Два призрака во мгле

«Кристина Зайкова», – прочитал он на бейджике, прикрепленном к лацкану ее пиджака. Буквы были выдавлены на матовом пластике четким шрифтом. Его губы непроизвольно повторили имя беззвучно. Оно показалось ему одновременно звонким и странно тяжелым, словно обладало собственным весом. Зайкова. Змеиное шипение в начале и мягкий, почти нежный ударный слог в конце. Он поднял взгляд обратно на ее лицо. Она все еще смотрела на него с тем же спокойным любопытством. Казалось, она ожидала чего-то большего, чем простое прочтение имени – возможно, комментария, шутки или немедленного вопроса о машине. Но он молчал, завороженный этой внезапной близостью и тем, как ее аромат – тот самый цветочный с ноткой кожи – смешивался с запахом новенького салона и его собственной куртки. Он уловил еще одну ноту – тонкую, сладковатую, возможно, дорогой парфюм или шампунь. Она стояла так уверенно, так неприступно элегантно в своем сером жакете и на высоких каблуках, что его собственная неподготовленность к этому столкновению ощущалась физически – старая водолазка под курткой, усталость в позе, мозоли на пальцах.

– Наверное, пока ничем… просто смотрю на новую машину, – выдохнул он наконец. Голос прозвучал глухо, как будто сдавленный мягкой кожаной обивкой салона. Он даже не попытался добавить энтузиазма или интереса покупателя. Слова повисли в воздухе между ними – усталые, немного равнодушные, откровенно честные в своей бесцельности. Он чувствовал себя глубоко не в своей тарелке в этой роскошной обстановке, словно школьник, забравшийся на трон в музее. Он сам в этот момент не понимал, чего хочет: раствориться ли в этом запахе новой кожи и пластика, хоть на минуту почувствовать себя хозяином этой чужой жизни в сверкающем салоне и роскошном автомобиле? Или просто исчезнуть обратно в туман и старый «ХБМ»? Его взгляд невольно скользнул по ее фигуре – тонкая талия, плавная линия бедер под юбкой карандашом, безупречная осанка. Он заставил себя поднять глаза обратно к ее лицу, ощущая легкий прилив тепла к щекам.

«Она разглядывает меня, как экспонат в витрине», – подумал Дмитрий с внезапной остротой. Ее серо-голубые глаза не изучали его с презрением или жалостью – нет, это был взгляд человека, привыкшего классифицировать и оценивать. Он чувствовал себя так же нелепо и неприкаянно, как старый грязный самовар, неожиданно выставленный напоказ среди хрустальных люстр и антикварной мебели в музее – нежеланный артефакт из другого времени. Этот спокойный, отстраненный взгляд словно сканировал его куртку, морщинки у глаз, чуть неуклюжую посадку в дорогом кресле внедорожника. Он представил, как она видит его внутреннюю усталость – ту самую тяжесть, которую он носил годами, как привычный рюкзак. Ее молчание было неловким, но не неловким для нее. Она просто ждала его реакции на ее вопрос. Она словно изучала его реакцию на внезапное появление незнакомого человека рядом с ним в салоне роскошного автомобиля.

– Нравится машина, – она наклонилась к нему чуть ближе, нарушая ту дистанцию, что держала секунду назад. Ее тонкая рука с безупречным маникюром легла на спинку пассажирского сиденья рядом с его плечом. И в этот момент ее грудь, великолепная и упругая под тонкой шелковистой блузкой серого костюма, едва коснулась его предплечья, лежащего на руле. Контакт был мимолетным, почти случайным, но ощутимым – теплое, мягкое давление, исчезнувшее так же быстро, как возникло. Она указывала аккуратной кистью на мультимедийный экран на центральной консоли, – эта модель довольно популярна среди клиентов, ценящих комфорт и надежность, – сказала она голосом, похожим на песню сирены – низким, бархатистым, чуть с хрипотцой на последних слогах.

Аромат ландышей и пионов смешался с запахом ее кожи и дорогого парфюма, став осязаемым облаком между ними. Он вдохнул этот запах глубоко, почти неосознанно, чувствуя, как он перекрывает запах своей куртки и пыли офиса.

– Не хотите ли ощутить ее на дороге? Взять на тест-драйв? – Она улыбнулась: уголки ее губ приподнялись в легком, но не лишенном тепла изгибе, и вы знаете, у нас прямо сейчас акция! Первый тест-драйв – бесплатный для новых клиентов. Ее взгляд – острый и внимательный – скользнул по его лицу, как будто она сканировала каждую морщинку вокруг глаз каждую микроскопическую реакцию его зрачков или мышц щеки под кожей лица Дмитрия. Она знала свое дело – он понял это почти мгновенно – она знает, как продавать не только машины, но и обещания чего-то большего. Он почувствовал себя одновременно привлеченным и пойманным в ловушку своими собственными противоречивыми импульсами.

Дмитрий почувствовал внезапный прилив тепла к щекам и шее – стыдливая реакция на ее близость и этот мимолетный контакт тела. Она видела его смятение. Он видел это в ее глазах – не насмешку, а понимание. Ее внимание было похоже на фокусировку лазерного луча микроскопа на его внутренней неуверенности и усталости от жизни, которую он носил годами как тяжелую сумку по пути на работу. Ее серо-голубые глаза с льдистыми вкраплениями вокруг зрачков читали его словно открытый отчет с желто-красными отметками о просроченных сроках выполнения задач. Она видела не просто мужчину в дорогой машине в салоне Тойоты – она видела Дмитрия. Инженера, который десять лет работает на одном месте. Владельца старого ВАЗа под искусственным кипарисом за окном. Человека, чьи пальцы еще пахнут технической смазкой под ногтями, и чья куртка пахнет офисной пылью и старым кофе. Эта ее пронзительная внимательность парадоксально испугала его сильнее чем любое осуждение или неловкость могли бы сделать. Быть увиденным до глубины души без масок и ритуалов было страшнее чем быть осмеянным за старую одежду или неуместный визит сюда в тумане этого вечера. Ее молчаливое знание об его внутреннем состоянии чувствовалось как физическое вторжение в его пространство безопасности рутины и привычного мира отчетов и пробок.

Он до боли почувствовал внезапный спазм в горле – сухой и болезненный ком, который мешал сделать вдох как надо – и он попытался сглотнуть его, но ком не поддавался, застревая где-то посередине между дыхательным горлом и пищеводом как непрожеванный кусок сухой овсяной каши из утра этого дня. Он попытался ответить ей что-нибудь обычное: «Да машина хорошая» или «Спасибо акция интересная». Но слова застряли там же где и ком в горле – на полпути к губам, которые оставались сухими и неподвижными как двери его «жучки» после зимы, когда они примерзали к уплотнителям автомобиля, насквозь промерзшего за ночь на парковке под открытым небом. Его пальцы на гладком кожаном руле чуть сжались, нервно, и он почувствовал подушечками ладоней мельчайшие неровности дорогой кожи – маленькие бугорки и ложбинки, которые на ощупь были похожи на топографическую карту неизведанной земли, которую он боялся исследовать.

Он еще раз осмотрел салон автомобиля – идеальную кожу сидений, безупречный пластик приборной панели, холодный металл руля под его ладонью. Он еще раз посмотрел на Кристину – на ее безупречную кожу, которая казалась еще белее под ярким светом софитов автосалона, на ее каштановые волосы, собранные в строгую прическу, на ее серо-голубые глаза, которые теперь казались ему глубокими озерами, скрывающими неизвестные глубины. Он чувствовал острую смесь желания и безнадежности: «Да, было бы неплохо взять эту машину», – подумал он, и его взгляд невольно скользнул по линии ее бедер под юбкой-карандаш. «И хорошо бы взять эту машину в комплекте с этой Кристиной… но денег не хватит». Мысль была резкой, как удар под ребра. Он почти слышал скрежет металла своего старого «ХБМ» на парковке. «Но, даже если и без Кристины, то все равно не хватит… даже если по специальному предложению…, то все равно не хватит» …

Он оглянулся на нее. Кристина увлеченно рассказывала о том, какой у них крутой автосалон, какие у них отличные условия для покупки автомобилей и в какой классной машине он сейчас сидит. Ее голос был мелодичным и убедительным, но для него он звучал как музыка из другого мира. Условия кредита казались ему китайской грамотой, а премиальные опции – золотыми путами на ногах. «Тогда, может быть…» – подумал он о чем-то другом, смутном и неопределенном, что не имело отношения к машинам или деньгам. Может быть, о самой возможности вот так стоять рядом с ней еще минуту, вдыхая ее аромат и чувствуя странную электризацию воздуха? Кристина не дала ему закончить мысль:

– Ну что, вы сделали свой выбор? – спросила она, ее глаза возбужденно блестели, словно отражая блики от сверкающего кузова машины. Голос Кристины звучал чуть выше обычного, с легким металлическим отзвуком азарта, будто она держала на кону что-то большее, чем просто продажу. Ее пальцы нервно перебирали край кожаной папки, безупречный маникюр мерцал под софитами. Он заметил, как напряглись тонкие мышцы ее шеи под прозрачно-белой кожей, как будто она ловила каждое его движение, каждую тень на его лице. Аромат ландышей смешался с чем-то острым – потом? Адреналином? – создавая странно возбуждающую смесь. Она не просто ждала ответа; она «предвкушала» его, как охотник видит дрожь в глазах загнанного зверя. Ее рука снова коснулась спинки сиденья рядом с ним, на этот раз намеренно, весомо. Тепло от ее ладони казалось почти осязаемым через воздух.

– Да, – выдохнул Дмитрий, и слово выскользнуло изо рта само, как пузырь воздуха из глубины. Голос был глухим, неестественно плоским на фоне ее оживления. – Я выбираю вас…

Он сам не понимал, что говорит. Он действительно не хотел выбирать машину, особенно сегодня. И то, что он сказал, вырвалось просто само собой, слова сами слетели с губ. Он видел, как всего на долю секунды взлетели ее брови. Кристина пару раз моргнула, не переставая улыбаться. Но эта улыбка застыла, превратилась в маску. В ее серо-голубых глазах мелькнул острый холодок – недоумение? Испуг? Или… расчет? Ее губы оставались растянутыми в профессиональной полуулыбке, но уголки напряглись, стали жестче. Он почувствовал, как по спине пробежал холодный пот под старой водолазкой. Тишина между ними стала плотной, как туман за стеклами автосалона. Она не отвечала. Она не двигалась. Она просто «смотрела», и ее взгляд теперь был другим – не оценка автомобиля или покупателя, а скальпель, вскрывающий нечто непредвиденное и… возможно, опасное. Он заметил, как слегка сжались ее пальцы на кожаном уголке папки, безупречный маникюр впился в дорогую кожу. Легкий аромат пионов вдруг показался ему слишком сладким, почти удушливым. Он хотел объясниться, сказать что-то о машине, что это была глупая шутка или оговорка, но язык как будто прилип к нёбу. Он чувствовал себя обнаженным под софитами салона – усталый инженер в поношенной одежде, сидящий в чужом царстве и произнесший тихий взрыв в центре тишины. Ее молчание давило больше крика.

– Неплохой выбор… – наконец немного озадаченно сказала она, и голос потерял бархатную убедительность, стал чуть выше, тоньше. Он звучал как трещинка на идеальном фарфоре. Она сделала крошечный шаг назад, почти незаметный, но расстояние между ними вдруг ощутимо увеличилось. Ее рука медленно соскользнула со спинки сиденья, оставляя после себя призрачное тепло. Ее глаза – теперь это были просто очень светлые, холодные озера – скользнули по его лицу, потом вниз, к его старому свитеру, к его рукам, сжимающим руль с белесыми костяшками пальцев. Она снова подняла взгляд. Губы ее сложились в тонкую линию. – Довольно… неожиданный поворот, – продолжила она, и в ее интонации появилась осторожная отстраненность, словно она говорила через стекло. – Обычно клиенты выбирают именно эту модель для тест-драйва. А не менеджера салона… это первый случай в моей практике, – она слегка наклонила голову, свет софита поймал золотистый отлив в ее светлых волосах возле виска. Аромат ландышей вдруг смешался с запахом чего-то нового – чего-то резкого и металлическим, как сталь на морозе. Ее пальцы нервно постукивали по краю папки с брошюрами. Он понял, что она не знает, что делать дальше. Ее безупречный сценарий продажи дал трещину.

– Извините, вырвалось… – Дмитрий проговорил глухо, почти задыхаясь. Слова казались ему комьями глины, застревающими в горле. Он оторвал взгляд от ее ледяных глаз и опустил его на мультимедийный экран перед собой. Черный прямоугольник отражал его собственное лицо – бледное, с растерянно опущенными уголками губ, с глубокими тенями под глазами. Он увидел там и ее отражение – оно было нечетким, размытым, как призрак в зеркале автомобиля после выключения света салона. – Я хотел сказать… про машину… просто мысли путаются. Туман, усталость… – Он махнул рукой в сторону огромных запотевших окон автосалона, за которыми сливался с темнотой туманный хаос парковки. Этот жест был беспомощным и неуклюжим. Он почувствовал на щеках жар, который казался еще ярче на контрасте с ее ледяной сдержанностью. Его любимая черная водолазка под курткой внезапно вдруг показалась слишком простой и неудобной. Ему хотелось исчезнуть сквозь роскошную кожу сиденья прямо в бетон пола автосалона Тойота.

Кристина молчала еще несколько секунд. Воздух вокруг них стал плотным, наполненным невысказанным напряжением. Он слышал собственное дыхание – шумное и неровное. Затем она медленно перевела взгляд куда-то поверх его плеча, в пустоту между сверкающими машинами салона. Губы ее дрогнули, словно пытаясь сформировать слова, которые не хотели складываться в звуки. Когда она заговорила, ее бархатный голос прозвучал неожиданно, потеряв официальные нотки:

– Я заканчиваю работу сегодня в семь… – Фраза оборвалась внезапно, резко, как перерезанная струна гитары на самом высоком звуке. Он увидел, как ее безупречно подведенные серо-голубые глаза чуть расширились – трещина в фарфоровой маске спокойствия и профессионализма. Ее тонкие пальцы с безупречным маникюром впились в край гладкой кожаной папки так, что костяшки побелели под прозрачной кожей. Аромат ландышей и дорогой кожи салона вдруг приобрел горьковатый, почти удушливый оттенок, словно цветы начали вянуть прямо здесь, в стерильной прохладе воздуха.

Сердце Дмитрия вдруг пропустило удар, замерло на мгновение в ледяной пустоте, а потом забилось с такой бешеной силой, что горячая волна крови ударила в виски, заставив мир слегка поплыть перед глазами. Этот мимолетный контакт ее груди с его предплечьем – флирт? Или случайность? Воздух вокруг них гудел от напряжения, как натянутый канат перед разрывом. Его горло пересохло, стало шершавым, как старый наждак. Он попытался сглотнуть, но слюны не было. Звук ее голоса, оборвавшаяся фраза – они висели между ними, странные и невероятные. Не предложение встретиться – слишком абсурдно! – но и не завершенная профессиональная отписка. Это было нечто промежуточное, тревожное, как открытая дверь в темную комнату. Он почувствовал знакомую тяжесть в груди – страх перед неизвестным, перед нарушением привычной колеи. Но под ней забилось что-то новое, острое и пугающее: искра азарта? Надежды? Она стояла перед ним чуть бледнее, чем минуту назад, ее безупречная осанка казалась неестественно напряженной. Ее взгляд избегал его, устремленный куда-то в ярко освещенную даль салона, но он чувствовал ее внимание всей кожей – как будто она ловила каждый его микродвижение, каждый вздох.

– Может быть… мы могли бы зайти в кафе? Поужинать? – слова сорвались с его губ прежде, чем он осознал их формирование. Голос звучал чужим – он пытался вложить в него непринужденность, но где-то внутри он сорвался на хриплый шепот, будто его пытались вырвать силой. Каждое слово казалось огромным, неуклюжим камнем, выпадающим изо рта прямо на блестящий пол салона между ними. Он чувствовал, как щеки пылают под колючими щетинками двухдневной щетины, будто он выставил напоказ всю свою бедность и это жадное, неуместное желание одновременно. Он немедленно пожалел о сказанном, ощутив ледяной ужас в желудке. Руки его сжали руль так, что побелели костяшки пальцев. Он ждал отказа, насмешки, холодного удивления – того самого мгновенного восстановления профессиональной дистанции, которая должна была разорвать этот абсурдный момент. Его взгляд упал на ее руки, все еще сжимающие папку, на белеющие под кожей суставы пальцев. Они дрожали. Почти незаметно. Как лист на ветру. Этот признак ее собственной растерянности поразил его сильнее слов.

Улыбка Кристины вдруг стала шире – профессиональная, гладкая маска уступила место чему-то более мягкому, будничному:

– Я бы с удовольствием, – ответила она легким, почти кокетливым голосом, который звенел в напряженном воздухе салона, как хрупкое стекло. Эта внезапная легкость была обманчивой. Ее глаза, эти серо-голубые озера, оставались неподвижными, холодными, где плавали льдины расчета или страха. – Но мне нужно домой… Я ужинаю дома, с родителями. Сегодня пятница, и мы обычно проводим ее вместе, – она сделала паузу, ее взгляд скользнул по его синей водолазке, на поношенные джинсы, задержался на его руках, сжимающих воздух там, где был руль машины. Он почувствовал прикосновение этого взгляда физически – как легкое касание скальпеля по коже. – «Ну, знаешь, семья…» Эти слова мягко опустились между ними, как барьер из бархатных веревок – красивый, но непреодолимый. Дмитрий почувствовал странную смесь разочарования и глубокого облегчения, как будто его оттолкнули от обрыва, на который он сам полез в порыве безумия. Он кивнул один раз, резко, понимая эту границу – четкую, непреодолимую, социально прописанную. Он взглянул на свои дешевые электронные часы: без четверти семь. Время его железной рутины звало обратно, к холоду старой «жучки» и пустой квартире с запахом одиночества и пыли. Но эта граница – она была слишком гладкой, слишком предсказуемой для той искры недоумения и почти испуга, что мелькнула в глубине ее глаз мгновение назад. Его взгляд уловил мельчайшую дрожь ее нижней губы, прежде чем она снова застыла в линии профессиональной полуулыбки. Ее пальцы отпустили папку, оставив крошечные вмятины на дорогой коже. Она словно отряхивала с себя невидимую пыль этого странного разговора.

– Хорошо, я подожду тебя снаружи, – сказал он, и надежда, дикая и нелепая, забурлила у него внутри, прорываясь сквозь осторожность, – слова выскользнули сами, обтекая ее вежливый отказ, как вода обтекает камень. Он не взял машину. Он не предложил ничего конкретного. Он просто… плыл по течению. Он почувствовал, как пол салона под его ногами вновь стал твердым, реальным, как будто он нашел точку опоры в этом водовороте недосказанности. Он видел ее ответную реакцию: легкое замешательство, мгновенное расширение зрачков в ее серо-голубых глазах. Она не ожидала настойчивости в такой форме. Ее губы приоткрылись, словно для возражения, но звука не последовало. Ее профессиональная броня дала микроскопическую трещину. Он почувствовал странную власть в этой паузе – власть того, кто нарушил сценарий и не ушел.

– У меня «семерка» … – добавил он глухо. Кристина кивнула:

– Хорошо, подожди, – сказала она прежде, чем исчезнуть в подсобке, чтобы закончить свою работу. Ее голос звучал ровно, но с легкой хрипотцой на последних словах.

Двери закрылись за ней с мягким щелчком, оставив Дмитрия одного в царстве стекла и металла. Воздух внезапно стал тяжелым от тишины, нарушаемой лишь гудением холодильника для напитков и далекими шагами продавцов. Он почувствовал себя незваным гостем в этом храме потребления, музейным экспонатом, случайно упавшим с подиума. Его руки вспотели, ладони стали влажными и липкими. Он вытер их о колени поношенных джинсов, оставив легкий след от нервного трения на ткани. Стена стекла перед ним отражала его фигуру – сутулую, худую, одетую в старую синюю водолазку под темной курткой – призраком на фоне сверкающих внедорожников с их агрессивными решетками, которые теперь казались ему насмешливыми гримасами. Аромат нового пластика и безупречной кожи внезапно обрёл металлический привкус тревоги.

Он зашагал вдоль ряда машин, его шаги глухо отдавались на полированном бетонном полу. Зачем он это сделал? Она была недосягаема – элегантная, уверенная, окружённая ореолом дорогого парфюма и безупречного стиля. А он? Человек рутины, чья жизнь измерялась отчетами, утренней овсянкой и скрипом турника в ванной. Мысль о том, что он сейчас будет ждать её у выхода, казалась абсурдной, почти навязчивой. Он представил себе её реакцию, когда она увидит его «семерку» – старый ВАЗ 21074, стоящий рядом с новыми Тойотами на этой парковке статуса. Металл кузова будет холодным, краска тусклой под слоем городской грязи и соли. Руль с протертой кожей. Знакомый запах масла, бензина и старости внутри. Он почувствовал жжение стыда на щеках под щетиной. Каждый шаг по салону казался преступлением против порядка этого места.

Его ноги сами понесли его к главному входу – огромной стеклянной двери, за которой лежал промозглый вечер. Он остановился перед ней, словно перед пропастью. Его шаги эхом отдавались в пустом зале, каждый звук – щелчок его поношенных ботинок по мрамору, скрип подошв на идеально чистой поверхности – преувеличенно громким. Он остановился перед огромным окном, за которым лежала пустая парковка, окутанная вечерним туманом. Там, в самом углу, тускло поблескивал потускневшей краской его старый ВАЗ – жалкий, согбенный, как старая лошадь на бойне, ожидающая неизбежного конца. Контраст был оскорбительным. Внутри – сверкающий мир недостижимого совершенства, где даже воздух пах деньгами и новизной; снаружи – его реальность, въевшийся запах бензина, масла и безнадежности, которая теперь казалась ему таким же знакомым тониром, как и запах собственной квартиры. Он прижал лоб к холодному стеклу, ощущая ледяную твердость под кожей. В отражении мелькнуло его лицо – усталое, с глубокими тенями под глазами, морщинами у губ, которые сейчас казались ему не просто следами возраста, а трещинами в фасаде нормальности. «Безумец», – пронеслось в голове сквозь гул собственной крови, – она выйдет, увидит тебя и твою старую калошу, и что тогда? Вежливо улыбнется и помашет ручкой? Или позовет охрану?

Он вздохнул – глубокий, сдавленный звук, как будто выжимал воздух из самых глубин легких, – и решительно толкнул тяжелую стеклянную дверь. Резкий холод влажного тумана обжег лицо, мгновенно затуманил очки. Он снял их, сунул в карман куртки, и мир превратился в расплывчатые пятна света и темноты. Он направился к своему «пепелацу», к этой металлической капсуле времени его обыденности. Под ногами лежал идеальный асфальт парковки, звук его шагов был странно громким в этой относительной тишине. Туман, как живой, обволакивал его, цеплялся за одежду влажными пальцами, проникал под воротник водолазки. Аромат нового пластика и дорогой кожи из салона был мгновенно смыт знакомой городской вонью – выхлопными газами, влажной землей и чем-то кислым, гниющим поодаль.

Он нащупал ключ в кармане куртки, холодный металл успокаивающе лег в пальцы. Старый ВАЗ стоял в самом углу, как приговоренный – тусклый, с протертой краской на крыльях, с пятнами ржавчины у колесных арок. Он открыл дверь с характерным скрежетом петли и упал на холодное, жесткое сиденье водителя. Запах внутри ударил в нос – старый кожаный салон, пропитанный потом и пылью, дешевый освежитель воздуха с ароматом «сосны», который давно выдохся и стал пахнуть химической тоской. Он вставил ключ в замок зажигания. Рука дрожала. «Зачем я это сделал?» – мысль была острой, как лезвие. «Она выйдет, увидит эту развалюху, и всё… конец.» Он представил ее – стройную фигуру в элегантном пальто, выходящую из сияющих стеклянных дверей салона, ее безупречный силуэт на фоне роскоши. На его фоне – в этой ржавой коробке. Стыд сжал горло горячим комом. Он почувствовал резкий привкус металла во рту – адреналин смешался с горечью стыда. Его пальцы сжались в карманах джинсов в кулаки. Воздух внезапно стал слишком тяжелым для дыхания, слишком насыщенным ожиданием катастрофы. Он стоял на краю своей привычной реальности, готовый шагнуть либо в пропасть унижения, либо в неведомую пустоту неизвестности.

Двигатель завелся с первым же поворотом ключа – старый, верный, но с хриплым подвыванием, которое всегда было чуть громче в холод. Он притушил фары, оставив только габаритные огни – тусклые желтые точки в серой пелене. Так он был менее заметен. Так ему было менее стыдно. Он прислушался к звукам снаружи – только капли конденсата, падающие с крыши на металл капота, да далекий гул трафика за забором автосалона. Время тянулось медленно, мучительно. Каждая минута растягивалась в вечность. Он смотрел на светящееся табло электронных часов на приборной панели – цифры менялись с невыносимой неторопливостью: 18:58… 18:59… Каждый щелчок переключения секунды отдавался эхом в тишине салона. Его руки лежали на руле, пальцы нервно постукивали по холодному пластику. Он чувствовал биение собственного сердца где-то в горле – неровное, частое. «А что, если она уже ушла другим выходом?» – внезапная мысль принесла странное облегчение, смешанное с горьким разочарованием. «Нет, она сказала… подожди.»

Он закусил губу, ощущая металлический привкус крови. Туман сгущался, превращая парковку в призрачное царство. Очертания здания автосалона стали расплывчатыми, нереальными, как декорация из плохого сна. Только яркий свет над главным входом пробивал серую пелену, создавая неестественно четкий круг на мокром асфальте. Именно туда он уставился, не моргая, ожидая появления ее силуэта в этом световом пятне. Каждый силуэт, проходивший мимо вдалеке, заставлял его сердце бешено колотиться, но это были незнакомые люди – продавцы, охранники. Ничего общего с ее легкой, уверенной походкой. Тревога нарастала, смешиваясь с отчаянием. Он уже решил, что подождет еще пятнадцать минут и уедет, чтобы наконец спастись от этого унизительного ожидания, когда…