Нити взглядов и судеб
- -
- 100%
- +
© Составление, оформление. ООО «Издательско-Торговый Дом „СКИФИЯ“», 2025
Предисловие
Нитка судьбы держит бусины жизни, не давая им раскатиться. Нитка натягивается, а мы добавляем еще и еще – нанизывая новые.
I
Что-то от веры в чудо
Маргарита Озерова
Родилась в Москве неподалеку от улицы Павла Корчагина, дважды жила в Петербурге, окончила РГСУ.
Из интервью с автором:– … хочу опубликовать целиком повесть «Япония сквозь призму моего сна» (первая часть в 22-м томе АЖЛ). Хочу убедиться, что мою самую древнюю сагу под названием «Коктейль Караваджо и змейка Оккама» я завершила. Она для меня особенная, была даже под рабочим названием «Третья дхьяна». Хочу «пить кофе и смотреть на тюльпаны» хотя бы иногда. Вернуться в Москву, из которой опрометчиво уехала. Умереть на Новом Арбате или пролететь над ним. Там Литмузей, где в юности работала. Там нашла немецкое издание репродукций Вермеера. Как же хорошо Янковский играл Волшебника в «Обыкновенном чуде»! Если бы он это устроил…
© Озерова М., 2025
Я скоро упаду
Посвящается моему другу Сергею,
мастеру Криспи, дочери Варе
и сыну Рафаилу
Я выплакала слезы, душу… Вечер.Меня позвать? Я выплакала все.Колокола играли мне навстречу.Сидел за рюмкой голубок Басё —оранжево-зернисто-тайноглазый.Неважное, незначащее все.Колокола звонили в эхо-разум…А я треклято: дождики в окне,они такие, словно в море рыбы,еще подальше, вечности извне —неявен путь, но мне как путь: Спасибо!На улице Садовой лужи… Лужи!Среди чужих паломников светло.А я тебя превозмогу и стужу —молитва Будды, голосок-стекло!Оранжево-зернисто-тайноглазый.Я, думая, что выплакала зло…Колокола упрямые – три раза…Звонящие в пробитое музло,растянутся, опаздывая в ростеи вверх, и вширь… Я скоро упаду.И в будущее, разлетаясь в кости,на косточках – скелетиком во льду —и в прошлое ведь, ставши откровеньемпаломников (!) – индеец-полонез…Мой дух снесло неправильно – оленем,запутанных рогов в просвете – лесв будяще-снежном зареве вулкана…последнего. Поэт вернулся, го!«Я смотрю из зелени…»
Я смотрю из зелени,Самой зелени.И в огня я пламени,Самом пламени.Я живу во времениНе по времени.И в любом названииБез названия.У меня желанияВсех желаннее,И мое пощениеВсех отшельнее.Это заклинаниеЗаклинания.Это отпущениеОтпущения.Пред-Реквием
Иду по коридору из дождя,И огненными шариками сверхуПризывы молний. Мы живем скорбя,Но начинает Зиму славить эхо:Жизнь проста. Приговор… затемняющий двор.Лик прожектора там… где окончен простор…Секунды затихают на беду.Мы бесконечны? где мы? что мы? кто мы?Разочарованно бреду в саду,И каждый шаг в толпе – разочарован.Жизнь проста? За углом словно остров и дом —Соло ветра – ромашка худая.По стене – тьма крыла – это будет потом…Листья осени, с крыши сигая…Конь-волна, конь-янтарь и конь – черный маяк,Свет беды не направишь, пока я твоя. —Как дракон надо мной трехголовый.Я не знала, что есть это самое Я,Посвященное играм – врагам, и друзьям,Я – безвестное – миру обновой!В яркой сини лазури немного тепла —Это жизнь перед бурей в хоругви взяла.Раз уж вышел на поле кузнечик —Буду там, где предстанут поля-тополя…На коне я промчусь, человечек! —В янтаре-пескаре – и воде-кобуре.О сыпучий рассвет – бог куриный,Все ошибки вонзающий в спину!Человека волна раскачает в зарю,Натюрморт и пейзаж превращая в аллюр.Не дождусь я портрет абсолютно.Трехголовый аллюр не седлать никому…Где-то дао поет… Я поверю ему —Детский профиль и корка приюта.Имбаланс
Неужели больше имбирного чаяс имбирным медом не будет?Заклеят губы эспрессои положат под темя большую руку,гибкую руку ската?Слушай, Поэт,я не знаю, сколько тебе лет,твое живое уже закопало скелет,а мертвого в мире подлунном нет,в мире хрустальном нет,в мире…Жалкое Баттерфляй,розовой бабочкой спящеев январе…сахарно на дворе.В мире горит свечагорестно так,прощай!Уплываю в небо зеленой чайкой.Сицилия стала позором,Соленым ветром – орешки.Продавцы оценили житийный воздухв полоткровенных лиры.Из этюдов с Караваджо и Роденом
1Верую…«Аве Мария»В храме ночном звучит,Солнечный луч рождая,Водит рукой его.В доме пустом блаженстваСуд времени замолчит.Многие славят Бога,И более ничего.Руки, которые могутЭхом пройти меня…Я их огонь ревную.Как ревную его!Пусть я себя разменяла,Опять неразменна я!Ты в меня засмотрелся —И увидел Его.Кто Он – души Вседержитель —Лето? Зима? Весна?Шепчет любовь земная:«То, что я для Него».Четыре времени года —Лишь цикл земного сна,Преображенье страданьемИ более ничего.Руки, которые могутСветом пройти меня…Зрячий под сильным сводом,Ты ведал душу Его?«Ведал лишь стужу камня,Прикосновенье дождя —Ожидания годы,СилыПрочь унесло…»Раны мои ты целуешь.Это больше, чем плоть.Вечер долгого рая…Бедная моя мать!Я за тобой не знаю,Что возможно вернуть, —Хоть слезинку дождинки,А более не собрать.2Гордый свет спокойных фар на травку.Дождь прошел. Откликнулось в душе.Римский день для питерской затравки,Для московских клопиков и вшей.Каждый был язычник, понимаяЖизнь свою как тела ручеек.Как оно течет, в траншеях тая,И выносит мусор вдоль дорог,Вымывает свет, и духовенстваТемных бездн упрямство познает.Караваджо ради совершенстваНикого с утра не узнает:Вместо твари – Божии затраты —Светлых слез, и красок, и лучей.Все иное – от большой расплатыДо морщинок старости твоей;Скорлупа яйца, цветок в кувшине.Молоко разлито на столе.Щедрый день – укор твоей гордынеИ урок смирения на дне.Как велик волшебник дня и ночи!Хлеб крошит, слагает мне стихи,Зная, что любой чернорабочийБудет только счастлив смыть грехи;Увидать, что виделось впервые,Никому другому не далось,Вытянуть натруженную выю —Лебедем пройти любовь насквозь.Я люблю Тебя, и в этом дело.Дух святой, строитель без преград!Строишь Ты свой град для очумелых,Невозвратных, не страшась затрат.
Сладкая жизнь путника. Звучание поющих чаш
Караваджо сегодня признанный гений, но как реальный человек – скорее символ, легенда и бренд XXI века. Как от человека от него остались: бисексуальность (даже неважно, насколько правдивая и в ту, и в другую сторону!); скитальничество – жизнь одним днем; его шпага, которой он дорожил и которую пускал в ход; его рыцарство (его приняли в рыцари на Мальте); убийство при игре в мяч в результате ссоры; доброта по отношению к слабым; гордость; верность друзьям и своему искусству; трагическая смерть скрывавшегося от врагов художника.
1Милый, забытый, как Караваджо, —путник с рапирой, трижды и дважды всем – эпатажный.Всем – непродажный!Встреч, откровениймногоэтажныйДо-ом-м.Тестом и вето ты не Про это[1];вечером смотришь с тульи портрета. Горя не зная.Счастью не нужен!Доги Горгоны[2]Плотью по лужам:ДО-о…Остов! – Являя – путнику биту.Все тебя знают как бодхичитту[3]. Дверь неприкрыта.Зеркало тоже.След Аэлитыв пыльной прихожей…РЕ-э-е…Только не в регби – Богу не вровень!Хруст тишиною пролитой крови: в Ри-МИ-гие-ны-ы…2Госпитальеры – рыцари веры.Нервы от Евы. Госпитальеры! Узы все у́же,Тише,сложнее.ФА об уже́ я,словно о Змее.В четком единствеКлятвеннословаСОЛЬю ступенекСвято-багровоЧья-то расплата чашей законов.Хочется брата, а не икону! Вытащить шпагу…Рыцаремверы.В братстве, отваге —Госпитальеры!Нету пристанищ лучше похожих —запертым сталью каменным ложем, гладью морскою,братом Иудой,ближним ли боем,дальним ли чудом…ЛЯ-аПре-свя-тая пре-да́вней Сирены…Сцена немая. – Лучше за цену! Дверь неприкрыта,Зеркало тоже…СИ-и – дО-о-льче вита[4]ДО-льше ито́жить?ДО-о…путь караваджоСражение в Оксфорде
Отче, Уильям Оккам! Помоги нам освоить твою науку о слабости абстрактных теорий и об очевидности особенного! Вся слабость наших заблуждений стоит на том, что мы верим «теоретической истине», которая разбивается о реальность и никогда не доказывает, существует ли объект или факт на самом деле. Достопочтенный начинатель, современник первых портативных органов и Данте Алигьери, ты знал, как разобраться в существовании и несуществовании. Нужно попытаться констатировать это нечто, и тогда мы увидим, что оно совпадает с особенным!
Оксфорд спорящий– ватагаВытаскивай брагу,Вытаскивай стрелу!На кулаках?– Брысь на три шага! —Бей с разбега,чтобпродырявить хулу!Бродский[5] в кепочкеи Оккам,любовь к апельсинам,не ровно? – ровно? – тремТайсоном бьешьс разбега по стеклам?О мой ро́нин!Не повторишь ты сезон.Время года каждое убывает;Долей секундыНадежное не живет;Все особенно в мире и уплываетВ абсолютное,Которого тает мед«Как золотинка к золотинке…»
Как золотинка к золотинке —Волна густая.Внутри серебряная льдинкаИ золотая.Сосуд – игрушка. Боль – забвенье.Всё перед краем.Горят внутри стекла поленья,И колба тает.Я так любила незабудки —В саду встречала.А философия лишь шутка.Я это знала.Моя питерская ода
Посвящается Сергею Демёшкину
Вечный покой лейтенанту Шмидту!Вот на Васильевском ветер смолк.Место таинственное открыто…Далью морскою – кровью – омыто —Долг и покой. Красота и Бог.Хоры из прежней высокой долиИ «Лакримоза» поется от…Тяжестью ноши и силой волиПервой любви… караваном солиНад Петропавловкой снег пойдет.Рынок Андреевский; кошки снова.Кто их здесь кормит? Одна жена.Я улыбаюсь звездам Иова.Входом отдельным дом Гумилёва.Я и хочу горевать одна!Как я стремилась к неправде, люди!Плачу на кладбище в час иной.Как я писала о чуде-юде —Вот оно бродит теперь за мной!Белое платье еще белееСветит сквозь сажу…Работы маг —Демон – из медленной речи веяВ Тихвина липовую аллею —В длинные косы вплетая мак…Что Черномору, а что РуслануХворь неотвязная – красота,Если для каждого смерть желанна,Словно единственная мечта?!Абрис ресниц разъедает душуВ поле, укутанном грудой тел.Я понимала того, кто лучшеСлышал себя через решку стрел.Смерть по мосту уходила долгоИ возвращалась потом опять.Всё любовалась своей дорогой.Как живописно по ней гулять!Тут и военные, и курсанты.Площадь Австрийская вся в лесах.И как стропил молодых талантов.«Эй, не запутайтесь в парусах!»Ночью фанаты футбола, рокаИ алкогении у витрин;Но поднимались на лифте боком —Рай для крылатых больших мужчин… —Питерский лифт… А этаж был пятый.В кухне огромной свой жир топить.Может быть, париться рановато…Над Телебашней встает раскатом:«Ах, поздновато уже бурлить!»Комната здесь – цитадель уюта,Цепкий художника флюгер-взгляд.Пуха снежинки в окне: причуда —Или проспекты легко парят?Миг островной – как любовь в Китае:На раскладушке под крепкий чай,Словно в тиши караван-сарая,Я над Арбатом во сне летаю:Гоголь внизу, а чуть сбоку – май.Пушка палит – метроном наивный…Золото скифа впишу в мираж.Волк наложил свою лапу-шинуНа черепашью коробку-спину —На под окном-под мостом пейзаж.Учат творить – не дворы, да парки.Смысл рождается от буйков.В ящичек с мелом сложу огарки;Площадь Тараса Шевченко – жарко…И напишу свой роман веков.Дебют совершенства
1Камень твой. И здание твое.Знаю, ты идешь своей дорогой,Как когда-то тополь у порогаРвался ввысь, где не было ее —Девушки, обманщицы, мечты,Золотоволосой недотроги…Книгу принесут единороги.В книге не разрезаны листы.Ты умеешь вовремя уйти,А потом, как ласточка, вернуться —Только из желанья прикоснутьсяК сердцу человека по пути.В жилках мрамор; в крапинках гранит.Дерево в костре лежит глубо́ко.Плачет тополь, срубленный высо́ко,И в ушах его – огонь звенит.Вот такая тайна – для чего?Для повиновения пред Богом,В чувстве непременно одиноком.Нет другого в мире ничего!По привычке или по душеДолго-нудно принимать решенья…Камень твой. И здание спасеньяБудет там, где выбрано уже.Что за тайна? Что за приговор?Что за горечь неумелых судеб?И бывает, долго плачут люди,Видя этот твой прощальный взор.Неужели буду плакать яИли плачу слишком даже рано?Кто из нас Онегин, кто – Татьяна?Кто владеет тайной бытия?2Не тревожьте мой мир, не тревожьте!Этот мир был задуман на славу.Только снег превращается в дождик.Это Дух или Римское право?И поэмы слышны среди ночи.Тает звук – и уходит блаженство.Тают к старости губы и очи.Остается дебют совершенства.Капли водки и капельки кофе.Капли сна на чужом фортепьяно.Я увидела голубя профиль.Но куда улетаешь ты рано?Я искала провидца, а вечерНаступает. И я так устала.В перезвоне шагов бесконеченТвой уход от меня и вокзала,Это истинный тон – за порогомОстается немое начало.Я так жду совершенного слога,Чтобы песня во мне прозвучала.Эхо дарит уход и надежду.Между ними тепло лабиринта.Я скитаюсь, и там моя нежностьУподобилась капельке флирта.Но давай все забудем, забудем.Будет жизнь. Бесконечная нежность.Мы уедем, и там все обсудим.Твой дальнейший уход в безнадежность.3Ты стал другим. Ты растворился.В весенней комнате листва.Ты в этот мир ко мне явилсяКак связь поэта и вдовства.Но смерти нет. Я бестолковоИ слишком длинно говорю.И каждое вмещает словоПо якорю и словарю.Возможно взять и искалечить.Но как не взять и увести?А ты мне на ухо щебечешь,Орфей, бессмертное «Прости!»Прощу, тебя не понимаяВо сне, в мечтах и наяву.Не понимая, умираю,И, умирая лишь, живу!И пахнет вдруг в метро салатом,И перцем чили, и кафе —В вагоне поезда крылатом,Летящем к аутодафе.Колыбельная для поэта
Колокольчик привязан к руке.Незабвенно-проклятый бином.Дочь Израиля в чистой тоскеПодметала струящийся дом,А шуршало – в осеннем лесу…Пел о чем-то не мальчик, но гей:«Я тебя на руках понесу,Иисусе, ты обнял детей.И прекрасною кровью на столЯ тебя никогда не отдам.Ведь тотем[6] – это все-таки пол,Сладострастная запись к богам.Я не выпью и капли. Я нем.Я скорее у пагоды прям.В написании добрых поэмРазорю и украшу твой храм.Я топчу твоей сакуры цвет.Я молчу о тебе и ропщу,Потому что в созвездии летЯ срываю с тебя по плющу.За тиарой не видно зари,Иисусе, не слышно цветов.Твой родительский храм на кровиВозрастает в одном из миров.Все поэты – твоя голова.Все художники – те же слова…»Тихо падала с неба листва —Очень сладкая, как пахлава.И ответила песня: «Есть то,Что никто не захочет отнять…Потому что… не знает никто,Потому что не в силах сказать».Песня девушки шекспировских времен
Юность – минуты полет.Девушка – лед и горенье.Крутится мир от рожденья;Вянет цветок и цветет.Время улыбку дарит…Время – любовь и разлука.Многие любят от скуки.Многих любовь веселит.Веришь? – другое приму.Лучшее – все-таки жалость.Мир изменяется малость;Жалость – начало всему.Жалость, которая все,Все подчиняет свободно.Спой мне, певец благородный!Скоро нас смерть унесет.Юность – минуты полет.Девушка – преображенье.Горше, чем деготь, жаленье,Слаще, чем сотовый мед.Читая Гессе и думая о васильках
«Познавай себя и пророку поверь!» —Отзывалась птица в красоту ночную.И гориста пристань – высокая дщерь —Константина светоч. – Я к нему ревную.Янычар влюблен по-отечески в сад.Насадил пред храмом, как в рай ступени.Известняк колонны; тепло; виноград…Отворивший душу торжеством сомненийПредстоит священник чуть юной красы,Васильком девичьим освящая воду:Потемнело небо в лазури росыНепонятной тайной большинству народа.Средь болот и снега, где пел соловей,В укрепленных замках, отменив разгулы,Отдыхают рыцари; из-под бровейНичего не светится – само уснуло.Заходил художник – откуда он здесь? —Дочерей их нежно-восковых целуя,Чтоб в церковных нишах вставали как есть,Позабыв навечно про любовь земную.Рать ее подолгу дождинкой со щекВысекает память о неярком лете.Вновь цветы небесные в поле еще,Сочиняя образ и язык столетий.Ключ на поясе Фра Беато Анжелико
Был бы японцем —
Писал бы Аньке стихи:
Ведь не прочтет же.
Алексей Комлев, 25 августа 2023 г.Волосы убрав с углазолотых очков,В глубь экранапоплыла —Загнанный олень.Имя – Ангел – Фра – флорин —Некогда скучать!И Флоренция сытаУ мальчишки ног.Кто ты, мальчик?«Я святой.Я святой дурак.Пожалел ее, себя.Не женился впредь».Девочка…гори внутриЗапертых дверей;Сжалась файлом —Не найдемМы ключа – открыть.Выбрав хижину веков,Ан-же-ли-ко-сан[7]говорит о пустяках:«Славно бьют ключи!»Он поможет отворить…Но другую дверь…В Образе —его стезя.Неподкупен путь.Поэма о Великом начале…
ВХУТЕМАС
(отрывки)
Глава 7. 1921. Зори
1. В театре Мейерхольда РСФСР-1 Антон, Лиза, массовка из актеров и хористов, Немирович, Якулов, позже Мейерхольд, Равдель, распорядитель диспута, Алперс, воришка
Ремарка Лизы:
На диспут «Зорь» пошел Антон!Антон:
Я театрал в моменты…Но истинный… кумиров вонЯ заставляю выйти.Не вынося поддержки от небес,Бог Маяковский, боже!Когда творю, могу сказать тебе:«Пошел бы ты… домой уже!»Такой крутой у лестницы наклон,Который я один на свете знаю.Никто ее объем не понимает,Хоть обойдет сто раз со всех сторон!Как Татлин утром башню создавал,А тайно ночью – собирал и крылья,Мать футуризма…Новый день настал,Пропали втуне скромные усилья.Остановилось время… Лето… Жар…Смеются тихо близнецы у двери…Попала в пекло Жанна д’Арк.Был спор. Октябрь, говори! —И закрутил, и взвился.Все умерли – а он рожден.Рок, режиссер вселенной!Докладчики! Нестройной массой вы…Плевали на регламент!Оставьте Коминтерну шум хвалы!А сути нет. Дыра в уме!Со сводкой с фронта, где он, Мейерхольд?Актеры, хористы:
Да там, на Николаевском вокзале,Его пожитки скромные видали;Как провожали… Ах, какой эскорт!От зависти позеленеет лист.И Южин, и Таиров; Немирович —Все королевской пожелали крови.Подскажем им: Антихрист…Лиза (наблюдая за залом и сценой):
Смех. Свист. Хлыст.Актеры и хоревты вкруть рычат…Актеры, хористы:
Срывали голоса мы, слезы лили,Попрали грим, друг друга мы простили.Антон (Лизе):
Бебутова на сцену волочат.Актеры, хористы:
Да будет вечеринка! Час настал!Теперь нас приглашают и за ужин,Когда наш дух пророчески разбужен.Где Мейерхольд, который опоздал?Лиза:
Голодные и злые голоса.Актеры, хористы:
Он проходил здесь; он был нас правее…Подвижнее и легче мы – живее;Пусть голод длится еще полчаса!Частушка из зала:
Нос Мейерхольда в зале встал,Под ним не парус – гарус.Не нос и шарф, а мадригал —Непоправимо красный.Одинокий голос из зала:
Маэстро сам…как солдафон-огонь —В шинели, шарфе, бутсах и обмотках.На верхе кепки тот значок, где четкоЗри профиль Ленина – большую бронь…Мейерхольд (держа сводку с фронтов Гражданской войны):
Победа наша… Тише, тише, зал! И глуховато солдафон прибавил:(Мейерхольд знал, что у него глуховатый голос)
Когда меня за нарушенье правилИзгонят из театра на вокзал,Я одиноким стариком пойдуПо рельсам вдаль – с котомкой за спиною;Со вкусом хлеба я в нее родноеУченье Станиславского кладу.Частушка из зала:
Зал понимает: это китч!В проходах узких шатко.И злой волшебник НемировичВерти́тся акробаткой.Антон (с восхищением):
А Мейерхольд достал большой мешок,(Мейерхольд показывает пантомиму)
И поддались, как птицы оперенье,Его края… Из сердца взял ученье,А из кармана – хлебушка кусок…И бережно он все это отдалНа дно мешка, и завязал веревкой;В глазах его, как в океане с лодкой,Летела жизнь… Но он ей губы сжал.Мейерхольд:
Сейчас на диспуте опятьЛетела жизнь без правил.Бойцы, что я поставил,Готовы начинать…Сперва Якулов! Выйди из тенет!Якулов:
С утра сбивался, вспоминал о многом…Художнику в театре сем убого,Где нет Шекспира, режиссера нет…Нет! Есть один, которому теперьМы можем предъявлять большие счеты.Мы, живописцы, не бежим работы.Новаторству лишь мы открыли дверь.Что было нами выстрадано, вдруг —Любой закон, который мы открыли, —Все лучшее в художественном миреСлучайно сцена превращает в трюк.И если есть характер у тебя,И если ты новатор в самом деле,Как чувствуешь себя ты в черном теле —Без вдохновения ты как без рук…А Равдель где? Шлифуя свою речь,Ее он приготавливал для боя.А впрочем, повторяет то-другое,Что со студентами успел испечь!Распорядитель:
Докладчик Лиза!Лиза:
Равдель в мастерской,Где все идет по новому канону,Не только с производственным уклоном,Но даже с театральною тоской —Ведь мы, студенты, выбрали людей,Радеющих о форме все, о форме —О мир преобразующей реформеНепримиримых на предмет идей!Частушка из зала:
Толпится в зале ВХУТЕМАС.Выходит чудо-ректор.Взрывается огнем на часВся Мейерхольда секта!Равдель:
Художники! Ведь вы не маляры!Актер – ваш цвет – материал на сцене.Вы режиссеры световой игры,Организаторы своих творений…В лаборатории у вас светло.Законы все вы вывели веками:Вы просчитали мозгом и рукамиСвое искусство, словно ремесло.Театр ничего не просчитал,Свои законы до сих пор не вывел.Он лишь о тексте думал и гадалИ оказался в бурю на обрыве.И грянул гром. И выстрел прогремел.И публика сменилась в этом свете.Театр до сих пор не поумнел —Единой волей новый день не встретил.Искусство мозаично – в этом суть!Все развернуть в единство может воля —Но чья, скажите? Чей культурней путь?Организация большого поля,Большой площадки, плоскости, фигурИ световых и цветовых явлений,Объемов музыкальных партитурИ статики, и пропасти движений.Театру безразличен сам рассказПрием – логичен. Элемент бесценен.Возглавить живописцу в самый разИскусство режиссерское на сцене!Аплодисменты.
Распорядитель:
Выходит Алперс!Антон:
Настоящий маг!Лиза:
Зал оживился, точно на свободе…Он пробудил великое в народе!Алперс:
Поднимется страна на целый такт!Театр образует новый быт —Организует жизнь, а не искусство…Голос воришки в зале рядом с Лизой:
Костюм на нем, как золото, добыт!Студентка, понимаешь это чувство?Ботинки тоже вроде ничего…Антон (Лизе про воришек):
Те двое в коридор!Лиза (Антону):
Пойду за ними…Лиза (самой себе):
По коридору страха – по пустыне.Хотят ограбить Алперса – его!Темнеет театральное фойе;И пыль кругом… театр еще тоже!Я за ворами успеваю – боже!Я позабыла только, для чего!И задыхаюсь бешеной виной,Иду за жуткой сволочью по кругу.Москва тепла…2. Лиза идет уже по улице. Как из-под земли Мейерхольд. Целует ей руку. Она ошарашена
Мейерхольд:
Зачем целую руку?Лиза (все еще ошарашена, не веря своим глазам):
Здесь Мейерхольд стоит передо мной!!!Мейерхольд:
За мной – Ефим. О, мы между собойТак безмятежны и по-детски правы…И снова мир – нисколько не лукавый,И вечер, вам дарованный судьбой!Москва полна прекрасных нужных дел…А у Ефима перстень очень странный!На подбородке – ямочка; взор, данныйДля явственных лишь в поединке стрел.Овал лица; открытый бледный лоб…Мейерхольд (добрый старший товарищ) смотрит на Лизу и спрашивает:
Он почему прекоротко стрижется?Равдель (краснеет), Лиза (еще больше ошарашена)
Мейерхольд:
И нравится мне, как Ефим смеется…Отливка очень чистая – без проб…Равдель (пытается вставить слово):
Вы, Всеволод Эмильевич…Мейерхольд (не дает ему сказать и говорит сам):
Борьба!Театру нужен весь Ефим – всецело,В породе черт лица окаменелаУ вас и Зины[8] яркая судьба!Равдель:
Гулять по сцене ростом я высок!Мейерхольд:
Цветок из сердца вырос, Запятая —Дождями смыт могучий лепесток:ПОДУМАЙТЕ, – на ЧТО вас не хватает!Синее гжели стали небеса…Равдель:
Там гром гремит; там буря, возвращайтесь…Я лопоух! Откройте же глаза!Мейерхольд: