Дорога жизни

Противник заметно усилил нажим на флангах. Несколько дней длились упорные схватки за обладание поселком Котлы, откуда гитлеровцы рассчитывали выйти на Петергоф и Ораниенбаум. С юго-востока, вдоль линии Октябрьской железной дороги, гитлеровцы лезли на Любань и Тосно, стремясь пробиться оттуда к Шлиссельбургу. Одновременно, с целью отвлечь внимание советского командования от фланговых ударов, крупные танковые силы были брошены на Пушкин и Красное Село.

26 августа наши войска оставили Любань.

27 августа противнику удалось захватить Котлы, а на следующий день Тосно.

29 августа после массированной бомбежки гитлеровцы заняли мгинский железнодорожный узел, перерезав Северную дорогу.

Фронт подходил к Ленинграду. Задуманный фельдмаршалом фон Леебом охват с флангов был близок к осуществлению.

В этот момент наши части ответили мощной контратакой, заставив врага откатиться к разъезду Стекольный. В результате немцы сами оказались в окружении. Стараясь продержаться до подхода резервов, они заняли круговую оборону и закопали свои танки в землю, превратив их в неподвижные огневые точки.

Обжегся противник и на левом фланге. После захвата поселка Котлы немецкие танки с ходу ворвались и в поселок Кипень, но были отброшены бойцами-ополченцами. Слабо обученные и плохо вооруженные, в особенности противотанковыми средствами, ополченцы Ленинграда бились до последнего и без приказа не отступили.

Над линией фронта висел тяжелый, несмолкающий грохот канонады. По ночам весь горизонт полыхал пожарищами. Фашисты лезли вперед с невиданным еще остервенением. Их бомбардировочная авиация с рассвета и до позднего вечера висела над боевыми порядками нашей обороны, их танковые части, стремясь протаранить передний край, действовали массированными колоннами.

Грозная сложилась обстановка.

По очередной партийной мобилизации на фронт отправились тысячи коммунистов-политбойцов. Видные хозяйственники, секретари партийных организаций, профсоюзные и комсомольские работники, они пришли в окопы рядовыми защитниками города Ленина, чья святая обязанность заключалась в том, чтобы показать людям пример стойкости и отваги.

Политбойцы не требовали себе ни чинов, ни званий. Они первыми поднимались в контратаку, и в этом было единственное преимущество, которым пользовались эти солдаты партии.

Лев Мисько был политбойцом. Умирая в госпитале от смертельных ран, он продиктовал родным прощальную записку: «Я погиб, но твердо уверен, что дело наше будет жить века. Ах, как не хочется умирать! Какая будет прекрасная жизнь! Я твердо убежден, что скоро придет конец оголтелым фашистским бандитам».

Не один Мисько – сотни политбойцов сложили свои головы в эти решающие сентябрьские дни. Бессмертным памятником их самоотреченности была и всегда будет слава непобежденного Ленинграда.

Особую роль враг отводил шлиссельбургскому направлению. Именно в Шлиссельбурге гитлеровское командование наметило встречу со своим белофинским союзником.

Оправившись после крепкого удара, полученного возле разъезда Стекольный, фашисты с удвоенной энергией полезли вперед. Десять суток, не стихая даже в ночные часы, кипела битва на шлиссельбургском направлении. Яростный натиск врага натолкнулся здесь на еще более яростное сопротивление.

Лишь 8 сентября немцам удалось ворваться в Шлиссельбург. Однако ожидаемой встречи с союзниками так и не произошло: белофинны были остановлены на Карельском перешейке, за десятки километров от Невы.

Не удалось форсировать широкую невскую преграду и самим гитлеровцам, хотя они и пытались это сделать в ночь на 9 сентября. Наскоро сколотив плоты, враг уже развернул было переправу, но в это время подоспели из Ленинграда рабочие истребительные батальоны. Потеряв почти пятьсот человек, противник волей-неволей отказался от своей затеи.

В руках наших войск осталась, кстати сказать, и старинная островная крепость в устье Невы. Гарнизон этой крепости в течение шестнадцати месяцев, до самого прорыва блокады, удерживал свою позицию.

Правда, захват Шлиссельбурга позволил фон Леебу переключить основные силы на левый фланг. Овладев южным берегом Ладожского озера, фельдмаршал хотел теперь побыстрее пробиться к Финскому заливу, захватить форты Балтийского флота и повернуть их орудия против Ленинграда.

9 сентября с утра развернулось наступление врага, нацеленное в сторону Ораниенбаума. Бригады морской пехоты, державшие оборону на этом участке, были измотаны беспрерывными двухнедельными боями, в некоторых батальонах насчитывалось всего по десятку активных штыков. Несмотря на это, кронштадтские моряки нашли силы ответить фашистам злыми контратаками. Завязалась упорная борьба за каждый населенный пункт, за каждую господствующую высоту.

Как ни стойко оборонялись наши бойцы, а подавляющее превосходство противника, особенно в технике, давало себя знать. Только вдоль дороги Кипень – Высоцкое противник бросил в бой сотню тяжелых танков. Пикирующие бомбардировщики, включив для психологического эффекта сирены, настойчиво атаковали наши позиции с воздуха. Ураганный огонь вела вражеская артиллерия.

Фашисты в конце концов вышли к берегу Финского залива, однако совсем не там, где хотелось немецкому командованию. Защитники города Ленина сохранили в своих руках крайне важный для обороны плацдарм с могучими фортами «Красная Горка» и «Серая Лошадь», или, как его называли, «приморский пятачок». Необыкновенно сложно было удерживать этот «пятачок», со страшными трудностями производилось снабжение обороняющихся здесь войск, но все же плацдарм прослужил ленинградцам до конца блокады.

По ледовой трассе потянулись обозы с хлебом для блокированного Ленинграда

Битва в пригородах Ленинграда принесла врагу частичный успех. За него фон Лееб заплатил дорогой ценой – потери его армий к этому времени составили сто семьдесят тысяч человек. Кроме того, было выведено из строя пятьсот танков и около тысячи самолетов.

Ленинградские пригороды стали огромным кладбищем немецкой живой силы и техники.

«Ленинград! Мой золотой, мой дорогой Ленинград! Как я люблю тебя, и чего бы я ни сделала ради твоего спасения!»

Несмотря на серьезные потери, фон Лееб решил атаковать город без промедления. Старый фельдмаршал учитывал, что на его стороне тройной перевес в танках и самолетах, – действовал он почти наверняка. Самое важное, считал фон Лееб, не дать защитникам города ни минуты передышки.

Генеральный штурм Ленинграда был назначен на 12 сентября. Штаб «Севера», перебравшийся в Гатчину, чтобы находиться поближе к событиям, задумал его как короткий и ошеломляющий бросок, перед которым ничто не сможет устоять.

За несколько часов до условленного сигнала связной офицер доставил специальный приказ Гитлера. Бесноватый фюрер всячески поторапливал своих подручных, призывая не щадить усилий ради достижения скорейшей победы. «От немедленного захвата Ленинграда, – обещал он, – зависит окончание военных действий».

Приказ Гитлера читали перед строем выехавшие во все дивизии штабные офицеры. После этого ротные группенфюреры разъясняли солдатам, что, по указанию высшего руководства захваченный город на целых три дня отдадут в бесконтрольное распоряжение победителей. Делай что хочешь – все разрешено!

На переднем крае нашей обороны всю ночь не смыкали глаз. За несколько часов до начала штурма немецкая авиация произвела массированный налет на Ленин град. Огромный пожар возник в районе морского порта. Позади себя бойцы видели бушующее море огня – создавалось впечатление, что пылает весь город.

В ротах накоротке созывались собрания коммунистов и комсомольцев; подтягивали резервы, разъясняя новичкам обстановку; пополнялись боеприпасами. Каждый знал, что на рассвете фашисты полезут на штурм, что предстоит последнее и решающее испытание. Победа или смерть, – третьего не было дано.

Ровно в шесть часов утра по всей линии фронта – от Шлиссельбурга до Петергофа – начались бои. Это были яростные и необыкновенно напряженные схватки, в которые обе стороны вкладывали все силы.

Гитлеровцы хотели любой ценой захватить господствующие над Приневской низиной Пулковские высоты, важнейшую ключевую позицию. На этот участок были выделены крупные танковые силы. С такой же настойчивостью атаковали они Урицк и Красное Село.

Напор фашистских полчищ был очень сильным. За одной захлебнувшейся атакой немедленно следовала другая, еще более продолжительная и упорная.

Рассеялся утренний туман, взошло солнце, а напряжение штурма не ослабело. Все новые и новые танки врага лезли на окопы защитников города, все новые и новые бомбардировщики поднимались в воздух, чтобы поддержать немецких автоматчиков.

Было трудно дышать от пороховой гари. В грохоте боя люди не слышали друг друга. То и дело вспыхивали кровопролитные рукопашные стычки.

И все-таки бойцы Ленинграда не дрогнули, не отступили без приказа. Солдаты и офицеры стояли насмерть, решив лучше погибнуть, чем пропустить фашистских разбойников в город Ленина. Совесть и разум подсказывали каждому: либо останови врага, либо умирай, не сходя с места.

Лишь перед вечерними сумерками натиск врага начал несколько затихать. Гитлеровцам удалось взять Красное Село, Стрельну, Лигово. Местами они вклинились в боевые порядки нашей обороны, заплатив за это опустошительными потерями, но решительного успеха так и не достигли. Дорога в Ленинград по-прежнему была закрыта.

13 сентября штурм возобновился. Второй день также не принес гитлеровцам ничего утешительного, хотя по количеству атак намного превосходил первый.

«Немецкие войска достигли южных предместий города, однако ввиду упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими, ожидаемого успеха не было», – признал спустя десять лет гитлеровский генерал Курт Типпельскирх, автор пухлой «Истории Второй мировой войны». Вряд ли есть необходимость что-либо добавить к этой оценке врага.

Ленинград был совсем рядом. Стремясь к нему, оккупанты прошли почти тысячу километров. Сколько всяческих препятствий возникало перед ними на длинном пути от Немана до Невы, сколько березовых крестов пришлось понатыкать на унылых солдатских кладбищах! Теперь оставались последние километры, которые надо было пройти по гладкой равнине, будто нарочно приспособленной для движения танковых колонн. И вот на этих-то последних километрах получилась осечка.

Было отчего злобствовать…

Еще 8 сентября фашистская авиация предприняла первый массированный воздушный налет на Ленинград. Основной удар был направлен на Московский район. В городе возникло сто сорок пять пожаров.

С этого дня налеты стали непрерывными. 10 сентября бомбили Смольнинский, Кировский, Московский и Василеостровский районы. В ночь на 12 сентября, за несколько часов до штурма, авиация врага сбросила десять тысяч зажигательных бомб на рабочую Нарвскую заставу, на причалы морского порта. Немецким летчикам было приказано выбирать густо населенные жилые кварталы.

Несколько раньше – с 6 сентября – начались злодейские артиллерийские обстрелы города. Первые снаряды упали в районе фабрики «Пятилетка» – было убито тридцать и ранено сто семь человек. Среднесуточная продолжительность артиллерийских обстрелов в сентябре составила семь часов и двадцать семь минут.

Враг вымещал злобу на мирном населении, на женщинах и детях. В один из сентябрьских дней, когда дела фашистов на фронте были особенно плохи, город пережил семь воздушных налетов. В тот же день дальнобойные батареи трижды открывали огонь, выпустив по центру города более двухсот тяжелых фугасных снарядов.

На террор гитлеровцев ленинградское население ответило возросшей организованностью. Триста тысяч человек добровольно вступили в группы самозащиты при домохозяйствах, в аварийные и медико-санитарные дружины на предприятиях. Они тушили зажигательные бомбы, дежуря на крышах и чердаках, оказывали помощь раненым, разбирали завалы.

Весь город помогал пожарным командам в борьбе с огнем. «Тщательно обследуйте чердаки, чуланы, коридоры, кладовые – не осталось ли там легковоспламеняющихся предметов, – советовала в передовой статье „Ленинградская правда“. – Проверьте запас песка, воды, пожарного инструмента».

Короткий и ошеломляющий бросок, каким был задуман вражеский штурм, превратился в затяжное сражение. Требуя ежедневного притока свежих резервов, принося огромные потери, борьба под стенами города ничего не давала взамен. По-прежнему Ленинград был недосягаем.

Жизнь заставила гитлеровцев задуматься об изменении тактики. Случилось то, о чем никто в гитлеровской ставке не мог даже предполагать. Дойдя до стен Ленинграда, фашисты остановились. От яростных и самоуверенных фронтальных атак надо было переходить к длительной осаде.

Активно способствовали такому исходу дела и крепкие контрудары наших войск. 18 сентября, в самый острый момент вражеского штурма, войска Ленинградского фронта внезапно форсировали Неву и захватили поселок Московская Дубровка, создав на левобережье свой плацдарм – известный невский «пятачок».

Бесплодный штурм города обошелся врагу в двадцать тысяч человек убитыми.

26 сентября фельдмаршал фон Лееб, скрипя зубами, отдал приказ о прекращении фронтальных атак. Это был провал, какого не случалось за всю многолетнюю карьеру старого прусского вояки.

Разведчики, наблюдавшие за передним краем противника, увидели, что гитлеровцы роют окопы полного профиля. Враг готовился к осаде.

«Мы решили не сидеть дома, когда все работают. Учебу будем совмещать с работой на заводе. Завод выполняет военный заказ – мы довольны, что хоть чем-нибудь помогаем фронту».

Враг залег, закопался в землю.

Ленинград получил возможность перевести дух.

Непосредственная угроза вторжения фашистов миновала, по крайней мере, на ближайшее время. Правда, было известно, что, враг решил уничтожить город артиллерийским огнем и бомбежками, что штаб-квартира Гитлера выпустила секретную директиву номер сорок четыре, согласно которой «капитуляция Ленинграда, а позже Москвы, не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником», но все это не меняло главного: штурм города был сорван, гитлеровское командование потерпело неудачу.

Новые заботы и новые трудности возникли в эту пору перед руководителями ленинградской обороны.

Надо было, не теряя времени, переформировать и пополнить потрепанные в длительных боях дивизии, укрепить оборону, подготовить резервы.

Фашисты ввели в действие десятки дальнобойных батарей. Потребовалось срочно переселить жителей из наиболее уязвимых городских районов, ставших прифронтовыми, – Кировского и Московского. Огромная организаторская работа понадобилась для того, чтобы найти пристанище десяткам тысяч семейств, вынужденных уйти из захваченных врагом пригородов.

А самой решающей, самой острой и животрепещущей проблемой, волновавшей всех без исключения, оставалась проблема подвоза, проблема коммуникаций.

Блокада! Полузабытое это слово вошло в жизнь ленинградского населения, как-то сразу став повседневной действительностью, наполнившись грозным и настораживающим содержанием.

Еще в конце августа фашисты перехватили все железнодорожные линии, связывавшие Ленинград с советским тылом. Последний эшелон с грузами сумел прорваться в осажденный город 27 августа.

Блокада властно диктовала свои порядки. И с особенной настоятельностью она требовала ввести строгий учет и бережливое расходование всех продовольственных ресурсов, которыми располагал город.

Уже 2 сентября было проведено первое снижение норм выдачи хлеба населению. Этот урезанный паек ленинградцы получали лишь десять дней.

В ночь на 9 сентября фашистской авиации удалось поджечь Бадаевские продовольственные склады, где хранилась немалая часть запасов города. Огромный по жар полыхал до утра. В огне погибло около пяти тысяч тонн муки и сахара, что, конечно, ухудшило продовольственное положение.

12 сентября состоялось второе снижение хлебных норм для населения и бойцов переднего края обороны, а с 1 октября – третье. Рабочим стали выдавать по четыреста граммов хлеба, всем остальным – по двести.

Наступили голодные времена.

Скудные запасы продовольствия таяли очень быстро. Волей-неволей пришлось не только сокращать хлебные нормы, но и узаконить всевозможные примеси к выпекаемому хлебу. Отруби, мучная пыль, жмыхи, солод, рисовая лузга, вытряски из мешков, даже пищевая целлюлоза – все пошло в ход. По приказу Военного совета были обследованы склады, товарные тупики, портовые причалы, мельницы. Каждый килограмм пригодных в пищу продуктов брали на строгий учет.

Налаживание подвоза – вот что стало самым важным. Все, что в силах человеческих, надо было посвятить этому делу – от него зависело спасение.

Железные дороги бездействовали. Снабжение огромного города воздушным путем было необычайно опасным делом: за каждым транспортным самолетом неотступно охотились вражеские истребители. Да и сколько могло потребоваться этих транспортных самолетов, чтобы прокормить миллионы людей?

Оставалась единственная реальная возможность – наладить доставку продовольствия в Ленинград через Ладожское озеро. На южном берегу Ладоги уже стояли батареи противника. В северной части озера хозяйничали белофинны. Но еще была свободной узкая полоска ладожской воды между западным и восточным берегами. Пользуясь ею, еще можно было протянуть коммуникацию, способную хоть как-то обеспечивать снабжение города и фронта.

К ней, к этой узенькой полоске ладожской воды, и устремились надежды ленинградцев. Ей-то и суждено было в скором времени превратиться в легендарную «дорогу жизни» – кормилицу осажденного Ленинграда.