Пролог
ЧЕТВЕРТЫЙ КВАРТИЛЬ 2019 – 2020 УЧЕБНОГО ГОДА
– Что вы делали ночью в студенческом общежитии, Алексей Вячеславович?
Задавая вопрос, Мартин, исполняющий обязанности директора «Осколка» прятал глаза, перебирая бумажки. Непонятно, зачем он это делал. Искомая кляуза лежала отдельно. Свеколкин узнал свое мотивационное письмо, несколько эссе еще времен «Стратбдений», и даже исчерканный протокол мозгового штурма оттуда же, писаный его же, Свеколкинской, рукой. Досье, значит.
– Алексей Вячеславович! Вы не ответили!
Как тут ответить? Разве что сделать вид, что вопрос понят буквально. И рассказать от начала до конца, что же он делал ночью в студенческом общежитии.
ТРЕТИЙ КВАРТИЛЬ 2019 – 2020 УЧЕБНОГО ГОДА
Конечно же, ночью. Когда же еще. Днем пройти в общежитие, закрытое на карантин, дохлый номер. А ночью вахтеры дрыхнут, проблема только в том, что двери закрыты. Но ведь есть еще окна.
Проштудировав мемы в студенческой группе «Вконтакте», Свеколкин нашел искомый намек: обитатели общаги действительно открывали на ночь некое окно на первом этаже. Можно догадаться, что оно вне поля зрения каменды – так студенты называют всех представителей хозяйственной власти, независимо от статуса.
Задерживаясь по вечерам в универе, Свеколкин не раз видел, как тщательно вахтеры все проверяют, особенно как раз окна первого этажа. В общежитии же сейчас бдительность еще выше, и студенты, видимо, как-то эту бдительность обманывают. Сколько их осталось в городе? Ходят ли к ним запрещенные гости? Наверное, ходят, и еще чаще, чем до карантина – решил Свеколкин. Ведь если сейчас вахтеры усилили режим, то и студенты усилили сопротивление. Решил сделать так: один вечер посвятить тому, чтобы вычислить студенческий лаз, а на следующую ночь уже идти, тщательно все спланировав.
Свеколкин во времена студенчества жил с родителями и в общежития заходил лишь пару раз, но эти визиты почти полностью стерлись из памяти. В любом случае, нужно узнать, в каких комнатах или хотя бы на каком этаже живут осколковские студенты. Наудачу сунулся в аид – универскую систему Администрирования и Документооборота. Поискал по ключевым. Повезло. Нашлось сразу два документа с приложенными планами – про пожарную безопасность и про ремонт, а также приказы о заселении с указанием комнат. Планы Свеколкин увеличил, распечатал и обвел ярким маркером все важные локации, чтобы разглядеть при любом освещении, номера искомых комнат отметил крестами. Попытался запомнить – как уж смог, фотографической памяти бог не дал.
Слежку стоило начать, как только начнет темнеть, ведь вряд ли кто-то полезет в общагу при свете дня. Но не удержался, решил присмотреть заранее позицию для наблюдений. Удобнее всего общага просматривалась бы из кафе, но кафе закрыты. И тут Свеколкин пожалел, что не водит машину. Тогда бы просто припарковался да сидел в тепле и с музыкой. В принципе, наверное, можно вызвать такси и попросить постоять. Немного боязно: а вдруг таксист заразный. Масок они не носят, видимо, принципиально. Да еще трепаться будет, отвлекать. В конце концов, Свеколкин решил просто подойти к общежитию, а там действовать по обстоятельствам.
Обстоятельства благоприятствовали. В скверике соседней поликлиники обнаружилась скамеечка, скрытая от общежития кустами. Но общагу сквозь кусты видно, и можно даже попробовать использовать театральный бинокль, который в лучших шпионских традициях прихвачен с собой. Не решился, сделал вид, что уткнулся в телефон, хотя ломать комедию и не для кого. Разве что кто-то еще тут играет в шпиона и подглядывает из окна поликлиники через щелочку между белыми шторками на окнах.
За все время по улице прошли два человека. Когда пройдет третий, уйду, – решил Свеколкин, вставая с холодной скамейки. И почти сразу же из-за поворота вышли двое. Похожи на студентов, повышает шансы.
Да! Сразу идет к окну! Из окна кто-то высунулся и что-то забрал. Понятно что. Бухло. Захотелось обратно в молодость.
Теперь нужно дождаться момента, когда загорится свет в окнах, тогда станет понятно, какие комнаты пустуют. Свеколкин решил пойти в маленький продуктовый, где по докарантинной моде хозяева поставили кофемашину, варили кофе на вынос. Как бы невзначай в магазьке стоял и высокий столик, как в советских кафетериях.
К счастью, кофе варился, как в мирное время, и столик не убрали. Только он занят. И, похоже, теми самыми студентами, что передавали в общагу алкоголь. Свеколкин взял себе кофе, пристроился сбоку. На вопиющее нарушение всех карантинных норм продавщица никак не отреагировала. Видимо, в виду позднего времени контролирующих органов не боялась.
Студенты не осколковские, препода в незваном соседе не признали, разговор не прервали. Наоборот, как будто пытаясь отпугнуть чужого дядьку, несли похабщину, вычисляя, кто из девчонок напьется сильнее нынешней ночью. Значит да, на точке намечается сабантуй и откладывать поход не стоит. Этой ночью чужой праздношатающийся вызовет меньше подозрений у обитателей. А на случай столкновения со своими студентами есть маска и шапка.
К общежитию Свеколкин вернулся как раз к тому моменту, когда зажглись окна. Пустовало, судя по всему, больше половины комнат. Видимо, те студенты, кого не загребли в обсерватор, метнулись по домам, едва заслышав про дистант. Свеколкин украдкой сфотографировал горящие окна. Сопоставит их с планом он уже дома. Там он отогреется, еще раз все обдумает за чаем, настроится. А потом станет тайным гостем на этом празднике жизни.
Идея лезть в окно, красться в темноте, рыться в чужих вещах и улепетывать с места правонарушения глубоко претила Свеколкину. Тем не менее, в окно он залез и в темноте к закутку под лестницей прокрался. Откуда-то сверху доносился смех. Интересно, слышат ли вахтеры? Видимо, нет. Иначе давно бы уже явились разгонять. Спят? Или как раз сейчас проснулись?
А вдруг там сейчас на смене Та Самая Вахтерша? Вот будет рада поймать Свеколкина! Он тогда, конечно, на нее не нажаловался, хоть и пообещал в сердцах, но вряд ли ТСВ оценит великодушие.
ПЕРВЫЙ КВАРТИЛЬ 2019 – 2020 УЧЕБНОГО ГОДА
Перед тем как стать для Свеколкина Той Самой Вахтершей Клавдия Васильна полчаса, не меньше, проорала на глупых студентов, норовящих протыриться под ленточки ограждения. Студенты чужие, из соседнего корпуса: рядом с универом ремонтируют дорогу, эти дурни и полезли через вверенное крыльцо. Смотреть на безобразие через камеру наблюдения никаких уже сил не осталось, – свалятся же и переломают ноги, всю жизнь потом маяться! Петрович, начальник; опять же, если увидит, будет вопить.
Пришлось выскочить на улицу. Даже куртку не накинула. К моменту, когда к ней подвалил очередной очкастый шибздик в дурацой кепке и в рюкзаке, надетом на длинное пальто – кто так ходит?! – у Клавдии уже немного побаливало горло. Вопрос, который задал очкарик, она уже устала слышать.
– А как тогда пройти? Вот там же тоже перегорожено?
– Так по песку? Вы что, разучились ходить по песку?
И что непонятного-то? Идешь себе по песку, не все по асфальту; обходишь корпус и поликлинику рядом с ним и заходишь с другой стороны. Конь в пальто уставился на песок под ногами, потом на Клавдию. Видимо, первый раз в жизни видел песок. Клавдия тоже уставилась в ответ. Староват для студента. А туда ж, молодится. Неприятная догадка тут же подтвердилась:
– У вас теперь служебная инструкция такая, хамить преподавателям?
– На вас не написано, что вы преподаватель!
– А студентам что, можно хамить? Ваш крик с остановки слышно. Мне придется написать на вас жалобу, Столярова Клавдия Васильевна!
Ишь ты, бейдж разглядел. Четыре глаза, похож на водолаза.
– Жалуйся! Сам-то.
И уже вдогонку удаляющейся спине припечатала, вложив в свой панч всю ненависть трудового народа к вшивой интеллигенции:
– Вторые очки надень!
ТРЕТИЙ КВАРТИЛЬ 2019 – 2020 УЧЕБНОГО ГОДА
Самая сложная часть плана – добыча ключей от пустующих комнат. Во всем университете ключи обычно висят на стенде за спиной вахтера, а значит, нужно либо дождаться, пока вахтер уйдет в обход или в туалет, либо, что гораздо опаснее, похитить их со стенда, когда вахтер закемарит. Свеколкин представил, как пытается снять ключ, как он падает спящей Клавдии на нос…. Оставалась еще надежда, что студенты делают закладки в каких-то местах общего пользования. Но если порошка там найти не удастся, придется идти в пещеру к спящему дракону.
Свеколкин подождал немного: вдруг вот сейчас, он услышит грозный рык. Все-таки пусть это будет мужской рык, чем вопли той Клавдии. Ни разу потом не пришлось встретиться, может ее под карантин как раз к общаге приставили? Нет, не может быть! В общагах своя коменда.
Ну и пусть рычит! Пока творится расправа, можно быстренько стибрить ключи, ну а коменда в карательной горячке либо вообще не заметит пропажи, либо подумает на студентов. Пойдет опять орать на них, и пока орет, может, удастся обстряпать дельце и ключи вернуть, размечтался Свеколкин. Хотя прекрасно знал, что стоит ему заслышать даже спокойный голос кого-либо взрослого «при исполнении», он немедленно умрет от разрыва сердца и позора.
Но нет, только смех, выкрики, повизгивание. Надо действовать. Хотя бы для начала поискать в общих помещениях.
Коридор от лестницы расходится в обе стороны. Справа горит лампочка. Слева темнота. Насколько помнилось по плану, в этой темноте таилась кухня, что-то хозяйственное, душ. Еще два туалета. Их нужно оставить на потом – в любой момент может кому-нибудь приспичить. В плане также указаны коворкинги – видимо, так теперь называются места, где делают домашку. Но там, наверное, компьютеры стоят, а значит, ночью может быть заперто. И все-таки надо проверить. Глаза привыкли, и Свеколкин решил двинуть в темный коридор.
Так. За одной дверью, кажется, кто-то играет в игрушку. За другой разговаривают. Кажется, мальчики. Наверное, они чаще употребляют порошок и хуже его прячут. Если это мужской этаж, то хорошо. Или больше нет отдельных мужcких и женских этажей? Свеколкин не знал. Когда вы уже уляжетесь! Впрочем, завтра им не нужно собираться в универ, дистант позволяет просыпаться прямо к паре.
Слабо запахло хлоркой и шампунем. Душевая близко. И, кажется, она пуста. Если повезет, что-то может найтись в шкафчиках раздевалки. А если нет, то нужно подождать, пока все уснут.
Поколебавшись, Свеколкин плотно закрыл дверь, включил свет и начал обыск. Шкафчик за шкафчиком. Где бы он спрятал сам? Наверное, в какой-нибудь щели. Шкафчики старые, щелей предостаточно. Вскоре Свеколкин заметил, что полки не прикручены к задней стенке, а просто положены на приколоченные к боковым стенкам палочки. Или у этих палочек есть какое-то специальное название? Свеколкин не разбирался в шкафчиках, но как филолог с трудом мирился с лакунами в словаре. Надо будет выяснить.
Скрип! Нашел время отвлекаться. Противные старые скрипучие полочки могут довести до обморока, с такими-то нервами. Надо по-другому. Открыл все дверцы шкафчиков. Присмотрелся. Да, есть! Одна полочка выдвинута!
Пакетик с порошком выглядит так, как Свеколкин его и представлял. Маленький, с зип-застежкой. Периодически он видел такие пустые пакетики в подъезде или даже просто на улице. Они в какой-то момент сменили пустые шприцы. Но вот только этот пакетик полный. И хотя Свеколкин продолжал тешить себя надеждой, что студенты просто играют и ничего запрещенного порошок не содержит, перед тем, как спрятать в карман,все-таки поколебался. Ну а вдруг все-таки…. И его задержат вместе вот с этим? А ведь ни разу в жизни, ни разу, ничего и никогда не пробовал. Ибо относился к любым запрещенным веществам сугубо отрицательно.
Выключил свет, стал прислушиваться, ждать, когда глаза снова привыкнут к темноте перед тем, как снова идти в коридор. Интересно, почему там темно? Студенты продолжают старую традицию выкручивания лампочек? Неужели им до сих пор не меняют их собственные, в комнатах? Наверное, здесь такая же бюрократия, как и везде в универе, студенты просто не хотят заполнять бумажки. Ну, ему-то темнота и на руку.
И тут свет снова включился. А потом снова выключился.
В те несколько секунд, когда свет горел, Свеколкин успел не только увидеть девушку в халате с полотенцем на плече и пакетом в руках, но и с ужасом, хоть и без полной уверенности, узнать свою студентку.
Заходить в душевую Настя (вот бы все-таки не Настя) не стала, пошла по коридору обратно. Быстро пошла. Можно сказать, побежала. Свеколкин так и стоял в темной душевой, не решаясь посмотреть вслед. Да и что там разглядишь в темноте. Она, точно она. Иначе бы так не реагировала. Или это просто потому, что увидела мужчину в женской душевой? Зачем ты, дурилка картонная, cнял маску? Девица бы, конечно, еще сильнее испугалась, но не узнала бы.
Надеть маску и уходить. Пока сюда не пришла толпа с факелами. Студентка, скорее всего, так же не уверена, как и он. И если больше никто его тут не опознает, то вряд ли будут последствия.
ЧЕТВЕРТЫЙ КВАРТИЛЬ 2019 – 2020 ГОДА
Свеколкин решился поднять глаза на Мартина.
Кажется, речь только о ночном визите в общежитие. То есть шить будут, максимум, домогательство к студентке. Приятного мало, но нервному Свеколкину в какой-то момент померещилось, что сейчас и убийцей назовут именно его.
Спокойно! Никто не знает, что это убийство. И даже сам Свеколкин не знает, убийство ли это. Главное сейчас не наговорить лишнего.
– Дайте мне хотя бы самому посмотреть, в чем меня обвиняют!
Свеколкин схватил бумажку со стола и попятился к двери. Надо сначала все тщательно изучить. Проанализировать. Рассказывать сейчас Мартину с самого начала, как говорили на его филфаке, «откуда есть пошла русская земля», нет смысла. Хотя в самой истории, наверное, можно найти смысл.
Глава 1. Доцент кродеться
ВТОРОЙ СЕМЕСТР 2018 – 2019 УЧЕБНОГО ГОДА.
Свеколкина разжаловали из доцентов в старшие преподаватели: спороли доцентские погоны, сломали указку над головой. На эту же самую голову разжалуемый доцент в это время, согласно вновь введенному ритуалу, крошил мел.
Все случилось, конечно, не совсем так. Но почти так.
Ритуал отлучения от доцентства производился в Белом зале во время апрельского заседания Ученого совета. Свеколкин сидел сбоку на стульчике и ждал, когда ученым советникам станет до него. Пока рассматривались другие, более важные вопросы, Свеколкин мусолил свои безнадежные бумаги, разглядывая в окно здание располагавшейся по соседству сельскохозяйственной академии. Вот где надо работать, пользу людям приносить. А он мало того, что филолог, так еще и доцент последние денечки.
В исходе выборов на должность доцента он к этому моменту уже не сомневался. Сейчас его не выберут, предложат с осени пойти в старшие преподы, и еще не факт, что он и в старшие-то пройдет. Публикациями не вышел. Не то чтоб совсем ничего не исследовал. Исследовал, еще и о-го-го что. Вместо того чтобы выбрать себе верную делянку, и, тщательно обработав клочок, послать за деньги оформленный согласно требованиям результат в какой-нибудь не сильно привередливый, но входящий в нужные списки научный журнал. Тем, кто подсуетился, даже мотивационное письмо писать не пришлось. А ему пришлось.
Мотивационное письмо доцента Свеколкина А. В.
«Тварь я дрожащая и что я умею» Печоночкина Диана, группа 266ФМ19а
Тварь я дрожащая, – начал печатать Свеколкин, – и что я умею. Сначала оформил как заголовок. Затем как эпиграф – курсивом. Начал писать внизу имя автора – Печоночкина Диана, группа 266ФМ19а, – да студентка проявила строптивость, славы не желала, под эпиграф подписью вставать отказывалась. Нажав для очистки совести пару раз на табулятор, доцент сначала стер имя автора, потом группу Печоночкиной, а потом и саму гениальную фразу, родившуюся, впрочем, случайно.
Диана, будущая интеллигентка в первом поколении, обучающаяся неведомому самому Свеколкину филологическому менеджменту, протупила в телефон, пока Свеколкин объяснял задание, и вместо анализа отрывка написала рассудительное сочинение о том, что, поскольку не умеет ничего, считает разумным оставаться дрожащей тварью. Самому Свеколкину ничего похожего не придумать, хоть плачь, хоть обкурись. Но плагиаторский порыв взять и списать студенческую работу Свеколкин подавил. Стер с белого вордовского документа все упоминания об откровениях Печоночкиной и начал заново.
«В кадровую комиссию… Свеколкина А.В., доцента… Эссе на тему «Мой вклад в программу «6 – 66».
В любой непонятной ситуации начинай с актуальности – напомнил себе Свеколкин. И начал: «актуальность демонизации высшего образования невозможно переоценить….» Стер, конечно. Рука сама потянулась к студенческому реферату, принесенному на проверку. Воровато глянув на первый абзац, доцент бодро застрекотал: «В наше время, когда скорость обмена информацией ускоряется… А биткоин падает, прибавил Свеколкин уже от себя. Но стер. Затем, контролируя себя с помощью зеркала, стер с лица еще и брезгливую гримасу. Затем весь свой неуместный креатив из текста. И вот она, победа: все-таки выцедил из себя положенный объем текста. Присовокупил к остальным бумагам, отправил.
Не помогло.
***
Не помог доценту и чистейший, пкак слеза, анализ мочи на наркотики. Его все равно не выбрали – вся процедура, включавшая путаные объяснения судьбы неопубликованных статей и несколько ритуальных унижений, заняла двадцать минут. После этого Свеколкин пережил еще несколько злоключений и добавочную порцию унижений. Но мы о них не узнаем, потому что это не так интересно.
По крайней мере не так интересно, как то, что Свеколкину сделали Предложение. Ему предложили пройти курс Обучения.
– Повышения квалификации?
– Не совсем, хотя сертификат мы вам, конечно, оформим, не волнуйтесь. Он вам понадобиться, если захотите сделать еще когда-нибудь попытку вернуться на свою прежнюю позицию. Но тех, кто успешно пройдет Первый уровень, а потом перейдет на Второй, а потом в Финал, ждет более интересное Продвижение… Если вам это, конечно, интересно…
Несмотря на отсутствие ипотеки и потомства, будущий бывший доцент уже давно ничем не интересовался из интереса. Однако интуиция ему подсказала, что на этот раз интерес – хотя бы вежливый – проявить следует. Чтобы не сделали хуже.
Курсы назначили на субботы. Формально это рабочий день для всех ППС. (В вузах так для краткости обозначают профессорско-преподавательский состав. Что логично, потому что патрульных и постовых обязанностей в жизни преподов не меньше, чем у гаишников). Фактически суббота без пар – это полувыходной. В этом семестре пар в субботнем расписании не стояло, о чем Свеколкин впервые пожалел. Пары – повод отмотаться.
Собираясь на утренние камлания, Свеколкин три раза завязал и развязал галстук, два раза поменял футболку на рубашку и обратно, а также вычистил на одну пару ботинок больше, чем требовалось. Переодевания затянулись, а желаемая пропорция формальности и неформальности так и не сложилась. Свеколкин и опоздал без особой там элегантной небрежности – просто прокрался в зал.
– Гуманитарии могут не расстраиваться, это всех касается…крадущийся Свеколкин и не расстраивался. Хотя и догадался по сползающим ухмылкам делегатов кафедры фотоники: только что прозвучала какая-то инвектива в сторону «лириков».
– Никто никогда не поручит ничего серьезного университетским…. пока ведущий – похоже, ровесник Свеколкина, но одетый стильнее-моднее-молодежнее, подбирал замену пришедшему на ум неприличному, по-видимому, слову, выражение его лица сменилось с саркастического на доверительное и даже заговорщицкое.
–…университетским ученым.
Свеколкин спрятался на заднем ряду за колонной, чтобы там, вперебивку с лентой фейсбука, усвоить главную мысль заезжего хипстера: смысл университетских исследований вовсе не в том, чтобы что-то открыть. Смысл – в том, что формальные показатели, отражающие количество и качество этих исследований, влияют на котировки вуза. То есть имеют символическую стоимость.
– Как биткоины? – высунулся эрудит с первого ряда.
– Именно! – похвалил хипстер. Как биткоины. Жжем массу энергии, а для чего?
– Ничего мы не жжем! Нам нечего жечь.
– Нам топлива не дают.
Шутили где-то на задних рядах, тихонько, между собой, но ведущий услышал и отреагировал:
– Началось профсоюзное собрание!
Впрочем, получилось у него это так, будто упрек адресовался как бы в пространство, а все сидящие в зале становились будто бы сообщниками.
Разглядывая тренера – профессиональные ужимки, длинный хвостик, морда отекшая, бывший ролевик, не иначе, переквалифицировавшийся в игротехники-тренеры, страдает алкоголизмом на почве постоянных разъездов – Свеколкин задумался о том, хотел ли бы он быть таким разъездным гуру на час.
Аудитория снова подхалимски захихикала.
– Не надо путать рутений с эсфириумом.
Шутка, прямо скажем, не на злобу дня, – утечка рутения произошла в соседнем Челябинске давненько, но видимо, оставлена в репертуаре как хорошо себе зарекомендовавшая на публике в этом регионе. Интересно, какой это по счету такой семинар у него…. Нет, пожалуй, Свеколкин не хочет такой судьбы. Если совсем погонят из преподов, он лучше – а кем бы он лучше? Тут как раз Свеколкину и остальным дали подходящее задание. На «целеполагание».
Задали визуализовать мечту. Свеколкин в задумчивости начал рисовать своего кота. Да, вот вам и цель, вот вам и полагание – стать свободным котиком. Гулять самому по себе. В далеком прошлом Свеколкинп даже сбегал один раз на вольные хлеба – из школы, куда попал после универа по распределения. Далеко не убежал, прибился с голодухи корректором газетки объявлений. Одумался, поступил в аспирантуру, стал выгрызать себе нагрузку одну десятую ставки за другой. Стал ассистентом, потом старшим преподом, защитился, выбрался в доценты к тридцати годам. Пять лет почивал на лаврах, расслабился. Кандидатская степень представлялась неразменным рублем, несгораемым сейфом, в котором хранилась судьба. И вдруг пришли они. Эффективные менеджеры
Медленно, последовательно и неотвратимо универ превращался в ферму из фильма «Куриный побег». С учетом яиц и отправкой непродуктивных на фарш.
– Не надо метафору, давайте схему! – покритиковал котика коуч-рокоуч, тараканьи усишки. От идеи нарисовать в отместку схему таракана Свеколкин отказался, напомнив себе: нельзя забывать о цели в процессе. Нарисовал что-то вроде лестницы, ведущей в небо. На первой ступеньке вывел ВАК. На второй – Scopus Q4. Через несколько ступенек – WOS Q1.
Все эти аббревиатуры обозначают уровни влиятельности академических журналов. «Ваковскими» называют журналы, входящие в список Высшей Аттестационной Комиссии. Формально это список журналов, в которых положено публиковать результаты исследований перед защитой диссертаций, однако эффективные менеджеры придумали количеством таких публикаций измерять продуктивность преподской научной работы. WOS – World of Science, как и Scopus, – это названия международных платформ, в которых не только хранятся публикации избранных, как правило, англоязычных, журналов, но и учитывается, на какую статью и журнал чаще ссылаются в других, таких же скопусовских, статьях. Журналы в базах в зависимости от цитирования разбиты по квартилям. Ваковских статей нужно много, а вот «скопусовской» или «восовской» хоть даже четвертого квартиля, хватило бы и одной. Но куда уж провинциальному доценту, который о существовании «воса» и «скопуса» узнал примерно тогда же, когда руководство выкатило новые требования – то есть аккурат перед выборами.
Ведь еще к прошлым выборам хватало публикаций, которые входили в РИНЦ – Российский индекс научного цитирования, созданный в пику иностранным научным базам. Статья из списка ВАК считалась достижением. А сейчас этот РИНЦ и не вспомнит никто, в «ваковских» журналах добрые-то люди публикуются не так чтобы охотно, приберегают свои жалкие открытия для журналов пожирнее. Обидно им там, наверное, в Высшей Аттестационной Комиссии, есть и повыше, как выясняется.
Нечего обижаться, в стране, понимаете ли, программа 6 – 66, или как ее там, российские вузы должны принести пользу отечественной индустрии и в то же время догнать и перегнать западные. Международные рейтинги вузов учитывают, в том числе, и публикации. И каждый должен снести свое яйцо в эту корзину, если не хочет стать куриной котлеткой.
У Свеколкина, вовремя не среагировавшего на перемену ветра, на выборы не хватило даже ваковских статей, а скопуса, даже захудалого четвертого квартиля, нет ни одного. Тем не менее, на самой высокой ступеньке, где-то около облаков, не без замирания сердца, Свеколкин нарисовал обложку журнала и написал на нем Philology. Теперь он знал и о нем, самой крутом журнале в его предметной области. Усмехнулся. Куда занесло. Редакторы таких журналов опусы провинциальных доцентов отправляют назад не то что, не передавая рецензентам, даже заголовок, он уверен, не читают. У них для отпинываний, наверное, есть специально обученные вежливые боты.
Тем временем объявили следующее задание: высмеять себя в стихах. Унижение, сказал тренер, стимулирует умственную деятельность. Поэтому полезно уметь в любой момент унизить себя самостоятельно.
Румяной зарею покрылся Свеколкин, – бодро сплагиатил Свеколкин старую дразнилку своего одноклассника. Одноклассник тогда попал в точку – краснел Свеколкин часто, особенно в детстве. Сейчас пореже все-таки…
В поисках рифмы обвел глазами других страдальцев, и она тут же пришла, хоть и нестрогая. Сорняки, ожидая прополки…
Румяной зарею покрылся Свеколкин
Дрожа, как сорняк в ожиданьи прополки…
Или лучше так:
Ноги восы, скопо тело, и едва прикрытый вак. Ринц смешнее. И едва прикрытый ринц… Не стыдися, будешь принц?
Свеколкин опять покосился на товарищей. Сарказм и вдохновение сменялись на их лицах озабоченностью. Наверное, их всех позаносило не туда. К счастью, на публику опусы читать не пришлось, обсуждали в парах, тренировали активное слушанье от противного. Напарнику требовалось демонстрировать пренебрежение. Свеколкин только порадовался, что в его бред никто не вникает, напарник, похоже, тоже.
Расходились по домам почему-то в приподнятом настроении. «С нами стыдно, зато весело», – подумал Свеколкин словами, прилипшими к нему где-то в соцсетях.
На следующий день всех разбили на группы и к каждой прикомандировали модератора. Оказалось, те странные люди, которые оggколачивались в помещении и заглядывали в рисунки, – тоже тренеры, пониже рангом. Свеколкинской группе досталась девица по имени Жанетта, по фамилии Хвостанцева. Имя девице шло – выпендрежница. Фамилия странно сочеталась с именем, но самой девице шла еще больше имени. Из одежды торчали какие-то ремки, из прически – крысиные хвостики, речь ее тоже, казалось, состояла из хвостов невысказанных фраз, а также из плохо скрытого хвастовства. Но все-таки это лучше кокроуча, и Свеколкин даже решил принять активное участие в работе группы, тем более, что Хвостанцева предупредила:
– Активными будут считаться те, кого я запомню.
Свеколкин сомневался, что бредившая непонятными словами девица вообще способна что-то запомнить, но на всякий случай старался: рисовал схемы вместо метафор (структуралист он или где?), в меру острил, в меру задумчиво хмурился, один раз даже выговорил, не совсем уверенно: шаго-продвижение. (Думал потом, что же напоминает это слово, и понял: снегоступы! Исконно-посконное, но не прижившееся название калош). Модераторка таки его запомнила, в следующую субботу опять запомнила, а когда курс для новичков закончился, рекомендовала на второй отборочный уровень.
***
На втором уровне все смотрелось серьезней. Эксперты – так теперь стали называть тех, кто ведет сессии, – не похожи на хиппи, скорее на бывших военных или даже шпионов. Никакой расслабленности и длинных волос. Подтянуты и в то же время достаточно взрослы.
Свеколкин хотел по сложившейся традиции опоздать, но всех предупредили: у людей, неспособных организовать свой тайминг, нет никаких перспектив. Какие перспективы у пришедших вовремя, не объяснили.
Свеколкин явился даже заранее, чтобы занять место за колонной, и из принципа какое-то время не слушал. До его сознания только изредка долетали сентенции вроде «Людей, которые готовы что-то менять в этой закосневшей среде, надо холить и лелеять». Свеколкин не против, пусть лелеют или хотя бы холят, но тут без шансов – он по определению, а возможно, даже по рождению, отнесен к касте закосневших.
Этот их эксперт как будто между прочим пытался поддеть аудиторию, то и дела роняя тонкие наблюдение о том, например, что всякая международная конференция – это ярмарка невольников.
– Ходят, общаются… Только колец в носу не хватает.
Аудитория, однако, поддеваться не спешила: мало кто здесь удостоился посетить хоть одну приличную забугорную конференцию, а кто и сподобился, ездил туда скорее туристом и уж никак не соискателем неведомых тенюров. Спасибо, разъяснили дуракам: тенюром называлась постоянная позиция в западном университете. До середины карьеры западный ученый бьется за место под солнцем каждый день, доказывает свою педагогическую и исследовательскую состоятельность. Но если получить тенюр… все. Никто никогда не сковырнет с насиженного места. У нас так все примерно и происходило, а теперь пришли вы, и даже профессора перед вами теперь выпрыгивают из штанов, – подумал Свеколкин, но вслух не сказал.
Сегодняшний говорун, Гапонов, самый матерыйв десанте, оригинальностью блистал не часто, в основном выдавал уже знакомый публике репертуар вроде «Не надо натягивать сову на глобус» или там «Слишком тонко для цирка».
Прячась за колонну и пытаясь читать, Свеколкин кое-как дотянул до кофе-брейка, а вот дальше всех заставили работать в группе. Там случилось ужасное, отчего захотелось тут же заявить о панической атаке и сбежать.
Поручили вести протокол.
Административная карьера Свеколкина в свое время оборвалась, едва начавшись, в тот момент, когда его включили в комиссию по самообследованию. Как самому лядащему, к тому же мужчине, задание дали легкое: составить список научных работ сотрудников. Скопировать научные работы из старых отчетов и вставить в специальную табличку, разнося добытые сведения по специальным колонкам.
Перенося строчки в таблицу, Свеколкин представлял себе ее изобретательницу. Как-то раз он прочитал, что ученики вспомогательных школ в большинстве своем предпочитают монотонную работу, поэтому на этой монотонности и однотипности построен там весь процесс обучения. Воображая себе девицу с высунутым от усердия языком, Свеколкин тут же понимал, что изобретение табличек, пусть и кривых, это какое-никакое творчество, а за малоумного ученика здесь держат его, доцента. Приятнее представлять себе несчастную тетку из учебного отдела, желающую впечатлить свою не более счастливую начальницу, которая желает впечатлить кого-то повыше и так до Росхренчегототамнадзора. Свеколкин знал, что канцелярские сотрудницы не обязательно несчастные и таблички изобретают скорее по инерции, но мысль о жалких созданиях, выжимающих себе кусочек креатива и власти, сама по себе утешала. Она как будто вычитала вознесшегося мыслью на высоту птичьего полета доцента из бюрократической пищевой цепочки.