Апрель, которого не было

– Ваше Величество… Генерал Радко-Дмитриев докладывает… Армия держится стойко. Волнения в тылу? Есть, но… но фронт крепок! Солдаты исполняют долг! Он… он заверяет в верности Вашему Величеству и готовности сражаться! – Рузский отшатнулся, будто от удара. Его лицо исказилось. «Он лжет!» – кричал его взгляд. Но Влад уже знал. Один генерал не предал. Значит, могли и другие. Он повернулся к Рузскому, и в его глазах вспыхнула нечеловеческая решимость:

– Генерал. Ваши действия? – Рузский молчал, Щеглов стоял у окна вагона, прижав лоб к холодному стеклу. В темноте за станцией маячили силуэты казачьих патрулей – верных пока, но растерянных. Рузский молчал.

– Они должны быть уже близко, Ваше Величество, – прошептал поручик, нарушая субординацию и не отрывая взгляда от путей, уходящих на юг, в сторону Дно. Влад-Николай сидел в кресле у потухшего камина, пальцы медленно водили по рукояти маузера. Тяжелый холод металла успокаивал.

– Пусть едут, поручик, – ответил он тихо, но так, что слова прозвучали отчетливо во внезапной тишине вагона. Рузский и Данилов замерли у карты, – пусть привезут свой манифест.

Он поднял глаза. В тусклом свете керосиновой лампы его взгляд был подобен камню:

– Мы их дождемся, – эти слова повисли в воздухе, наполненном запахом масла, пороха и страха, – или… Рузский попытался что-то сказать, но Влад лишь показал ладонью: «Молчи» Они все поняли. Император не бежал. Он ждал. Ждал своих палачей.

Телеграфный аппарат застрекотал снова – коротко, отрывисто. Данилов бросился к нему, срывая ленту:

– Ваше Величество! Срочно! От коменданта станции Дно! – Его голос сорвался, – Поезд Гучкова и Шульгина… он прошел Дно без остановки! Минуту назад! – Рузский резко выпрямился, в его глазах вспыхнула дикая смесь надежды и ужаса.

– Значит… они будут здесь через…

– Через час. Может, меньше, – перебил Влад, вставая. Сапоги глухо стукнули по деревянному полу. Он подошел к карте, его палец резко ткнул в крошечную точку Пскова.

«Здесь», – потом провел линию к красным флажкам фронта, и здесь – армия, которая еще держится, – он повернулся к Рузскому:

– Генерал. Ваш последний шанс. Отдайте приказ: любой ценой восстановить связь со Ставкой в Могилеве. Не с Алексеевым – с адъютантами, с кем угодно, кто еще верен присяге. Передайте мои слова: «Держитесь. Я жив. Царь с вами».

Рузский замер, будто парализованный. Его взгляд метнулся к Данилову, к Щеглову, к запертой двери вагона. Он видел гибель. Влад шагнул к нему вплотную:

– Или, – его голос стал ледяным шепотом, рука легла на маузер, – я найду генерала, который это сделает. Здесь. Сейчас.

Щеглов рванулся вперед, сабля звякнула о портупею:

– Я передам, Ваше Величество! Через цепи связи фронта! Минуя…

– Молчи, поручик! – рявкнул Рузский, внезапно обретая голос. Страх в его глазах сменился яростной решимостью обреченного. Он понял: колесо провернулось. Император не сломлен. Значит, колесо либо сокрушит заговор, либо их всех. – Данилов! К аппарату! Шифром «Молния» – немедленно в Ставку, на имя дежурного флигель-адъютанта! Текст: «Государь Император повелевает: Ставке держаться. Связь с фронтами восстановить любой ценой. Царь с вами. Повторить всем командующим армиями и корпусам». Подпись: Рузский. Исполнено. – Его голос, хриплый от напряжения, резал воздух. Данилов бросился к ключу, пальцы застучали с бешеной скоростью. Щелчки телеграфа звучали как пулеметные очереди.

Влад кивнул, не отводя взгляда от Рузского. В глазах генерала бушевала война – страх перед мятежниками боролся с древним инстинктом повиновения Короне:

– Хорошо, генерал, – сказал Влад тихо, – теперь – охрана. Ваши казаки на перроне. Они верны? Рузский сглотнул:

– Пока… пока приказы здесь не противоречат приказам из ставки…

– Значит, противоречия быть не должно, – отрезал Влад. Он повернулся к Щеглову:

– Поручик. Возьмите десяток самых надежных. Закройте все подходы к царскому вагону. Никого без моего личного приказа. Особенно – депутатов, – Щеглов вытянулся:

– Слушаюсь, Ваше Величество! – он бросился к выходу, распахивая дверь. На мгновение ворвался холодный ночной воздух и гул голосов с перрона, затем дверь захлопнулась.

Оставшись с Рузским и Даниловым, Влад подошел к столу, уставленному телеграфными аппаратами. Их стрекот был нервным, прерывистым – словно пульс умирающей империи. Он взял одну из лент. Сообщение от Родзянко: «…Положение критическое. Только немедленное отречение спасет династию…» Холодная усмешка тронула губы Влада. «Спасет для могилы в Петропавловке или подвала в Ипатьевском доме?» Он бросил ленту обратно:

– Генерал Данилов, – его голос был спокоен, но резал как лезвие, – все входящие телеграммы – только мне. Никаких ответов без моего ведома. Особенно – Алексееву и Родзянко. Понятно? Данилов кивнул, лицо серое от напряжения:

– Так точно, Ваше Величество!

Щеглов вернулся, доложив коротко:

– Казаки заняли позиции. Вагон оцеплен. Никто не пройдет, – его глаза горели фанатичной преданностью. Влад кивнул:

– Отлично, поручик. Теперь – ваша самая важная задача. Найти среди охраны человека, который знает станцию Дно. Точное расположение стрелок перед въездом на главный путь. Щеглов удивленно поднял бровь, но не задал вопросов.

– Слушаюсь! – и снова исчез в ночи. Рузский наблюдал за этим молча, его пальцы бессознательно мяли край мундира. Он понимал: Император готовит ловушку. Для посланцев Думы. Страх смешивался с жгучим любопытством.

Телеграф застрекотал снова. Данилов схватил ленту, лицо исказилось:

– Ваше Величество… Из Ставки… Генерал Алексеев… – он замолчал, не решаясь прочесть. Влад протянул руку:

– Давайте, – текст был лаконичен и леденящ:

«Положение безвыходное. Отречение – единственный путь предотвратить гражданскую войну и спасти армию от развала. Умоляю Ваше Величество принять решение до прибытия депутатов.

Генерал Алексеев.»

Рузский не выдержал:

– Он прав! Они уже в пути! Через полчаса они будут здесь! – его голос сорвался на визгливую ноту. Влад медленно разорвал телеграмму. Клочки бумаги упали к его ногам:

– Генерал Алексеев, – произнес он четко, глядя в упор на Рузского, – изменник. Как и те, кто его слушает. Вы все еще сомневаетесь? Он не ждал ответа. Его взгляд был приговором.

Щеглов ворвался в вагон, запыхавшись:

– Нашел, Ваше Величество! Старший стрелочник Павел. Знает каждую шпалу до Дно! – за ним робко вошел коренастый мужчина в замасленной робе, шапка в руках. Глаза бегали по роскоши царского вагона, полные животного страха. Влад подошел к нему, отбросив величие:

– Павел? Спасибо, что пришел. Ты знаешь стрелку перед семафором у въезда на главный путь со станции Дно? – Павел кивнул, не поднимая глаз.

– Знаю-с… Ваше Величество.

– Хорошо. Там есть ручной привод? Рычаг?

– Есть-с… Стальной, тяжеленный…

– Отлично, – Влад обернулся к Щеглову:

– Поручик. Возьми Павла и пятерых самых верных казаков. Идите туда немедленно. Когда поезд депутатов подойдет к семафору – переведите стрелку. На запасной путь. Тупик. Щеглов остолбенел. Рузский ахнул:

– Ваше Величество! Это… это же…!

– Арест, – закончил за него Влад холодно, – не пустить их к вокзалу. Изолировать в тупике. Без связи. До утра. Понял, поручик? – Щеглов выпрямился, лицо окаменело от решимости.

– Понял, Ваше Величество! – Он схватил ошеломленного Павла за рукав и вытащил из вагона.

Влад прошелся к двери, ведущей в соседний вагон-канцелярию. За дверью слышался приглушенный стук машинок и нервный шепот адъютантов. Он остановился, спиной к Рузскому и Данилову:

– Я принял решение, – фраза повисла в воздухе, тяжелая и окончательная. Рузский сделал шаг вперед, надежда вспыхнула в его глазах – согласие на манифест?

– Идем обратно в Могилев. – Генерал замер, его лицо исказилось от неподдельного изумления.

– В Могилев? Ваше Величество, но путь… связь… Ставка… – он запнулся, понимая, что его прежние вопли о прерванной связи теперь звучали как жалкое вранье.

– Там я свое решение озвучу, – продолжил император, не оборачиваясь, голос ровный и твердый, – в Ставке, среди офицеров Генштаба, а не здесь, где воздух пропитан трусостью и предательством. – Он подчеркнул последние слова, медленно поворачиваясь и глядя прямо в глаза Рузскому. Генерал побледнел, будто его ударили.

– Но… но Временный комитет требует ответа немедленно! Они не станут ждать…

– Пусть требуют, – отрезал Влад-Николай, его голос обрел стальную твердость, режущую тишину вагона. – Я – Император Всероссийский. Я не отчитываюсь перед мятежниками. И не принимаю ультиматумов от собственных генералов, – он резко повернулся к Данилову, стоявшему как статуя у телеграфа:

– Генерал, немедленно отдайте приказ начальнику поезда. Готовить состав к немедленному отправлению. Маршрут: Могилев. Через Дно и далее по основному ходу, – Данилов метнул растерянный, почти умоляющий взгляд на Рузского, но, не встретив ничего, кроме ошеломленной растерянности, лишь резко кивнул:

– Слушаюсь, Ваше Величество! – и бросился к выходу, распахивая дверь. Холодный ветер ворвался в вагон, смешавшись с запахом вагона.

– А вы, генерал Рузский, – император шагнул к нему вплотную, его рост внезапно казался подавляющим в тесном пространстве, – остаетесь здесь. Обеспечьте безопасность следования моего поезда на участке вашего фронта, он сделал микроскопическую паузу, давая словам осесть, как камням, – если хоть один рельс окажется поврежден, если будет хоть одна попытка задержать состав – вся ответственность ляжет на вас лично. И я буду суров. – В его глазах, впервые за этот адский вечер, горело нечто невыносимо ясное и страшное – не усталая покорность сломленного Николая, а холодная, хищная решимость. Рузский инстинктивно вытянулся по стойке «смирно», рука дрогнула у козырька. Этот взгляд не оставлял места для предательства.

Снаружи загрохотали сапоги по перрону, послышались резкие команды Щеглова и лязг винтовок. Царский поезд оживал – зашипел пар, заскрежетали тормоза, готовые отпустить. Влад подошел к окну, отдернул тяжелую портьеру. В тусклом свете станционных фонарей он увидел Щеглова, отдающего последние распоряжения казакам у головного вагона. Поручик обернулся, его взгляд встретился с царским через стекло. Влад кивнул – коротко, одобрительно. Щеглов вытянулся в идеальном салюте, его молодое, изможденная лицо светилось фанатичной преданностью. «Один верный», – подумал Влад. «Но и одного достаточно для начала…»

***

Резкий, пронзительный свист паровоза разрезал ночь. Состав дернулся вперед – сначала плавно, потом с нарастающим грохотом колес. Легкий толчок заставил Влада шатнуться; он ухватился за массивную ручку кресла. Рузский, стоявший у двери, инстинктивно схватился за косяк, его лицо было пепельно-серым:

– Мы… мы едем? – голос генерала дрогнул, смешав неверие с животным страхом перед тем, что ждет его здесь, брошенного. Влад не обернулся, глядя на уплывающую назад платформу, на мелькающие в темноте растерянные лица солдат охраны.

– Да, генерал. В Могилев. А вы – остаетесь здесь, – он сделал паузу, позволяя грохоту колес подчеркнуть его слова, – и помните о вашей задаче. Целостность пути. До границы вашего фронта, – последняя фраза прозвучала как ледяная угроза.

Вагон качался на стыках рельсов. Влад опустился в кресло напротив телеграфа. Данилов замер у аппарата, его пальцы нервно перебирали телеграфную ленту:

– Ваше Величество… телеграммы… -они продолжают идти… —он протянул дрожащую руку с очередной лентой.

Родзянко:

«…Ваше упорство ведет к катастрофе! Требуем немедленного ответа!»

Алексеев:

«…Умоляю, остановите поезд! Бегство спровоцирует хаос!»

Влад взял ленты, не глядя. Его движения были медленными, почти ритуальными. Он сложил их аккуратно, поднес к масляной лампе, висящей над столом. Язычок пламени лизнул бумагу. Оранжевый свет заплясал на его неподвижном лице, отразился в холодных глазах. Тонкий пепел закружился в воздухе:

– Больше такое не докладывать, – сказал он тихо, но так, что слова прозвучали отчетливо сквозь стук колес, – до Могилева.

Он подошел к столу с телеграфными аппаратами. Щеглов лихорадочно передавал его приказ на Вырицу – следующую станцию, где должны были сменить паровоз. Операторы замерли, их глаза бегали от царя к поручику. Влад схватил чистый телеграфный бланк. Его рука, чужая, но послушная, выводила размашистые, резкие буквы:

«Телеграмма. В Ставку Верховного Главнокомандующего, Могилев. Лично генералу Алексееву. Текст: «Прибываю в Могилев. Созываю экстренное совещание высшего командного состава на 10 часов утра. Требую немедленного присутствия генералов Духонина, Деникина, Корнилова, Ратиева…», – он сделал паузу, вспоминая имена из учебников истории, из споров с друзьями в питерской кухне. Кто был верен? Кто колебался? «Духонин – начальник штаба Ставки после Алексеева. Деникин – командарм, упрямый, честный солдат. Корнилов – будущий командующий Петроградским округом, но где он сейчас? На юго-западном фронте?».

– Генерал Корнилов командующий 8-й армией? – резко спросил он Данилова. Тот кивнул, пораженный точностью вопроса… «и генерала Корнилова,» – дописал Влад. Подпись: Николай. Он протянул бланк Щеглову:

– Передать немедленно и шифром. Приоритет – высший, – Щеглов бросился к аппарату. Ключ застрекотал с лихорадочной скоростью.

Вагон, качаясь двигался в ночь, вперед. Влад схватился за спинку кресла. За окном скрылись огни псковского вокзала, застывшие фигуры казаков на перроне, бледное лицо Рузского, стоящего неподвижно, как статуя, с рукой, замерзшей в недоконченном салюте.

Щеглов вбежал в салон, запыхавшийся:

– Отправлены, Ваше Величество! Телеграмма в Ставку и приказ на Вырицу! – его глаза горели, – паровозная бригада – наши. Старший машинист Семенов, орденоносец. Клялся жизнью довести состав, – Влад кивнул, не отрывая взгляда от окна. Темнота окончательно поглотила Псков. Остались только ритмичный стук колес, треск угля в топке да густой запах масла и дыма, проникающий сквозь щели. Он чувствовал, как напряжение последних часов медленно, мучительно спадает, сменяясь ледяной ясностью. Они движутся. Сквозь ночь. Сквозь мятеж.

Телеграфный аппарат за стеной внезапно взорвался бешеным треском. Данилов вскочил, схватил ленту. Лицо его исказилось:

– Ваше Величество… Это… это Ставка! Генерал Алексеев… – он протянул ленту дрожащей рукой. Текст бился в глазах Влада: «Ваше Величество! Ваше решение катастрофично! Возвращайтесь немедленно или отмените приказ о совещании! Движение поезда провоцирует панику в Петрограде и среди войск! Умоляю…» Бумага хрустнула в сжатом кулаке Влада. Он подошел к масляной лампе. Огонь лизал телеграмму, пожирая панические слова Алексеева. Пепел закружился в душном воздухе вагона:

– Больше не докладывать о панике Ставки, – произнес он тихо, но так, что Щеглов и Данилов замерли, – до Могилева мы глухи.

Состав резко качнулся, замедляя ход. За окном проплыли тусклые огни маленькой станции.

«Дно,» – пробормотал Щеглов, прильнув к стеклу. На перроне маячили фигуры в шинелях – не просто железнодорожники. Офицерские погоны. Влад встал.

– Поручик. Ваши казаки у выходов? – Щеглов кивнул, рука лежала на кобуре нагана, – так точно. Шесть человек. Приказано стрелять при малейшей угрозе. Поезд остановился с шипением пара. Дверь вагона распахнулась. В проеме стоял высокий полковник с нервным лицом, за ним – группа солдат с нерешительными лицами:

– Ваше Величество! Полковник Лебедев, комендант станции! Приказ из Петрограда… Приказ Временного комитета… Вам надлежит… – его голос дрогнул под ледяным взглядом императора.

Влад шагнул вперед, блокируя проход. Его голос резал тишину, как нож:

– Полковник. Вы видите погоны на моих плечах? – Он указал на собственные золотые аксельбанты и орден Святого Георгия, – вы видите корону на моей фуражке? – Полковник побледнел.

– Вижу, Ваше Величество, но…

– Нет «но»! – отрезал Влад. – я – ваш Верховный Главнокомандующий. Ваша присяга дана мне. А не мятежникам в Таврическом дворце, – он сделал шаг навстречу, заставляя полковника отступить на перрон. Солдаты за ним зашевелились.

– Эти люди, – Влад указал на казаков Щеглова, чьи винтовки были наготове, – готовы выполнить мой приказ. А вы, полковник? Готовы ли вы поднять руку на своего Императора? Тишина повисла тяжелым свинцом. Казалось, слышно, как стучит сердце полковника. Он опустил глаза:

– Н.… нет, Ваше Величество. Не готов.

– Тогда исполняйте МОЙ приказ! – бросил Влад. – Немедленно сменить паровозную бригаду на проверенных людей. Обеспечить углем и водой. И очистить путь до Руссы. Никаких задержек, – полковник вытянулся в струнку.

– Слушаюсь, Ваше Величество! – Он резко развернулся, отдавая команды солдатам. Угроза миновала.

Вернувшись в вагон, Влад увидел Данилова, бледного как полотно, державшего новую телеграмму:

– Ваше Величество… Из Петрограда… Родзянко… Он объявил…

Влад выхватил листок. Крупные, истеричные буквы: «БЕГСТВО ЦАРЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВО! ВСЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ЗАПРЕЩАЮТ ПРОПУСК ЦАРСКОГО ПОЕЗДА! ВОЙСКАМ ПРИКАЗАНО ОСТАНОВИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ! КОМИТЕТ СПАСЕНИЯ РОДИНЫ».

Влад усмехнулся – коротко, без юмора:

– Спасители. С топором у горла России, – он подошел к окну. На перроне кипела работа под надзором Щеглова. Полковник Лебедев лично проверял сцепку нового паровоза. «Один шаг,» подумал Влад. «Сколько еще таких шагов до Могилева?»

Телеграф за стеной застрекотал снова – настойчиво, тревожно. Данилов не двигался, глядя на царя. Влад кивнул. Лента была от генерала Радко-Дмитриева с Юго-Западного фронта:

«Ваше Величество! Армии фронта стоят твердо! Дух крепок! Молю Бога о Вашем благополучном прибытии в Ставку. Преданность наша безгранична. Генерал Радко-Дмитриев.»

Влад сжал ленту. Камень с души. Один фронт держится. Он протянул ее Щеглову, вернувшемуся в вагон:

– Огласить это всем в поезде. От машинного до последнего вагона охраны, – Щеглов прочитал, его глаза загорелись.

– Да, Ваше Величество! – Он выскочил на перрон, его голос, звенящий от волнения, перекрыл шум пара: «Слушайте все! Весть с фронта! Верность присяге! Генерал Радко-Дмитриев шлет…»

Пока Щеглов зачитывал телеграмму солдатам и машинистам, Влад подошел к карте, развернутой на столе. Его палец скользнул по линии от Дна на юг, к Невелю, затем на восток – к Витебску и Могилеву.

– Данилов, – сказал он резко, – Родзянко приказал войскам останавливать нас. Где их части надежнее? Где мятеж глубже? – Генерал, все еще бледный, подошел:

– Наиболее ненадежны… гарнизоны крупных узловых станций, Ваше Величество. Великие Луки… Витебск… Там сильны Советы солдатских депутатов, – его палец дрогнул над Витебском. – А вот здесь… – он ткнул в точку между Невелем и Городком, – станция Забелье. Малая. Там стоит батальон 56-го пехотного запасного полка. Командир… подполковник Крылов. Старой закалки. Верный.

Влад запомнил имя и место:

– Телеграмма Крылову. Лично. От меня. Текст: «Обеспечить беспрепятственный проход императорского поезда через Забелье. Приготовить смену паровозной бригады из надежных людей. Ответить немедленно.» Шифром. Высший приоритет, – Данилов бросился к аппарату.

Телеграфный ключ ожил. Щеглов вернулся, его лицо светилось от веры, зажженной вестью Радко-Дмитриева:

– Ваше Величество, люди… они готовы идти хоть в ад! Паровозная бригада – ветераны, орденоносцы! – Влад кивнул, глядя в окно. Поезд тронулся плавно, набирая ход. Огни Дна остались позади, поглощенные ночной мглой. Ритм колес ускорился, сливаясь с треском телеграфа за стеной. Ответ пришел быстро. Лента была короткой: «Подполковник Крылов. Забелье. Ваше Императорское Величество! Приказ будет исполнен. Батальон к Вашим услугам. Преданность и верность.» Влад позволил себе мимолетный вздох облегчения. Еще одна точка опоры. Маленькая, но реальная…

Данилов стоял у карты, его палец нервно скользил по маршруту:

– Следующая крупная станция – Великие Луки, Ваше Величество. Там… там гарнизон ненадежен. Советы сильны, – он указал на городок, словно ожидая увидеть там уже баррикады. Влад подошел, изучая извивы железной дороги.

– Объехать нельзя? – спросил он резко. Данилов покачал головой.

– Нет прямого пути в обход. Только через них.

Гул колес заполнил паузу. Влад ощущал тяжесть взглядов – Щеглова, Данилова, телеграфистов. Ожидание приказа. Ждать – значит дать Родзянко время стянуть силы. Прорываться силой – рискнуть всем в кровавой схватке на перроне. Его взгляд упал на телеграфный аппарат. Идея родилась внезапно, острая, как клинок:

– Телеграмма, – приказал он, -в штаб Северного фронта. Рузскому. Лично. Текст: «Генерал Рузский. Немедленно передать в гарнизон Великих Лук от моего имени: императорский поезд проследует транзитом без остановки. Любая попытка задержки или осмотра будет расценена как государственная измена и мятеж. Виновные понесут высшую меру по законам военного времени. Подпись: Николай.» – Щеглов записывал, его глаза горели. – И второе, – добавил Влад, глядя в темное окно, где мелькали редкие огоньки деревень, – телеграмма в Ставку. Алексееву. Текст: «Генерал. Ожидаю вас с докладом о положении на фронтах в Могилеве к моему прибытию. Все распоряжения Временного комитета о задержке поезда считать недействительными и преступными. Предупреждаю: саботаж приказов Верховного Главнокомандующего есть измена. Николай.» – Он обернулся. – Передать немедленно. Шифром. Высший приоритет.

Телеграфные ключи застрекотали, разнося волю императора по проводам. Влад сел в кресло, закрыв глаза. Усталость накатывала волной, но внутри бушевала ярость. «Рузский получит приказ. Испугается ли он его передать? Алексеев… почувствует ли он дрожь в коленях?» Он вспомнил холодные глаза Рузского в Пскове, его настойчивое давление на отречение. Предатель. Но сейчас его имя – единственный щит перед гарнизоном Великих Лук. Игра в блеф. Влад открыл глаза. Щеглов стоял навытяжку:

– Отправлено, Ваше Величество. Обе, Влад кивнул.

– Приготовить людей у выходов. Патроны в магазинах. Без команды не стрелять.

– Так точно! – Щеглов щелкнул каблуками и вышел, отдавая приказы казакам в тамбуре. Гул их голосов смешался с гулом колес.

Поезд несся сквозь ночь, ритм ускорялся. За окном мелькали редкие огоньки деревень, тонущие в чернильной темноте. Данилов нервно перебирал свежие ленты телеграфа. Молчание. Ни ответа от Рузского, ни от Алексеева. Только тревожная тишина эфира. Влад подошел к окну, вглядываясь в мрак. Где-то там, впереди, лежали Великие Луки. Ловушка. Он чувствовал, как напряжены нервы у всех в вагоне. Даже стук колес звучал громче, угрожающе. Внезапно телеграф ожил короткой серией точек и тире. Данилов бросился к аппарату, лицо напряжено. Он сорвал ленту, глаза пробежали по тексту:

– Ваше Величество! Из Великих Лук! Комендант станции… капитан Сорокин3! – Он протянул ленту. Текст был лаконичен и леденил кровь: «Ваше Величество. Гарнизон взбунтовался. Солдатский комитет захватил оружейный склад. Контроль над станцией утрачен. Силы мятежников – до роты. Советую обход. Капитан Сорокин.»

Влад сжал бумагу. Родзянко не блефовал. Он посмотрел на карту. Обход? Через непроходимые леса и болота? Мираж. Путь один – сквозь Великие Луки. Сквозь мятеж:

– Ответить Сорокину, – приказал он твердым голосом. Текст: «Держись, капитан. Поезд идет. Приготовься встретить нас у южной стрелки.» Данилов побледнел еще больше:

– Ваше Величество… сила…

– Сила – в законе и воле! – отрезал Влад. Он повернулся к Щеглову:

– Поручик. Ваши казаки готовы? – Щеглов вытянулся.

– Так точно, готовы! Двадцать человек. Патроны снаряжены, – его глаза горели фанатичной преданностью, – прикажете пробиваться? Влад покачал головой:

– Нет. Мы проедем. На полном ходу. Без остановки, он указал на окно, где уже угадывались первые тусклые огни предместий Великих Лук. – Казаки – у окон. Без команды – пальба в воздух. Только если поезду угрожают напрямую. – Щеглов щелкнул каблуками:

– Слушаюсь! – и бросился к тамбуру, отдавая приказы. В вагоне зазвенели затворы винтовок.

Поезд замедлялся перед станцией. Сквозь стекла виднелись хаотичные тени с факелами, груда шпал и мешки с песком, перегораживающие пути. Крики сливались в угрожающий гул:

– Ваше Величество… – начал Данилов, но Влад резко поднял руку. Он стоял у открытого окна, лицо каменное, фуражка с кокардой плотно надвинута. Холодный ветер бил в лицо, неся запах дыма и человеческой злобы.

– Машинисту – полный вперед! – крикнул он Щеглову. Тот передал приказ в тамбур. Гудок паровоза прорезал ночь – долгий, предупреждающий, полный безумной решимости. Состав дернулся, набирая скорость.

Казаки встали у окон, с винтовками наготове. Щеглов рядом с императором, его пальцы белели на рукояти шашки. Поезд рванул вперед, набирая скорость. Толпа на перроне взревела. Камни забарабанили по вагону.