкая игра плечами, взмах густого каре, которое будто подхватывало ее шаг. Она выглядела моложе, чем была на самом деле, и явно это осознавала. Совершенную картину усреднял чуть выступающий нос. Мужчина с ребенком обернулся и, подумав, что сделал это незаметно, бросил повторный, цепляющий взгляд. Если бы рядом присутствовала жена, то он непременно был бы испепелен первым из доступных моральных способов. Это именно тот взгляд – контрольный, ради которого идут на всевозможные жертвы: поднимают губы, наращивают волосы и ногти, покупают новые наряды и обувь, и в штрихах макияжа растворяют остатки денежных накоплений. Молодой человек, шедший рядом, не чувствовал себя зажатым – перекат стопы, голубые глаза, светлые волосы – мелкие штрихи, собирающие образ.

– Привет.

– Привет, – парень с девушкой сухо, без улыбок, обменялись взглядами.

– Здравствуйте, Вероника. Я – Тамара Владимировна, мама Станислава. Будем знакомы, – женщина сразу заняла место напротив, обозначив голосом, что именно она здесь ведущая.

– Здравствуйте. «Он с мамой – ничего себе поворот! Что делать? Психануть и уйти? Или как?»

– Я не думаю, что помешаю вам выяснять отношения. Я здесь, скорее, чтобы сгладить углы и пояснить мотивы поступков Станислава.

Вероника молча кивнула: «Ладно».

– С его слов я поняла, что вы – девушка принципиальная, с внутренним стержнем. Это похвально – в наше время таких крайне мало.

– Мне приятно это слышать.

– Вот. Может быть, Станислав где-то был неправ – не буду отрицать, но я вижу, что он переживает и хочет вернуть все, как было.

– …

– Я знаю, что вы вместе продолжительное время, также мне известно, что ваша семья – достаточно серьёзные люди, – она говорила спокойно, но не давала вклиниться, обозначая каждое слово так же четко, как только что печатала шаг.

– Я полагаю, Вероника, вы понимаете, что у Стаса сейчас учёба на первом месте, предметы сложные, программа напряженная. К тому же это был первый курс, где нужно заявить о себе и работать на зачетку, чтобы в дальнейшем она помогала, а не тянула вниз. Надо представлять, что его профессия – это уверенное, обеспеченное будущее. Впрочем, Стас рассказал, что вы тоже мечтаете о Питере и высшем образовании. Это правильно. Человек должен состояться, – наконец, она остановилась.

Молчавший сын, пытаясь улыбаться, посмотрел на нее, потом взглянул Веронике в глаза:

– Я объясню. Думаю, ты поймешь.

– Надеюсь.

Увидев, что сын и девушка готовы к контакту, Тамара Владимировна поднялась:

– Я прогуляюсь.

Задвинув стул, она подняла голову, привычным движением поправила каре, и, направившись к эскалатору, пересекла фудкорт свободной походкой. Отведенные назад плечи обозначили выразительность носа, но это не испортило картины, а сыграло как уловка в ее динамичном шарме. Чувствовалось, что она тает под щекоткой перекрёстных взглядов, липнущих со всех сторон, но таяние это поверхностное, ледниковое, так как она давно и безнадежно привыкла ко всеобщему вниманию.

– Ты хотел мне объяснить? Я готова, – Вероника произнесла фразу без эмоций, будто читала текст.

– Я думал о тебе.

– Думал? Когда в последний раз? Полтора месяца… даже… Я не знала, что делать.

– Да, согласен, были обстоятельства.

– Ты встретил кого-то?

– Нет.

– Тогда почему? Я видела, что читаешь сообщения, звоню – не берешь трубку.

– Мне трудно объяснить, но пойми, ты мне небезразлична.

– Небезразлична?! И только?

– Я не так хотел сказать. Ты мне нужна.

– Сегодня нужна? А завтра? Если нужна, почему ты пропал?

– Нужно было разобраться. Были сомнения.

– В ком? Во мне?

– Нет. Понимаешь, ты далеко, впереди целый год, вдруг ты не поступишь. Что тогда? Мне стало не по себе, и я поддался эмоциям. В общем, попал.

Вероника сжала губы: – «Интрижка», но промолчала.

– И я должна поверить? Где гарантии, что это не случится снова?

– Я могу только обещать.

Оба замолчали, обдумывая возможные варианты. Фудкорт продолжал равнодушно галдеть: пахло едой, бегали дети.

– Дело не в тебе, а во мне, и, поверь, мне нелегко. Мы можем вернуть отношения?

– Знаешь, я должна подумать. Сейчас я не готова дать ответ. – Вероника прищурилась.

– Ты не представляешь, что я испытала. «Причем интрижка неудачная», – она поднялась, также, как мать, задвинула стул, и, посмотрев Стасу прямо в глаза, закончила:

– Я напишу. – «Блин, колени дрожат».

– Когда? – показалось, что он взволновался, на мгновение вспыхнув.

– Через неделю. Ровно в это же время, – она взглянула на экран смартфона.

– В 15:42 я отправлю сообщение.

– Хорошо, буду ждать. Пока, – Стас хотел дотронуться до ее руки, но не решился, и вышло, что неловко дёрнулся.

– Пока.

Пересекая фудкорт в направлении эскалатора, Вероника прошла тем же маршрутом. Она представила, как плавно шествует, словно знаменитая актриса, небрежно поправляя волосы и отводя плечи назад, и все вокруг восторгаются ее грацией. Потом, вспомнив про нос, задорно хмыкнула: «Ну, уж нет!»

Кто не жил в национальной республике, страны не знает, кто жил – не перестает удивляться. Северное лето подбирается к макушке: солнце, поднимаясь невероятно высоко, долго выцеливает и окунается в бордовую кромку, мгновенно возвращаясь назад, чтобы раз в год заглянуть в окна квартир с видом на север; раскалившийся бетон к ночи пышет жаром, ожил городской пляж, и в четыре утра, когда во всю палит солнце, премиум-отдыхающие, голые по пояс, вальяжно шествуют босиком по центру проезжей части, потрясая открытые окна спящих граждан протяжными, гортанными криками: «Серега-а!» Жалоб не поступает, потому что время от времени граждане меняются местами. Июль. Красота!

Артур прилетел спустя несколько дней. К этому времени Саша промчал по обязательным маршрутам: успел встретиться с друзьями, вместе с Банкой и одноклассниками сходить в кино, побывать на даче у бабушки и деда, где всегда найдётся дело. Набросок красовался на столе – Артур обещал все разузнать, когда приедет домой и поговорит с сестрой.

Социальная сеть:

– Выяснил че?

– Ты о чем?

– Ну!

– А. «Веселый смайлик»

– «Такой же в ответ»

– Ща, погоди.

(пауза десять минут)

– Держи номер!

– Как достал?

– У Даши взял.

– Что прям сразу дала?

– Спросила зачем, сказал – надо.

– Про меня не сказал?

– Саня, ну ты… Конечно нет, и Даша – никому, я попросил. Зовут Вероника, не из круга сестры. Дружит с Леной Алексеевой и еще одной, я не запомнил. Похоже, нет никого.

– Круть.

– А то!

– Если что узнаешь – маякни.

– Ок. Все выпытаю, – «смайлик палец вверх».

– Да, Даша говорит, что она упрямая, как… «смайлик кактус»!

– «Удивленный смайлик с открытым ртом». – Кактус же колючий.

– Не притронешься.

– Ну вот. «Фигурка с разведенными руками».

Даша вертела телефон в руках, как горячую монету. Знала, что надо позвонить и откладывала. Репетировала в голове и все равно боялась. Наконец ткнула зеленую кнопку.

– Алё? – спокойный голос Вероники словно поставил на паузу ее дыхание.

– Ник, привет… слушай, я, наверное, сделала глупость, – она начала, сразу теряя обороты. – Я дала твой номер Артуру… Даже не подумала…

В трубке повисло молчание. Потом голос Вики прозвучал резко:

– Да? А ему зачем?

– Ну… я просто… он спросил, я не успела… – лепетала Даша.

– Даш, ты вообще понимаешь, что так не делается? Это мой номер, а не твой! – перебила её Вероника.

– Извини, ну… Я могла не звонить и не предупреждать, но мне кажется, кто-то из друзей Артура тобой интересуется, – Даша пыталась оправдаться, но Вероника уже почти не слушала. В итоге разговор закончился неприятной нотой, и Даша осталась сидеть с телефоном в руках.

На следующий день Артур за завтраком невзначай бросил:

– Мы завтра в школу заглянем, к Версанне.

Даша насторожилась. Это был шанс хоть как-то загладить вину.

– И кто пойдет?

– Одноклассники, кто!

– Во сколько?

– К десяти. Тебе какая разница?

– Просто интересно.

Артур хмыкнул:

– Что может быть интересного в школе?

Вечером она снова набрала Веронику.

– Ник… извини ещё раз. Я знаю, что накосячила. Но слушай – завтра одноклассники Артура идут к Версанне. Она в школе поливает цветы и кормит рыбок. Пригласила их на встречу.

– Мне-то что?

– Я тебе говорю, это кто-то из Артуровских друзей, и, мне кажется, он завтра будет там.

На том конце повисла пауза. Потом Вероника тихо произнесла:

– Ладно. Принимается, но прошу, не делай так больше.

– Ок, – голос Даши повеселел.

Настоящих подруг, как и друзей, не бывает много. Лена Алексеева – тот человек, которому Вероника могла доверять: только она знала об отношениях со Стасом, разговоре на фудкорте и подступающем с тупым упорством дедлайне. И только она могла пойти куда угодно и сохранить это в тайне. Утро было летним и тёплым. Школа стояла тихая и пустая, девочки устроились на скамейке у стадиона, прямо напротив входа. Листая экран смартфона, они изредка перебрасывались фразами, иногда посматривая в сторону дверей. На футбольном поле трое мальчишек пинали мяч, по лестнице прошлепала школьная уборщица с двумя мусорными пакетами, вышел на крыльцо и, поглазев по сторонам, исчез скучающий охранник-пенсионер – школа жила каникулярным, полузасыпающим дыханием. Наконец двери распахнулись, и из здания начали выходить бывшие ученики: как обычно кто-то смеялся, кого-то толкали, спускаясь по лестнице. Вероника украдкой вглядывалась в лица – ничего особенного. Лишь один, хулиганистого вида, молодой человек обернулся в их сторону: – Привет, девчонки! – отвернувшись, он покрутил указательным пальцем над головой, и деловой походкой, как герой короткого ролика, скрылся из виду.

– Чего?! – словно инстинктивно вскрикнула Лена.

Появилась Версанна, с ней две девушки, за ними Артур с ребятами. Вероника посмотрела – на автомате, и вдруг поймала взгляд. Не просто «глаза», а нечто другое. Она отвела свои, и, не ослабляя внимания, боковым зрением поймала тот самый повторный, цепляющий. Миг, но его было достаточно. Высокий, с густой шевелюрой, он слушал кого-то, кивал и, кажется, был очень увлечен. Потом группа потянулась дальше, и фигуры уменьшились, растворившись за воротами. Вероника ждала, что он оглянется, – не дождалась. «Может показалось?»

– Ну что? Никого, – Лена сунула телефон в задний карман и поднялась. – Пойдем?

– Нет, как нет. Пойдем. «Надо у Даши спросить. Она, наверняка, знает друзей Артура».

Вечером Саша разглядывал «Набросок», будто проверяя собственную память. Карандашные линии удерживали лёгкую решимость – ту, что появляется, когда видишь человека, которого ещё не знаешь, но уже зачем‑то ждёшь.

Солнце задело бордовую кромку и вернулось – словно мысль, от которой не так‑то просто отвязаться.

Дневник. «День Икс» минус семь дней.

Я пообещала: «ровно через неделю, в 15:42». Время – как воспаленная десна во рту: пытаюсь не трогать языком, но всё равно касаюсь.