Подписка на безумие. «Другие»

– Тебе что от нее надо? – грубо спросил он.

– Любопытствую, – промурлыкал Луи. – Плесни-ка пять капель, будь другом.

– Я-то плесну, держи, – он нарочно наполнил рюмку до краев, заставив Луи застыть с ней в руке. – Чего ты все вынюхиваешь? На себя посмотри, – он смягчил тон, – на меня, на компанию нашу. Мы все до единого с приветом, а ты нас переплюнул. Если бы не регалии и статус социально полезного индивида, попал бы к Варе на карандаш.

– Тронут. Благодарствую. По-твоему, я чудной?! – задрал подбородок Луи и покосился на Олега, но тут заметил на столе коктейльную соломинку, поднес ее к переполненному стакану хоботком и в одну тягу уполовинил содержимое.

– Ты чудный, – вмешалась Варя. – Мы пишем людям о людях, потому что им скучно. В какой-то книге я встретила понятие «нарциссическое сходство». В нашей биологии заложено не любить тех, кто похож на нас. Другими словами, люди не станут читать об ударниках труда, многодетных на селе, буднях работников ДК. Им подавай что-нибудь эдакое, и мы даем. Прости, но даже о ветеранах сейчас читают, потому что им сто и за сто. Патриотизм уступает место рассуждениям о здоровой пище, коровах без ГМО и пользе интервального голодания. «Люди таковы, каковы, и больше никаковы», – изрек один из моих героев, переплюнувший Шопенгауэра. В чем-то Олег прав, и мы, и мои герои – не от мира сего, поэтому мне с ними интересно. Когда я стартовала с блогом, тема была незаезженная, глотали и глотают ее с удовольствием, а я хочу, чтобы меня читали – она кожей почувствовала, что проскочила опасный участок.

– Варвара или тебя? – продолжил наступление провокатор.

– Есть разница? – вспыхнула Варя.

– От кого-то прячешься, голубушка? – прищурился Луи.

– От поклонников, – ее ответ развеселил компанию, а Варя подумала о маме, которая на пенсии жила в захолустье, работала в «Пятерочке» и гордилась дочерью, выбившейся в люди. Она не знала, что дочь подалась в блогеры и стала черт-те кем – безработным бездельником из интернета.

Варя приезжала в Заболотск редко, с мамой общалась по телефону, а по телефону шокирующие новости не сообщают. Сейчас подвернулся повод нагрянуть домой и заявить что-то вроде: «Прости, мам, я не строчу новости, не топчусь в коридорах правительства с диктофоном наготове, молоденькие бюрократы и холостые бизнесмены не приглашают меня на свидания…» Нет, слишком длинно, она занервничает, завалит вопросами. Надо четко и по существу: «Мам, я блогер, пишу о людях с бзиком, но я звезда!» Опять не то. С поездкой стоит повременить.

– Вижу, ты решила. Берешь деда, да, берешь? – потирая руки, спросил Олег.

– Подожди, так неинтересно, – отстранил его Луи и обратился к Варе: – Предлагаю пари, голубушка. Ты раскручиваешь деда на интервью, рисуешь, постишь, а затем я выступлю в твою защиту и засвидетельствую наш маленький экспромт. Уложишься до сентября?

– До конца лета почти неделя, про осень старик ни слова, – встрял Олег.

– Не перебивай, – Луи протянул руку Варе. – Сделаешь – горой встану, ни у кого вопросов к тебе не останется, – Варя машинально пожала руку. – Секундант, разбей.

Олег занес ладонь ребром над рефлекторным рукопожатием.

– Погоди, а если дед неконтактный, дементный? – спросила Варя.

– Не-не-не, он душка, – запротестовал Олег, быстро показал жест автостопщика, ошибочно трактуемый интеллигентными водителями как «у меня все хорошо», разжал кулак с оттопыренным большим пальцем и снова застыл в позе палача.

– Пускай, так лучше. Ставки растут, – заиграл бровями Луи.

– Ставки? То есть я должна что-то поставить? – Варя дернула рукой, но Луи ее удержал.

– Блог. Твоя ставка – блог. Проиграешь – отдашь, – в этих словах Варе послышался металлический звук шарика, бегущего по борту завертевшейся рулетки.

– Что?! – воскликнула Варя.

– Ты еще не поняла, голубушка, ты – дичь, выпорхнувшая из куста. МДП пальнет по тебе первой, за ней остальные. Рано или поздно тебя вынудят закрыть блог. Забыла, в каком мире живешь, – пауза, – кто диктует правила, – пауза, – у кого благословения спрашивать и темы согласовывать надо? Какую, скажи на милость, цель преследуешь, рассказывая о вонючей изнанке Многореченска? На какие средства воду мутишь, и кто твои работодатели? – он говорил ласково, слегка притягивая ее к себе. – Не желают ли они выставить наш город в дурном свете, а нас – умалишенными и очернить тем самым священный образ отечества? – у Вари глаза на лоб полезли. – Случаем, не казачка ли ты засланная, в смысле, иноагентесса?

– Я?! Мне… мне просто нравится…

– А кое-кому – нет. Вот и вся песня, – Луи изменился в лице и будто бы стал резче, четче, больше. Теперь перед ней стоял старый Улитин – хищник с острым взглядом и вопросительно приподнятой бровью. – У меня муниципальное издание, штат, бюджет, ресурсы прочие и полторы тысячи просмотров в сутки, а у тебя, егозы с ноутбуком, от сорока тыщ, и ты нас в гробу видала. Чуешь конфликт в межстрочном интервале?

– Что вам даст дед? – зло спросила Варя.

– Реальный дед, в реальном времени, реальная история. Докажи, что блог – твоя игрушка, и только твоя, пойди ва-банк, – сказал Улитин, ослабил хватку и мгновенно переобулся в Луи, расплывшись в очаровательной улыбке.

Варя подозревала, что ее берут на понт. Веселый и добрый Луи не мог поступить с ней жестоко, но в его пылкой речи с оттенком паранойи просвечивалась доля правды. Ходили слухи, что она стоит кое-кому поперек горла, и дело было не в зависти. Ей казалось, она заняла свободную нишу, а на самом деле вторглась в запретную тему, обнесенную прозрачным забором цензуры. По официальной легенде, Многореченск был образцово-показательным городом, где все у всех хорошо, а главное – нормально. На предприятия и в учреждения вернули доски почета, в школы – стенды с портретами отличников, а агонизирующую в долгах типографию спас госзаказ на печать грамот и похвальных листов. Позитивный контент поощряли, а ложку дегтя, обязательную для всех бочек меда, проверяли на качество перед погружением и финансировали из того же кармана. Узнав об этом, Варя сказала журналистике чао, заламинировала диплом и повесила в туалете. Ей претила мысль, что она загубит себя, жизнь, талант, воспевая героические стройки потемкинских деревень, и однажды умрет от омерзения задолго до срока, установленного Социальным фондом России. Она не предполагала, что в ее увлечении необычными людьми кто-то разглядит состав преступления. Определенно, в погоне за нормальностью все спятили.

Когда лучшая подруга Надя поняла, что Мышкин – не единичный случай, а Варина излюбленная тема, то покрутила у виска. Варя покрутила в ответ, намекнув на специальность подруги, и они напились под «Обитель проклятых», размышляя, живут ли сумасшедшие среди нас или мы живем среди сумасшедших. Сошлись на компромиссном – границы нормы подвижны, и все относительно. Вдруг нахлынули мысли о бедном Михалыче, бедном, да умном: строчит о спорте и погоде, пашет на ниве двух тем, безопасных с любой точки зрения – за них по судам не затаскают.

Калейдоскоп воспоминаний пронесся в голове за секунды. Варя все еще стояла, держась за пергаментную руку Луи. Он оценил ее замешательство, наклонился, ткнулся щеткой усов в запястье и заговорил с лилейностью неутомимого ловеласа:

– Голубушка, я ваш преданный слуга, положитесь на меня. Защитить вашу честь – мой священный долг.

Варя стояла с застывшим выражением «горбатого могила исправит» и слушала его вполуха. Вдруг он встал, подтянув живот, выпятил грудь колесом, произнес по-армейски четко и кивнул, тряхнув фантомным чубом:

– Полполосы.

– Полоса и ссылка на блог в группах, – Варя сжала его руку изо всех сил, и Луи скомандовал сквозь зубы:

– Олег, руби!

– Хваткая деука, – обиженно потирая кисть, заскулил Луи, – могла б наорать, руки-то зачем выкручивать?

– Кто кому выкручивает, – пробубнила Варя и села есть торт. Быстро, нервно, неэротично.

– Мне поехать с тобой? – спросил Олег.

– Нет, – шмыгая носом, ответила она.

– Вводные дать? Запишешь?

– Запомню.

– Деревня Видное. Конечная остановка, рейсы туда каждый час. Я пришел минут за десять до восьми, дед был там. То есть у тебя минимум четверть часа в день на интервью. Может, он и раньше является – сама выяснишь. Фото скинул. Как автобус отчаливает, дед уходит. По моим впечатлениям, с остановки и в себя, так что после он бесполезен. Если не считать первой встречи для знакомства, у тебя полтора часа на все про все, и то урывками, – Олег взъерошил волосы на затылке.

– Надеюсь, у тебя хороший бухгалтер, – пробубнила девушка.

– Да, вообще-то… – растерянно произнес он. – На вид смешарик, а в вопросах с налоговой чисто ниндзя. А что?

– С двадцать четвертого по тридцать первое восемь дней, а не семь, – она покрутила ложечкой и продолжила есть.

– Семь, восемь. Все равно, Луи, это нечестно, – сказал Олег.

– Се-ля-ви, – развел руками Луи, – ты свидетель, мы договорились полюбовно, я не принуждал.

– Ты напугал до усрачки, пень трухлявый! – возмутился молодой человек.

– Торт такой был. Едал. Пальчики оближешь. В некотором смысле я среди вас десерт, – ухмыльнулся он. – Не хотел пугать, признаю, пофантазировал немного от безудержного воображения. Но… Всегда есть но, за которым озвучивают истину, обесценивающую сказанное до. Так вот, дорогие мои, лучше вы чушь прекрасную от меня услышите здесь, чем от кого-то в менее приятной обстановке. Страх – лучший сторож, еще спасибо скажете.

– Спасибо, Луи, ты настоящий друг. Именно так друзья и поступают, – саркастическим тоном ответила Варя и отвесила поклон.

– Смотри и учись, – подмигнул парню Луи.

– Разозлил девушку и радуется, – покачал головой Олег.

– Варвари, голубушка, ушки заткните, я буду выражаться.

Варю затошнило от «голубушек», «ушек» и эмоциональных качелей, на которых Луи уже выделывал солнышко. Ей захотелось выбежать из комнаты и разрыдаться, но злость отрубила режим истерики и включила рассудок. Она нашла чисто женский повод удалиться. Встала, собрала со стола грязные одноразовые тарелки и понесла их на кухню. Будь они стеклянные, она бы грохнула их об пол со всей дури. Детонировать на безопасном расстоянии от объекта раздражения не возбраняется, а отсутствие свидетелей дает массу путей к элегантному отступлению вроде: «Ой, оступилась, уронила». Женщины, они такие неловкие в минуты волнения. Открыв шкафчик под раковиной, Варя сдержала смех. Пакет с мусором чуть не выпал ей на ногу, но это ладно. В ведре покоилась настоящая посуда и торчала диковинная сковородка, точно вытесанная из куска угля прямо в штольне под песню о верных женах и пожарских котлетах – ту заунывную, что из сорока куплетов и припева, который часто путают с колыбельной инуитов.

– Действительно, проще выкинуть, чем отмыть, – прошептала Варя и пристроила собранные тарелки поверх урбанистической инсталляции.

На маленькой кухне царила идеальная чистота, что никак не соотносилось с недавними рассказами о бедламе в холостяцкой квартире. Видимо, и правда день был особенный. Все блестит, чайник новый, рядом банка кофе, пачка сахара, стопка шоколадок. В маленький холодильник постеснялась заглянуть, на нем рядом с понурым кактусом увидела сигареты и зажигалку.

Варя пробовала курить на первом курсе. Между парами за угол ходили самые отвязные и веселые, студенческая жизнь начиналась за углом и продолжалась в общаге, где банковали обычно сытые, домашние, а пили и дымили все. Варя не понимала кайфа от табака, а после того как Надька принесла на хвосте очередное откровение, что курение – это оральная фиксация, ностальгия по грудному вскармливанию, и курильщиков подсознательно тянет к мамкиной сиське, она смотрела на сигареты с брезгливостью. Варя взяла пачку, покрутила в руке, вытащила сигарету, понюхала, зажала зубами и чиркнула зажигалкой: «Да гори оно!» Сегодня был ее день, и пусть к вечеру он походил на труп, сброшенный на пути и трижды перееханный поездом на станции Обираловка из любви к искусству, все же он был особенный. Варя курила у окна и прислушивалась. Луи анонсировал отборную брань, а меж тем говорил так тихо, что птицы за окном его перекрикивали. Варя затушила окурок в раковине, на цыпочках прошла в коридор и прижалась спиной к стене у двери в комнату.

– …а еще она талантлива, – услышала Варя обрывок фразы Олега. Ей страшно захотелось узнать, что было перед этим «еще».

– Не спорю. Ей бы женские романы сочинять, а она в розовых туфельках по канавам шастает, лужи меряет, – Варя посмотрела на свои белые кроссовки, обтянутые бахилами, – истории ее водевильные. Отыщет в драме точку опоры и тащит горемыку к счастливому финалу. Это, друг мой, литературочка, а не журналистика. Спроси ее, что она хочет сказать, какой нарыв вскрыть, что изменить? Зуб даю, конкретного ответа не получишь. Да, есть программы психосоциальной реабилитации и попытки привить толерантность к людям с отклонениями, только это не про наше общество, вряд ли она эти потуги пиарит. Америки любят заигрывать с темой психов. У них в кино что ни дитятко – то аутист или в край бешеный, родители на атараксах, а бабки пьют водку без закуси и выходят замуж за бомжей с ПТСР. Не замечал? И в каждом фильме, в каждом они блюют по любому поводу. Вскоре номинацию придумают «За самую правдоподобную эвакуацию содержимого желудка». Наши звезды, которые уже все спели, во все нарядились, все с себя сняли и не знают, чем выделиться в павлиньем вольере, начали откровенничать о своих бзиках. Открыли справочник и погнали, подхватили мировой психоз. Я не вижу большой опасности в том, что болячки пытаются романтизировать. В стране, где первое прилагательное, всплывающее при слове психиатрия, – «карательная», мода на болезни башки не приживется. Что-то я отвлекся… И да, у Вари закордонных просмотров тридцать восемь процентов. Многовато… Наши в ее блог заходят и будут заходить, как в зоопарк, цирк уродов – вот мое мнение.

– Ну ты загнул, – хмыкнул Олег.

– Вряд ли она этого добивалась, а получила это. Пишет славно, да, но не туда ее понесло. В драме психа нет трагедии русской души, обычная драма-травма с бытовым душком, зато искать не надо – все на лбу написано. А вот страдание, что в одном человеке не найдешь, потому что оно по нам по всем расплескано, можно всю жизнь по каплям собирать – и не соберешь. По силам ей угадать его и вместить в одну душу? Думаю, нет. Мала еще твоя блондиночка, хоть и на выданье. Ей не говори, обидится. Я в ней не девушку разозлил, а автора. Огня в ней нет, сплошная лирика.

– Не согласен, – сухо ответил Олег.

– Не прошу со мной соглашаться. Ладно, посмотрим, сумеет ли разобрать твоего деда на запчасти и собрать, чтобы лишних деталей не осталось. Хорошо, что ты на него клюнул, а не она. Ты в корень зришь и на мишуру уже не кидаешься, – Луи замолчал.

– Ты на что намекаешь?

– Намеки для молодых, я констатирую факт. Твое здоровье! – Луи чертыхнулся, закашлял, послышался звук, похожий на удары по ветхому барабану. – Фуф, не в то горло попало, – пояснил он и продолжил, кхекая через слово: – А ты, если друг ей… – повисла пауза, Варя затаила дыхание. – Вот и славно, подтолкни ее к литературе. Пусть напишет в шапке или в подвале, но жиром: «Истории вымышленные, совпадения с реальными людьми случайны», – и дальше крутит ими, как пожелает. И чтоб про Многореченск ни слова! Я не шучу. Журналистика – это не ее. Зуб даю, сожрут твою фею и костей не оставят.

Варя вернулась на кухню и закурила вторую сигарету.

– Не боишься остаться без зубов? – донеслось из комнаты.

– Могу поставить челюсть и тюбик «Кореги» в придачу, – заржал Луи.

– Ставки сделаны, ставок больше нет. Выплевывай верхнюю, шаможванеш, а я пойду посмотрю, как там Варя.

По виду подруги он понял, что она все слышала, ну или почти все. Ему стало стыдно и за себя, и за старого Луи. Олег взял ее за плечи и тут же убрал руки.

– Хочешь, я тебя домой отвезу? – робко спросил он.

– Ты пил.

– Ни капли… Думал, ты обрадуешься. Обещали дождь, вон опять капает, – Варя едва заметно подернула плечом. – Это значит да?

Входная дверь хлопнула. Луи ушел.

Девушка выдохнула.

– Поехали, – согласилась Варя скорее сама с собой и, не дожидаясь, пока Олег обуется, спустилась на улицу.