Детям за 20

Пушкин умер на Черной речке,Я – на кончике черной ручки.Когда читаешь сборник стихов, довольно сложно получаетсяа) Отделить вот эти конкретные стихи от творчества автора в целомб) Отделить их же от личности самого автора, если хоть немножко знакомв) Составить впечатление о каждом стихотворении и вынести общий вердикт всей книге.Вот все это у меня вышло из рук вон плохо, поэтому на объективность рассчитывать не приходится, да и оценка стоит чисто номинально. Понравилось ли? Тоже не ясно. Были работы, которые отзываются везде, где только можно, а были – совсем мимо. А покуда поэзия (для меня лично) куда больше прозы связана с эмоциями и восприятием мира в целом, судить о «хорошести» книги не хочу, не могу и не буду.Что касается технических аспектов, то здесь тоже мимо. Хотя, на самом деле, у Арчета конкретно здесь техника вышла слабее, чем обычно. Довольно много банальных классических решений как в рифмах, так и в ритме. Но если бы стоило судить поэзию только за это, то всякие Пушкины и Есенины первыми отправились бы на свалку истории. Тем не менее, при каких-то интересных решениях у меня всегда в голове загорается индикатор: о, как здорово сложились слова, как они работают друг на друга, как все это ровно читается, как грациозно! Вот здесь такого было крайне мало.Но за что я ценю Арчета в целом, так это за жизнелюбие, которое он щедро раздает всем желающим. Не могу судить в отрыве от жизни автора, но это уникальное сочетание черт личности, которое позволяет дышать глубже даже под гнетом хронических проблем – чудо какое-то. И поэзия у него – поющая, светлая. Только это и спасает, когда сидишь такой весь в соплях, температуре и дурацкой осени, и Замечательное качество ноября:все, что делается, делается зазря. А покуда буквы-слова-строчки помогают кому-то (знаю, не только мне) – рука не поднимается рассуждать о том, как банальна та или иная рифма и шипеть от негодования на четырехстопный ямб.

Арчет был вторым поэтом, о котором я узнала в начале пути. О первом поэте мы тут не будем, тема не её.Этот поэт привлекателен тем, что развивает крапивинскую эстетику. Ветров, рыцарей, детских секретиков под стеклом, умненьких мальчиков и девочек, невзрачных на вид, но с пылающими сердцами и разумами. Это такое внеклассное чтение, которое хорошо бы начинать со школы (и я слышала, что стихи Арчета уже есть в одном школьном учебнике).Наверное, я всегда буду любить его ранние стихи, потому что я на них выросла. И, вероятно, я не могу судить объективно, потому что они – слишком большая часть моей юности (мы с Арчетом многое делали вместе для развития поэтической тусовки в Петербурге).Книжка стоит, стихи из нее я помню, а иногда, когда смотрю на закат в парке 300-летия, какие-то строки всплывают в памяти. «У нас с тобой обязательно будет Лето», или что-то про вставать в пять утра, где «нам за это обещали крылышки и шелковые шевроны?», или про «кем ты будешь, если без ничего?» Или про «моих мертвых». Вот оно впечатляет наиболее сильно. Потому что у каждого из нас есть такие люди после 20 лет так точно. А книжка – она как раз детям… за 20.Молоток, Арчет, я очень рада, что в начале пути этим вторым поэтом был именно ты. Так держать! И однажды мы снова почитаем вместе, как в старые добрые времена.Стефания Данилова