Моя последняя надежда

Когда всё заканчивается и агония страсти сменяется сладостным расслаблением, Паша легко касается моих губ. Я заботливо прорежаю пальцами его взлохмаченные волосы и улыбаюсь, когда он смотрит в мои глаза с задумчивостью и ещё каким-то непонятным чувством, похожим на смятение. Его внимания хватает чуть меньше чем на минуту, после он резко встаёт с кровати и начинает одеваться. Теперь в замешательстве нахожусь я. Куда он так спешно собирается? Мне показалось, что всё произошедшее между нами было настолько бесподобно, что вторая часть должна была наступить практически незамедлительно. Но мой кареглазый ловелас сейчас ускользал из моей постели и, так понимаю, от меня в целом. Я знала всегда, то, что бесподобно для нас девушек и женщин, для мужчин чаще никакой ценности не представляет, жаль, что мои знания теперь не только понаслышке и вследствие логических вычислений. Кроме как нахмуриться и выразить себе две тысячи проклятий, а что я ожидала от этого бабника, я смогла лишь встать и натянуть на себя первый попавшийся в шкафу длинный топ.

– Закрой за мной!– сухо бросает мне Паша и выходит из комнаты. Сказать, что он убил меня, не сказать ничего. Я в шоке тащусь за ним, а он на первом этаже обувает ботинки, будучи уже в куртке и с незажжённой сигаретой в зубах. Когда он выпрямляется в полный рост и даже не смотрит в мою сторону, я не узнаю его лицо. Он растерян, подавлен и слишком горд, чтобы издать даже звук. Он молча тянется к ручке двери, а я, насколько могу, пренебрежительно спрашиваю:

– Так молча и уйдёшь? Ты со всеми такой учтивый или дело во мне?

– Извини,– сквозь зубы с сигаретой рычит он.

Он выходит и хлопает дверь. Не смотрит на меня, не церемонится, даже не пытается себя утруждать излишними манерами приличия. Вот козёл! Это ещё меньшее, что я могу сказать ему вслед. Закрываю дверь на замок, даже не беспокоясь, вышел ли он с участка и отправляюсь в ванную. Хороший горячий душ сейчас мне во спасение, чтобы смыть с себя всю память его касаний рук и губ, а также выжечь боль такого унижения. А на что я могла рассчитывать? На любовь!? Самой смешно!

Глава 9.

Не помню, как вчера уснула, помню только, что сделать это мне удалось мучительно. Я долго лежала, пялясь в потолок, и обдумывала всё произошедшее. Я больше не ругала себя за опрометчивый поступок, точнее поступки: за взбредшую в голову смелость поцеловать Пашу и последующую её реализацию, за приглашение его в дом с одной определённой целью – переспать с ним и за достижение этой цели. Что сделано, то сделано! Я знала заранее, на что шла и никаких замков из песка себе на этот счёт не стоила. Хуже того, я предугадывала финал, просто не думала, что финиш окажется тут же за стартом. Да, Павел просто марафонец, чтоб за ногу его!

А я-то как хороша! Поцеловать его решила – оставить себе что-нибудь на память! Идиотизм! Оставила?! Глупее поступок я совершала, пожалуй, только в пятом классе, когда решила поиграть в эрудита и проверить глубину розетки с помощью двух спиц. Как меня только не убило?! До сих пор удивляюсь. Всего-то тряхануло и я поспешно сообразила, что идея дурацкая. Тогда я отскочила от розетки мгновенно и больше заниматься вымерениями глубины у меня в отношении неё не возникало. Казалось, та встряска стала отменным стимулом на будущее – думать, прежде чем совершить опрометчивый поступок. Однако оказалось, что есть гарантийный срок и вот моя голова снова вышла из строя. За последние сутки я совершила череду неразумных, просто из ряда вон выходящих поступков. И в эту минуту я думаю – жаль меня не убило тогда у розетки. Какая же я идиотка!!!

Нет, я всё же злюсь на себя, что позволила собой воспользоваться. Осознанно предложила ему со мной переспать! Да-да, это именно так и называется. Я не пытаюсь себя оправдать, я получила то, что хотела – секс с Пашей. О каких-либо обязательствах здесь и не было речи, всё было обоюдно, без намёков на какое бы то ни было продолжение. Но где-то в глубине души теплилась надежда, что он не станет со мной обращаться как с очередной. Я рассчитывала на ночь страсти, совместный утренний кофе и возможность хотя бы ещё одной встречи, после которой определилось бы кто и что мы друг для друга. Однако своим внезапным уходом Паша за двоих вынес чёткий вердикт кто мы друг для друга, точнее кто я для него.

Тоска щемит душу, боль расщепляет сердце на миллион осколков. Мимолётная связь ничего хорошего и не могла принести в моё грешное тело. Я доверилась человеку, но он такого жеста не оценил. У нас с ним разные ценности и то, что я считала, окажется ему весомо, оказалось ему безразлично. И вот теперь с этим «я одна из» мне придётся жить долго-долго, навряд ли я это вообще когда-нибудь забуду.

Терзания мои, я знаю точно, затянутся на несколько дней, может недель. Но я их заслужила. Я получила по заслугам за свой легкомысленный поступок, за то, что до сих пор не поняла, ждала ли я от этой близости какого-то продолжения или всё-таки нет! Здравый рассудок мне говорит уверенное «нет», а что-то внутри груди греет надеждой «да, да, ты ждала от него взаимной симпатии». И в этих своих противоречиях я теряюсь. Я съела десерт и так не смогла понять его вкуса, не смогла разобрать ингредиентов, но помню лишь, что на вид он был очень аппетитный.

Как чаще всего человек переносит боль? Неважно, физическая она или душевная. Что помогает человеку справиться с тем стрессом, что несут в себе страдания? Да всё что угодно помогает, здесь любые способы хороши, лишь бы полегчало. Вот, к примеру, кто-то кричит. Говорят, так организму легче выплеснуть всю накопившуюся в нём горечь. С криком мы освобождаемся от внутреннего напряжения, мы выплёскиваем свои эмоции наружу и выводим весь негатив из нашего организма. Но я лично никогда не кричу, я даже голос, не помню, повышала ли когда?! Причина? Затрудняюсь ответить. Возможно, мои голосовые связки не способны создать громкий звуковой сигнал. Собственно я не проверяла и проверять мне это нет необходимости и желания. Следующее… Кто-то совершает определённые поступки в виде физического насилия или отводит душу на окружающих предметах. Физическое насилие я не приемлю в принципе ни в отношении кого, а что-то типа биения посуды, швыряния стульев – это вообще с моей стороны истерия, приравненная к отклонению в психике. Как в ваших проблемах замешаны какие бы то ни было вещи?! Даже если вы ударились о дверцу шкафчика, которую предварительно забыли закрыть. Сами забыли закрыть, забыли о том, что забыли закрыть, а потом из-за своей же собственной невнимательности каким-либо образом в неё вписались. После этого вы стучите по несчастной дверце кулаками, хлопаете ей, что она чуть ли не слетает с петель и опять по ней дубасите, снова и снова причиняя себе боль. Зато вы отомстили дверце!:) Не находите, что всё походит на членовредительство. Мало того что себя изувечите, так ещё и порчу собственного имущества обеспечите. А расплачиваться за это, убирать, покупать новое, кто будет? Давайте угадаем!

Какой ещё способ справиться со стрессом мне приходит в голову? Хм, самый распространённый – слёзы. Мы выражаем свою боль слезами. Слёзы – это нормально, ведь это самый безобидный способ снять стресс. Ими мы заявляем всему миру – мне больно, плохо (реже бывает наоборот, но это из другой оперы) и мир нас жалеет, утешает. Не плачь, мы тебя понимаем. И нам вроде становится легче! Как-то так! Если честно, это моё предположение, я не знаю. Я не плачу! Ни то чтобы, конечно, никогда-никогда. Несколько раз было. Несколько лет назад из жизни ушли бабушка, а следом дедушка по материнской линии, а они мне были так близки, как вторые родители. Я выросла на их глазах, я проводила у них каникулы и любую свободную минуту, как вдруг их не стало. Я не плакала – я рыдала. Мне хотелось стать сплошным океаном слёз, водопадом, а лучше туманом, чтобы в какой-то момент просто рассеяться и больше никогда так не страдать. Такого горя, я не пожелаю и врагу, хотя отлично понимаю, что все мы через это пройдём, хотим мы того или нет. Жизнь такова, что однажды мы потеряем кого-то родного и это будет подобно утери части себя. Время лечит, мы станем постепенно забывать боль тех дней, мы смиримся с потерей, примем её, ведь у нас просто нет выбора, нам не вернуть утраты, а жить нужно дальше, чтобы потом кто-то также оплакивал нас. Но… Но даже сейчас, когда я смотрю старые фотографии со своими бабушкой и дедушкой, мои слёзы гремучими ручьями текут по моим щекам и эту боль не выдрать никакими силами из моего сердца. Я скажу ужасную вещь, но в эти минуты мне хочется умереть самой!

Так что, о каком страдании и его средстве выражения может идти речь при каком-то мимолётном флирте. Да это капля в океане людских бед. Смерть близких, люди инвалиды, голодные брошенные дети, страшные неизлечимые болезни человечества, старики, забытые всеми, едва сводящие концы с концами и это ещё не полный список бед, которые должны вызывать общечеловеческую скорбь. Вот что по-настоящему страшно! А наши мелкие несуразицы, в виде неразделённой любви, просто не имеют права называться горем на фоне этого списка. Подумаешь, не любит, зато я и мои родные живы и здоровы, поэтому надо жить дальше и не заниматься самоистязанием.

– Боже, я слишком глубоко капаю!– слышу я свой голос и наконец выхожу из астрала. Сказать, что я не переживаю вообще – это соврать. Средство снять с себя внутреннее напряжение у меня одно – уйти в себя, замкнуться на какое-то время. Хорошо подумать, привести весомые доводы тому, что ничего страшного не случилось и вернуться в этот мир обновлённой с минимальным саморазрушением психики. У меня это вроде неплохо получается, самоконтроль – это единственная моя сильная сторона. Я так считаю. Пока.– Да я погляжу, ты бахвалка!

Я встаю из-за компьютерного стола и тянусь, разминая затёкшие мышцы. Сегодня уже вторник, а я второй день пытаюсь собраться с силами, чтобы нарисовать стенгазету на самую злободневную тему: «Вред курения», которую должна была оформить ещё в выходные. Но куда там! В воскресение я вообще делать ничего не могла, тупо сидела, уставившись либо в телик, либо в окно. Пашино поведение выбило меня из колеи на добрые сутки, остальные же два дня я медленно возвращалась к привычной для себя жизни. Вот он второй день и лёд, кажется, тронулся, из-под моего карандаша начало выходить какое-то подобие рисунка, пока я не поймала себя на мысли, что снова погрузилась в думы о насущном.

Я потянула мышцы шеи, сделала ею пару круговых движений, посмотрела ещё раз на ватман и решила спуститься вниз на кухню выпить чайку. Я бы сейчас и чего погорячей глотнула в свете недавних событий (ещё одно антистрессовое средство, которое я когда-то в целом не приемлила и считала грехом слабых людей неуверенных в себе, но после многочисленных походов в клуб, чувствую, что алкоголь уже входит у меня в привычку) и из-за глупости, что согласилась сделать эту несчастную стенгазету. Ну зачем мне это понадобилось, я же ненавижу рисовать и просто не умею. Для меня рисование подобно пытке, а карандаш в руках больше походит на орудие убийства. И вот я решила проявить инициативу! Ну какая молодец! Стоит поглядеть на себя в зеркало, какая умница! Вот и мытарься теперь, художница великая! У меня даже родители, узнав, чем я занимаюсь, переглянулись с лукавой ухмылкой. Они как вчера помнят все свои картины, которые общими усилиями создавали, абы их дочь пару по рисованию не схлопотала. Но теперь я гордо заявила, что стенгазета ерунда и с ней-то я точно справлюсь без проблем. Ну и дура! Не устаю поражаться самой себе. Я уже неоднократно обращалась к своим мозгам, чтобы они вернулись из далёкого путешествия обратно к заурядным будням. Я в них очень – очень нуждаюсь, не дня без них. Соскучилась, сил нет!

И вот я пью чай и рисую, рисую и пью чай. Потом иду в душ, где мне обманчиво кажется, что я всё-таки смогу, дело ерундовое и, окрылённая с новой силой и надеждой, я опять рисую. Но я жертва самообмана, ослеплённая заблуждением. Происходящее становится невыносимым, ведь я уже везде порисовала: и за столом, и на кровати, и к стене подвешивала злополучный ватман, в одиннадцатом часу перебралась на пол, но мои художества особым успехом не увенчались. На ватмане ещё чуть-чуть и будет дырка, ведь ластиком я работаю больше, чем карандашом. Боже, боже, это невыносимо! Ещё день и я стану легендой нашего института. Меня, конечно, оттуда не выставят, благо это не художка, но то, что они увидят на ватмане, принесёт мне мегапопулярность самой амбициозной студентки, решившей, что она Леонардо да Винчи, однако, в отличие от этого мирового гения, испытавшая полный крах. Это грандиозный провал и я разочаровалась в себе. Но, несмотря ни на что, продолжаю рисовать и испытывать свои нервы. Упорство и неприемлемость поражений – мои самые злостные качества и я считаю их положительными.

Глава 10.

В окно постучали! Я определённо слышала, что кто-то постучал в окно. Я оглянулась и уставилась на задёрнутые шторы. То, что я слышала – точно стук и точно не дождя (снегопада, если быть точной) или птички! И если это не человек-шланг или человек-паук, то кто? На втором этаже…

Я вздрогнула, когда постучали снова. Поднявшись с пола, я на цыпочках подкралась к шторам и резко раззанавесила окно. Прямо на меня смотрели человеческие глаза, и я взвизгнула от испуга, прежде чем в мой мозг поступила информация на чьём они лице.

– Паша!– облегчённо и одновременно зло выдохнула я, уже распахивая створку окна.– Ты меня чуть с ума не свёл.

– Да!– заулыбался он.– Ты бы себя видела!

– Очень смешно!– я перегнулась через окно, чтобы посмотреть, как он тут оказался. К сожалению, это был не ковёр самолёт, а сточная труба.

– Находчиво,– покачала я головой.

– Находчиво было твоим родителям расположить тебя в спальне, в которую так легко проникнуть с улицы.

– Сейчас закрою окно, и мы посмотрим, как тебе будет легко сюда проникнуть!

– Вежливо ты встречаешь гостей.

– Гостей я встречаю через дверь!

– Мне спуститься и позвонить в дверь?

– Одиннадцать часов ночи! Ты в своём уме?

– Поэтому окно! Может, впустишь?

Я шагнула назад, давая возможность ему влезть. Он в два счёта запрыгнул на подоконник и уже стал снимать ботинки. События трёх дней давности сейчас кололи меня иголками, но я не подавала виду. Мне не хотелось сразу переходить на штыки. Я смотрела на Пашу с больши́м любопытством и затруднялась дать себе ответ, чего его принесло ко мне после воскресного надменного ухода. Да и способ своего визита он выбрал мягко сказать неординарный. В знак сомнения я лишь покачала головой:

– Надеюсь, я об этом не пожалею.

– Буду стараться,…– он заулыбался, отставил ботинки и прыгнул на пол,– чтобы не пожалела, конечно же!

Все его движения, действия и речь были тихими настолько, что услышать за пределами комнаты было невозможно. Хотя, если уж на мой взвизг никто не отреагировал, то остальное – шелест давно опавших листьев за окном! У нас в доме была очень хорошая изоляция, а с родительской комнатой нас разделял не только этаж, но и целая диагональ при расположении. Но лучше перестраховаться и продолжить общение исключительно шёпотом.

– Ну-ну!– я отвернулась и пошла обратно к своей стенгазете, по дороге холодно бросив.– Зачем пришёл?

– Соскучился! Такой ответ устроит!?

– От тебя – нет! – я снова повернулась и вперила свой взгляд в него. От карих глаз веяло теплом и таинственностью. Я вопрошающе кивнула, скрестив руки перед собой.– Ну, так зачем?

– Помню, как выходил из дома. А потом бах, абракадабра и я уже на трубе у твоего окна и ты визжишь как резаная, будто приведение увидела.

– Сейчас меня разорвёт от хохота,– теперь я уже начинала злиться по-настоящему и не скрывала этого, сердито отвечая своему нежданному гостю.– Не помню, чтобы отсылала тебе пригласительное.

– Чёрт, значит, я ошибся адресом и меня, возможно, ждёт другая куколка.

– Кажется, твой спуск будет болезненным.– Я зашагала в его сторону с целью выпроводить тем же способом, как он здесь появился.– Выматывай!

– Нет! Пока не помогу тебе доделать стенгазету, я отсюда не уйду. Даже не проси, я останусь непреклонен.

Надо же какой наблюдательный, уже успел дать собственную оценку всему происходящему в моей комнате. Стенгазета! Может это я свою родословную решила на ватмане запечатлеть! Ничего такого ему в голову не пришло?! Но Паша, внимательно наблюдая за мной и моей реакцией, продолжил улыбаться, когда я уже стояла вплотную и указывала ему на окно.

– Всё веселишься! – чуть ли не зарычала я.– Я сейчас заору и разбужу родителей. Спорим, ты, как бэтмен, испаришься из моей комнаты.

– Ты когда такая злая, это заводит, хоть и похожа на слюнявого от бешенства мопса,– он едва не облизывался и, дав вольность рукам, притянул меня к себе, я же оттолкнула его со всей силы.

– Руки не распускай!

– Даже не поцелуешь?– лукаво подмигнул он мне.

– Если между нами что-то было, это не значит, что теперь, когда тебе взбредёт в голову, ты будешь появляться и справлять свою нужду. Ты ошибся окном, в принципе, как и домом!