Немецкая философия XIX века после Гегеля

Философская программа Якоба Фридриха Фриза (1773–1843).

1. Идейная конфронтация: критика спекулятивного идеализма

В противовес господствовавшим в начале XIX века системам немецкого идеализма (И.Г. Фихте, Ф.В.Й. Шеллинга, Г.В.Ф. Гегеля) Якоб Фридрих Фриз выдвинул радикальную критику. Он считал спекулятивный метод своих современников, претендовавший на выведение всей действительности из абсолютного первопринципа, философской иллюзией. По мнению Фриза, подобные умозрительные конструкции были произвольны и оторваны от реальных оснований человеческого познания, подменяя анализ опыта метафизическим конструированием.

2. Программа обновления: возвращение к духу Канта

Ответом на этот кризис стал призыв Фриза к возвращению к учению Иммануила Канта. Однако ключевым был его подход к этому «возвращению». Фриз настаивал не на догматическом повторении кантовских формулировок, а на развитии его центральной интенции – исследования границ и возможностей человеческого разума. Таким образом, он стремился очистить трансцендентальную философию от позднейших спекулятивных наслоений и вернуть ей статус строгой науки о познании.

3. Методологический поворот: эмпиризация трансцендентального через психологию.

Суть оригинальной переработки Канта Фрисом заключалась в радикальном методологическом сдвиге. Он перевел исследование априорных (доопытных) условий познания из сферы чисто логического анализа (как у Канта) в плоскость эмпирического изучения человеческой психики.

Интроспекция как инструмент. Согласно Фризу, структуры разума – категории, формы пространства и времени – следует исследовать не через умозрительную дедукцию, а через методичное внутреннее наблюдение (интроспекцию). Таким образом, трансцендентальная критика превращалась у него в дескриптивную (описательную) психологию познавательных способностей. Этот принцип, известный как «психологизм в трансцендентальной философии», стал его главным и наиболее дискуссионным тезисом.

Полемический характер. Данный подход был глубоко полемичен. С одной стороны, он возрождал традицию эмпирического анализа сознания (восходящую к Джону Локку). С другой – прямо противоречил кантовскому запрету на эмпирическое обоснование априорного, поскольку для Канта их всеобщность и необходимость доказывались логически, а не через наблюдение.

Переопределение «метафизики». Примечательно, что сам Фриз продолжал называть этот проект «метафизикой» (как в «Системе метафизики», 1824). Однако он вкладывал в термин иной смысл: не умозрительную науку о сверхчувственном, а критико-психологическую дисциплину – систематическое, основанное на внутреннем опыте исследование неизменных структур рассудка. Этим Фриз подчеркивал как связь с традицией, так и разрыв с господствовавшим пониманием задач философии.

4. Систематический охват: философия как универсальное знание

Фриз был философом-энциклопедистом, стремившимся применить свою методологию ко всем областям философского знания, создавая целостное мировоззрение, альтернативное спекулятивным системам.

Философия права и этика. В работах «Философское учение о праве» (1803) и «Этика» (1818) он интерпретировал кантовские практические постулаты через психологический анализ морального чувства и правосознания. Его либеральные взгляды, основанные на идее достоинства личности, привели к конфликту с властями и временному лишению кафедры философии в Йенском университете (1819).

Натурфилософия и физика. После реабилитации, уже в качестве профессора математики и физики, Фриз занимался синтезом ньютоновской механики с принципами кантианства. Он стремился показать, как априорные формы созерцания и категории (например, причинность) организуют эмпирическое естествознание, обеспечивая его всеобщность.

Философия религии: «предчувствие» как основа. В «Руководстве по философии религии…» (1832) Фриз, воспитанный в традициях пиетизма, выдвинул понятие «предчувствия» (Ahndung) – эстетико-религиозного чувства, указывающего на существование трансцендентной реальности. Оно не давало теоретического знания, но, по его мысли, служило эмоциональным подтверждением постулатов практического разума Канта, дополняя «веру разума» живым измерением внутреннего переживания.

5. Наследие и значение: мост между эпохами

Несмотря на маргинализацию в эпоху расцвета гегельянства, идеи Фриза сыграли существенную роль. Они подготовили почву для последующего «возрождения Канта» во второй половине XIX века, обозначив проблемные точки в толковании критицизма. Программа Фриза выступает связующим звеном между классическим идеализмом и нарождавшимися научно-ориентированными направлениями мысли, подчеркивая важность эмпирической проверяемости и отказ от непроверяемых метафизических спекуляций.

6. Наследие и влияние: ученики и неофризианство

Идеи Фриза оказали значительное, хотя и не всегда прямое, влияние на последующую философскую мысль. Среди его непосредственных учеников выделялся Эрнст Фридрих Апельт, развивавший психологическую интерпретацию Канта и выступавший за союз философии с естественными науками. Опосредованное, но глубокое влияние фризовская концепция религиозного чувства оказала на крупного философа религии Рудольфа Отто, автора знаменитой работы «Священное» (1917), где развивается идея нуминозного переживания. Наиболее последовательное возрождение его учения связано с именем Леонарда Нельсона, который в начале XX века основал неофризианскую школу. Нельсон и его последователи стремились модернизировать критико-психологический метод Фриза, противопоставляя его как спекулятивному идеализму, так и позитивизму.

7. Историко-философская уникальность позиции

Философия Якоба Фридриха Фриза представляет собой самобытную и внутренне целостную попытку построить критический эмпиризм на кантовском фундаменте. Соединяя психологический анализ познания с высокой оценкой нравственной и религиозной интуиции, Фриз предложил альтернативный путь, который, несмотря на методологическую спорность («психологизм»), сохранил свое значение как решающая реакция на крайности спекулятивного системотворчества и как важное связующее звено между эпохами в истории немецкой философии.

Отлично структурированный и глубокий текст. Я внесу правки, направленные на повышение точности, стилистическую отточенность и логическую связность, сохраняя всю содержательную глубину.

Философский реализм Иоганна Фридриха Гербарта (1776–1841).

Среди мыслителей, противостоявших послекантовскому идеализму, Иоганн Фридрих Гербарт известен гораздо шире Якоба Фриза. В 1809 году Гербарт возглавил в Кёнигсберге кафедру, ранее принадлежавшую Канту, и занимал её до 1833 года, после чего переехал в Гёттинген. Знакомство в Швейцарии с Песталоцци пробудило в нём глубокий интерес к педагогике, которой он посвятил ряд фундаментальных трудов. Среди его ключевых философских работ – «Введение в философию» (1813), «Психология как наука» (1824-1825) и «Общая метафизика» (1828-1829).

1. Философия как «проработка понятий»: специфика и задача.

Сам Гербарт однажды назвал себя «кантианцем 1828 года», желая подчеркнуть уважение к наследию Канта, но и дистанцию от него, обусловленную изменившимся временем. В общепринятом смысле его сложно считать кантианцем. Хотя он отвергал послекантовский идеализм, его мысль во многом обнаруживает большее сходство с докантовской, рационалистической традицией.

Специфика гербартовской философии заключается в её определении как проработки (Bearbeitung) понятий. Возражение, что так можно охарактеризовать любую науку, он парировал утверждением об отсутствии у философии особого предмета, отличного от предметов частных наук. Её суть – в специфической деятельности по прояснению и систематизации понятий.

Эта деятельность дифференцируется на дисциплины:

Логика анализирует сами понятия, принципы их сочетания и прояснения.

Метафизика применяет логические принципы для прояснения понятий, почерпнутых из опыта.

Необходимость такой работы обусловлена тем, что фундаментальные эмпирические понятия при логическом анализе обнаруживают внутренние противоречия. Например, «вещь» мыслится как единство, но при описании распадается на множество качеств, порождая антиномию единства и множественности. Задача философии – не отвергать эти понятия (что разорвало бы связь с реальностью), а «прорабатывать» их, устраняя противоречия.

2. Метод и метафизика: от противоречия опыта к непротиворечивой системе «реалов».

Гербарт радикально настаивал на фундаментальном характере закона непротиворечия, противопоставляя свой метод гегелевской диалектике, которая, по его мнению, этот закон затуманивала. Реальность непротиворечива. Следовательно, её полное описание должно представлять собой гармоничную систему взаимосогласованных понятий или суждений. Опыт такой картины не даёт; философия должна её построить.

Здесь – ключевое отличие от Гегеля. Если для Гегеля противоречие – движущая сила самой реальности, то для Гербарта оно – исключительно продукт неадекватности нашего понятийного аппарата. В этом его позиция предвосхищает взгляды Ф. Г. Брэдли (оказавшегося под его влиянием), для которого противоречие – признак «явления», а не «реальности».

Решение проблемы, например, вещи как единства множества качеств, Гербарт находит в постулировании плюралистической метафизики «реалов» (Realen). «Реалы» – это простые, неизменные, непротяжённые сущности (напоминающие монады Лейбница или атомы Демокрита, но лишённые пространственных характеристик). Феноменальные вещи, их качества и изменения суть результат отношений между этими «реалами». Единство куска сахара – это единство множества «реалов» в определённых отношениях; его сладость или растворение соответствуют изменению этих отношений. Так снимается противоречие между единством и множественностью, постоянством и изменением.

3. Психология: душа как «реал» и механика представлений.

На этой метафизической основе Гербарт строит свою психологию. Душа – это простой «реал». Она не тождественна сознанию или кантовскому трансцендентальному субъекту; сама по себе она бессознательна. Психическая жизнь производна: душа стремится сохранить себя от «возмущений» (Störungen) со стороны других «реалов», а её реакции самосохранения проявляются как ощущения и представления.

Отсюда следует отказ от теории способностей. Все психические феномены – воля, желание, чувство – сводятся к взаимодействиям и конфликтам представлений. Например, желание – это представление, встречающее препятствие.

Важными элементами его психологии являются:

Учение о подсознательном: Конфликтующие представления могут вытесняться ниже порога сознания, образуя сферу бессознательных побуждений, способных влиять на сознание.

Самосознание трактуется не как чистая апперцепция, а как эмпирическое представление о «Я» как об объекте.

Математизация: Гербарт считал возможным выразить интенсивность и динамику взаимодействия представлений математически, стремясь превратить психологию в точную науку – «статику и динамику духа».

4. Эстетика и этика: теория ценностей как основание.

Если метафизика и психология исследуют сущее, то эстетика (в широком, восходящем к Баумгартену смысле) – область ценностей. Этическое суждение для Гербарта есть разновидность эстетического суждения вкуса (одобрения/неодобрения), имеющего объективное основание в определённых отношениях.

Он выводит пять фундаментальных этических идей, одобряемых нашим моральным чувством:

1. Идея внутренней свободы: одобрение согласия воли с внутренним убеждением.

2. Идея совершенства: одобрение гармонии различных стремлений воли.

3. Идея благоволения: одобрение воли, принимающей удовлетворение другой воли как цель.

4. Идея права/справедливости: одобрение взаимоограничения нескольких воль, предотвращающего конфликт.

5. Идея возмездия: одобрение соответствия между поступком и воздаянием.

На этой основе Гербарт критикует этику Канта: категорический императив нуждается в обосновании, которое может дать только признание объективных ценностей, усматриваемых в этих фундаментальных отношениях.

5. Педагогика: синтез этики и психологии.

Теория воспитания Гербарта – практический синтез его системы. Этика задаёт цель: формирование добродетельного характера, согласного с моральными идеями. Психология предоставляет средства, объясняя законы формирования и управления миром представлений воспитанника. Таким образом, воспитание становится научно обоснованным искусством, направленным на развитие «многостороннего интереса» через управление опытом и средой.

Историческое место.

Философия Гербарта, лишённая романтического пафоса идеализма, в одном смысле была анахронизмом, возвращением к докантовской рационалистической метафизике. В другом – она оказалась удивительно современной, предвосхитив тенденции к сближению философии с наукой, интерес к бессознательному и аналитическую точность. Наибольшее непосредственное влияние оказали его психология (как попытка научного подхода) и педагогика (как систематическая теория). Его метафизический реализм, хотя и был вскоре забыт, представляет собой уникальную и внутренне строгую попытку построить непротиворечивую картину мира на плюралистической основе.

Фридрих Эдуард Бенеке (1798–1854): психология как основополагающая наука.

Фридрих Эдуард Бенеке отстаивал примат психологии с ещё большей радикальностью, чем его предшественники. Хотя он испытал заметное влияние Гербарта (не будучи, однако, его прямым учеником) и, возможно, Фриза, главным источником его вдохновения служила английская философия, в особенности Джон Локк, которого он высоко ценил. Отвергая господствовавший немецкий идеализм, Бенеке столкнулся с серьёзными трудностями в академической карьере. Его жизнь трагически оборвалась – он покончил с собой, что вызвало у Артура Шопенгауэра язвительные и бестактные комментарии.

1. Психология – фундамент философии.

Центральный тезис Бенеке состоял в том, что психология является фундаментальной и основополагающей наукой для всей философии. В отличие от Гербарта, стремившегося вывести психологию из метафизики, Бенеке настаивал на её полной автономии. Единственным и достаточным основанием психологии должен служить внутренний опыт, непосредственно раскрывающий основные психические процессы. Он отвергал как гербартовские метафизические постулаты («реалы»), так и его проект математизации психологии. Методологически Бенеке ориентировался на интроспективный подход британского эмпиризма и ассоцианизма, очищенный от умозрительных наслоений.

2. Душа, «Я» и динамика побуждений.

В антропологии Бенеке, вслед за Локком, отрицал существование врождённых идей. Он также соглашался с Гербартом в критике теории обособленных психических «способностей» (рассудок, воля и т.д.). Вместо них он предлагал рассматривать психику как динамическую систему изначальных «побуждений» или «предрасположенностей» (Triebe, Anlagen). Единство сознания и феномен «Я» являются не изначальной данностью, а результатом постепенной интеграции и гармонизации этих элементарных побуждений. Психическое развитие и есть процесс их упорядочивания.

3. Этика и педагогика как прикладная психология.

Из этого фундаментального тезиса следовало понимание этики и педагогики. Обе дисциплины Бенеке рассматривал как прикладную психологию.

Этика должна выявлять, как различные побуждения могут быть гармонизированы в соответствии с иерархией благ (ценностей), определяемой через анализ человеческих действий и их последствий для развития личности.

Педагогика становится наукой о том, как правильно направлять и развивать эти изначальные побуждения в процессе воспитания, чтобы привести их к оптимальной, нравственно ценной гармонии.

4. Историческое значение: между эмпиризмом и волюнтаризмом.

Философия Бенеке, конечно, проигрывает в системном размахе спекулятивным построениям немецких идеалистов. Однако её историческое значение заключается в последовательном проведении эмпирико-психологической программы в немецкой мысли. Его акцент на побуждениях как первичных элементах психики сближает его с волюнтаристской линией (вспомним Фихте, подчёркивавшего роль стремления), которая получила мощное развитие в метафизике Шопенгауэра – ирония судьбы, учитывая жестокую оценку последним личной трагедии Бенеке. Таким образом, Бенеке представляет собой важное звено, связывающее традицию британского эмпиризма и ассоцианизма с последующим усилением интереса к иррациональным сторонам человеческой психики в европейской философии XIX века.

Бернард Больцано (1781–1848): логика «в себе» и депсихологизация мысли.

Рассмотрение Бернарда Больцано в контексте немецкой философии XIX века хронологически оправданно, хотя его переоткрытие как предшественника современной логики и феноменологии склоняет к восприятию его как фигуры более позднего времени.

1. Биографический контекст: учёный-священник и диссидент.

Больцано родился в Праге в семье итальянского происхождения. Приняв сан священника (1805), он вскоре получил кафедру философии религии в Пражском университете. Однако в 1819 году был отстранён от преподавания по прямому приказу венского двора за «неподобающие» с точки зрения властей социально-политические взгляды. В своих лекциях он предрекал, что войну будут считать таким же варварством, как дуэль, утверждал моральную ограниченность гражданского повиновения и предсказывал смягчение социального неравенства. Хотя пражские церковные власти считали его ортодоксальным католиком, политический либерализм сделал его позицию несостоятельной. Лишённый кафедры, Больцано посвятил себя частным исследованиям, сталкиваясь с трудностями при публикации своих работ в Австрии.

Среди его ключевых трудов: анонимный трактат о бессмертии души («Атанасия», 1827), монументальное «Наукоучение» (1837) в четырёх томах и изданные посмертно «Парадоксы бесконечного» (1851). Он также был активным автором научных эссе по логике, математике, физике и эстетике.

2. Критика Канта и установка на строгость.

В развитии своей мысли Больцано никогда не принимал какую-либо одну систему за истину в последней инстанции. Канта он читал с юности, признавая заслуги критической философии, но считая её полной пробелов. Например, принимая различие аналитических и синтетических суждений, он отвергал кантовское его обоснование и, в частности, тезис о синтетическом априорном характере математики. По мнению Больцано, математические истины имеют чисто понятийный (аналитический) характер и выводятся посредством строгого логического анализа.

Эта установка на логическую и концептуальную строгость была его кредо. Он упрекал современников в небрежном использовании терминов и заявлял, что «никто не может быть хорошим философом, не будучи хорошим математиком». Понятно, что спекулятивные системы немецкого идеализма вызывали у него неприятие.

3. Ядро учения: логические объекты «в себе» и депсихологизация.

Наиболее новаторской частью наследия Больцано является его депсихологизированная логика, освобождённая от связи с субъективными актами мышления. Её краеугольный камень – теория объективных логических сущностей:

«Предложение в себе» (Satz an sich): Это «утверждение, что нечто есть или не есть, независимо от того, истинно оно или ложно, и выражено ли оно кем-либо». Первичен здесь объективный смысл (содержание) суждения, а не акт его мысли.

«Представление в себе» (Vorstellung an sich): Это не психологический образ, а объективный смысловой компонент предложения, который сам по себе не истинен и не ложен. Логика анализирует именно это объективное содержание, абстрагируясь от того, кто и как его мыслит.

«Истина в себе» (Wahrheit an sich): Истинность присуща некоторым «предложениям в себе» объективно. Она не зависит ни от человеческого сознания, ни даже от божественного интеллекта: Бог мыслит истину потому, что она истинна, а не наоборот. Истинность математического суждения коренится в значениях его терминов, а не в чьём-либо уме.

Таким образом, Больцано совершил радикальный поворот к логическому объективизму, предвосхитивший идеи Готлоба Фреге и Эдмунда Гуссерля (который высоко ценил Больцано именно за борьбу с психологизмом).

4. Метафизика и значение.

Как систематический философ, Больцано отвергал кантовский запрет на метафизику и стремился рационально обосновать учение о Боге и бессмертии души, находясь под влиянием Лейбница (хотя и не принимая его монадологию). Однако непреходящее значение Больцано лежит не в этой, достаточно традиционной, метафизике, а в его логико-методологических новациях. Он был оригинальным математиком (его «Парадоксы бесконечного» повлияли на Кантора) и, главное, – пионером современной логики, чьи идеи об объективности смысла и строгости анализа были заново открыты и оценены по достоинству лишь в XX веке.

Критика абсолютного идеализма изнутри: К. Г. Вайссе и И. Г. Фихте.

Предыдущие разделы были посвящены мыслителям, находившимся вне русла послекантовского идеализма. Теперь обратимся к двум философам, которые, принадлежа к этому движению, развили к нему критическое отношение, стремясь преодолеть системные ограничения гегельянства.

а) Кристиан Герман Вайссе (1801–1866): спекулятивный теизм и личный Бог.

Профессор Лейпцигского университета, Вайссе был близок к гегельянству, но считал, что Гегель гипертрофировал роль логики, пытаясь вывести реальность из абстрактных логических категорий. Под влиянием поздней философии Шеллинга Вайссе развил концепцию спекулятивного теизма. В работе «Философская проблема современности» (1824) он утверждал, что Гегель развил лишь «отрицательную» сторону философии – диалектику логической идеи.

Критика гегелевского Абсолюта: По Вайссе, логический Абсолют Гегеля – это не реальный Бог, а лишь логически необходимое основание для Его мыслимости. Гегель мог бы с этим согласиться, но Вайссе настаивал на решающем дополнении: реальный Бог должен быть свободной личностью, чьё существование не может быть логически выведено из идеи, но постулируется как её живое осуществление. Бог есть мыслящая себя мысль, обладающая самосознанием и волей.

Тринитарное решение: Стремясь логически обосновать возможность личного Бога, Вайссе пытался доказать, что Бог не может быть единичной личностью (монизм личности), и приходил к необходимости принятия доктрины Троицы как условия внутренней жизни и самосознания Божества.

Таким образом, Вайссе стремился не отбросить, а дополнить Гегеля, вводя в спекулятивную систему персоналистический и волюнтаристский элемент, отсутствующий в чисто логическом панлогизме.

б) Иммануил Герман Фихте (1796–1879): идеалистический персонализм и ценность «Я».

Сын Иоганна Готлиба Фихте, Иммануил Герман Фихте, принял критику Вайссе лишь отчасти, сместив акцент на защиту конкретной человеческой личности. Он энергично выступал против тенденции, усматриваемой им у Гегеля, к поглощению индивидуального всеобщим. В гегельянстве индивид, по его мнению, представал лишь преходящим моментом в жизни универсального духа, тогда как подлинной целью творения является развитие личности, что и гарантирует человеку личное бессмертие.

Его мысль эволюционировала от влияния Канта и отца к построению собственной системы спекулятивной теологии с ярко выраженной философской антропологией, включавшей интерес к подсознанию и парапсихологическим феноменам.

Метафизическая система: В работе «Спекулятивная теология…» (1846) Бог понимается как высшее личностное единство идеального (бесконечное самосознание) и реального (множество монад как «вечных мыслей» Бога). Творение трактуется как акт наделения этих монад свободной волей и самостоятельной жизнью.

Антропологический вывод: Развитие человеческой личности есть, таким образом, развитие божественного зародыша – пробуждение самосознания из досознательных уровней. Это обосновывает абсолютную ценность и бессмертие каждой индивидуальности.

Общий вектор критики.

Хотя Вайссе и младший Фихте оставались в поле идеализма, их критика указывала на ключевые, с их точки зрения, изъяны системы Гегеля: имперсонализм и поглощение конкретного абстрактным. Оба философа, каждый по-своему, стремились «оживить» Абсолют, вернув в него категории личности, свободы и воли, и утвердить непреходящую метафизическую значимость индивидуального человеческого «Я». Их работы обозначили внутренний кризис гегельянства и переход к постгегелевским философским течениям, таким как персонализм и философия жизни.

Артур Шопенгауэр: воля, представление и пессимизм.

Артур Шопенгауэр (1788–1860): жизнь и сочинения.