Конечная стоимость

Пролог

«И сказал Бухгалтер своей Душе: давай сведем конечный баланс. Но Душа молчала, ибо не ведала ни дебета, ни кредита».

Сегодня утром я высчитал стоимость своего дыхания.

Лежа в кровати, я прислушался к ритму: вдох-выдох. Ровно пятнадцать циклов в минуту. Я представил, что мое тело – это небольшое, но требовательное предприятие. Аренда помещения – это плата за квартиру, коммунальные услуги – содержание организма. А дыхание – это базовый технологический процесс, поддерживающий жизнедеятельность завода.

Каждый вдох требует энергии. Значит, имеет себестоимость. Я мысленно разделил стоимость минимальной продуктовой корзины и коммунальных платежей за месяц на количество минут в нем. Получилась ничтожная, но вполне осязаемая цифра. Каждая минута моего существования имеет цену. И с каждым днем эта цена, эта амортизация, кажется мне все менее оправданной. Доходность стремится к нулю.

Мир за окном давно превратился в сводку экономических новостей, которые я больше не комментирую. Улица – это биржа, где торгуются возможности. Молодые люди с кофе в руках – это стартапы, полные первичных публичных предложений (IPO) своей энергии. Старушки на лавочке – это консервативные инвесторы, доживающие свой век на скромные дивиденды от прошлых лет.

А я? Я – тихая, никому не интересная компания, чьи акции давно исключили из листинга. Активы – старые книги, потертый диван, да пачка писем от бывших коллег, которые теперь стали макроэкономическими показателями где-то в других, успешных мирах. Пассивы… Пассивы – это мои дни. Их ограниченное количество.

Я встаю с кровати. Суставы издают скрип, похожий на звук усталого принтера, печатающего убыточный отчет. Мой день – это цикл микротранзакций. Поход в магазин – это сложная биржевая операция. Нужно проанализировать инфляцию на полках, найти активы с максимальной полезностью и минимальной ценой. Пакет кефира за сорок рублей – это голубая фишка. Пакет за пятьдесят – уже переоцененная бумага, покупка которой грозит просадкой бюджета.

Я возвращаюсь в свою квартиру-офис. Она пахнет пылью и старой бумагой. Запах неамортизированных остатков. Иногда мне кажется, что я сам становлюсь таким остатком. Ненужным приложением к собственной жизни.

Но даже у самого убыточного предприятия есть баланс. Есть статья, которая не поддается расчетам. Это – тишина. Она наступает вечером, когда торговые сессии закрыты, и я остаюсь наедине с графиками своих мыслей. Вот тогда и начинается главный аудит. Аудит прожитых лет. И я с ужасом понимаю, что главный актив – время – у меня на исходе. А пассивы в виде невыполненных планов и несделанных шагов только растут.

Сегодня вечером я особенно остро чувствую этот дисбаланс. Будто кто-то невидимый готовит меня к годовому отчету, который уже некому будет подать.

Обвал рынка

Если моя жизнь и была образцом диверсифицированного портфеля, то в тот вторник на нее обрушился форс-мажор, о котором умалчивал даже самый мелкий шрифт в договоре с судьбой.

Всё началось с планового, почти ритуального события – визита в районную поликлинику. Это учреждение я всегда сравнивал с консервативным паевым фондом: процедуры предсказуемы, доходность низка, и царит в нём благопристойная, почти сонная атмосфера вечного затишья. Я пришёл на простейшую процедуру – УЗИ брюшной полости. Очередной рутинный аудит, не более того.

Врач, молодой мужчина со взглядом аналитика, уставшего от чужих финансовых потоков, водил датчиком по моему животу с видом человека, изучающего котировки. Потом его молчание загустело – точь-в-точь как настораживающая пауза брокера, заметившего на идеальном графике тревожную аномалию. Он попросил подождать, вышел и вернулся с заведующим – своего рода арбитром для сложных активов. Меня отправили на КТ. Лежа в трубе томографа, я почувствовал тот самый специфический холодок, что бывает, когда понимаешь: твой самый надёжный актив собирается объявить дефолт.

Через два дня я сидел в кабинете онколога. Он говорил спокойно, взвешивая слова с точностью финансиста, вынужденного объявить о списании безнадёжного долга. «Образование», «неоперабельное», «паллиативная терапия». Каждый термин был похож на акт о безнадёжной дебиторской задолженности, предъявленный лично мне. Мой внутренний «Архитектор», не теряя ни секунды, начал строить модели: стоимость лечения, вероятность ремиссии, срок окупаемости… Цифры выстраивались в безрадостный график, где мой главный актив – время – демонстрировал обвальную динамику.

Я вышел из поликлиники, держа в руках не листок, а пересмотренный устав собственной жизни. Воздух больше не пах бесконечными возможностями для инвестиций. Он пах необходимостью грамотного управления тем, что осталось. Я шёл домой, и каждый шаг сопровождался тихим, ироничным комментарием: «Нерентабельно. Требует санации».

А дома меня ожидал классический диверсификационный риск, материализовавшийся с почти театральной пунктуальностью.

Я ещё не успел как следует осознать новый прогноз, как услышал за дверью мягкий, но красноречивый стук чемоданов. Открыл – и увидел Лену. Мою дочь. И мою внучку Катю, крепко державшую за лапу своего потрёпанного медвежонка – её главный, не амортизируемый актив. В глазах Лены я прочёл ту самую неуверенность, что бывает на рынке в преддверии больших потрясений.

«Пап, мы ненадолго. Просто передохнуть», – сказала она, и я понял всё без лишних слов. Её брак, тот многообещающий стартап, в который она когда-то с верой вложила все свои ресурсы, завершил свою деятельность. И теперь её дочернее предприятие, пусть и временно убыточное, возвращалось под крышу головной компании для проведения реорганизации.

Они вошли в квартиру, и я ощутил, как моё личное пространство, этот последний оплот отлаженных процессов, наполнилось мягким, но настойчивым хаосом новых обязательств. Лена пыталась улыбаться, говорить о приятных мелочах, но я мысленно составлял смету: дополнительные статьи расходов, новые переменные. Моя пенсия, прежде бывшая эталоном стабильности, теперь должна была пройти стресс-тест на прочность при полном отсутствии резервных фондов.

Третьим визитёром, с лёгкой иронией завершившим эту драматургию дня, стал мой старый приятель Николай. Он зашёл «просто проведать», принеся с собой бутылку коньяка – словно предлагая хеджировать риски проверенным, но уже не столь актуальным активом. Увидев Лену с ребёнком, он одобрительно кивнул. А когда я, слегка смутившись, пробормотал что-то о пересмотре личных KPI, он похлопал меня по плечу и изрёк с мудростью биржевого оракула: «Что ж, Борис, держись. Сходи в церковь, исповедуйся. Душу подготовь. В нашем-то возрасте пора переводить капиталы в активы с длительным, очень длительным горизонтом планирования».

И он удалился, оставив после себя не тягостное молчание, а пищу для размышлений. Его слова о «душе» и «вечном» прозвучали для меня не как приговор, а как совет по фундаментальной ребалансировке портфеля: возможно, пора обратить внимание на те активы, волатильность которых стремится к абсолютному нулю.

В ту ночь я не спал. Лежал на диване и слушал, как за тонкой стеной спит внучка. Её ровное дыхание было похоже на дивиденды по вечным облигациям – скромным, но незыблемым. И где-то в глубине, под слоем усталости и сумбурных расчётов, шевельнулось что-то спокойное и ясное. Что-то, что видело в этом нагромождении проблем не крах, а сложную, но интересную задачу по добровольной реструктуризации под названием «Жизнь 2.0».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.