- -
- 100%
- +

«Нет большей печали, чем вспоминать о времени счастья в дни несчастья.»
– Джованни Боккаччо, «Декамерон»
Глава 1
Жизнь текла как по маслу – родился, учился , стал полковником и умер. Я не осознал, что изменился образ восприятия мира вокруг меня. У меня не было друзей, чтобы что-то делать вместе или вообще понять, что делают друзья, когда они вне семьи – меня всегда поражали люди, которые могут обходиться без семьи. Как только я женился – остальной мир для меня закрылся. Появлялись друзья семьи: с моей стороны или со стороны супруги, но это всегда были семьи, со своим восприятием мира, со своим достатком. И мы, подстраиваясь под них или они подстраиваясь под нас, продолжали идти к старости – ведь жизнь это путь к старости. Возможно, это моя философия жизни, но я с ней жил.
И вот в один прекрасный день – июль 22-го, утро, брезжил рассвет. Я на рыбалке. Озеро предоставляло платные услуги по рыбалке – я на нём часто бывал. Десять долларов за въезд, тебе предоставляется мнимая охрана в виде огороженной территории, мнимый сервис в виде допотопных помостов к воде, чтобы не замарать дорогую обувь, и мангал со столом, собранный на коленках. И мнимая рыбалка, о которой оповещал плакат на въезде: «Этой весной было запущено три тысячи сеголеток карпа». Но мне этого хватало. Место, где меня не будут тревожить рыбаки типа «дай червя» или «дай закурить», меня устраивало. Я с вечера настроил снасти и лёг спать. «Ланд Крузер» позволял не возить с собой палатку – при разложенных сиденьях получалась не полуторка, конечно, но спать, не раздеваясь, одному было комфортно. Рыбу ловить я не собирался – поймается, хорошо; а нет – на то воля Бога, считал я. Меня подкупала атмосфера происходящего, тишина. И даже если в обозримом пространстве появлялись редкие рыбаки, то никто к тебе не подойдёт. А особенно – утренняя зорька: рыба выходит из камышей и, как стадо леммингов, с шумом рвётся к просторам озера. В этот момент я замирал и молил Бога, чтобы не было случайных зацепов. Это завораживало.
Так и в этот раз я проснулся, как и всякий старик, в четыре утра. Солнце ещё не хотело вставать, но я проснулся, вышел из машины, справил нужду, закурил. Пить уже нельзя было – в обед ехать домой, а там пост ГАИ, и отдавать штуку баксов не хотелось. Комаров не было – я удивился. Тишина. Сквозь ночную мглу блистала луной вода. Я откинул с походного кресла накидку и сел. Лёгкая дремота приятно заволокла веки. Но где я встал? Первые лучи солнца уже коснулись горизонта, а шума воды от проходящей рыбы не было – волшебство момента недополучено. Я оглядел горизонт – что случилось? Контур озера изменился. Я сидел в протоке, которая вливалась в озеро, а озеро сдерживалось искусственной дамбой. Нет озера! Протока ,уходила через камыши в горизонт. «Ну вот и порыбачил», – подумал я и пошёл досыпать, решив, что дамбу размыло и озеро ушло. Сон – хороший помощник от перегара. Это я знал: достаточно поспать пару часов, и алкоголь перегорит.
Стало жарко. Я вышел из машины, разделся и начал превентивные меры – умылся, почистил зубы, поел сала с хлебом и запил бульоном, специально оставленным с вечера. Посмотрев на солнце, прикинул: около двенадцати. Пока доеду – туда-сюда, и перегар пройдёт. Снасти уже собраны, рыбы нет – значит, всё чисто. Я выехал. То, что нет дороги, меня не напрягло. Ладно, нет шлагбаума – мелочь. Но когда, проезжая, я не увидел вращающиеся лопасти ветряных генераторов – это нонсенс. Я встал. Так, галлюцинации отметаем – я выпил не больше бутылки коньяка и, возможно, два литра пива. Я оглянулся: в пакете было ещё три баклажки – так и есть, одной нет. «Это что, пришла деменция?» – я заглушил двигатель и вышел из машины. Да ты что, блин – дороги нет! Как я ехал и куда? Стоп. Я вспоминал дорогу и понимал, что три года назад, когда я узнал про это место, я всё тут объездил. И ветряные мельницы всегда были – или с левого борта, или с правого борта, это как ориентир. Я огляделся – и понял, чего-то не хватает. Я сын электрика, по образованию энергетик, всегда знал: цивилизация – это наличие опор линий электропередачи. Они были повсюду, куда ни глянь. Это куда надо заехать, чтобы не увидеть ЛЭП?.. Так-с, подумал я, до Москвы километров сорок. Вокруг Москвы агломерация городов. Кроме этого, посёлки и коттеджные городки. Но где же столбы?..
Глава 2
Хватило и трёх минут, чтобы осознать: я не там. Происходящее меня завораживало. Если я перенёсся куда-то – не важно куда. Стоп. Я посмотрел в зеркало – нет, блин, я тот же 55‑летний полкан. Где логика – все попаданцы молодеют. Это «плюшка» от бога, так сказать, компенсация за страдания. Да ладно, пусть будет так: я давно хотел изменить жизнь, но моральные устои общества, которые меня окружали, сдерживали меня в рамках. Я повторил про себя девиз – «неутомимый дух путешественника унесёт меня ввысь» – и поехал. Я не был таким уж заумным, но в местности ориентировался прилично, и когда мой джип сделал круг и не нашёл набитой дороги, я понял, что попал. Варианты кружились в голове: какой век, какая страна? А что ещё – вот определяющие векторы истории: время и пространство. Я заглушил машину. Так, бензин – это не возобновляемый ресурс на данное время. От него можно получать энергию, которая в этой локации, возможно, ограничена. К энергии привязаны гаджеты – стоп: мой гаджет это сборник моих фотографий с пляжей, и всё. Там нет карт и информации о переработке нефти – нет интернета, нет информации. Я съехал на нейтрале с горки и, стараясь встать выше по руслу, чтобы не затопило, остановился. Чем я оснащён? Оружие – охотничий нож один. Оборудование – фонарь, так себе мнимое оборудование. Снасти рыбацкие – это пара хлыстов с катушками и куча прибамбасов: голодным не останешься. И всё. Остальное – расходники. Я открыл багажник – увидев серп, усмехнулся: это не оружие, но взял его. Я нарубил ножом ветки, ветлы и, нарезав серпом камыш, соорудил вокруг машины шалаш. Сотовый телефон, несмотря на его стоимость – всё-таки iPhone 16 с памятью 1 ТБ – сейчас представлял для меня лишний вес: информации в нём для меня пока нет. Я вышел, опираясь на внутренний компас; при мне был нож, верёвка и очки для чтения. Гулять я любил, и пять километров меня не выбивали из сил – я понимал, спешить некуда: я уже попал. Когда я вышел на дорогу, то осознал – это не XXI век. Две колеи были, но то, что она утоптана посередине, говорило о гужевом транспорте. Надо идти на контакт – я не видел даже вдалеке очертаний цивилизации. Влево-вправо стал гадать, но сказал себе: стоп – я никогда не угадываю, а ситуация критична. Я упал на колени, присмотрелся к следам копыт и понял направление. Дедукция, блин – похвалил я себя. Когда на горизонте проявились силуэты домиков, я остановился. Я в камуфляже – такой деловой пришёл, а там примерно год 20‑й – раскулачат, год 30‑й – репрессии, 41‑й – армия и так далее. Трусы и то не те. Я же не в Америке появился – домики на горизонте явно русские. Пришлось раздеваться. Одежду с ножом закопал – нож тоже не наш. Ну вот, матушка‑земля, встречай богатырей русских! – крикнул я, чтобы выпустить пар.
Глава 3
Ну что ж – терять мне теперь нечего. Мне тоже 55 лет, я гол как сокол – принимай меня, мир, таким, как я есть.
Я шёл по дороге, мои причиндалы болтались между ног. Одним словом – был июль. При ближайшем рассмотрении деревня не признавалась за какой период развития она достигла: дома с печами, деревянные колёса, оббитые железом.
Ага – вот тебе радость: красный плакат «Вся власть – советам». Я так и остановился. «Приплыли», – подумал я. Меня тоже увидели .Из-под дверей плаката выбежал красноармеец с ружьём и штыком при нём. «Дядько, ты почему срам не прикрываешь», – зашептал он.
Я глядел на него с опытом прожитых лет и понимающе улыбнулся: «Малец, ты что – Маркса не читал?» – грозно объявил я.
«Человек в любом облике прекрасен». «Где у вас власть? Веди меня», – сказал я. Солдат побежал в дом, над которым висел плакат. Я вошёл, краем глаза наблюдая в окне тех, кто наблюдал за мной.
Смутить меня не могли ни красноармейцы, ни крестьянки – будь то красные или ещё какие.
Я стоял посреди комнаты; передо мной стоял приличный стол. В так называемом президиуме сидели мужик с усами в солдатской форме без погон,
женщина в красной косынке и мой знакомый боец. Растерянные лица пытались придать себе представительный вид и смотрели на меня. «Почему сидите?» – крикнул я. Они вскочили. «В то время, когда остатки белогвардейских собак грабят красных командиров, вы тут задницей протираете», – кричал я, зная, что кто громче
кричит, тот и прав.
Мужик с усами подбежал ко мне: «Прикройтесь – мы не знали, у нас нет патронов».
«Оставьте ваши мелкобуржуазные поползновения», – ответил я. Все отпрянули от стола и столпились у стенки. Я сел за стол.
«Кто тут временно уполномочен возглавлять власть?» – спросил я.
Мужичок с усами склонился: «Я – Егор Силантьев. Меня здесь оставили присматривать за властью от большевиков».
«Не боишься?» – спросил я, нависая над ним. «Ой, боюсь», – запричитал он.
«С германцами воевал – газом травили, так не боялся, а свои же русские убьют».
«Молодец», – обнял я его за плечи. – «Большевик не должен бояться того, чего боится». Ну вот, я пришёл.
«Опишите дислокацию». Егор, как человек военный, выправился. «Как вас величать?» – приказал он.
«Зови меня Аристархом», – сказал я. «Я послан из Москвы».
Егор приободрился: «Не бросила, значит, нас Москва», – облегчённо произнёс он.
«Будешь моим помощником», – сказал я. «Давай, зови местного старосту», – приказал я.
Егор развёл руками: «Так нет никого – все ушли в лес». Я оглядел всех.
«Хорошо, – сказал я, – организуем местное самоуправление, созови деревню на сходку».
Егор посмотрел на мою голую грудь и помялся: «Как же вы предстанете перед народом?» – произнёс он недоумённо. Я оглядел присутствующих и сказал: «Веди меня в дом старосты».
Подхватив со стола красный отрез материи, приготовленный для плакатов, я завернулся в него как в тогу.
По дороге к дому деревенского старосты шли: красный командир – то есть я, следом Егор и женщина в красной косынке.
Егор постучал в ворота, сделанные из хорошего тесаного дерева.
Они отворились; во дворе стояли три мужика, вооружённые вилами и топорами. Я вошёл во двор босыми ногами, укрытый красной материей, и, не взирая на мужиков, пошёл в дом.
«Вы все свободны», – объявил я крестьянам. «Большевики взяли власть в свои руки.
Все, кто примет советскую власть, получат землю и свободу».
Ошарашенные дворовые опустили вилы и топоры. Я, не обращая внимания на них, прошёл в дом.
В доме бегали женщины и подростки. Я сел за стол. Любопытство взяло верх: мальчонка подошёл и спросил: «Вы – новая власть?» «Да», – ответил я. «Я принес вам свободу и землю. А пока принеси мне поесть».
Женщина, моя ровесница, стала накрывать на стол: хлеб, крынка молока, сало, пучок лука.
«И что же, вы расстреляете моего Ивана?» – запричитала хозяйка.
Я взял крынку, отпил молока, откусил хлеба.
«Как зовут тебя, хозяйка?» – произнёс я ласково. «Марья», – ответила она. Я взял её за рукав и посадил подле себя. Она опасливо посмотрела на моё голое колено.
«Нам ли быть в печали, Марфуша», – произнёс я ласково. «Советская власть – это власть народа, то есть рабочих и крестьян.
Скажи своему Ивану пусть возвращается домой – он как умный крестьянин, сумевший построить такой дом, обеспечил достаток домочадцам;
будет хорошим строителем новой власти – это наша опора.
Я богатым крестьянином мы построим богатую страну. Вы же не бары», – спросил я, снова притянув её за рукав.
«Ох, как же, батюшка, какие баре? – ответила она. – Все своим трудом, не покладая рук, наживали, а тут новая власть, говорят, заберём всё».
Я посмотрел на Егора свысока – он сжался. Я стукнул по столу: «Не позволю!» – крикнул я.
«Крепкий хозяин – опора государства». «Я ничего не делал», – запричитал Егор.
Я подмигнул ему и продолжил: «Ты, матушка, истопи баньку, дай мне одежу справную и зови своего Ивана – вместе попаримся, небось в лесу комары его заели».
И хлопнул её по заду.
Глава 4
Пока мне Егор докладывал обстановку и дислокацию сил, я примерил исподнее: рубаху, штаны, сапоги, подпоясался и был уже своим в этом мире. Немного наглости – и ты в дамках, подумал я. Пройдясь по дому, я нашёл кинжал в ножнах и заткнул его за пояс. Дом состоял из трёх комнат. В женскую половину я не стал заходить. Пришёл парнишка: «Баня готова, барин», – произнёс он, поклонившись. Я поймал его за руку. Он дернулся, но я, крутнув его, обнял за плечи. «Как зовут?» – спросил я. «Степан», – ошарашенно ответил он. «Так вот, Степан», – объявил я, отпуская его, – «теперь нет барей, нет царя. Мы все свободны, все равны – ты и я. У всех будет земля и все будут богаты». Парень смутился и сказал тихо: «Все не могут быть богаты – а кто же работать будет?» Я снова поймал его за руку и притянул к себе. «Вот твой отец богат?» – спросил я. Степан потупился. «Хорошо», – сказал я, отпуская его. «Вот ты, Степан – одет, обут. Хлеб, наверное, без молока не ешь, а каша с мясом бывает?» – спросил я, оглядывая избу. «Да», – ответил Степан. «Ну вот видишь, Степа, скоро все так будут жить». Он неуверенно пожал плечами, но вслух ничего не сказал. За шторкой шушукались женщины, явно слышавшие весь разговор. На улице стемнело, когда позвали в баню. Егор ушёл, оставленный без внимания. Женщина в красной косынке тоже не обозревалась. Я пошёл в баню; у входа сунул кинжал в поленницу дров и вошёл. Баня по-чёрному: полки, костёр с камнями и чан с водой. Дым уже рассеялся, а камни давали жар. Я уже согрелся, когда вошёл здоровый мужик с бородой. Он был на голову выше меня и шире в обхвате. Он стал медленно раздеваться. «Веник есть?» – спросил я. Это был Иван, как я понял. Голый, он вышел за баню и принёс хорошую такую метёлку и стал запаривать её в бадейке. Запахло берёзовым листом. Я лёг на лавку. «Попарь», – сказал я по‑свойски. Он начал хлестать меня. Я, привыкший к баням, только кряхтел. Когда сердцебиение увеличилось, я охолодил его и сказал: «Теперь ты ложись». Он лёг, я его попарил немного, но ещё не остывший не смог продолжать и вышел на улицу. На улице в темноте стояли три фигуры. От бликов факела я различил золочёные погоны. Я тяжело дышал и ухал – распаренный. «В баньку не желаете?» – предложил я оторопевшей троице. «Ты что, красная сволочь?» – завопил один из них, или самый главный, или самый бесстрашный. Глаза уже привыкли к темноте. Я выхватил кинжал из поленницы и наколол бросившегося на меня человека. Не дав опомниться остальным, я с размаха описал полукруг – длинный кинжал нашёл своих жертв. Я постоял, прислушиваясь к агонии умирающих людей, собрал оружие с портупеями и кобурой и закинул поверх поленницы. Я зашёл снова в баню; угольки слабо освещали испуганное лицо Ивана. «Ещё попарить?» – предложил я. Иван молча лёг на лавку, и я, как следует, попарил его. Мы выходили из бани довольные. Я захватил портупеи, дал Ивану саблю, и, переступая через трупы, прошли в дом.
Глава 5
Мы сели за стол в исподнем – было жарко после бани. Мария принесла нам квасу – стало легче. Степан вышел из сеней и испуганно произнёс: «Там лошади привязаны у ворот». «Ты вот что, Степан», – сказал я, – «отведи двоих лошадей в конюшню, а одну оставь». «Я сам сделаю», – басом сказал Иван, – «не надо пугать мальца». «Кто это был?» – спросил я у Ивана. «Дек поручик Самойлов с отрядом тут в лесу стоит», – ответил он. «Ну что ж», – сказал я, – «тогда покушаем по‑позже», и мы вышли из дома. Я переоделся в офицерскую форму, одел всю амуницию, забрал всё оружие и, спросив у Ивана направление, поскакал. Лошадь почуяла своих и заржала. В одной руке у меня была сабля, в другой – револьвер. Я шёл к первому и единственному посту. Два солдата, качаясь спросонья, упали ничком. Лошадь фыркнула, но я осадил её и привязал к дереву. Я лёг на траву рядом с солдатами и стал ждать рассвета, потихоньку обезоружив офицера золотопогонника. Утром, когда солдаты начали просыпаться, я брал их на мушку и разоружал. Когда большая часть отряда была обезоружена, я разбудил поручика. Я начал его допрашивать – или просто вести беседу. «Поручик, держите себя в руках. Вы же русский офицер», – произнёс я наставительно. «Перед вами целый полковник». Поручик приосанился и покосился на обезоруженных солдат. «Да‑да, милейший», – произнёс он, немного недоумевал. «Война ещё не кончена. Немцам проиграли, так хоть Россию матушку спасём», – продолжил я. Он недоумевал от происходящего. «Кто остался в уезде за старшего?» – спросил я, проверяя барабан револьвера. «Штабс‑капитан Катков доложил мне», – ответил поручик. «Хорошо. Сколько под ним осталось войск?» – продолжал я. «Да вот – мы все», – недоумённо ответил поручик, – «остальные были вызваны генералом Деникиным». «Хорошо», – сказал я, – и, указав стволом пистолета на поручика, добавил: «Переходите в моё распоряжение. Я – эмиссар вице‑адмирала Колчака».
Глава 6
Покушать с Иваном мне не пришлось. Я с отрядом отправился в Троицк – большой посёлок, бывшую ставку Деникина. В посёлок вошли за полночь и разместились в доме купца Калашникова. Жизнь в Троицке, казалось, не знала революции. Работали трактиры, купцы жили припеваючи. По улицам сновали подвыпившие господа, звенели колокольчики у пролеток, пахло хлебом и жареным мясом.– Где же партийная ячейка? Где большевики? – подумал я, наблюдая из окна на освещённую улицу. Я снял фуражку, провёл рукой по волосам и тяжело вздохнул. Война вроде бы шла, но здесь, в этих тихих купеческих улочках, она закончилась сама собой. Люди не революционировали они приспособились. Я приказал выставить посты и направился в трактир. Над входом висела потускневшая вывеска: «У купца Лаптева. Чай, обеды, номера». Внутри пахло квасом, капустой и людским потом. Несколько человек за столами подняли головы – в шинели и с погонами меня приняли за белого офицера.– Для кого Россия, господа? – спросил я громко, снимая перчатки. Один из сидящих, пузатый купчишка в жилете, не глядя, буркнул: – Для того, кто хлеб имеет. Остальные пусть пашут. – А революция? – спросил я. – Да ну её, – махнул рукой другой. – Одни обещают землю, другие – порядок. А нам торговля подавай. Я усмехнулся. Всё ясно. Ни белых, ни красных – только серая масса, привыкшая жить меж линий. Подошёл мальчишка – подал квас. – Партийная ячейка где? – спросил я тихо. Он испуганно посмотрел по сторонам и шепнул: – В прачечной, за мостом, господин офицер… только вы осторожнее… там за всех спрашивают. Я кивнул: – Ладно, малец, живи. Вечером я собрал своих. – Завтра с рассветом идём на мост. Там – наши. Остальные пусть спят. Утро, как известно, умнее ночи. Хорошо выпив с купцами, – так как я возглавлял белое движение, – я представлял единственную власть в уезде. Ночью я пробрался в прачечную. На мой стук дверь открыл крестьянин; он отпрянул испуганно и подал знак кому-то. Я прошёл в комнату – четыре человека осторожно озирались. «Спокойно, товарищи», – заговор чёски произнёс я. – «Кто возглавляет партийную ячейку? Есть большевики?» Люди напряжённо молчали. Я вынул из кобуры револьвер и положил его перед ними, сел в стороне. Из тени вышел рабочий; он выделялся на фоне крестьян одеждой и видом. «Я из подполья», – тихо произнёс он. – «Больше?» – спросил я, приобняв его. «Мы познакомились: – Митя, – представился он, дрожа, и сжал мою руку. – Товарищ», – горячо сказал он. Я объяснил им, что войска ушли к Деникину, а Колчак далеко. «Спешить не надо», – сказал я. – «Пусть вся эта белогвардейская нечисть соберётся здесь – не будем же мы бегать за ними по лесам». Меня поддержали.– Откуда ты? – спросил я Митя. – Я возглавляю рабочее движение Сибири, – ответил он, – приехал на помощь Москве. Слышал, что Колчак собирает кулак и двигается сюда.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.






