Solum

Саня хмыкнул, положил голову на грубые доски, уставившись на небо, но, спустя секунду, вскочил на ноги. Было светло. Настало утро.

Солнце, на чистом голубом небе ярко светило ему в лицо сквозь верхние прутья решётки. Его лучи запрыгивали Саше глаза, превращаясь в красно – синие пятна и оставаясь там на некоторое время. По всему телу разливалось приятное тепло. Саня закрыл глаза, и некоторое время просто стоял, запрокинув голову назад. Просто стоял. Просто наслаждаясь. Стоял, пытаясь откинуть от себя все негативные мысли, накопившиеся у него за прошедшее время. Стоял, мечтая. Мечтая проснуться… Мечтая вернуться домой…

…Громадное колесо снова угодила в яму. Ганжа сильно шатнуло. Не удержавшись, на ещё ватных, не проснувшихся ногах, он уселся на пол, возвращаясь в реальность. Возвращаясь в клетку. В клетку с грубым дощатым полом. Клетку, ехавшую не – пойми куда и, не – пойми каким способом.

Он подошёл к прутьям и снова глянул на колесо, которое вращалось с той же скоростью, что и раньше.

– Стоп, – он нахмурился и, крутанув головой, посмотрел сквозь прутья.

Только сейчас он понял, насколько огромной она была. Насколько огромной была сама повозка. В которой его везли куда – то. Сваренные между собой прутья крепились к полу небольшими, скрученными в грубое кольцо, скобами, отвалившимися в некоторых местах, но не нарушающие общую целостность самой решётки, которая уходила далеко в сторону, метров на пятнадцать, где виднелось такое же деревянное колесо, но чуть меньше и шире. Как двигалась эта громадина, Сане было не понятно, но её деревянные колеса равномерно крутились, лишь изредка поскрипывая.

Он покрутил головой.

Дорога, протоптанная, не особо ухоженная, с колдобинами и выбоинами и кое – где растущей, прямо посередине, высокой травой, однако не достающей до нижней части повозки, идущая сквозь лес.

Густая зелёная, непроглядная чаща. Ствол к стволу, будто столбы, стояли высоченные, не хватало глаза разглядеть верхушки, ели, в три, а то и в четыре обхвата шириной. Таких деревьев Ганж никогда не видел. Он опустил голову и глубоко вздохнул, разглядывая неотёсанные доски. Голубое небо теперь не приносило такого наслаждения. Тепло от солнца больше не грело его тело. Он взаперти. Один. Без друга, которому так и не смог, помочь, которого упустил, не смог сохранить. Стало грустно.

Краем глаза, он уловил какое – то шевеление позади себя.

– Эй! – воскликнул Саня, поворачиваясь всем телом и, делая шаг навстречу к, лежавшему посередине с раскинутыми, в разные стороны, огроменными руками, новому знакомому.

– А? Что? – Пси, вскинул голову, глядя на Саню.

– Твою мать! Не приснилось, – Ганж остановился как вкопанный, словно возвращаясь во вчерашнюю ночь, во вчерашнюю темень. Как он мог забыть?

На него сонными полузакрытыми глазами глядело лицо… глядела голова… голова собаки. Собаки породы Пойнтер, только другого, не привычного для этой породы окраса. Белая морда, светло – коричневые, висящие по бокам и слегка ободранные уши. Размер её, конечно, был сопоставим мускулистому телу и был несколько больше головы обычного Пойнтера, но как такое вообще возможно?

Голова зевнула, широко открыв рот, показывая Ганжу черную пасть и белые клыки, затем несколько раз причмокнула и моргнула.

– Ты что, опять за своё? – Пси, как ни в чем не бывало, хрустнул шеей и потянулся, вытягивая человеческие руки и ноги в разные стороны. Вытягивая человеческие руки и ноги.

Мутарождённый замер и принюхался, – утро настало. Хм. Проспал, старею, – он перевернулся на живот и, помогая себе руками, встал на ноги. Саня все ещё стоял, не произнося ни слова.

– Так и будешь молчать? – Пси хмыкнул и направился к противоположному от Сани краю клетки. Абсолютно – человеческие руки и довольно широкую с рельефно – выступающими мышцами спину, скрывала сильно потёртая, слегка подпалённая на спине, клетчатая рубашка с закатанными до локтей рукавами, кое – как заправленная в темно – синие рваные джинсы.

Подойдя к прутьям, Пси упёрся в неё лбом, просунув нос сквозь клетку и широко расставил ноги. Послышался звук расстегиваемой молнии и, спустя мгновение, громкое журчание.

– Капец ты, конечно, – Ганж вспомнил похожую историю в разрушенном доме.

Пси, не обращая внимания, а возможно не расслышав сказанное, поднял голову и поводил ею по окружности, то ли от наслаждения, то ли все ещё разминая позвонки. Потом снова упёрся лбом в клетку, уставившись в пол.

– Суки! Ботинок спёрли! – рыкнул он и добавил, – у тебя все на месте? – он чихнул, – Саша! – он слегка скосился, чтобы видеть Ганжа, – Александр! – теперь мутарождённый хихикнул.

– Ч – ч – что? – оцепенение стало проходить, Саня сцепил руки в замок на затылке, опустил голову и глубоко задышал, – я это, просто… Ну ты, это… Как – то не привычно, – он сделал несколько шагов по небольшому условному кругу, стало легче, – я надеялся, что это сон, – на мгновение Ганж задержал свой взгляд на ногах спутника, на одной из которых был одет красный кед с резиновым белым носом и надписью «All Stars» на пятке.

– То есть, клетка тебя не смущает? – не отрываясь от пола, спросил Пси.

Ганж снова глубоко вздохнул.

– Да вообще, всё как – то не так? – он был в растерянности, – только недавно, я был дома у своего друга, мы бухнули, ну, в смысле я и Костян, – Саня бросил руку в сторону, неопределённо указывая местонахождение Кости, – легли спать, а проснулись уже в руинах его квартиры, – теперь он развёл руки в стороны, – в смысле друга, не Костяна.

– А Костян, этот твой, не друг выходит? – Пси повернул голову в пол оборота.

– Да нет, друг, конечно, – Ганж хмыкнул, – я про другого друга.

– Так сколько вас было-то?

– Трое, – нахмурился Саня, – Я, Антоха и Костян, – на всякий случай Ганж складывал пальцы, перечисляя имена, – а, нет, четверо, – он ткнул себя пальцем в лоб, – ещё деваха эта, – как её, Юля.

– Как? – резко спросил Пси.

– Юля, – повторил Саня, – что, тоже имя странное?

– Да нет, – мутарождённый опустил голову, – продолжай.

– Ну так вот, руины. Мы еле – еле выбрались… Какие-то люди с оружием за нами гонялись, один из них бежал за нами через парк и швырялся, этими, как его, урнами, потом…

– Стоп, – журчание на секунду стихло, но спустя мгновение возобновилось, – ты, что несёшь? – Пси повернулся к Ганжу и нахмурился.

– Я серьёзно! – Саня развёл руками, – потом больница, Костяна ранили, кровь на полу. Много крови. Я залез в кабинет, нашёл лекарства и бутылку Вискаря, а его уже не было, – в горле образовался комок.

– Вещи проверь, – не обращая внимания на Ганжа, произнёс Пси.

Словно в бреду Саня наклонился, разглядывая грязные ноги в сандалиях, руками пошарил по карманам его, еле живых, шорт. – Какой – то пузырёк, – достал. Небольшая стеклянная баночка «Анальгина» с резиновой пробкой – крышкой, для удобства введения шприца. Машинки для самокруток не было, как и не было всего остального.

– Вот, – Саня протянул пузырёк Пси, – ещё этот урод шестиглазый… Такого же не бывает? – он внимательно разглядывал своего спутника, – хотя…

Журчание перестало, вжикнула молния. Пси повернулся к Ганжу и, босой на одну ногу, слегка прихрамывая, направился к нему, разглядывая пузырёк. Саня сглотнул, спина вспотела. Он сделал полшага назад и уставился на Пси, с неподдельным интересом.

Послушалось знакомое сопение. Пси остановился и глянул в сторону задней части клетки.

– Твоему другу хуже, – он вздохнул. Ганжу послышались нотки сожаления, – что это, «Анальгин»? – удивлению Сани не было предела, – кстати о куртке?

– Да, – ответил он, – но как? – Саня обернулся через плечо, аккуратно убирая пузырёк обратно в карман, взглянул сквозь решётку и, медленно потопал к задней части клетки, на ходу подняв косуху он взялся за прутья и пригляделся к дороге.

На довольно приличном расстоянии двигалась абсолютно такая же повозка, только без клетки. В ней везли что – то грубо сваленное и накрытое небольшим, развивающемся на ветру, тентом. Сбоку, рядом, по дороге, с длинной палкой в руках, шёл небольшой, тёмный силуэт, который периодически засовывал эту самую палку под деревянные колеса, видимо, выбивая камни либо счищая грязь с ободов.

Пси подошёл и встал рядом, скрестив руки на груди. Ганж глянул на него и спросил.

– Костя там? – он протянул куртку.

– Твой друг там, но он очень плох, если ему не помочь, станет таким как остальные, станет «лишним», – Пси хмыкнул и, взяв косуху, бросил её на пол.

– Кем? – в голове у Ганжа все шло кругом.

– Трупом, если так угодно, – после этих слов Саня вздрогнул, – а нас, скорее всего, везут на Фарсийский рынок, к работорговцам.

– Что – то я начинаю сходить с ума, – в голове закружилось ещё сильней.

– Ничего, привыкнешь. Присядь, – Пси отвернулся от прутьев и присел на корточки, грузно облокотившись об клетку, Саня последовал его примеру.

– Я думал это сон, – он откинул голову, уперев её в арматуру.

Внезапно Пси вскинул голову и зарычал.

– Припёрлись! – злобно произнёс он.

– Кто? – Ганж замотал головой.

Из – за огромного дерева, раздвигая большие листья папоротника и, чавкая по грязи босыми, наполовину замотанными и, кое – как, связанными между собой, тряпками, ногами, показался высокий силуэт. Существо, державшее в, серо – синего цвета, руке длинную толстую, заострённую кверху палку. Голову и лицо его, скрывал черно – белый платок «Арафатка», а жилистое серо – синее тело, крест – накрест пересекал длинный кожаный патронташ с торчащими из кармашков пулями, безумно – огромного калибра. От толстого кожаного пояса до колен висела, такая же, как на ногах, грязная тряпка, представляющая собой жалкое подобие одежды, а с другой стороны, примерно на таком же расстоянии от ремня, висела открытая кобура, с торчащей из неё рукояткой пистолета с большим, расширенным дулом, направленным вниз, более напоминающим, уменьшенную в размерах корабельную пушку.

Ганж уловил знакомый, очень неприятный запах. Его начало мутить. Он зажал нос.

– Не стоит этого делать, – сквозь зубы проговорил Пси, и своей рукой убрал руку Сани от носа, – их нельзя злить.

Ганж, соглашаясь, кивнул головой.

Существо подошло ближе и, склонив голову на бок, моргнуло самой верхней, не скрытой платком, парой глаз, разглядывая пленников.

– Встань параглазый, – он просунул длинную палку свозь прутья и ткнул ею, снизу вверх, Ганжа в ногу.

Саня глянул на Пси. Тот кивнул головой в знак покорности.

– Не бойся, мы пока им нужны.

Ганж медленно поднялся, сдерживая тошноту, и повернулся к существу. Тот, двигаясь вровень с клеткой, разглядывал его с нескрываемым интересом, нервно потирая пальцем верхнюю пулю в патронташе, от чего та ярко блестела на солнце.

– Назовись, – произнесло существо, – ты, пересёкший границу.

– Что? – Ганж оторопел, – какую границу?

– Отвечай на вопрос, – сзади послышался шёпот Пси.

– Хорошо, хорошо! – Саня скинул руки, – Александр. Меня зовут Александр.

Существо убрало палку и ткнуло ею в сторону повозки, двигающейся следом.

– А второй? – оно снова вертикально моргнуло, – тот, с дыркой вот тут, – существо шлёпнуло себя по спине.

– Его, – Саня посмотрел в сторону второй повозки, – его Костя зовут.

– Зачем пришли? – снова потёр пулю.

– Мы не знали, – Ганж уставился в пол. Его стало мутить ещё сильней, – мы бежали от людей с оружием, на тёмном фургоне.

Существо замолчало, словно обдумывая сказанное. Несколько раз посмотрело в сторону леса, а затем снова глянуло на Ганжа.

– Сбежать от СБК? – существо прищурилось, глаза стали похожи на незакрытые ворота часов с кукушкой, – это невозможно!

Саня пожал плечами.

– Я не понимаю, о чем ты.

Веки существа съехались ещё ближе к середине, превращаясь в тонкую вертикальную полоску. Он злился. Потянулся к кобуре, делая несколько шагов назад.

Пси выскочил из—за спины Ганжа и, встал между ним и прутьями решётки, загораживая обзор существу.

– Слушай, – поговорил он, – парень ещё в себя не пришёл, а ты к нему со своими расспросами, – Пси развёл руки в стороны, призывая к спокойствию, – не нужно оружия. – Существо вернуло руку к натёртой пуле, – вот так, вот так, – Пси глубоко задышал.

– Я приду ближе к холоду, – спокойно произнесло существо, – если не ответит, станет «лишним», – с этими словами оно повернулось спиной и скрылось за деревьями.

Пси повернулся к Ганжу.

– Ты что совсем рехнулся? – снова скрестил руки на спине, – ты, что ответить не можешь?

– Я, я, я же ответил, – Саня повысил голос, – откуда я знаю кто такие эти СБК.

– Я начинаю думать, что ты действительно из Питера, – Пси прошёл мимо и плюхнулся на пол.

– Да так и есть, – повернувшись, Саня недоумевающим взглядом посмотрел на своего спутника, – почему ты не веришь.

– Потому, что Питера, как города, уже не существует много лет, это город – призрак, мёртвый город, если будет угодно, – Пси, снова чихнул, – проклятый, стёртый со всех карт много – много лет назад, – он хрустнул шеей и глубоко вздохнул. – Теперь там ползают только сталкеры, мусорщики, СБК и всякая хренота, вроде этих, – Пси мотнул головой в сторону скрывшегося существа, – так что ты мне не заливай.

– Я серьёзно, – Ганж стал ходить взад-вперёд, – я там был. Мы же, мы же нарушили, эту самую, границу.

– Быть там и быть оттуда абсолютно разные вещи, – спорить с Пси было бесполезно, – ладно, разберёмся, сейчас нужно думать, как…

– А ты как сюда попал? – перебил Саня

– Что? – Пси, словно, не понял вопроса, – я? – Ганж кивнул.

– Выпил, – Пси нахмурился.

– Выпил?

– Выпил!

– И все? – Саша слегка улыбнулся.

– Выпил в баре, подрался. Потом копы. Суки, – он слегка оскалился, – этим меня и продали, – Пси уставился в пол, – тут все просто.

– В этом я тебя понимаю, – Ганж присел рядом, – а кто они такие? – он глянул в сторону леса.

– Кто-то считает их чем-то вроде насекомых, кто-то мутарождёнными. Я лично так не думаю, – Пси снова принюхался, – сами себя они называют Торайами3, в переводе на общий, Племя или Племенные, – Ганж с интересом слушал, – сейчас, деградированные первобытные. Люди, не люди, непонятно. Раньше, до «Переписи истории», до «Бессмертного», учёные, изобретатели, – он многозначно посмотрел на небо, – электричество, кстати, это их тема, они придумали. Двигатели, – Пси усмехнулся, – тоже они, всякую мелкую ерунду, которой мы пользуемся на протяжении сотен и тысяч лет, – Пси вздохнул, – кто – то говорит, что они первыми ступили на эту землю, что мы произошли от них. Хрен его знает.

– А что такое «Перепись истории»? – спросил Саня. Пси уставился на него, широко раскрыв глаза.

– Ты, что и впрямь ничего не знаешь? – он почесал волосатую щеку.

– Глядя вокруг и беседуя с тобой, мне в голову лезут мысли, что я вообще не отсюда, – теперь Саня почесал лоб, – ни я, ни Костя.

– Все как она и говорила, – прошептал Пси, – все так и есть, – уголки его рта раздвинулись в некоем подобии улыбки, снова показались клыки.

– Что? – Ганж нахмурился.

– Всё потом, нужно думать, как выбираться.

* * *

Неимоверные усилия понадобилось приложить Косте, чтобы вытащить из-под себя вконец онемевшую руку. Кряхтя и охая, он пытался приподняться, чтобы хоть как-то помочь себе в этом, однако к шершавому фанерному полу, на котором он лежал пластом, его прижимало что-то очень тяжёлое и жутко вонючее. Вокруг было очень холодно и так темно, что даже привыкшие к темноте глаза не могли ничего разглядеть. Спина раскалывалась от боли, а во всем теле чувствовалась слабость от обильной кровопотери. Фанера, на которой он лежал, слегка подрагивала и периодически перекашивалась то на одну, то на другую сторону. Он двигался, точнее, двигалась фанера, а значит и то место, где он был, тоже двигалось.

Костя был жив. Сильно потрёпан и практически обездвижен, но все же жив. Это главное.

Вдохнув, насколько это было возможно прижатой к полу грудью, Костя почувствовал знакомый, сладковатый, но в то же время неприятный запах гниения. Как в детстве, когда он с пацанами лазил по подвалам своего двора и, то и дело, натыкался на дохлых крыс, кошек, а если «совсем повезёт», то мёртвых БОМЖей4. Нос сильно кольнуло. Боль отдалась в голове и, пульсируя, спустилась вниз, завернув за спину, где эхом отозвалась новым, более болезненным спазмом. Стало мутить.

– Ганж, – тихо и сипло позвал он, но ответа не последовало.

Кое – как повернув голову, он нащупал сломанный, на левую сторону, нос, освобождённой рукой. Снова кольнуло и, снова боль пробежалась по его телу и вернулась обратно. Несколько раз сжал и разжал кулак, восстанавливая кровообращение, пошарился рядом, насколько это позволяло пространство. Спустя несколько секунд, он наткнулся на что – то овальное, твёрдое и очень холодное на ощупь.

Некоторое время, рука возилась взад-вперёд, изучая найденное, а затем Костя замер, оцепенел, и в ужасе её отдёрнул, чтобы зажать рот, сдерживая рвоту.

– Нога! – все тело свела судорога. – Твою мать, нога! – Костя упёрся рукой в пол, пытаясь отодвинуться. Голову он отвернул в обратную сторону и часто задышал. Заработал печами, выдернул вторую, слегка побаливающую, руку, упёрся ею в пол, она хрустнула. Глаза затянула дымка, он чувствовал, как сходит с ума, но старался, как мог старался, держать себя в руках. Тяжесть, прижимавшая его к полу, одержала верх. Костя рухнул на фанеру, но лишь для того, чтобы снова, но уже в начинающейся истерике, забить ногами и руками, забить ими с новой силой. Работать плечами и спиной, насколько это позволяла потеря крови. Стараться. Сражаться. Не сдаваться.

Стало свободней. Ненамного, но все же. Обессиленный, он замер лёжа на фанере, но уже дышал полной грудью. Пошевелил ногами, осмотрел, хотя осмотром это можно было назвать с натяжкой, повреждённую руку. Вывиха не было. Рука была в порядке. Странно. Странно, но хорошо. Не больно. Нужно выбираться. Нужно бороться.

Собрав все оставшиеся силы, он снова упёр руки в неприятный шершавый пол, пытаясь встать. Тело заныло. Слегка приподнявшись, на несколько сантиметров, он рухнул обратно, вдавливаемый тяжёлым грузом. Снова подъем. Силы уходили. Спину снова кольнуло, снова болезненный маршрут до головы. Снова, снова, снова.

Он поморщился, от боли и вони. Упёрся руками в пол. Поднялся чуть выше. Ещё выше. Ещё немного. Слабый ветерок. Поднял голову. Свет. Солнечный лучик проскочил по его лбу и спрятался в темноте. Руки дико тряслись. Дико трясло всё тело. Трясло и ныло. Силы кончались. Скорее совсем не было. Костя повалился обратно.

Что – то коснулось его затылка. Он немощно вздрогнул и слабо мотнул головой, как мог повернулся и, небрежно, закинул руку за спину, которая, наткнулась на мертвецки холодную и окоченевшую ладонь. В ужасе Костя отдёрнул руку обратно, и вжался в фанеру.

Так он пролежал несколько минут, собираясь с мыслями и не соображая, как поступить. Животный ужас полностью парализовал его тело. Мысли провалились в бездонную пропасть, не желая предпринимать попытки подняться с потемневшей, из—за первобытного страха, глубины сознания. Медленно он впадал в безумие, хотя абсолютно не понимал, что есть само безумие на самом деле. Хотелось биться в истерике, рыдать, кричать, звать на помощь. Делать всё это хотелось одновременно, лишь бы только происходящее закончилось. Закончился весь этот ад…

Внезапно в голове промелькнула мысль о смерти.

«Свернуть себе шею? Зажать переломанный нос и задохнуться? Нет!» – Он и так тут помрёт. Он помрёт от этого запаха, от удушья или нехватки воздуха.

Нет! Он так не хочет. Не на это он рассчитывал. Стоп! Темнота расступилась. Но не вокруг.

Абсолютно осознанно, он пялился в чью-то мёртвую задницу даже не замечая этого. Настолько сознание было затуманено ужасом происходящего. Глубоко вдохнув ртом царивший вокруг смрад и, едва успев отвернуть голову от части тела мёртвого человека, его стошнило. Стало легче. Мысли возвращались, поднимались из глубины. Теперь, практически ясно и трезво, Костя оценил ситуацию. Кое – как, смахнул с лица ледяной пот и снова стал шарить руками вокруг. Сплошной холод. Мёртвый. Бездушный. Резкая боль в спине окончательно вернула его в реальность, но верить в эту реальность он совсем не хотел. Снова упёрся руками. Снова приподнялся. Тяжело. Нужно отдохнуть. Лёг обратно. Так легче, проще.

«Может это и было безумие?» – его мысли разваливались, – «повторение одного и того же, раз за разом».

Сверху что – то съехало в сторону и, спустя мгновение, рядом с Костяном шлёпнулась человеческая кисть с обручальным кольцом на пальце. Костя лежал на шершавой поверхности, разглядывая, пустыми глазами, украшение на посиневшей фаланге. К такому привыкнуть было невозможно. Темнота сознания взялась за похищение мыслей. Он собрался. Перестал думать. Слезы. Снова боль в спине. Снова шарит руками. Но уже как – то обречённо, бессмысленно.

– Костян! – просипело рядом, – ты что? Сдаться решил? – голос прозвучал, будто со стороны, но будто был его, – не сдавайся, – Костя приподнял голову готовый поклясться, что не произносил ни слова, попросту не хватало сил. – Ну ты даёшь, – в сиплом голосе, таком похожем на его собственный, прозвучали нотки сарказма, – решил «лишним» стать чтоль? – Костян нахмурился. Что это за голос? Или галлюцинации, как признак того, что он на самом деле сошёл с ума? Закрыл глаза. – Эээ нет, так не пойдёт, – голос стал твёрже и звучал вокруг, – узри, – прошептали на ухо, – Костян вздрогнул и распахнул глаза…

…практически в упор, на него смотрело сморщенное лицо старика с седыми усами и бровями. Глаза крест-накрест были зашиты толстыми кожаными ремнями, небрежно убранными в ямки, наполовину сгнившего носа. Костян снова оцепенел.

– Ну чего? – заговорило лицо, не шевелящимися губами, – чего уставился? – остатки ноздрей дёрнулись.

– Сам же сказал глаза открыть, – не думая выпалил Костя.

– «Лишним» лишние не нужны, – Костя нахмурился, не понимая, что несёт голова старика, – у нас всё под счёт, – голова чуть склонилась набок, – если станешь «лишним» ты, то придётся двигаться нам и кто – то, никогда не станет «нужным», – надув щеки он кашлянул, не открывая рта. Костя поморщился. – Так что ты «лишний» тут, среди «лишних».

– Кто такие «лишние»? – задал единственный, который пришёл в голову, вопрос Костя.

– Мы! – сразу ответил старик и окинул незрячими глазами вокруг, повторяя взгляд движением головы, – «лишние» это мы, поэтому… Чуть ниже лица показалась синюшная рука, точнее кисть, кисть с обручальным кольцом, – тебе придётся покинуть нас. Ты не достоин, быть «лишним», – рука поманила к себе, Костя протянул свою в ответ… Ухватился за кисть, но та исчезла, растворилась, утекла сквозь пальцы, утекла, будто вода…

И тут Костя понял, до него дошло, что весь этот груз, который давил на него своей огромной массой, не что иное, как гора мертвецов, гора трупов, «лишних», уже успевших остыть и, кое-где, окоченеть. А само двигающееся место, в котором он очнулся, не что иное, как их перевозивший специальный транспорт, по-простому, труповозка.

Примечания