Сентимент

– Осваивайся в пути, – безжалостно прервал он. – Ты думал, я платил за твое образование в Гарварде, чтобы ты «осваивался»? Твоя позиция – старший юрист в этой сделке. Покажи, на что способен. Файлы уже у тебя на почте.

Он не сказал «сын». Не сказал «я скучал» или «рад тебя видеть». Только «старший юрист». Вишенкой на торте прозвучало его следующее предложение:

– Итан, – его голос приобрел ту самую, знакомую с детства, ядовито-бархатистую нотку. – Не подведи меня. И не подведи Викторию. Ее отец будет на презентации завтра. Он с нетерпением ждет, чтобы увидеть тебя в деле.

Угроза была настолько прозрачной, что от нее перехватило дыхание. Это было не просто о работе. Это было о том, что моя помолвка с Вики, этот стратегический альянс между двумя семьями, висит на волоске. Один неверный шаг – и все рухнет.

Обычная тактика. Разделяй и властвуй. Заставь меня выбирать между долгом и… чем? Что у меня было, кроме этого долга?

И тут я ее увидел. Не наяву, а в памяти. Алию. Не сегодняшнюю, смущенную и охрипшую, а ту, что была три года назад. Она стояла передо мной на берегу озера, ветер трепал ее волосы, а в глазах стояли слезы, но не злости, а горького понимания.

«Ты всегда будешь его заложником, Итан, – сказала она тогда. – Пока не поймешь, что единственные цепи, которые держат тебя по-настоящему, это те, которые ты надел на себя сам».

Я закрыл глаза, снова ощущая ее тепло рядом с собой в постели, слыша ее сонный стон. Это было реально. Ее эскиз дома был реален. А что было реальным в мире моего отца? Цифры в отчетах. Холодный мрамор. И одобрение людей, которые смотрят на тебя как на инструмент.

– Итан, ты меня слышишь? – голос отца вернул меня в реальность. Он звучал раздраженно.

Я открыл глаза и посмотрел на свою комнату. На трофеи за достижения, которые он считал само собой разумеющимися. На пустую, идеально убранную комнату, похожую на гостиничный номер.

И что-то во мне щелкнуло.

– Слышу, – мой голос внезапно обрел твердость, которой я сам в себе не ожидал. – Файлы изучу. На презентации буду.

– Отлично. Пятнадцать ноль-ноль. Не опаздывай.

Он уже собирался положить трубку.

– Отец, – остановил я его.

– Да?

Я глубоко вдохнул, чувствуя, как по всему телу пробегает дрожь – не страха, а адреналина. Алия была права. Цепи были только в моей голове.

– После завтрашней презентации, – сказал я четко, – мне потребуется несколько дней. У меня есть неотложные личные дела.

На том конце провода повисла гробовая тишина. Он не ожидал этого. Он ожидал покорного «да, отец».

– Какие еще личные дела? – его голос стал тише и опаснее.

– Те, что не терпят отлагательств, – я не стал вдаваться в подробности. Это было мое решение. Мое право провести границу.

– Итан, – он произнес мое имя как предупреждение. – Ты только что вернулся. Не время для…

– Пятнадцать ноль-ноль, я буду, – мягко, но неотвратимо перебил я его. Впервые в жизни. – Все остальное мы обсудим после.

Я не стал ждать ответа и положил трубку.

Я стоял посреди своей комнаты и медленно провел ладонью по крышке рояля. Черный лак, безупречный, как и всё в этом доме. Я не прикасался к клавишам долгое время. Последний раз я подпускал сюда Алию, чтобы она сыграла мне Лунную сонату.

Секунда – и я открываю сумку. Не для командировок. Для переезда. Через несколько месяцев квартира на Стойк-авеню должна стать моим домом. Не лифом между небом и землей, как этот пентхаус, а местом, где пахнет кофе, а не страхом.

Я начинаю с книг. Не с тех, что на виду – юридические фолианты, подаренные отцом на восемнадцатилетие с надписью «Будь первым. Всегда». Я отодвигаю их и нахожу то, что прятал – потрепанного «Над пропастью во ржи», сборник стихов Элиота, книгу по архитектуре. Мир, не имеющий ничего общего с верфями Остин и поглощениями. Мир Алии. Я аккуратно кладу их на дно сумки. Мой тайный манифест.

Потом подхожу к гардеробу. Костюмы… Я провожу рукой по рукаву одного из них, чувствуя холодную ткань. Это доспехи. В них я играю роль, которую все от меня ждут. Но сегодня утром, проснувшись рядом с ней, в этих доспехах была дыра. Сквозь нее пробивалось что-то теплое, живое и пугающе хрупкое.

Я беру не костюм, а старый потертый свитер. Ту самую вещь, в которой мы с Алией гуляли у озера, и меня внезапно пронзила мысль: я хочу, чтобы в моей новой квартире пахло не кожаными креслами и деньгами, а дождем, книгами и ей. Чтобы на столе стоял ее эскиз того самого дома, а не схема очередной сделки.

Глава 3. Алия

Я проснулась от собственного стона, застрявшего в горле. Тело было напряжено, как струна, по коже бежали мурашки, а внизу живота тлел знакомый, стыдный жар. Я судорожно вдохнула, выталкивая из легких остатки воздуха, и села на кровати.

Тишина. Глубокая, звенящая предрассветная тишина, нарушаемая только мерным тиканьем часов на тумбочке и моим бешеным сердцебиением.

Рядом никого не было.

Одеяло на его половине лежало ровно, подушка – нетронуто-пухлой. Ни вмятины, ни складки, ни единого намека на то, что здесь только что лежал он. Только холодная простыня и призрачное эхо его тепла на моей коже, которое оказалось всего лишь игрой разгоряченного воображения.

«Сон, – с трудом прошептала я, проводя дрожащей ладонью по лицу. – Всего лишь сон. Черт возьми, Алия».

Но какой же это был сон. Настолько яркий, тактильный, душный, что казался реальнее самой реальности. Я до сих пор чувствовала на губах грубоватую текстуру его, вкус – смесь дорогого виски и чего-то неуловимо-горького, только ему свойственного. Помнила тяжесть его тела, вдавливающую меня в матрас, обжигающее прикосновение его рук на моей талии, под майкой… Я сжала простыню в кулаке, пытаясь унять дрожь в бедрах. Это было унизительно. Унизительно и по-прежнему чертовски притягательно.

Я встала, подошла к окну и распахнула его, впуская внутрь холодный утренний воздух. Он должен был очистить, прогнать этот дурман. Но вместо этого лишь заставил меня вздрогнуть и острее ощутить жар, все еще бегавший под кожей. Где-то вдали, на озере, туман стелился по воде, как призрачное покрывало.

«Всего лишь сон, – твердо сказала я себе, глядя на розовеющее небо. – Он ничего не значит. Это просто твое тело и уставший мозг играют с тобой злую шутку. Ты сильнее этого».

Но когда я повернулась и взгляд упал на ту самую сторону кровати, где он лежал наяву несколько часов назад, по спине пробежали мурашки. Память тела оказалась сильнее разума.

Спускаясь вниз, я услышала голоса на кухне и запах жареных блинчиков. Сердце екнуло – а вдруг он еще здесь? Но, зайдя в столовую, я увидела только Луизу и Юноса. Они сидели за столом, попивая апельсиновый сок. Луиза что-то оживленно рассказывала, размахивая вилкой, а Юнос смотрел на нее с такой нежностью, что у меня в груди кольнуло.

– Доброе утро, соня! – Луиза сияла, как тысяча солнц. – Мы уж думали, ты проспишь всю нашу морскую прогулку.

– Не дождетесь, – я натянуто улыбнулась, подходя к кофемашине. Мои пальцы дрожали, когда я вставляла капсулу. «Соберись, тряпка», – прошипела я сама себе. – Итан уже уехал?

– Умчался на своем Крузаке на рассвете, – ответил Юнос, доедая завтрак. – Сказал, что дела в городе. Жаль, парень, мог бы с нами под парусом прокатиться.

Облегчение, острое и горькое одновременно, промыло меня изнутри. Его не было. Не будет. И это к лучшему.

– Ничего, втроем тоже будет весело, – бодро сказала я, делая глоток обжигающего кофе. Напиток вернул мне немного ощущения реальности. – Ребята тоже уехали?

Юнос кивнул.

– Полчаса назад.

Яхта была небольшой, белоснежной, с коричневыми парусами – семейная реликвия, купленная еще нашим дедом. Солнце уже припекало, но ветер с озера был пронизывающе холодным. Я стояла на носу, вцепившись в леер, и позволяла ветру рвать на мне легкую ветровку и бить по лицу прядями выбившихся из хвоста волос. Я вдыхала запах воды, водорослей и сосен с берега, пытаясь вытеснить из легких призрачный аромат его одеколона.

«Вот оно, настоящее, – думала я, глядя на бегущие волны. – А не какой-то там сон».

Юнос управлял парусом с видом капитана дальнего плавания, а Луиза, сидя у его ног, с восхищением наблюдала за ним. Они были так прекрасны и гармоничны вместе, что моя собственная внутренняя раздробленность казалась еще более уродливой.

– Ли, держи! – крикнул Юнос, когда яхта накренилась на левый галс, и брызги ледяной воды окатили меня с головы до ног.

Я вскрикнула от неожиданности, а затем рассмеялась – впервые за эти сутки по-настоящему. Холодная вода была шоком для системы, очищением. Я почувствовала, как какая-то струна внутри меня ослабла.

– Вот тебе и спа-процедура! – засмеялась Луиза.

Мы провели под парусом несколько часов, болтая о пустяках, вспоминая старые истории и строя планы на лето. Я ловила себя на том, что постепенно расслабляюсь. Мир без Итана снова существовал. И он мог быть вполне счастливым.

Возвращаясь в город на своей старенькой Тойоте, я на несколько часов включила автоответчик. За рулем, под громкую музыку, я снова чувствовала себя собой – Алией, которая учится на архитектора, у которой есть планы, мечты и своя, отдельная от всех жизнь.

Моя съемная квартира в центре города встретила меня прохладной тишиной и запахом лаванды из аромадиффузора. Она была небольшой, но уютной – моим личным убежищем. На полках громоздились стопки книг по архитектуре и журналы, на мольберте стоял незаконченный эскиз общественного центра, а на подоконнике в кухне цвел фикус, подаренный мамой.

Я сбросила сумку у двери, сняла обувь и босиком прошла в гостиную. Первым делом подошла к окну. Мой вид был не на озеро и сосны, а на оживленную городскую улицу, на огни ресторанчиков и спешащих куда-то людей.

Я приняла долгий душ, смывая с себя остатки вчерашнего праздника, соли озера и липкие следы того сна. Закутавшись в старый, мягкий халат, я заварила чай и села за ноутбук, чтобы проверить почту. Среди писем от однокурсников и напоминаний от преподавателей ярким пятном выделилось сообщение от Майка.

«Привет, принцесса! Надеюсь, хорошо отдохнула на дне рождения брата. Соскучился. Может, завтра заеду с кофе и круассанами? Хочу тебя видеть. М.».

Я откинулась на спинку стула, глядя на экран. Майк. Добрый, предсказуемый, надежный Майк. Он не заставлял мое сердце биться чаще, не сводил с ума одним взглядом. Он был… безопасной гаванью. Возможно, именно это мне сейчас и было нужно.

Я набрала ответ: «Привет! Спасибо, было весело. Завтра в десять? Я буду дома».

Отправив сообщение, я почувствовала странное спокойствие. Решение было принято. Я не позволю призракам прошлого, какими бы навязчивыми они ни были, диктовать мне правила жизни. Итан Харрис был главой из старой книги, которую я перечитала, закрыла и убрала на дальнюю полку.

Я подошла к мольберту и сняла защитную ткань с эскиза. Публичный центр. Место, где люди встречаются, общаются, строят что-то новое. Я взяла карандаш и проверила остроту грифеля. Пора было возвращаться к своей жизни. К реальности. К будущему, которое я строила для себя сама, кирпичик за кирпичиком, без оглядки на прошлое.

За окном совсем стемнело, и город зажег свои огни. Я включила настольную лампу, и ее теплый свет очертил на столе уютный круг. Здесь, в этой комнате, пахло бумагой, чаем и моими духами. Здесь не было места для сандалового дерева и лживых пепельных глаз. Здесь была только я. И этого было достаточно. По крайней мере, я очень хотела в это верить.

На следующее утро дверной звонок раздался ровно в десять. Я уже была на ногах, но все еще чувствовала себя так, будто провела ночь в бессознательном бою с собственным подсознанием. Надела старые джинсы и просторную белую футболку – ничего соблазнительного, ничего, что могло бы намекнуть на что-то большее, чем дружеский визит.

Открыв дверь, я увидела Майка. Он стоял с двумя бумажными стаканчиками кофе в подставке-переноске и небольшим, аккуратным букетиком белых ромашек с желтой серединкой. Не розы, не лилии, а простые, милые ромашки. Он улыбался своей открытой, солнечной улыбкой.

– Привет, Алия! – он протянул мне кофе и цветы. – Это тебе.

– Спасибо, – я взяла и то, и другое, позволив ему войти. Запах кофе был бодрящим, а цветы… милыми. Просто милыми. Никакого кома в горле, никакого трепета. Я отнесла их на кухню и поставила в первую попавшуюся вазу с водой.

– Как ты? – спросил Майк, удобно устроившись на моем диване, как будто был здесь сотню раз. Он был одет в темные чинос и голубую поло, выглядел свежим и отдохнувшим.

– Ничего, – ответила я, присоединяясь к нему, но оставив между нами дистанцию в пол-дивана. – Вчера хорошо погуляли на яхте. Отходим.

– Отлично! – он сделал глоток кофе. – А Юнос как? Доволен был сюрпризом?

– Очень. Хотя народом сначала испугался.

Мы болтали. Он рассказывал о новом проекте на работе, о том, что его друг купил мотоцикл и чуть не разбился в первую же неделю. Я кивала, улыбалась в нужных местах, поддакивала. И все это время со стороны могло показаться, что это непринужденная, легкая беседа. Но внутри я ловила себя на полной отстраненности.

Его смех не вызывал у меня ответной улыбки. Его рассказы не будили интереса. Когда он жестикулировал, и его рука случайно оказывалась ближе к моей на диване, мне не хотелось ни приближать свою, ни убирать его. Мне было… все равно. Абсолютно. Его присутствие в моем пространстве не раздражало, не радовало, не смущало. Оно было фактом, таким же нейтральным, как солнечный свет за окном или тиканье часов.

Я наблюдала за ним как будто через толстое стекло. Он был симпатичным, внимательным, предсказуемым. И в этой предсказуемости не было никакой искры, никакого вызова, никакой той опасной черты, которая заставляет чувствовать себя живой.

– Слушай, Алия, – Майк поставил свой почти допитый кофе на журнальный столик и повернулся ко мне. – Я знаю один потрясающий ресторан на набережной. «Ла Пергола». Там сегодня как раз живая музыка будет, джаз. Не хочешь сходить? Поужинать как взрослые люди, по-настоящему?

Он смотрел на меня с таким ожиданием, с такой надеждой, что сказать «нет» было бы жестоко. Да и в чем был бы смысл? Сидеть одной и снова анализировать свой дурацкий сон? Перерисовывать один и тот же эскиз в сотый раз?

Во мне что-то сжалось – маленький, упрямый комок сопротивления. Но я заглушила его. Это был правильный выбор. Безопасный выбор.

Я заставила свои губы растянуться в улыбку. Не такую сияющую, как у Луизы, а скорее вежливую, согласную.

– Звучит здорово, Майк. Давай сходим.

– Правда? – его лицо осветилось. – Отлично! Тогда я заеду за тобой в восемь? Дресс-код… ну, знаешь, стильно-кэжуал.

– В восемь, – кивнула я. – Договорились.

Он ушел, оставив после себя легкий шлейф мужского парфюма – не сандалового дерева, а чего-то свежего, цитрусового. И половину букета ромашек в вазе на кухне.

Я осталась стоять посреди гостиной. Тишина снова обволакивала меня, но на этот раз она была другой – не уютной, а гулкой. Я подошла к мольберту и провела пальцем по контуру будущего общественного центра. Сегодня вечером я надену красивое платье, пойду в модный ресторан, буду слушать джаз и улыбаться симпатичному парню. Все будет правильно. Идеально.

И от одной этой мысли по спине пробежал холодок, который не имел ничего общего с утренней прохладой. Это был холод предстоящей вежливой, красивой и совершенно безжизненной ночи. Но я решила не замечать его. Я уже сделала свой выбор.

Перед тем как начать готовиться к свиданию, я заставила себя завершить работу. Открыла ноутбук, еще раз проверила все чертежи – линии, разрезы, фасады. Общественный центр с его просторными залами и световыми колодцами был моим убежищем последние месяцы. В его строгих геометрических формах был порядок, отсутствующий в моей душе. Я отправила файлы профессору Адамсу с кратким сопроводительным письмом. «Экзаменационный проект. Алия Рейнольдс». Щелчок мыши – и часть моего «я» улетела в цифровое пространство, оставив меня наедине с предстоящим вечером.

На мгновение я задержалась взглядом на переписке с Луизой. Последнее сообщение было от нее: «Как ты?» Я быстро набрала: «В порядке. Иду сегодня на свидание с Майком. В тот джаз-ресторан на набережной.» Ответ пришел почти мгновенно. Не восклицания, не смайлики с сердечками, лишь одинокий смайл с поднятым вверх большим пальцем. Это было красноречивее любых слов. Луиза понимала. Понимала, что это не от радости, а от отчаяния. И ее молчаливое одобрение было скорее жестом поддержки, чем энтузиазма.

Я отложила телефон и подошла к шкафу. Вечер требовал соответствующего образа. Я выбрала длинное платье цвета бордо, облегающее, как вторая кожа, с разрезом до бедра и открытой спиной, державшейся на тонких-тонких бретельках. Надела самые высокие шпильки, от которых сразу же заболели ноги. Набросила на плечи легкое бежевое пальто. В зеркале смотрелась на меня со стороны незнакомая женщина – ухоженная, сексуальная, собранная. Но ее глаза были пусты. В них не было того озорного огонька, который когда-то зажигался в предвкушении свидания. Теперь был лишь ровный, холодный свет, как у отполированного мрамора.

Ровно в восемь раздался звонок домофона. Майк приехал не на своем привычном джипе, а на скромном седане, вероятно, взяв его у кого-то из друзей или из каршеринга. Он вышел, чтобы открыть мне дверь, и его взгляд загорелся неподдельным восхищением.

– Вау, Алия… Ты выглядишь… потрясающе, – выдохнул он.

– Спасибо, – я улыбнулась ровно настолько, чтобы это было вежливо, и села в машину.

Дорога до ресторана заняла минут двадцать. Майк старался поддерживать беседу, рассказывая о ресторане, о группе, которая должна играть. Я кивала, смотрела в окно на мелькающие огни города и думала о том, как странно ощущать свое тело как дорогую обертку, внутри которой пустота. Я не чувствовала ни волнения, ни предвкушения. Лишь тяжелое, свинцовое спокойствие.

«Ла Пергола» и правда оказалась роскошным местом. Панорамные окна с видом на гавань, где покачивались яхты с подсветкой, приглушенный свет, белоснежные скатерти и сверкающий хрусталь. В углу сцены настраивались музыканты. Воздух был густым от смеси ароматов дорогой еды, духов и сигарного дыма с соседней террасы.

Нас провели к столику у самого окна. Майк заказал бутылку красного вина. Когда сомелье налил его в бокалы, Майк поднял свой.

– За нас.

Я чокнулась с ним, позволив хрусталю издать нежный звон. Сделала глоток. Вино было хорошим, выдержанным, с глубоким бархатистым вкусом. Но я ощущала лишь терпкость.

– Ну как? – спросил Майк, ожидая одобрения.

– Отлично, – сказала я, и это было правдой. Все было отлично. И ресторан, и вино, и его костюм, и мое платье. Слишком отлично. Слишком правильно. Как декорация к чужой пьесе, в которой мне отвели роль счастливой героини.

Музыканты начали играть – плавный, чувственный джаз. Саксофон лился томными пассажами, обволакивая зал. Майк что-то говорил, а я смотрела на него и ловила себя на том, что не слышу ни слова. Я видела, как движутся его губы, видела искренний интерес в его глазах, но между нами будто опустилось звуконепроницаемое стекло. Мое сознание было где-то далеко, в домике на озере, где пахло сосной и старым деревом, а не дорогим паркетом и трюфелями.

Я сидела в самом сердце прекрасной жизни, которую многие могли бы желать, и чувствовала себя так, будто медленно засыпаю песком. Каждый смех, каждое его прикосновение к моей руке, каждый восхищенный взгляд со стороны других мужчин – все это было лишь горстью песка, тихо и неумолимо погребавшей меня заживо.

Музыка лилась томным, обволакивающим потоком, а я механически подносила ко рту вилку с нежнейшим стейком, который на вкус был словно картон. Я кивала в ответ на что-то, что говорил Майк, и пыталась сосредоточиться на огоньках на воде за окном, но взгляд мой бесцельно блуждал по залу.

И вот тогда я увидела его.

Он сидел в полумраке у дальней стены, за столиком в углу. Голубая рубашка, на этот раз без пиджака, расстегнутая на две пуговицы. Его поза была расслабленной, одна рука лежала на столе, обхватывая бокал с темным алкоголем, другая – на спинке стула его спутницы. И он смотрел. Прямо на меня.

Пепельные глаза, такие же пронзительные и нечитаемые, как и три дня назад, приковывали меня к месту. В них не было ни удивления, ни улыбки. Был лишь тяжелый, неотрывный взгляд, который словно прошивал всю длину зала и впивался в меня, отменяя все вокруг – и музыку, и Майка, и весь этот фальшивый, шикарный вечер.

Мое сердце провалилось в тартарары прямо к этому Аида, а затем выпрыгнуло в горло, заставляя кровь гудеть в ушах. Я застыла с вилкой в воздухе, не в силах отвести взгляд. Это длилось всего секунду, но показалось вечностью.

Итан что-то сказал своей спутнице, и та повернула голову, следуя за его взглядом. Я увидела ее впервые. Ослепительная брюнетка с идеальной стрижкой каре, в черном платье с открытыми плечами, с дорогими блестящими серьгами. Она была воплощением гламура и уверенности. Увидев меня, она слегка удивленно приподняла бровь, а затем, как бы не найдя во мне ничего интересного, снова повернулась к Итану, положив свою изящную руку на его предплечье.

Этот жест – ее рука на его руке – обжег меня сильнее, чем любой упрек. Он принадлежал ей. По крайней мере, здесь и сейчас.

Я наконец смогла оторвать взгляд, опустив глаза на свою тарелку. Рука дрожала. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки, и горячая волна стыда и гнева захлестнула меня. Стыда за то, что он застал меня здесь, с другим мужчиной, за этот нелепый спектакль. И гнева – на него, на себя, на эту нелепую игру судьбы.

– Алия? Ты в порядке? – голос Майка прозвучал будто из другого измерения. – Ты вся вспыхнула.

Я заставила себя поднять на него взгляд и улыбнуться самой неестественной улыбкой в своей жизни.

– Все хорошо. Просто… жарко. И вино, наверное.

– Хочешь, попросим открыть окно? – он выглядел искренне обеспокоенным.

– Нет, нет, все в порядке, – я сделала еще один глоток воды, но ком в горле не исчезал. Его взгляд прожигал меня насквозь. – Прости, мне нужно в дамскую комнату. На секунду.

Я встала, едва не задев стол, и пошла, не глядя по сторонам, чувствуя, как каждый нервный позвонок мой кричит под тяжестью его внимания. Дорога до уборной казалась бесконечной. Я толкнула тяжелую дверь, очутилась в прохладной, тихой комнате, отделанной в темных тонах, и прислонилась к раковине, дрожащими руками упираясь в холодный камень.

«Дыши, Алия, просто дыши», – приказывала я себе, глядя на свое бледное отражение в зеркале. Глаза были слишком широко раскрыты, на щеках – нездоровый румянец. Я повернула кран и плеснула ледяной воды на запястья, пытаясь привести себя в чувство. Он здесь. С другой женщиной. И он видел меня с Майком. Почему это имело такое значение? Почему его мнение все еще могло так раскачивать мой внутренний мир, словно ураган?

Я провела в уборной минут пять, пытаясь собрать осколки своего самообладания в нечто целое. Наконец, глубоко вздохнув, я вышла обратно в коридор, ведущий в зал.

И тут мое сердце остановилось.

Прислонившись к стене напротив, в нескольких шагах от выхода из уборной, стоял он. Итан. Руки были засунуты в карманы брюк, поза – нарочито небрежная, но все его тело излучало напряженное ожидание. Он ждал меня.

Наши взгляды встретились. В его глазах не было ни капли удивления. Он знал, что я здесь окажусь.

– Алия, – произнес он мое имя низким, чуть хрипловатым голосом, от которого по коже побежали мурашки.

Я замерла на месте, не в силах сделать ни шаг вперед, ни назад. Воздух между нами сгустился, стал тяжелым и густым, как сироп.

– Итан, – выдохнула я в ответ, и мой голос прозвучал слабо и неуверенно.

Он оттолкнулся от стены и сделал пару шагов ко мне, сокращая дистанцию до минимума. Теперь он был так близко, что я снова почувствовала его запах – сандал, дорогой парфюм и что-то неуловимо острое, только его.

– Платье… новое, – произнес он, медленно скользнув взглядом от моих каблуков до открытых плеч. Его взгляд был физическим прикосновением, обжигающим и властным. – Идет тебе, жизнь моя. Хотя, – он слегка наклонил голову, – Розовое мне нравилось больше.

Его слова впились в меня, как отравленные иглы. Он помнил. Помнил то платье, в котором я была в свой восемнадцатый день рождения, до того, как мир рухнул.

– А твоя спутница, – парировала я, пытаясь найти опору в сарказме, но голос дрогнул. – Очень… эффектная. Поздравляю. Нашёл ту, что по статусу подходит?

Уголок его рта дрогнул в подобии улыбки, но в глазах не было и тени веселья.

– Вики? Да, она соответствует определенным… критериям.

– Как удобно, – прошипела я.

Он еще на полшага приблизился. Теперь я чувствовала исходящее от него тепло.

– А твой кавалер? – его голос стал тише, интимнее. – Он соответствует… твоим?