Королева ромкома

© 2022 by Stephanie Archer

© Бугрова Ю., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

* * *

Тиму, которого я так и не смогла забыть.

Глава 1
Джемма

– Я сплю с берушами.

Ослепительный свет прожектора сфокусировался на мне, и сердцебиение замедлилось. Я взяла микрофон и двинулась вдоль сцены.

– У нас в Ванкувере шумно. В семь утра гремят мусоровозы, завывают машины скорой помощи, орут пьяные. Поэтому я сплю с берушами, и все тип-топ.

Глубокий вдох, чтобы сконцентрироваться и вместе с ним почувствовать привычный затхлый запах пива. На потолке расцвели пятна от протечки. Надо будет сказать Оскару.

Сердцебиение замедлилось в агонии ожидания моей очереди, и теперь мозг наконец включился. Я знала, что делать. Нормальные люди думают, что выступления – сплошной мандраж, но стоит мне выйти на сцену, и я чувствую себя как рыба в воде. Становлюсь собранной и нацеленной, как ракета, потому что я не нормальный человек. Я стендап-комик.

– Сегодня утром я проснулась, увидев потрясающий сон о том, как ем карамельку. Но текстура у нее была какой-то неправильной.

Тишина. Идеально. Мне нравится подпустить напряжения перед шуткой. Тогда смех бывает громче, радостнее, теплее. Я делала это тысячу раз и проделаю еще тысячу, ведь для меня ничего нет слаще, чем слышать смех целого зала пьяных гостей.

– Оказалось, что во рту у меня – беруша.

По бару прокатились первые смешки. Это всегда действовало на меня воодушевляюще. А при первом взрыве хохота я в полной мере ощущала себя собой.

Коричневый пиджак с металлическим отливом, раздобытый Матильдой, сиял в лучах рампы. Его дополняли джинсы спокойного оттенка и белые «конверсы». Порой коллеги-комики злословили по поводу моих нарядов, однако одеваться проще, чтобы вписаться в их ряды, я не собиралась. Меньше всего на сцене мне хотелось вписываться. Публике требуется аутентичность, и, выходя на сцену, я обязана показать свое самое подлинное и прозрачное «я».

– А настоящая проблема в том, что я из года в год теряю беруши.

Зал отозвался смехом. Вовремя. Эту шутку я рассказывала семнадцать раз и могла бы отметить в сценарии места, где будут смеяться.

Мозг кипел от радости. Ночные бдения на сцене и часы, проведенные на кухне за написанием шуток, порой звучавшие выкрики из публики: «Лучше сиськи покажи!» – все это было оправдано.

Я выступаю не для того, чтобы потешить свое эго. Раскаты смеха – ничто не может сравниться с этим, черт возьми. Гомерический хохот, такой, что трудно дышать? Эйфория. Смех, объединяющий людей в битком набитом зале, – это лучше, чем найти купюру в кармане старой куртки. Ради этого чувства я выходила на сцену три вечера в неделю как минимум. Ради него не расставалась с маленьким черным блокнотом, куда записывала все, что можно превратить в шутку. Я пересмотрела все комедийные программы на Netflix, побывала на сотнях выступлений и осваивала ремесло, чтобы в один прекрасный день – если буду старательной и везучей – обзавестись собственным шоу.

Я вышла из луча света и наклонилась к первому ряду, чтобы видеть зрителей.

– И куда же они подевались?

Мой вопрос был адресован одному из завсегдатаев.

– Не знаю, – смеясь, ответил тот.

– Я их проглатывала. – Раздался смех, а я нахально усмехнулась. – И, как вы все догадались, проглатывала во сне. И поэтому у меня болит живот.

Потом на сцену вышел другой комик, а я села за барную стойку. Оскар, владелец и менеджер, наливал пиво студентам, которые веселились на полную катушку, а Дэни ждала тут же с подносом. В университете мы с ней жили в одной комнате, а еще в нашей компании были Кэди и Матильда. Дэни работала в баре по вечерам, а днем корпела над докторской диссертацией по психологии.

– Пятна растут, – сказала я Оскару, указывая на потолок над маленькой сценой.

Он покачал головой.

– С чего бы вдруг? На прошлой неделе заходил сантехник.

– Растут, я не выдумываю. Что сказал сантехник?

Оскар вздохнул и посмотрел на нас с Дэни.

– Там плесень завелась, и весь гипсокартон нужно сдирать.

Мы с Дэни скисли.

– Это отстой, – сказала я.

«Индиго» был старым захудалым баром с тусклым освещением, скрипучими деревянными полами и маленькой сценой, перед которой стояли столы и стулья. Потрепанная вывеска едва читалась, но завсегдатаи прекрасно обходились и без нее: дорогу сюда они нашли бы даже во сне. Помещение насквозь пропиталось кислой вонью пива. Короче, та еще дыра – потому что все свое внимание Оскар направлял не на здание, а на людей. Однако местечко было с прошлым – в смысле относилось к исторической застройке. Одна хорошая потасовка, и оно развалится ко всем чертям.

– И когда ты планируешь сдирать гипсокартон? – поинтересовалась я.

Оскар пожал плечами:

– Когда смогу себе это позволить, так что, пожалуй, году в 2050-м.

Хлопки и одобрительные возгласы сигнализировали, что на сцену поднялся очередной комик. Тревор был в бейсболке козырьком назад и с зеркальными солнцезащитными очками в белой оправе, нацепленными на затылок.

Я мотнула подбородком в его сторону и сказала:

– Он снова это проделал.

– Джем, – с нажимом произнес Оскар, наполняя очередной бокал.

Я вскинула руки.

– Он нарочно задерживается, чтобы выступать последним, и всем говорит, что он ведущий комик.

С четверга по субботу комики выступали в произвольном порядке, а в остальные дни недели был хэдлайнер и несколько стендаперов на разогреве.

Оскар поставил бокал и смерил меня взглядом.

– И пока мы его ждем, ты выступаешь на десять минут дольше. Все в выигрыше.

Я прикусила язык. Он говорил дело.

– Ты прав. А я свинья неблагодарная. Извини.

Оскар подмигнул мне.

– Все в порядке. Однажды у тебя появится собственное шоу на Netflix, и я рассчитываю на контрамарки. Не забывай о нас, когда прославишься.

– Никогда, – улыбнулась я.

Я была обязана ему всем.

Посетитель поднял руку, и Оскар устремился к нему, а мы с Дэни принялись смотреть выступление Тревора.

– Вчера вечером разговорился в баре с одной цыпочкой, – начал он со сцены.

Дэни поморщилась.

– Нет. Нет, Тревор, – пробормотала я себе под нос, качая головой, а Дэни рассмеялась.

– Она сказала, что придерживается веганской диеты.

– «А я такой: „Че это?“» – шепнула я Дэни.

– А я такой: «Че это?» – обратился к публике Тревор. – А она, типа, «я мяса в рот не беру», – продолжил он вслед за суфлирующей Дэни. – Но вот чего я понять не могу: потом мы пошли ко мне…

– Нет, Тревор, только не это, – пробормотала я, а Дэни прикрыла лицо ладонью.

– …и она всю ночь не выпускала изо рта мое мясо!

Компания братков загоготала и захлопала. Дэни простонала, а я изобразила рвотный позыв.

– Вы отличная публика, спасибо! – сказал Тревор и, сделав ручкой, покинул сцену.

Я покачала головой.

– Почему только Оскар дает ему время?

Дэни поджала губы.

– Он говорит, что Тревор привлекает клиентов, которые много пьют. Это хорошо для бизнеса. Ты же знаешь Оскара.

Я скорчила физиономию. Оскара я и правда знала как облупленного. Он не умел отказывать.

– На прошлой неделе Тревор сказал, что если бы мужчинам и женщинам платили одинаково, то образовавшиеся излишки женщины спускали бы на средства для волос.

Дэни бросила взгляд через плечо и снова посмотрела на меня. На ее лице отразилось беспокойство.

– По-моему, у него в последнее время туго с деньгами.

– У Тревора?

– У Оскара.

– Это он тебе сказал?

Она поморщилась.

– Он спросил, смогла ли я обналичить в банке последний зарплатный чек.

Мои брови взлетели. Оскар никогда не упоминал ни о каких проблемах. Каждый вечер в баре аншлаг.

– Ты меня удивила. Похожие ощущения я испытала в старшей школе при известии о том, что моя учительница разводится.

Заметив, что посетитель уставился на ее татуировки, Дэни ровным голосом поинтересовалась:

– Вам еще налить?

– Да, пожалуйста, – смутился он.

Я фыркнула. Очарование Дэниел Лю всех сражало наповал.

Она перешла на другой конец бара приготовить напиток, а я достала блокнот, чтобы сделать заметки о сегодняшнем сете.

Парень остановился у стойки рядом со мной.

– Ты здорово выступила.

– Спасибо. – Я отреагировала быстрой дежурной улыбкой.

– Часто здесь бываешь?

Я кивнула, не отрывая глаз от страницы.

– Пару раз в неделю.

– Очень круто.

Краем глаза я заметила, как он облокотился о стойку.

– Я тут подумал, может, как-нибудь пропустим по стаканчику?

Еще одна дежурная улыбка. С улыбкой воспринимается легче.

– Не могу. Но все равно спасибо.

Он поднял руки.

– Понял. Хорошего вечера.

– И тебе.

Ко мне редко подкатывали, но время от времени это случалось, особенно когда я сидела в баре одна. Ответ «Не могу» обычно расценивался как указание на то, что я состою в отношениях, и переваривался гораздо легче, чем «Извини, не встречаюсь». Эту ошибку я совершала несколько раз. Она всегда приводила к новым вопросам.

– О как!

Я вскинула голову. Знакомый прилив адреналина разогнал кровь. Ну, понеслось.

Один из завсегдатаев, а по совместительству лучший друг Оскара и внучок Сатаны, сейчас сидел на противоположном конце стойки с пивом и наглой ухмылкой. И давно он там торчит? Этот тип всегда оказывался рядом в самый неподходящий момент. Будто получал уведомление на телефон и мчался в нужное место, как на пожар.

Откинувшись на спинку стула, он смотрел на меня – светло-русые волосы, аккуратно подстриженная бородка, вязаный свитер цвета еловой хвои.

– При любом раскладе, Хренобород, твоего мнения я не спрашивала. У тебя разве нет театра, которым нужно управлять? Вот и дуй туда, крысы по тебе скучают.

Хренобород владел независимым кинотеатром, который располагался на той же улице, что «Индиго». Но познакомились мы не там, а еще в университете: он много лет встречался с моей подругой Кэди и разбил ее мечты в погоне за собственными, после чего она ушла. История стара как мир.

Но сейчас Кэди от него избавилась, а Хренобород окопался в моем комедийном клубе.

– Еще один сбитый летчик, да? – Он сделал глоток пива. – Этот бар у тебя вроде полигона, Снежная Королева. И в моем кинотеатре нет крыс, хватит рассказывать об этом направо и налево.

Снежная Королева. Мои плечи напряглись. Ненавижу, когда он называет меня так.

Я облокотилась на стойку, глядя на него.

– Раз уж ты здесь, передай от меня сообщение Люциферу, а? Пусть организует тебе трансфер. Ничего личного, просто я тебя на дух не выношу и хочу, чтобы ты сгинул навсегда.

Я не Снежная Королева, я просто не встречаюсь. Ни любви, ни привязанностей – таковы правила. Флирт и романчики – это сколько угодно, пока у них есть срок годности. Иначе кому-нибудь будет больно. Но только не мне.

Он приподнял бровь.

– Ты даже не дала ему шанса. – Он удрученно покачал головой, но глаза насмешливо поблескивали. – Чувак ищет любовь всей своей жизни, а ты разбила ему сердце. Ох уж мне эти роковые женщины!

К щекам прилила кровь, сердцебиение ускорилось, как случалось всякий раз, когда в зале обнаруживался приколист. Пикировка всегда разгоняла мне кровь. Он пытался меня достать, нащупывал мои слабые места. Я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Оставалось только усмехнуться в ответ.

– Ага, случайный бедолага в поисках перепихона. А ты у нас фея мужских прав? Порхаешь по городу, следя за тем, чтобы парней не обижали? – Я приложила ладонь к уху. – Ау, вы слышали? Мужчинку обидели! С ним не хотят спать! – Я уперла руки в бока и выпятила грудь, приняв позу супергероя. – Уже спешу на помощь!

Его дурацкая смазливая физиономия расплылась в ухмылке, рука потерла щетину.

– И кто твоя следующая жертва? – Он окинул взглядом бар и указал на столик, где сидели студенты. – Может, они? Зеленые, неопытные, жаждущие. Эти отдадутся со всеми потрохами. – Он наклонил голову. – Собирай невинные души и складывай в свой нагрудный медальончик.

Я смерила его убийственным взглядом и направила на него палец.

– Не знаю, зачем ты делаешь вид, будто зациклен на моей личной жизни, ведь нам обоим отлично известно, что тебе на всех плевать, кроме себя, любимого. Я тебя, Хренобород, насквозь вижу.

Чем энергичнее я тыкала в него пальцем, тем выше ползли его брови.

– Ты махровый эгоист и эгоцентрик и идешь к своей цели по головам.

Казалось, мои оскорбления приводят его в неописуемый восторг, и это раздражало только сильнее.

– Именно так ты обошелся с Кэди.

Ухмылка исчезла с его физиономии.

Не будь он таким прожженным засранцем или не знай я его совсем, могла бы решить, что он «привлекательный», что бы там это слово ни значило. Широкоплечий, с ореховыми глазами и скульптурной челюстью, Хренобород вполне мог бы стать фотомоделью и ухмыляться мне с обложки мужского журнала типа тех, что выставляют на стойках перед кассами в супермаркетах. Но за броской внешностью скрывалась гремучая смесь токсичного эгоизма, разбитых мечтаний и тех засоряющих канализацию штуковин, которые образуются из кулинарного жира и смытых в унитаз влажных салфеток.

Он моргнул, но прежде, чем успел открыть рот, я встала и собрала свои вещи.

– Ненавижу тебя. Надеюсь, птица на тебя насрет в самый неподходящий момент.

Это было произнесено самым будничным тоном, как если бы речь шла о том, что он забыл выключить фары. Сказав так, я развернулась на каблуках и покинула бар.

По дороге домой во мне все клокотало после стычки с Хренобородом.

Поэтому-то я не бегаю на свидания, как все другие. В моей жизни имеются вещи поважнее. У меня есть мечты. Я хочу зарабатывать комедией и собирать полные залы, а отношения только все портят. Мужчины все портят. Любовь все портит. Так было у мамы, у Кэди и у меня.

Зайдя в квартиру, я сжала руки в кулаки. К черту Хреноборода. Хочется ему называть меня сердцеедкой? Пускай. Роковой женщиной? А пожалуйста. Снежной Королевой? Да на здоровье. Я просто защищаю себя.

Глава 2
Рид

– Ты почему все еще здесь? – обратился я к Нэз.

Она теребила кончик косы, старательно избегая моего взгляда.

– Пополняю запасы.

Мы находились в фойе кинотеатра, Нэз держала коробку с попкорном. Я облокотился о стойку и указал на часы.

– У тебя завтра экзамен. Я видел, что ты занималась во время перерыва. Иди домой. Я сам все доделаю.

Она вздохнула, собрала вещи и ушла.

– Когда-нибудь скажешь мне спасибо, – крикнул я ей вслед, запирая дверь.

С трудолюбивыми сотрудниками есть одна проблема: их не так-то просто отправить домой.

Я поднялся к себе в квартиру, которая располагалась над кинотеатром, чтобы выгулять Салли, мою австралийскую овчарку. По части энергичности она была не лучше Гомера Симпсона и большую часть дня дремала; тем не менее несколько раз в неделю приходил выгульщик, чтобы Салли могла размять лапы, пока я занят в кинотеатре.

Вернувшись позднее в офис, я продолжил разбирать бумаги. Эта работа откладывалась весь год, и в итоге на столе выросла гора из документов и квитанций.

Оскар говорил, что мне нужен бухгалтер, но я накрепко усвоил слова одного мудилы, на которого когда-то работал: залог успеха в бизнесе – понимание цифр. Тот тип был полный козел, не знал по именам никого из своих сотрудников, но сеть его кинотеатров охватывала всю страну.

Мне хотелось того же – процветающего бизнеса, который обеспечивал бы рабочие места и вносил вклад в жизнь сообщества. За вычетом наплевательского отношения к сотрудникам, конечно.

Час спустя цифры начали расплываться перед глазами, а мысли то и дело возвращались к Снежной Королеве, которая накануне вечером рявкнула на меня в баре. Я бросил взгляд на часы, выключил компьютер и взял куртку.

* * *

Оскар указал подбородком на мой почти пустой бокал.

– Еще?

Я кивнул, и он взял бокал со стойки. На сцене в углу бара один комик представлял другого. Публика хлопала и улюлюкала.

Оскар нахмурился, выдерживая паузу.

– Совещание завтра, да?

Я снова кивнул. Раз в месяц муниципальный совет предпринимателей заслушивал коммунальные инициативы, обсуждал проблемы района и продолжал вести неустанную борьбу с застройщиками, мечтающими снести наши небольшие оригинальные здания и вместо них понатыкать высоченных стеклянных фаллосов. А как еще называть этих унылых, лишенных всякой индивидуальности уродцев?

Я отхлебнул пива и посмотрел по сторонам.

– Сегодня многолюдно.

Оскар облокотился на барную стойку, скрестив руки на груди.

– И эта развалюха съедает всю дополнительную выручку.

Бар располагался в историческом здании, которое построили более ста лет назад – деревянные балки и пол сохранились еще с тех времен. Но характер и ностальгический флер «Индиго» скрывали ненасытного монстра, высасывающего деньги. Я понимал это. Понимал, что можно очень сильно любить здание и вкладывать в него все, что имеешь, чтобы оно сияло.

Оскар окинул взглядом бар.

– Посетителям нравятся шутки моей дорогой Джеммы, а Дэни пока никого не убила, так что все чýдно.

Меня едва не передернуло от слов про «мою дорогую», и на долю секунды возникло желание заехать ему по физиономии. Я хотел врезать Оскару, своему лучшему другу, и это лишь потому, что он назвал своей ту, кого я вроде как на дух не выношу.

Наваждение прошло. Оскар не питает к ней никаких чувств. В противном случае я буду вынужден воспротивиться, ведь он мой друг. Разве можно допустить, чтобы женщина, у которой в груди ледышка, вдребезги разбила ему сердце?

– На следующей неделе мы закрываемся на ремонт, – сказал он.

– И правильно.

Уже несколько недель по потолку в задней части бара расползались пятна от воды, и я доставал Оскара напоминаниями, не позволяя спустить дело на тормозах – это могло плохо кончиться.

– Итак, – он пошевелил бровями, – один год.

Имелось в виду открытие моего кинотеатра.

– Не меняй тему.

Тут его отвлек клиент.

– Сейчас вернусь.

Оскар отошел, а я уставился на пиво, размышляя о прошедшем годе, обо всей проделанной работе и о своей новой жизни.

Входная дверь открылась, и я повернул голову. Воздух стал разреженным, как на вершине горы. Вошла она. Нет, не просто вошла – вплыла внутрь, излучая энергию уверенности и самодостаточности, и как будто кто-то сменил светофильтр, сделав контрастной ее фигуру.

Пульс участился, как бывает на американских горках, когда вагонетка вот-вот рухнет вниз. Ну, понеслось.

Она плюхнулась на барный стул, ожидая своей очереди на сцене. Меня она не видела, что неудивительно, и не замечала взглядов, которые на нее бросали. Джемма приковывала к себе внимание.

Даже в этом дрянном баре, где она сидела, напевая себе под нос и копаясь в телефоне, взгляды слетались к ней, как мотыльки к лампе глухой ночью. И дело не только во внешности, хотя Джемма действительно была красива и знала об этом. Дело в ощущении чего-то неосязаемого – того, что искрилось под кожей и мчалось по кровотоку.

Но всякий раз, когда ее взгляд останавливался на мне, словно кто-то нажимал на тумблер. Никаких больше искр – только шипы. Она терпеть не могла меня. Похоже, из-за того, что я разрушил мечты и загубил лучшие годы ее подруги, с которой мы несколько лет встречались. Что ж, в этом был смысл.

Она подняла голову, и ее взгляд потух.

– Что смотришь волком – геморрой разыгрался?

Слово «геморрой» она произнесла врастяжку, по слогам.

Внутри меня что-то оживилось. Не геморрой. Мне стало забавно, волнительно. Тушите свет, представление начинается.

Так дела обстояли не всегда. Десять лет назад, когда мы учились в Университете Британской Колумбии здесь, в Ванкувере, я был для нее невидимкой: на вечеринках или в кафетерии кампуса ее взгляд скользил мимо, не задерживаясь на мне. Она жила с Кэди и другими девушками. Я встречал ее в библиотеке или в баре – она была в компании, оживленно болтала, смеялась, шутила. Впервые Джемма обратила на меня внимание, когда отношения с Кэди пошли наперекосяк. По ее мнению, я мешал Кэди претворять мечты в жизнь.

Кэди была комиком-импровизатором. На протяжении всего времени учебы она твердила о том, что переедет в Нью-Йорк, Лос-Анджелес или Торонто и попадет в студенческую команду какой-нибудь школы комедии, а там откроется уйма возможностей для карьеры. Только об этом и мечтала.

В тот год, когда она окончила университет, я поступил в магистратуру, поэтому Кэди осталась. Все попытки убедить ее не отменять планы провалились: она хотела дождаться меня, чтобы мы поехали вместе. После выпуска я сразу нашел работу в головном офисе сети кинотеатров в Ванкувере и снова стал уговаривать Кэди ехать в Нью-Йорк, но она опять осталась, и в итоге я махнул на это рукой.

А потом, когда нам было уже лет по двадцать пять, она как-то пришла ко мне домой и сказала, что ей предложили преподавать импровизацию в Амстердаме. На этом все закончилось. Она уехала.

Я никогда никому не признавался в том, что после ее отъезда почувствовал облегчение. Мне не хотелось ехать в Нью-Йорк, Амстердам или Лос-Анджелес, но в то же время не хотелось, чтобы Кэди откладывала свою жизнь ради меня.

В сети кинотеатров я проработал шесть лет, начав с должности аналитика данных, и дослужился до руководителя. Под конец мне уже все обрыдло: приходить на работу, носить костюм, сидеть на бесконечных совещаниях, суть которых укладывалась в имейл. Меня тошнило от менталитета «прибыль превыше людей». Кэди нашла себя, так что же мне мешает? Случайно увиденное в прошлом году объявление о продаже кинотеатра заронило мысль, которая застряла у меня в голове. Заплатив аванс, я встал на тротуаре и посмотрел на фасад с облупившейся краской. Здание требовало ремонта, но душа парила.

А теперь представьте мое удивление, когда год назад я, новоиспеченный владелец кинотеатра, войдя в «Индиго», увидел на сцене лучшую подругу Кэди, ту самую, которая игнорировала меня на протяжении большей части студенческой жизни. В свое время Кэди упоминала, что Джемма выступает со стендапом в баре, где работает Дэни, но я знать не знал, какой именно бар она имела в виду.

Я мог бы сидеть молчком, пить пиво, а потом отправиться домой. Мог бы найти другой бар. Но я этого не сделал, потому что получал какое-то извращенное удовольствие от пикировок с ней. Я предвкушал этот момент. Наблюдать, как она отшивает всех оказавшихся поблизости мужчин, кроме Оскара, было увлекательнее любого фильма… А как она потом бесится, когда я прохаживаюсь на эту тему! Совершенно особенное зрелище, впору билеты продавать.

– Не страдаю геморроем, – сказал я, стараясь сохранять самообладание.

Вот такой у нас с ней расклад. Она обламывает подкатывающих чуваков, я дразню ее, она раздражается. Это наш сюжет.

Ее взгляд остановился на мне, и я почувствовал, как по коже побежали мурашки. Сегодня вечером ее светло-каштановые волосы, доходившие почти до плеч, казались кудрявее, чем обычно. Губы она подкрасила красной помадой, и от этого ее кожа как-то по-особому сияла, словно Джемма только что пробежала со всех ног вокруг квартала или добралась до аорты очередной невинной жертвы.

– Вечно ты здесь. Может, сходишь куда-нибудь погулять? – Она подалась вперед, взгляд стал острым. – Я слышала, в преисподней чудесно в это время года.

– Я выхожу на улицу днем, при солнечном свете, когда ты отсиживаешься внутри, опасаясь растаять.

Невозмутимо встретив мой взгляд, Джемма поинтересовалась:

– Хватит на меня пялиться, ты пугаешь посетителей.

Я смотрел на ее ярко-красные губы, стараясь не усмехаться. Это было самое сложное – сдерживать улыбку.

– Так я служу городу в рамках особой муниципальной программы, – сказал я, отхлебнув еще пива. – Отделения скорой помощи забиты плачущими мужчинами, которые хватаются за сердце.

Она закатила глаза.

Мне нравилось доставать ее в баре, но я знал, что дальше этого не зайдет. Мужчины были для Джеммы раздражителем, досадной помехой. Она отмахивалась от них, как от комаров на пикнике. За десять лет мне ни разу не довелось увидеть ее уделяющей время хоть какому-то парню, и начинать она явно не собиралась. Если я какую-то вещь и уяснил за тридцать три года жизни, так это то, что люди не меняются.

Рядом с ней возникла Дэни.

– Еще двое, а потом ты.

Джемма встала и встряхнула руками.

– Еще один день, еще один доллар.

– Привет, дружище. – Дэни похлопала меня по плечу.

Я кивнул ей. Мы с Дэни никогда не были близки, но она всегда относилась ко мне по-приятельски и не выказывала такого презрения, как Снежная Королева.

Джемма засунула сумку под барную стойку и, проходя мимо, покосилась на меня. Пахнуло шампунем с ароматом ванили и апельсинов.

– Когда в следующий раз пойдешь в супермаркет, – прошептала она, – пусть очередь будет длинной-предлинной, а платеж по карте – отклонен.

И зыркнула на меня карими глазищами.

Прилив адреналина всколыхнул кровь, и я подавил смешок. Вот оно. Этот момент мне нравится больше всего.

Я украдкой взглянул на нее, когда она поднималась на сцену. Тогда мне стоило быть умнее, не задирать нос и просто уйти, но я воображал, что могу кружить возле ядовитой паучихи и не попасть в ее паутину.